Мы, к сожалению, слишком долго находились в благодушном заблуждении (православие, интернационализм, "историческая общность", россиянство), уводившем нас от национальной самоидентификации. И сейчас из уст русского человека нередко можно услышать примерно следующее: "Ну какая разница: русский я или не русский? Мне это все равно, и мне безразлично, что мой сосед по лестничной площадке татарин, а сменщик на работе армянин, что директор конторы украинец, а главбух у него еврей. Каждый из нас делает свое дело. И почему мне должен быть ближе русский слесарь-забулдыга, чем вон тот приятный азербайджанец из овощного магазина?" Конечно, с таким же успехом можно стать благоверным "зеленым" и, бия себя в грудь, утверждать, что ты млекопитающее, но только не надо забывать, что в природе есть травоядные и плотоядные. Такое отношение к своей нации равносильно отказу от своей родовой фамилии, своего отчества или того хуже - публичному заявлению о том, что твоя родная мать тебе так же близка либо так же безразлична, как все женщины микрорайона. Мать любят не за красоту, социальный статус или материальный достаток. Мать любят за то, что она Мать, давшая тебе жизнь. Таким вот непроснувшимся русским мне иногда хочется посоветовать пригласить к себе на празднование православной Пасхи еврея. Придет ли он? Или посмотреть повнимательнее, много ли на азербайджанской свадьбе русских или армян. Кто ходит в аспирантах у профессора еврея? Какие имена в моде у немцев Поволжья? Какие церкви они посещают? Как реагируют татары (старшее поколение) на смешанные браки? Куда каждый год ездят в отпуск ваши знакомые грузины, аварцы, чуваши? Какие песни они поют? На каком языке говорят между собой?
Так вот, они правы, отдавая предпочтение своим братьям, своим обычаям, своим привязанностям. Не правы мы, русские, потому что упорно стремимся не замечать, а иногдаи глушить в себе исподволь пробивающуюся тягу к своим близким, своим соотечественникам, чтобы, не дай Бог, не прослыть национал-шовинистом или "иисусиком" - последователем учения Иисуса Христа, завещавшего: "Возлюби ближнего своего, как самого себя".
А КАКИЕ МЫ ВСЕ-ТАКИ РУССКИЕ?
Как справедливо вслед за Ф. Н. Тютчевым замечал Н. А. Бердяев, "Россия непостижима для ума и неизмерима никакими аршинами доктрин и учений. Подойти к разгадке тайны, сокрытой в душе России, можно, сразу же признав антиномичность России, жуткую ее противоречивость. Тогда русское самосознание освобождается от лживых и фальшивых идеализаций, отталкивающего бахвальства, равно как и от бесхарактерного космополитического отрицания и иноземного рабства. Творчество русского духа так же двоится, как и русское историческое бытие. Вся парадоксальность и антиномичность русской истории отпечатлелась на славянофилах и Достоевском. Лик Достоевского так же двоится, как и лик самой России, и вызывает чувства противоположные. Бездонная глубь и необъятная высь сочетаются с какой-то низостью, неблагородством, отсутствием достоинства, рабством. Бесконечная любовь к людям, поистине Христова любовь, сочетается с человеконенавистничеством и жестокостью. Жажда абсолютной свободы. мирится с рабьей покорностью."
Что тут можно возразить авторитетам? Остается лишь посыпать голову пеплом и клясть свою судьбу: почему мы такие? Почему мы, способные сокрушить Голиафа в минуты роковые, в период размеренной жизни подчиняемся пигмеям, заискиваем перед ними, ищем их внимания и ласки. Хуже того, пытаемся подвести под это какую-то теорию, какое-то псевдонаучное обоснование и, обманывая в первую очередь самих себя, ставить себе в заслугу свое же юродство. Вот мы, мол, какие - не от мира сего. Не вам чета. Всем подавай мяса, а мы обходимся брюквой; все стремятся к комфорту, а нам достаточно и дырявой крыши над головой; все хотят "порулить", а мы не просто согласны, но и рады подставить под ярмо свою шею. Ущемленные в своих правах и лишенные гордых, но благоразумных народных вождей, мы с умным видом пускаемся в рассуждения о том, что русское самосознание всегда отдавало предпочтение "юродивым искателям правды" перед "удачливыми добытчиками денег", потому что "деловой успех" в русском народном сознании почти всегда воспринимался как прегрешение, люди стыдились своего богатства, что как бы косвенно подтверждало справедливость народной пословицы: "Трудом праведным не наживешь палат каменных".
Нестяжательство, нравственность и духовность нашего народа отмечали многие русские мыслители, но лучше всего об этом и об истоках такого менталитета сказал Л. А. Тихомиров: "Не общественная польза, не интересы Отечества, не приличия и удобства жизни диктуют русскому его правила поведения, а абсолютный этический элемент, который верующие прямо связывают с Богом, а неверующие, ни с чем не связывая, чтут бессознательно". И так было испокон веков. "Да будет мне стыдно", - клялись древние русичи, еще не познавшие христианства, но от рождения несущие в своей душе десять библейских заповедей.
Еще больше антиномичности в отношениях русских и власти. Совершенно разные авторы (разные по времени, в котором они творили, и по своей политической ориентации) говорят примерно одинаково о наличии в характере русского народа приверженности к неограниченной монархии - с одной стороны, и беспредельной анархии - с другой (Рюрик и новгородцы; князь Игорь и древляне; Андрей Боголюбский и удельные князья; Иван Грозный и князь Курбский; Петр Великий и старообрядцы; императоры всероссийские и Разин, Пугачев, Радищев, Кропоткин; Ленин и Антонов; Сталин и многоцветье фракционеров), о рабской покорности и бессмысленных, беспощадных бунтах.
Как к этому относиться? Хорошо это или плохо? Полезно или вредно русскому народу? Гордиться или стыдиться своей истории? Однозначного ответа нет, и лежит он, видимо, в совсем другой плоскости. Если с этой антиномичностью, с этим своеобразием мы живем и здравствуем более тысячи лет, то этому нужно только радоваться и воспринимать эти противоречия как своеобразия русского характера и русской истории. Да, что-то у нас плохо, но ведь что-то и хорошо. "Плохо" по-русски и "хорошо" по-русски, ведь не зря народная мудрость гласит: "Что русскому хорошо, то немцу смерть". Видимо, существует и обратная зависимость, поэтому и не нужно, а вернее, смертельно опасно переделывать нас на немецкий, американский, японский лад. Вот такие мы "неправильные" люди.
Создав своими руками величайшее государство в мире, существующее вот уже второе тысячелетие, русские остались самым безгосударственным народом. Мы стесняемся не только богатства, но и власти. "Русский человек всегда любил жить в тепле коллектива, в какой-то растворенности в стихии земли, в лоне матери", он знал себе цену: не хуже и не лучше других, вот и не любил высовываться, а если "обществу" был нужен выборный, гласный, депутат, член парткома, то на это место он с радостью выдвигал бобыля, бездетного, "новенького", мало загруженных творческими и производственными заботами.
Н. А. Бердяев отмечал, что для безгосударственного русского народа власть всегда была внешним, а не внутренним принципом, как будто она не им (народом) создавалась, а приходила извне. Поэтому власть так часто производила впечатление какого-то иноземного владычества.
А разве это не так? Честно говоря, мне и самому не нравится варяжская версия происхождения русского государства, но куда деваться, если она так органично вписывается в нашу более чем тысячелетнюю историю. Вспомним, кто были первыми дворянами (дружинниками) у киевских князей? Варяги. И только потом - племенные русско-славянские вожди, ставшие данниками этих князей варяжского происхождения. А куда подевались вожди угро-финских племен, проживавших вперемежку с русичами? Их уничтожили, превратили в рабов? Отнюдь, они так и остались их вождями со своими правами и привилегиями, но уже "под рукой" русско-варяжского князя. Покорение Казани и Астрахани породило десятки татарских княжеских родов, воссоединение Украины с Россией дало толчок к образованию влиятельной шляхетской партии при московских царях. Аналогичные результаты дало присоединение Прибалтики, Кавказа. Головокружительную карьеру делали западно-европейские "искатели счастья и чинов".
А что же русские? Как ни странно, но русские дворяне не имели никаких привилегий, никаких преимуществ перед пришлыми людьми, перед иноверцами, перешедшими на русскую службу. "Ты, русачок, у меня свой, - мог говорить какой-нибудь удельный князь, - еще отцом завещанный, и деваться тебе от меня некуда. Сиди и не рыпайся. А вот Ибрагимку мне к Москве (Твери, Владимиру, Рязани) привязать нужно, а чем я его могу ублажить? Людишками, деревеньками, рухлядишкой какой". Сегодня Ибрагимка, завтра - Якоб, послезавтра - Казимир, Генрих, Франек, а свой Иван так и сидит в своем медвежьем углу, тянет жилы из себя и своих крестьян, да еще как тянет, ведь ему следует не отстать от новых фаворитов ни конем, ни оружием, ни красным платьем.
Читаешь о дохристианских временах и на каждом шагу спотыкаешься о варяжские имена. Путешествуя во времени, убеждаешься, что этим иностранное влияние не ограничилось. Вокруг великих князей все плотнее сжимался круг, состоящий из представителей половецкой, литовской, польской, татарской знати и авантюристов. При Алексее Михайловиче в Москве возникает Немецкая слобода, где кучкуются уже выходцы из Западной Европы. Но тогда у власть предержащих еще хватало ума не допускать их до управления государственными делами. Торговля, медицина, инженерское дело, наемничество - вот сфера приложения их труда. Но век Московского царства был недолог. Последний русский царь Петр I по собственной инициативе организовал третью (после варяжской и татаро-монгольской) оккупацию Руси-России, - немецкую. Однако если две первые были следствием временного ослабления государственности, то петровская пришлась как раз на время экономического подъема и роста внешнеполитического влияния Москвы. В этой связи напрашивается вопрос: зачем он это сделал и почему? Почему царь, дед которого получил державу и скипетр по общему приговору Земского собора и Русской православной церкви, ликвидирует этот самый собор и патриаршество?
Что это? Недомыслие, происки врагов, глупость? Ответ, мне кажется, до неприличия очевиден. Петр боялся своей страны, своего народа. Он боялся, что сильные русские государственные мужи свергнут его с престола так же легко, как когда-то возвели на престол его деда. Боялся он и за свою жизнь. Еще свежи были воспоминания о царевиче Дмитрии, о судьбе Годуновых и Лжедмитриев. Чувствуя опасность со стороны мудрой царевны Софьи и шаткость своего положения от противоестественного двоецарствия со старшим братом Иваном, Петр, уже вкусивший ядовитую прелесть власти, решил царствовать один. Но как управлять страной без помощников и советников? На кого опереться? На родственников? Нет! Слишком много сторонников Софьи и Ивана. На бояр? Еще хуже, эти не приемлют уже того малого, что стало так дорого Петру: его потешных забав, его друзей из Немецкой слободы, его немецкого платья. Остаются участники самих забав - дворянские недоросли, не отягощенные ни предрассудками, ни знаниями, и "немецкие" учителя лефорты, гордоны, брюсы, монсы - искушенные в интригах европейские "первопроходимцы", готовые на все, лишь бы поближе подобраться к трону, власти, деньгам. А для этого все средства были хороши: лесть, ложь, подкуп, оговор, табак, водка, женщины. Они разжигали в Петре честолюбивые планы, теша свое самолюбие, потакали капризам и страстям молодого царя.
С Петром I пришел конец русского патриархального общества. Общества, где бережно охранялись обычаи и традиции предков, где чтили народных героев, брали с них пример. Общества, поступательное развитие которого шло по своим законам и в том темпе, который соответствовал состоянию нации. Хотя… старое общество не отменили, его объявили как бы вне закона, "кинули на шарап", поставили "на правеж". Московской Руси противопоставили Немецкую слободу, наделив последнюю властными полномочиями и запретив первой сопротивляться. Но добыча оказалась слишком большой, а сопротивление настолько засасывающим, что Петру с его немецкими и онемеченными сторонниками пришлось учреждать новую опричнину - Санкт-Петербург, где жили по другим правилам, говорили на другом языке.
До сих пор спорят о роли Петра I в истории России, и небезосновательно. А что, спрашивается, приобрел наш первый император, заплатив 20–процентной убылью численности населения страны? Азов, Прибалтику, западное побережье Каспия - практически то, чем хотел откупиться за позорное поражение от турок в Прутском походе. Правда, отдал он только Азов.
Но разве эти подвиги так уж превышают заслуги его батюшки Алексея Михайловича Тишайшего, возвратившего в лоно русского государства Смоленск и присоединившего к своему царству Виленский край, Белоруссию, Левобережную Украину? Или их можно поставить выше планомерной колонизаторской политики злополучного Бориса Годунова? Ведь именно он возвел на путях возможного передвижения татарских войск города-крепости Воронеж, Ливны, Царицын, Елец, Белгород, Оскол, Валуйки, Царев-Борисов, а в Сибири - Тобольск, Березов, Обдорск, Сургут, Надым, Тару, что сыграло свою положительную роль в нейтрализации крымских татар, окончательном разгроме Сибирского ханства и освоении богатых южнорусских земель, Урала, Западной Сибири.
Сделаем еще несколько шагов в прошлое.
Вспомним Ивана Грозного, который вел не менее напряженную войну за Ливонию, но таков уж был тогда расклад сил, что ему пришлось отказаться от Балтийского побережья и "прорубить первое окно в Европу" основанием Архангельского порта. А не великим ли подвигом было покорение Казани и Астрахани, положившее начало замирению проживавших там народов и колонизации богатых земель Поволжья и Южного Урала.
А каким он остается в памяти народной? Злодей! Изверг! Палач! Да, на совести Ивана Грозного, стремившегося к абсолютизму, опричнина и около четырех тысяч казненных. За это его судили современники и потомки, судили церковь и миряне, за это он судил себя сам, раскаиваясь "в скверне… и злодействе" и реабилитируя невинно пострадавших. И это правильно, это по-русски, это справедливо. Но на каком основании его судит "просвещенная" Европа, судит его, а в его лице нас - русский народ. На каком основании они отождествляют жестокость с именем Ивана Грозного? Может быть, забыли, что западные современники нашего царя-ирода были на порядок, а то и на два порядка греховнее и кровожаднее? Забыли, что французский король Карл IX не только благословил, но и принял "личное" участие в так называемой Варфоломеевской ночи, в течение которой погибло столько людей, сколько за все время террора Ивана IV. А всего за две недели религиозной бойни по вине Карла погибло около 30 тыс. гугенотов.
Может, думают, что беспристрастная история не отразила на своих скрижалях Генриха VIII, на совести которого 72 тысячи повешенных вдоль больших дорог Англии "бродяг и нищих", основную массу которых составляли крестьяне, согнанные со своих земель в процессе "огораживания" их бывших полей под овечьи пастбища?
А испанские короли Карл V и Филипп II, правившие во времена Ивана Грозного? Не они ли виноваты в организации массовых казней "еретиков", - только в Нидерландах число жертв приближалось к 100 тысячам, из них 28 540 сожженных заживо?
Почему же в знак их злодеяний чеканились медали, возводились памятники, почему в памяти народной они оставались героями, а их "скромный" подражатель Иван Грозный заклеймен всемирной историей как "душегубец" № 2 после царя Ирода? А потому, что принцип двойного стандарта изобретен не в России и не в XX веке.
Вне конкуренции в русской истории должна стоять фигура Ивана III, незаслуженно обойденного вниманием историков. А ведь это он создал единое Великорусское Московское государство из разрозненных удельных княжеств, это он положил конец татаро-монгольскому игу, это он в отношениях с Литвой и Ливонским орденом перешел от обороны к наступлению, заставив их смириться с массовыми переходами русских князей с их вотчинами от литовского князя-католика к православному государю всея Руси.
Почему замалчиваются, а то и шельмуются деяния предшественников Петра? А потому, что эти цари были православными людьми, отлично понимавшими: пока живо православие - жива Русь, живы обычаи предков, семейный и родовой уклад, язык и облик народа, а любое инородческое нашествие на Руси, будь оно с Востока или с Запада, сопровождается проникновением пришельцев во властные структуры, а завершается попыткой возвыситься над коренным, по их мнению, второсортным народом. А начинали инородцы, как правило, с осмеяния того, как и чем жил русский народ.
Но всем известно, что историю пишут победители. В данном случае победителем является "западник" Петр, а верные его учителя и наставники, которые начали с осквернения церкви "всепьянейшим" и "всешутейшим" соборами, а заканчивали ликвидацией церковной собственности, самого патриаршества; покуражась с брадобрейством, париками и немецким платьем, дошли до насильственного пострижения в монахини царской жены и казни наследника, основная вина которого заключалась в том, что он, взойдя на престол после смерти отца, мог восстановить русские обычаи и русский порядок. И так по всем основным направлениям государственной жизни: отец нации - окончательно закрепостивший крестьян; реформатор - не давший систематического внутригосударственного устройства; русский царь - управлявший страной при помощи Сената, коллегий, магистратов, бурмистерских палат, земских комиссаров, мондратов и шляхетства. Говорят, что Петр "явил Россию из небытия в бытие", из "тьмы к свету", из "незнания к науке". О каком просвещении может идти речь, если самый значимый у историков в этом плане аргумент тот, что Петр послал на обучение за границу аж 50 детей боярских. И это от всей России! Про-све-ти-тель… А "немцев" понавыписывал? Десятки тысяч. А как же! Ведь это именно по его прихоти на каждые пять русских офицеров в армии должно было быть по три немца. В каждой коллегии должность вице-президента предназначалась немцу. В каждой канцелярии, каждом столе делопроизводитель и советник - немец.
С его легкой руки пошли немки-царицы, немцы-фавориты, вершившие дела империи за своих венценосных покровителей. С него в дворянских кругах стали насаждаться иностранные языки, ибо русский язык, видите ли, оскорблял их слух и не давал возможности выражать "всю полноту чувств", а для этого опять-таки понадобились учителя.
К чему привела эта политика за двести лет, показали исследования Михаила Осиповича Меньшикова, расстрелянного в сентябре 1918 года за свои патриотические статьи. Вот какой национальный срез Министерства иностранных дел и Военного министерства он дает по состоянию на начало 1908 года.