Инородцам и были замещены 34 % должностей командиров полков (80 из 230), 39 % - командиров бригад (45 из 116), 52 % - командиров гвардейских полков (40 из 77), 60 % - командиров корпусов (17 из 28), 50 % - командующих войсками (6 из 12), и это при военном министре - финне и немцах, возглавлявших Главный штаб, Главное управление казачьих (?!) войск, Главное инженерное управление, и поляках в Интендантском и Военно-судебном управлениях. Еще более удручающее впечатление производило внешнеполитическое ведомство, из 315 зарубежных штатных должностей которого славянами (а это и русские, и украинцы, и поляки) было укомплектовано лишь 117, то есть 37 %. Среди тех, кто от лица России вел "мирную войну с целью предупредить необходимость настоящих войн", он насчитал двух голландцев, трех евреев, шесть итальянцев, по девять французов и греков, девятнадцать скандинавов и 147 немцев. Публикуя эти данные, Меньшиков не разжигал националистические страсти и шпиономанию, не призывал к изгнанию инородцев. Он только предупреждал о том, что такая кадровая политика опасна для России. Он говорил: "Прежде понимали, что отдавать жизнь свою можно лишь за нечто священное - за "веру, царя и Отечество", а не за оклад и чин. В службе государственной опирались на собственный дух народный, на национальное чувство. Теперь же во все ведомства открыли настежь двери именно для тех национальностей, которые наиболее нам враждебны. тевтонам, полякам, шведам, с которыми мы вели тысячелетние войны и ненависть которых к России в иных случаях объяснима лишь наследственной враждой. Говорю: в иных случаях, совершенно допуская исключения, даже блестящие исключения. Но правило, военное правило, установленное природой, то, что враги суть враги, что чужие люди суть чужие люди и предпочесть их равнодушие своей собственной народной заинтересованности - огромная, прямо гибельная ошибка". И он был прав. Как гласит русская пословица: "Сколько волка ни корми, он все равно в лес смотрит", так и эти бывшие "соотечественники". Прожив в России более двух веков, немцы в постсоветский период дали самый мощный поток иммиграции. Только за период 1992–1999 годов в Германию выехало полмиллиона человек, что составляет более 60 % от общего числа выехавших в дальнее зарубежье.
Такая политика царского правительства по формированию правящего класса России привела к тому, что в начале XX века православные славяне составляли лишь 44 % дворянского сословия империи. Было бы неверным предположить, что эта политика не влияла на умонастроение и поведение русского дворянства. Увы, но среди них мало оказалось таких, кто не увлекся бы заграницей, причем если Германия представлялась в качестве образцовой с точки зрения ведения хозяйствования и административного управления, то Франция и Англия выступали уже в роли культурных ориентиров и эталонов. В этой связи немцы у нас присутствовали чаще всего в роли наемных управляющих - будь то имение или Академия наук, а французы (позднее и англичане) - в качестве гувернеров, учителей, ювелиров, музыкантов, танцоров, литераторов. И все они, сколько бы лет ни прожили в России, считали, что лучшая страна - это их страна, лучший народ - это их народ, что настоящей культурой может считаться культура их народа. Отсюда и пренебрежение (не обязательно явное) ко всему русскому у них самих, а потом под их влиянием и у нанявших их русских - чем выше геральдическое положение, тем дальше они от забот о русском народе и ближе к инородческой аристократии в пренебрежении к своему народу. Любовь же к русскому народу, русской истории, русской культуре была свойственна только тем из дворян, кто воспитывался русскими няньками и дядьками в сельской местности и в кругу своих сверстников, а также тем, для кого военная или гражданская служба была источником существования - эти люди собственными глазами видели жизнь простого народа, а коли приходилось, то и делили с ним все тяготы и лишения. Но не они делали погоду, не они были "обласканы и приближены", а инородческая и подстроившаяся под нее аристократия. Русские же герои, вроде генерала Ермолова, спасавшие Россию, как высшей почести просили "производства в немцы", то есть равноправия с ними. Подобных Ермолову было не так-то и много: Суворов, Ушаков, Кутузов, безвестные пехотные (не гвардейские) офицеры, писатели-деревенщики XIX века.
Покопавшись в литературе, мы наберем, может быть, еще десяток-другой дворян с русскими фамилиями, не отделявших себя от простого русского народа, на плечах которого держались и Россия, и ее господствующий класс.
Рискну высказать крамольную, с точки зрения некоторых националистов, мысль. Первое. В своем абсолютном большинстве российское дворянство XVIII–XIX веков не было русским, несмотря на то что почти половина из них носила русские фамилии. Второе. Русские дворяне и русские крестьяне не были единым народом, потому что разговаривали они на разных языках, по-разному молились Богу, соблюдали разные обряды, пели разные песни и вообще жили как бы в параллельных мирах. Третье. Дворянство не могло быть выразителем русской национальной идеи, так как, находясь с народом по разные стороны баррикад, оно по ряду позиций имело прямо противоположные народным цели и задачи. И четвертое. Только после крестьянской реформы 1861 года, когда отношения помещиков и крестьян перешли в русло гражданско- правовых отношений, когда дворяне, не имевшие больших накоплений, стали сами зарабатывать себе на жизнь предпринимательской деятельностью, государственной службой или занятием свободными профессиями, когда численность дворянства за счет "выслужного" выросла чуть ли не до двух миллионов человек - только тогда среди этого сословия стали появляться более-менее значительные группы радетелей за народное благо (бытие в конце концов определило и их сознание). Именно во второй половине XIX века русская культура (литература, поэзия, живопись, театр), в основном благодаря дворянству, отказавшемуся от подражательства, стала приобретать свое национальное очертание - и не отдельными проявлениями талантливых личностей, а как массовое общественное явление.
Огромное значение для России имела земская реформа 1864 года, положившая начало стройной системе народного образования, здравоохранения, дорожного строительства в уездах и губерниях, поддержки сельского хозяйства и кустарных промыслов. В земских учреждениях активно работали дворяне, но тот, как бы сказал Л. Гумилев, пассионарный взрыв вывел на историческую арену мощную, талантливую и патриотически настроенную разночинную молодежь, которая успешно заменяла дворян как на военной, так и на гражданской службе. В конце XIX века половина офицеров и две трети классных чиновников были недворянами. Именно благодаря разночинцам и русским промышленникам, купцам стал возможным тот материальный и духовный рост России и русского народа, который впоследствии получил название "Русского чуда". Кстати, из их же среды вышли самые знаменитые жертвователи и меценаты. Не из дворян, получивших богатства за счет эксплуатации своих крестьян, а из предпринимателей, создавших состояния собственным трудом и своими организаторскими способностями.
В той же разночинной среде появилось такое общественно-политическое движение, которое впоследствии получило название "народничество" - за его веру в народ, "хождение в него" для развития творческого и духовного потенциала. Разночинная молодежь с небольшим вкраплением дворянского сословия бросала уютные, сытные, окультуренные городские или усадебные апартаменты и переезжала в сельскую местность для того, чтобы учить, лечить, политически просвещать русских крестьян, в которых они видели основу будущего благосостояния России.
Однако не все так гладко. Не все предприниматели были такими патерналистами, как герои И. С. Шмелева, не все купцы были такими меценатами, как братья Третьяковы или Рябушинские, не все революционные демократы были такими искренними борцами за народное благо, как Н. Г. Чернышевский и Н. А. Добролюбов. Переболев социализмом в молодые годы, кто-то из них становился реакционером и провокатором (Зубатов, Азеф, поп Гапон), кто-то возвращался к тому образу жизни, который вели их родители и который больше соответствовал их изменившемуся мировоззрению, занимали руководящие посты в аппарате, против которого они когда-то боролись. Ну что же, им нужно сказать "спасибо" хотя бы за то, что они пусть чуть-чуть, но продвинули русское самосознание, повысили народное благосостояние и слегка растопили лед взаимного недоверия классов и сословий.
Вот уже несколько веков как у наших, так и у зарубежных авторов существует какое-то коллективное заблуждение относительно того, что русские якобы стыдятся того, что они русские. Это смотря о каких русских говорить. Если о тех русских дворянах, о которых мы вели речь, то неудивительно. Они такие аристократичные, такие возвышенные, такие изнеженные - и быть поставленными на одну доску с этим дворовым говорящим скотом, с этим неумытым быдлом, с этой пьянью-рванью? Да. Такие постесняются, такие открестятся. Дворяне-патриоты и разночинцы - те тоже постесняются, но не возможности быть идентифицированными с народом, а за себя и за то государство, которое довело свой народ до такого состояния, вместо того чтобы создать ему условия для выхода из нищеты и бескультурья.
А что сказал бы в XVIII–XIX веках по этому поводу тот самый простой русский человек? Он бы постеснялся своей принадлежности к русскому народу? Увы, но этот простой человек подчас и не задумывался над тем, кто он по национальности. Для него главным было осознание того, что он православный и что со своими земляками он говорит на одном языке, ходит в одну церковь, чтит одни и те же обычаи. Чем тут гордиться и чего стыдиться? Русский человек, веками связанный круговой порукой, боялся и стыдился совершать плохие дела, а как христианин - нарушать десять библейских заповедей. Но если было чем гордиться - гордился: мастерством, удальством, славными предками, победами, добрыми делами.
Русский человек не испытывал и не должен испытывать комплекса исторической вины перед другими народами, потому что ни нам, ни нашим предкам не были свойственны агрессивный национализм и стремление к насильственной русификации. Ни один народ, ни одна народность не исчезли с лица земли по злой воле русского народа. Более того, многие и выжили-то лишь благодаря России, с помощью русских обрели свою письменность, свою литературу, получали возможность развивать свою культуру, приобретать навыки к самоуправлению.
В этой связи хочется провести аналогию с нашими западными "судьями" и "учителями". Хочется спросить у них: где народы, ранее населявшие Европу и Америку, где кельты, иллирийцы, балты, пруссы, славяне (западно-европейские), индейцы? Где они? Вымерли? Почему? И так ли далек от истины В. Кожинов, рассуждавший о правомерности наделения России ярлыком "тюрьма народов" и предложивший именовать основные страны Запада не иначе как "кладбищем народов". "А потом, - говорил он, - уж решать, что "лучше" - тюрьма или кладбище".
Русские никогда не занимались самовозвеличиванием, также как и уничижением других народов. Русским далека идея национальной исключительности и высокомерия. В настоящей русской литературе (без Бабелей, Войновичей, Севел и пр.) нет даже намека на разжигание межнациональной розни, на пренебрежительное отношение к инородцам и иноверцам. В этом кто-то и пытается увидеть, что мы почти стесняемся своей национальной принадлежности, тогда как это просто свойство русского характера: не национального, а наднационального. Этот универсализм русской Национальной Элиты великолепно продемонстрировал еще Лев Толстой, стремившийся преодолеть всякую национальную ограниченность, всякую тяжесть национальной плоти. Аналогично понимали эту проблему и славянофилы, верившие во всечеловеческий христианский дух русского народа. Ф. М. Достоевский прямо провозглашал, что русский человек - всечеловек, что дух России - вселенский дух, а миссия России - быть освободительницей других народов. В этом, по мнению Н. А. Бердяева, национальная особенность русского евразийского народа.
Однако мир меняется, меняются правила межнациональных отношений, и диктуют их, к сожалению, не русские. Еще в начале XX века тот же Бердяев отмечал, что по ряду причин объективно-исторического характера национализм в представлении русских людей всегда производил впечатление чегото нерусского, наносного, какой-то неметчины. "Немцы, англичане, французы, - говорил он, - шовинисты и националисты в массе, они полны национальной самоуверенности и самодовольства". Не изменились они и через сто лет.
Их агрессивный национализм с учетом военно-экономического потенциала, имперского сознания, многовековой практики колониального обогащения и возрастающих аппетитов, под патронажем теперь уже единственной сверхдержавы, стал опасен для остального мира.
Ну и что же Россия? Увы. Мы по причине длительного пребывания в эйфории от пролетарского интернационализма проглядели эту националистическую составляющую XX века и оказались в весьма щекотливом положении. Оставаясь интернационалистами для представителей "золотого миллиарда", мы рискуем оказаться в колониальной зависимости и окончательно утратить свой научный, военный и экономический потенциал. Продолжая вести ту же политику по отношению к странам третьего мира и ближнего зарубежья, мы в перспективе обрекаем себя на то, что даже в своей стране мы можем оказаться лишними людьми. Трудоголики из Вьетнама и Китая вытесняют нас из швейной промышленности, корейцы - из тепличного овощеводства, азербайджанцы - из сферы мелкооптовой и розничной торговли, армяне и грузины - из творческих профессий, украинцы и молдаване - из строительного бизнеса. Им есть за что воевать: "золотому миллиарду" - за светлое будущее на шее остального мира, а нашим бывшим товарищам и соотечественникам - за переход в более комфортное и более сытое состояние, за расширение своего жизненного пространства методами мирной экспансии. Так что угроза стать "именем прилагательным" достаточно реальна.
Поэтому, европеизируясь, мы должны внимательно следить за теми процессами, что происходят на Западе. А происходит там буквально следующее. Первое. Между Западной Европой и США идет самая настоящая торговая война (оказывается, и среди "золотого миллиарда" происходит борьба за лучшее место под солнцем). Второе. "Золотой миллиард", игнорируя ООН и другие международные организации, спустя некоторое время после развала СССР и Варшавского Договора приступил к активному переделу Мирового Порядка. Диспаритет цен. Экономические санкции. Эмбарго. Военная и экономическая блокада. Смещение неугодных правительств суверенных государств. Прямая агрессия. Угроза применения вооруженной силы не только против стран-изгоев, но и против России и Китая - вот неполный перечень используемых методов. После Гитлера так себя никто не вел. И третье. Декларируя свою приверженность демократическим ценностям и осуждая Россию по малейшему поводу, цивилизованный Запад уже давно скатывается к средневековью и ксенофобии.
Когда-то погнавшись за дешевой рабочей силой из колоний и стран, испытывающих экономические трудности, он получил многомиллионные диаспоры из Африки, Индии, Турции, Ближнего Востока, заморских территорий и теперь не знает, что с ними делать. Вслед за бытовым национализмом и расистскими выходками неорганизованных групп маргиналов на политическую арену в "полный рост" вступили националистические ультраправые партии, безосновательно именуемые СМИ профашистами. Первый серьезный сигнал прозвучал из нейтральной Австрии, где в 1999 году Партия свободы Йорга Хайдера собрала 27 % голосов избирателей и вошла в правящую коалицию. События во Франции (2002 г.), где Ле Пен вел свою предвыборную агитацию под антииммигрантскими лозунгами и получил во втором туре выборов 18 % голосов, красноречиво свидетельствуют о прогрессирующем процессе "поправения" европейцев. Те же результаты показали муниципальные выборы в Великобритании (апрель 2002 г.), где за "Британию для белых" проголосовали 18 % избирателей северной Англии. Аналогичное положение в Бельгии, Дании, Италии, Португалии, Норвегии, Нидерландах, где за ультраправых стабильно голосуют не менее 10 % избирателей. Лишь Германия не дает такой статистики на выборах, но какую статистику там дают уличные выступления?! Один Первомай 2002 года чего стоит.
Это, конечно, не означает, что мы должны вести себя так же. Нет. Но, анализируя межнациональные отношения в России, мы обязаны учитывать и закономерные процессы, происходящие в мире.
Мы упрекаем Россию и русских в отсутствии мужского, рыцарского начала, а может быть, именно в этом причина нашей неагрессивности. Может быть, нам нужно гордиться этим потому, что именно изначальная женственность славянского характера, подмеченная С. М. Соловьевым, не позволяла нашим пращурам (в отличие от германских и литовских племен) убивать увечных, слабых, "внеплановых" новорожденных детей и престарелых, лишенных сил родителей. Если эти бесчеловечные акты являются признаком рыцарства и мужского начала, то мы, современные русские люди, должны благодарить Бога за то, что Он не сделал нас рыцарями и героями, а наделил чуткой и сострадательной душой. Может быть, женственность - это наш способ выживания, ассимиляция идей и приходящих к нам людей. Посудите сами: если для других народов даже десятая часть выпавших на нашу долю невзгод могла стать началом конца, то русские каким-то образом смогли не только выжить, но и обратить эти невзгоды себе на пользу. Воюя за собственные интересы, воевали за интересы России и варяги-рюриковичи, и золотоордынские данники - московские князья. Чужая, Византийская, церковь стала опорой русского государства, а православие, объединившееся с ментальностью древних русичей, - русской национальной идеей. Некогда грозные завоеватели из числа татарских мурз и тевтонских крестоносцев в конце концов считали за честь служить русской короне. Немецкие принцессы рожают таких русофилов, как Николай I и Александр III, а по окончании своего земного пути они по праву возводятся в чин благоверных и великомучениц. И даже коммунизм, эта западническая модель политико-экономического устройства общества, был "переварен" терпеливым русским народом и приспособлен для своих внутренних нужд с учетом своих коллективистских идеалов.
Невластолюбивый русский народ никогда не хотел власти над другими народами, но он никогда и не терпел гнета над собой. От гнета он либо убегал (пассивная форма сопротивления), либо бунтовал и воевал. В этой активной форме сопротивления как раз и проявлялось мужское начало: хазарский поход Святослава, Куликовская битва, изгнание поляков, Полтава, Бородино, Шипка, Первая и особенно Вторая мировые войны.