- А потом в научном совете Курчатовского института, где-то уже под 2000 год, меня и ещё одного парня, моего ровесника, назвали: "вот наши молодые директора" (а мне было уже 55). И многое осталось на нас, потому что следующее поколение попало "в вилку": в связи с тем, что, с одной стороны, "верхи" делали вид, что заказывают какую-то работу, а "низы" делали вид, что они эту работу выполняют, и никакой конкретной деятельности не было. Работа началась где-то в начале 2000 года, когда стали вводить в строй новые атомные станции, но в ряде направлений, в том числе и в том направлении, которым я занимался - исследование явлений, сопровождающих тяжелые аварии на атомных станциях, - не происходило ничего. Это не означало, что учёные Курчатовского института и учёные России не понимали, что эту работу делать надо…
Реплика (разработчик игр, 26 лет):
- О-па! Смотрите ребята, вот реальное отставание за счет так называемой олигархической неповоротливости управления. Это картинка маслом: "снова замерло все до рассвета". Рассвет наступил в 2000 году. Это подтвердили все физики, с которыми мы разговаривали. Итак, мы как страна или как государство опять становимся догоняющим. Вот черт, прямо обидно за державу.
Реплика (психолог, 44 года):
- Как бы запилить в голову людям на уровне родовой программы - всегда оплачивайте физиков, даже если не хватает шампанского для ваших гетерочек и их ванн. Физики - это наше все. Так не хочется размонтироваться целым обществом до Средневековья.
В. Асмолов продолжает с экрана, несмотря на наши вставки (что ему они?)
- Было видно, как Запад пересмотрел свои действия в области исследований тяжёлых аварий, пришло понимание, что безопасность - это не есть защита человека от техники, как некая область охраны труда, а безопасность - это наука о том, что иногда надо защищать технику от человека, надо минимизировать воздействие человека в стрессовой ситуации на технику.
Наши эксперты 25 лет от роду, а то и меньше тут же разворачивают свои соображения по безопасности, мы это недавно рисовали на семинаре вчерне, но теперь все это красиво, как выверенный алгоритм симплекс-метода. Строится матрица - безопасность "от" и безопасность "для", а в качестве факторов выбираются…
Тут мы по праву старших со вздохом планируем следующий, особый семинар по безопасности больших сложных систем и с поклоном прерываем эту часть интервью великого Асмолова, вдохнув от опыта и силы, которую с собой через Перевал и возьмем. Вполне неплохая вещь прошлое, если в нем есть чем и кем гордиться.
Пока у нас получается вечер памяти, субъективное восприятие Реальности, легенды и мифы. Игроки скучают. Подавай им сценарные развилки. В перерыве завернувший к нам по дружбе немолодой писатель ругался: "Вы не годитесь для толстых журналов - перебирать даты и события с перемигиванием цитатами из туда в обратно, в изящном слоге, вы не умеете! Валите уж тогда в сетевые журналисты…"
Сейчас эта когорта развалит нам семинар. Включаем видео.
Журналист на минуту появляется на экране рядом с Асмоловым:
А были ли люди, которые сыграли роковую роль для атомной отрасли? Люди, чью деятельность вы расцениваете как крайне вредную. Можно даже не называть фамилий, просто в принципе, - спрашивает наш засланный казачок в клан Гессеров.
Реплика (математик, 35 лет, хитренько):
- Все вы хирурги, нет среди вас ни одного терапевта, - скажут в 1988 году некие Стругацкие из города Ташлинска.
- Нет, вы понимаете, даже самые плохие наши люди - они все равно люди из этой жизни, - продолжает его В. Асмолов, - они любили то, чем они занимались. Они могли ошибаться. Я просто помню передачу, которая вышла после Чернобыля. Анатолий Петрович (Александров) позвал меня на эту передачу. Это было "Пятое колесо" с некой Беллой (Курковой, наверное), вы уже не помните такую? Это была такая первая прогрессистская ленинградская передача, начало перестройки… Пришла некая девушка. Анатолию Петровичу на тот момент было под 90. 1986 год для Александрова, чтобы вы понимали, был страшный - он потерял жену, и взорвалось то, что, по его понятиям, никогда взорваться не могло - атомная станция - не бомба. Для него это был дикий удар. Я просто знаю этого человека - суперуникальная личность. Я уже не буду говорить другие слова… И он меня позвал просто поприсутствовать в этой передаче, потому что, ну, не хотел он один на один оставаться с журналистами, для меня-то, для молодого, в общем-то, человека это было лестно, что он ко мне так хорошо относится.
И девушка задает ему вопрос: "Анатолий Петрович, а что для вас был Чернобыль?"
И он ответил, подумав минуты полторы, ответил, с моей точки зрения, очень честно. Он сказал: "Чернобыль - это трагедия всей моей жизни". И когда эта девушка ему заявила: вы очень легко к этому относитесь, - я вынужден был встать и сказать все, что я думаю и про эту девушку, и про ее взгляды. Сняли великолепно - телевизионщик подъехал снизу, взял меня с нижнего ракурса наверх, учитывая мой рост и габариты, получился просто ядерный монстр. И говорил я убежденно и все, что думал. И получилась великолепная передача по ленинградскому каналу. И вот на примере Анатолия Петровича, которого обвиняют… В чем его можно обвинить? Его обвиняли в том, что в 1970-м году была точка бифуркации: на ленинградской площадке должны были ставить ВВЭР, а не РБМК. Понять можно - промышленность не справлялась, корпусов делать не могли в таком количестве, а казалось, что нужно было супербыстро развивать атомную энергетику. Решения Политбюро, ЦК Партии, правительства и т. д. Начали делать РБМК.
Писатель Г. Медведев, который опять присутствует на наших семинарах, потому что его книгу читали все участники, появляется цитатой на экране:
"А. П. Александров сожалеет о том, что США использовали случай на АЭС Тримайл Айленд в качестве предлога для замедления темпов дальнейшего развития ядерной энергетики. Он убежден, что мировые запасы нефти и газа иссякнут через 30–50 лет, поэтому необходимо строить АЭС во всех частях света, иначе неизбежно возникнут военные конфликты из-за обладания остатками минерального топлива. Он считает, что эти вооруженные столкновения произойдут только между капиталистическими странами, так как СССР будет к тому времени в изобилии обеспечен энергией атома".
В контексте честной и неангажированной работы "Чернобыльская тетрадь" А. П. Александров не злодей, но и не Гессер.
Реплика:
- Кто прав-то?
В нашу Будущую постиндустриальную Россию хочется взять их всех. Потому что обглоданная кадрами страна вполне могла бы. списать разногласия спецов высокой пробы на "милые дерутся, только тешатся".
А. П. Александров ушел раньше.
Из креативного пиаровского "сегодня" мы бы им врезали, конечно, на "Пятом колесе", той - самой прогрессивной передаче, времен перестройки. Мы бы не стали оправдываться, мы бы, пожалуй, дали такой бой "легкости нашего восприятия", неважно, было ли это журналистским ходом, или просто "так встали звезды". А наши студенты, они же эксперты, друзья и пассажиры поезда в Будущее, вообще смеялись бы, в голос от интерпретаций. "Мертвый бармен - до меня дошло!" - процитируют они американский фильм "Догма". У них нет ничего святого… это отлично. Им смешно над нашим боевым духом. Они не помнят Беллу Куркову. Им будет на каком горючем ехать в Будущее.
Наши вспоминающие деликатны. И благородны. А следующее, наше, поколение зубами вцепилось в постиндустриальный барьер и висит на нем, нам не до приличий. Молодежь спрашивает нас, смеясь: а как же в таком виде есть и целоваться? Мы, как та ворона, отцепляемся и прыгаем на землю, слегка подвернув ноги. Молодежь, хохоча, помогает нам встать. Мы рассказываем им в знак признательности о том, что узнали у героев прошлого.
Вот вам и конфликт поколений.
В. Асмолов пишет:
"Я понял, что именно надо знать для того, чтобы быть абсолютно уверенным, что этого не может быть никогда, потому что этого не может быть никогда".
Молодежь комментирует, что это понимание - уровень искусства, а не технологии. И нам его не взять с собой через барьер, хоть тресни… А надо бы было… Иначе будет, как в том фантастическом кино: "Ну реакторы у них еще работают, но чинить их они уже не умеют, так что пройдет еще 20 лет…" Ух, как плохо в гедонистическом будущем без энциклопедистов. Еще хуже без школ, передающих технологии. Потому что отсутствие этих двух пунктов означает: и без реакторов…
В. Асмолов нам лично не особенно нравится, потому что он похож на большого ребенка, умного, аж жуть, у него детское восприятие и нешуточная подростковая уве-ренность в своей правоте. Он даже опасен. Такие люди составляли основу инноваций в системе Советский Голем. Они были золотой костью. Не выросшие дети, не постаревшие взрослые. Он жутко понравился молодежи, потому что он ближе к ним, чем к нам. Он почти сумасшедший. А мы принудительно повзрослели при попытке делить имущество и остались родителями своих внутренних детей. Творчество без детства затухает, точно также, как без эгоизма не случается любви.
Тут молодежь согласна с нами. Рассуждать - не делать!
Асмолова окрестили старикашкой Бромбергом. Это почетно.
В. Асмолов: "И дальше родилось совершенно новое поколение ребят, которые в своей отдельной части знания очень сильны, а вот люди, которые занимались бы Проектами как целым, которые обеспечивали понимание и знали бы об атомной станции от А до Я, - таких нет. Профессионалы есть. Сегодняшних 50-летних нет. Они вышиблены или вывезены. Они - только специалисты, но они не руководители. Еще немножко так поработаем - и 40-летних не будет. Сегодня Виктору Алексеевичу тому же - 77, Лунину, Пономареву - им под 80 всем, им было 40, когда я пришел на работу. Будем так говорить, они не ушли вовремя. Не ушли вовремя из управляющей системы. Они не отдали возможность некоторым, таким как я, которые возьмут систему управления и принятия решений… но есть много людей, которые не хотят туда. Их надо бросать в пекло, чтобы они понимали, что за решения они ответственны. Этот процесс был прекращен…"
Реплика:
- Противоречиво!
…Нам, с Перевала, тоже в высказываниях "Бромберга" нравится не все. Одно только верно: в горниле выплавляется сталь, а у нас все строится и строится демократическое общество безопасности и потребления. Своя радиоактивная рубашка прилипает к телу, и шестидесятилетний генерал, неведомо как попавший на экран из записи для прошлых семинаров, открыто спрашивает с горечью:
- Что вы, хотите, господа, от армии: в нее попадают самые бездарные или самые ленивые, те, кто не сумел поступить в вуз и поленился откупиться.
Реплика (психолог, 44 года):
- Давно уже после Чернобыля говорят у нас правду и даже больше чем правду… раскрашенную правду, то в черный, то в белый, то в зеленый цвет. Утрачена онтология. Отсюда и кончаются настоящие руководители. Им нужно из откуда-то черпать свою волю… Молодежь пока просто живет и не беспокоится.
В. Асмолов вновь рассказывает нам с экрана, заслонивши случайного генерала:
- В Курчатовском институте 700 человек прошли через Чернобыль. Через 10 лет туда бы не послали никого. Стояла очередь волонтеров в этот технолес… Когда я впервые приземлился на чернобыльской площадке, вначале я сидел в кабинете Александрова, а потом я полетел туда. У меня, человека, который всю жизнь занимался этим вопросом, было ощущение, как в рассказе Рэя Бредбери. Я видел воздух с нуклидами. Я вылез из вертолета и понимал, что здесь происходит, потому что я профессионал, я знал уровни… Прошло 2–3 дня. Все это исчезло, было ДЕЛО с 8 утра до 11 вечера, и не где-нибудь, а внутри 4-го блока, вечером - оперативка, когда мы все, сталкеры, собирались вместе и обсуждали, то, что мы узнали, мозговой штурм, передача, выработка, работа на завтра, потом командирские сто перед сном, чтобы вывести лишнее из организма. А уровни дичайшие. Чересполосица, где-то 1000 рентген-час. Мы выбирали помещение для курящих, где меньше рентгена в час, что для западников казалось совершеннейшим бредом… Мы свои дозиметры, извиняюсь, оставляли, брали с собой другие, чтобы самому понимать, сколько ты, так сказать, ухватил, так как там был предел 25 рентген, и уезжали на объект. Каждый понимал, что заменить-то тебя некем, и поэтому по тем дозиметрам, которые мы сдавали на контроль, почти никто за 25 рентген не перелез, а то, сколько получал каждый из нас, профессионал, мы вешали сюда, на пояс, мы хотели знать, что мы имеем, но для себя. С тех пор прошло 20 лет.
- А разве не было страшно? - спрашивает журналист, и мы бы спросили.
- Я говорю вам, что в тот момент, когда я вылез из вертолета, я все понимал, потому что мы прошли через аварии на наших сборках, знали приблизительные уровни, которые ведут к тяжелым необратимым последствиям, мы понимали, что близко к этим уровням - нельзя. Вот прошло 20 лет, перед вами сидит человек, который может умереть от чего угодно, но никакого отношения к тем бэрам это не будет иметь. Это отдельный разговор - теория малых доз и так далее… Летчики, вертолетчики… Я не буду говорить, эффективно это было или неэффективно, летать над блоком и пытаться заглушить все это или нет - сама природа заглушила. Все наши действия по предотвращению диктовались тем, что мы ничего не знали тогда, эти были наши экспресс-эксперименты, которые мы начали сразу. Все эти вопросы: как взаимодействуют расплавленное топливо с бетоном, - это все надо было исследовать гораздо раньше, Теперь я говорю о программе, которую я вел 15 лет, - это результаты моего пребывания в Чернобыле, причем я понял вообще, что это такое.
Сценарная развилка случилась, когда мы хотели уже расходиться, вдоволь напоив свое почтение Бывшим и отобрав ингредиенты для будущей окрошки. Вспоминается песенка из детского мультика - "на свалке были брошены привычки нехорошие, жестокость, зависть черная, и ненависть, и лесть".
Фраза - "это надо было исследовать гораздо раньше" - невинная и даже порочная, с точки зрения въедливых психологов, вдруг на ровном месте спровоцировала дискуссию о соотношении тактики и стратегии, а затем и поиск третьего в этой диалектической паре. И, подняв данные о грядущем кризисе генерирующих мощностей, выходе из строя АЭС, выработавших эксплуатационный ресурс, или неприятностях с энергораспределяющими сетями, мы попали в такую же "вилку" времени, как и Асмолов. У нас, видимо, есть 15 лет. Точнее, эти 15 лет у нас есть в том случае, если кто-то не строит нам "козу" из-за границы или с небес. То есть если никто не пойдет на нас войной или мы сами не начнем с кем-то дружить против кого-то на свою голову.
И нам пришлось, как всегда в последний момент, поставить семинару задачи на 15 ближайших лет по компактификации знаний для уходящих, во-первых, об образе когнитивного мира для бедных остающихся, во-вторых, и о новой онтологии для всех Homo Ludens'ов. И более того, все эти не новые для нас задачи изящно укладывались на структуры сегодняшнего российского "атома", потому что именно вокруг главного в индустриальной фазе случайно или чудом сгруппировались универсальные спецы, "умные танки" и нарождающиеся знаниевые реакторы.
Зачем мы, это делаем? Да боимся, что не пригласят в Будущее-то. Уйдут и не оглянутся. Да и отцы наши семидесяти лет отроду тоже вряд ли мечтали, что дети их уйдут в поля и начнут вспоминать навыки кукурузоедов. Мы связаны на этом Перевале лояльностью к прошлому и мечтами о будущем.
И опять всплывает мысль "настоящих первых" о том, что это была трагедия и катастрофа, но мир стал лучше довоенного.
С нами Ю.М. Черкашев, физик, сотрудник НИКИЭТа… Он произнес слово "трагедия", но за ним дает спокойное и деловитое повествование о том, что позитивного принесла вчерашнему будущему и сегодняшнему настоящему отрефлектированная катастрофа:
"Трагедия свершилась 26 апреля, и с первого дня наши товарищи, я имею в виду, сотрудники НИКИЭТ, как представители предприятия главного конструктора, были направлены непосредственно на Чернобыльскую АЭС. Мы выехали туда 26 числа, и первое наше пребывание было здесь с 26 апреля по 5 мая. 5 мая после доклада правительственной комиссии, в которой участвовали мы и наш руководитель Мешков Александр Григорьевич, доклада комиссии о предварительном исследовании причин совершившегося и, главным образом, по тому оперативному указанию, что нужно сейчас непосредственно в срочном порядке сделать на всех действующих блоках РБМК, а тогда действовало 17 блоков РБМК. Все это, конечно, было сделано именно в эти 10 дней".
У нас в семинаре не все физики, для них Ю. М. Черкашев расшифровывает РБМК:
"Для полноты картины РБМК, - это сокращенное название от "реактор большой мощности, канальный". Правда, вот Николай Антонович, наш главный конструктор и основатель нашего института, он РБМК расшифровывал букву "К" как "кипящий", и этим он подчеркивал уникальность этого аппарата: кипение теплоносителя осуществляется именно в ядерной зоне реактора. Это - большое преимущество, которое создавало возможность создания одноконтурной системы подачи теплоносителя. Поэтому РБМК так и расшифровывается - реактор большой мощности, он на то время был самый мощный реактор в мире, канальный кипящий реактор. Все идет вокруг реактора, вокруг большой мощности и вокруг его канальной конструкции.