Победа советского народа в социосистемном смысле была победой сталинской системы, способной к гибкой модификации – по принципу дзюдо: согнуться, чтобы не сломаться, а затем распрямиться и провести захват, бросок и болевой – до смерти – приём. Другое дело, что по иронии Истории, именно победители в войне, спасители (в краткосрочной перспективе) сталинского режима стали если не его могильщиками, то той силой, которая этот режим (в среднесрочной перспективе) ослабила, если не подорвала, и стала массовой базой перехода к иной, чем сталинская, исторической форме коммунистического порядка. У поколения победителей в Отечественной войне – единственного советского поколения победителей – на всю жизнь сохранилось чувство победительности и социальной правоты, в том числе и по отношению к режиму, а, следовательно, – ощущение собственной силы. Это чувство существенно отличало их от "шестидесятников" и околошестидесятников, но это уже другая тема. В любом случае вой на, помимо прочего, выковала специфический тип советского человека – антисталинского, но не антисоветского и не антикоммунистического.
Победа в войне, безусловно, упрочила режим (или систему), по крайней мере, в трёх отношениях. Во-первых, она превратила СССР в подлинно мировую державу, а затем и глобальную, – одну из двух, и это не могло не укрепить систему. Во-вторых, победа придала коммунистической системе легитимность национального, русского, российско-имперского типа; помимо интернациональной идейно-политической составляющей активно заработала национальная; теперь режим мог "бить с обеих ног". В третьих, системообразующий элемент советского общества – его господствующие группы, номенклатура – в результате и ходе войны получили не только новую, дополнительную легитимность, но и, так сказать, "пространство для вдоха": во время войны (плюс два предвоенных года, т. е. целых 6 лет) "партийный" и "государственный" аппараты не были объектом широкомасштабных репрессий, террор перестал быть средством административной вертикальной мобильности. Это позволило номенклатуре, различным аппаратным комплексам отстояться, откристаллизоваться, переплестись и упрочиться, стать структурой не только в себе, но и для себя; стать самодостаточным социальным агентом, не нуждающимся более в "харизматическом лидере".
Все эти три "укрепления" системы в то же время ослабляли её сталинскую структуру, конкретный режим, объективно требуя его замены новым и выпуска социального пара.
После 1945 г. Сталин столкнулся почти с монолитом и по сути не смог провести сколько-нибудь серьёзной широкомасштабной чистки партаппарата. Исключение – "ленинградское дело", в котором не Сталин использовал кого-то, а его использовали. Борьба в верхушке в начале 1950-х годов окончилась смертью Сталина. Мощная сплочённая аппаратная номенклатура, ощущающая свою силу, единство интересов и корпоративную солидарность – это тоже результат Победы.
Ещё один результат войны заключался в том, что после неё уже невозможна была война гражданская, которая в вялотекущей ("мягкой", "холодной") форме продолжалась после того, как в 1921 г. окончилась "горячая" Гражданская война. В "холодной гражданке" выходила накапливавшаяся в течение многих десятилетий несколькими поколениями социальная ненависть, которую высвободил из "Кладезя Бездны" слом старой системы. Великая Отечественная подвела черту под "холодной гражданской", растворила её в себе, смыла собой, объединила её участников в некую целостность, дала им возможность остро почувствовать общность, направляя ненависть против внешнего врага.
В Великой Отечественной сталинская структура советской системы начала бить преимущественно внешнего врага, её репрессивный потенциал обрушился на рейх, и это, безусловно, способствовало её укреплению – в краткосрочной перспективе – и победе. В этом (но не только в этом) смысле победа в войне – последний подвиг сталинской структуры, исчерпавший её возможности и ставший началом её конца. В среднесрочной перспективе такое укрепление работало против сталинского режима как ранней фазы исторического коммунизма, обусловливало необходимость его изменения. На пути последнего было несколько вариантов, которые можно было свести в два альтернативных направления:
1) резкое ослабление роли партаппарата, партноменклатуры, как полупаразитического дублёра исполнительной власти, превращение ЦК КПСС в одно из ведомств ("идеология", пропаганда); есть много косвенных свидетельств тому, что реализацию именно такого варианта готовил Сталин в самые последние годы и месяцы своей жизни (это решало как социосистемные, так и его личные задачи сохранения у власти);
2) резкое усиление роли партаппарата, трансформация его в "коллективного Сталина" без Сталина (с соответствующим "развенчанием" вождя, списанием на него, на его "культ" всех грехов и пороков системы), селективной реабилитацией, которая, помимо прочего, прятала концы в войну и представляла вчерашних палачей борцами с "культом"; выталкивания на третий (по возможности) план органов безопасности, армии, исполнительной власти, превращение партноменклатуры в господствующий квазикласс с соответствующим закреплением экономических и социальных гарантий. Именно этот вариант победил после смерти Сталина и благодаря ей.
При обоих вариантах в советском обществе должен был появиться господствующий квазикласс, однако, таковой в качестве партноменклатуры означал, во-первых, торжество "людей слова", "руководителей всем" над "людьми дела", конкретными специалистами и закладывал тем самым механизм неизбежной деловой деградации системы. Во-вторых, он означал наличие двойной массы верхушки (дублирование отделами ЦК соответствующих министерств и ведомств) – тем самым "сверху" на систему, на и так небогатую ресурсами страну, ложилась двойная нагрузка.
Наконец, ещё один результат войны и победы: они раскрепостили советского человека; война потребовала инициативности и самостоятельности, и система должна была терпеть, использовать и поощрять их, присваивая их, делая своими. Победившие в войне почувствовали себя победителями и "по жизни". Объективно это означало социальное и психологическое наступление на сталинский режим, первой реакцией которого стала репрессивная защита. Режим защищался от тех, кто своим практическим антисталинизмом и самостоянием сделали возможными десталинизацию, так называемую "оттепель" и "шестидесятничество". Сделали возможным – и были забыты. Нередко сознательно, но чаще – по ходу вещей, так как не успели, да и не могли по суровости окружающей жизни и по серьёзности своей жизненной сути заниматься саморекламой в духе "шестидесятничества". Но именно победители в войне заложили между 1945 и 1955 гг. фундамент десталинизации, став гарантией её необратимости. По сути это было первое советское сопротивление сталинскому режиму, его историческими опорами была Война и Победа – главное дело жизни целого поколения, о мироощущении которого Б. Слуцкий писал:
Война? Она запомнилась по дням
Всё прочее? Оно по пятилеткам.
Раскрепощение населения совпало с оформлением партноменклатуры в слой для себя. В результате в 1950-е годы сталинская форма комстроя уходит в прошлое. Таким образом, Великая Отечественная ускорила уход в прошлое сталинизма как ранней, полувоенной стадии комстроя. В СССР, как в США и в мире в целом, наступала новая эпоха – эпоха, порождённая мировой войной, стержнем которой стала Великая Отечественная и Победа – наша Победа.
Великая Победа и мировая история
И в страхе бежал разбитый Главный Буржуин, громко проклиная эту страну с ее удивительным народом, с ее непобедимой армией и с ее неразгаданной Военной Тайной.
А. Гайдар. Сказка про военную тайну, Мальчиша-Кибальчиша и его твердое слово
I
В этом году мы отмечаем 70-летие великой победы советского народа, СССР над Третьим рейхом, над национал-социалистической Германией, организовавшей поход континентальной Европы против Советского Союза, т. е. против исторической России, как бы она ни называлась. Нынешняя годовщина существенно отличается от 50-летия (1995 г.) и тем более от 40-летия (1985 г.). За последние полтора десятка лет на Западе (даже не скажешь: "определенные круги на Западе", поскольку позиция, о которой пойдет речь, по сути стала официальной, особенно в англосаксонских странах) развернута массированная пропаганда по извращению механизма возникновения, основных событий и результатов Второй мировой войны, которая для советского народа и особенно его русского ядра (поскольку именно русских планировали стереть из истории нацисты) стала Великой Отечественной. На СССР пытаются возложить вину в развязывании Второй мировой, тыча "пактом Риббентропа – Молотова" (адекватное название – "советско-германский договор" августа 1939 г.) и подчеркивая якобы сходство гитлеровского и сталинского режимов как "тоталитарных"; превозносится материальная помощь союзников, прежде всего США; ставится под сомнение сам факт победы СССР. "Аргументы": победило не государство, не режим, а народ "вопреки сталинской системе"; потери были столь велики – "трупами закидали противника", – что приходится говорить не о победе, а о поражении. Эти "аргументы" охотно подхватила "пятая колонна" в РФ, открыто пропагандируя точку зрения нашего нынешнего геополитического противника (впрочем, всегдашнего, по крайней мере с момента окончания Наполеоновских войн). И хотя сейчас в плане патриотизма у нас ситуация существенно лучше, чем 10-15 лет назад – сегодня невозможно представить на ТВ подло-провокационное обсуждение вопросов типа "какой фашизм хуже – немецкий или русский", как это было сделано в одной из программ "Культурная революция", – ситуация вовсе не безоблачна: информационная, психоисторическая война против России продолжается, а потому будут продолжаться попытки принизить роль и значение Победы СССР, лишить нас этой победы. Целей здесь несколько.
Во-первых, победа в Великой Отечественной – это до сих пор то немногое, что духовно, исторически объединяет многих людей на постсоветском пространстве, причем людей не только старшего и среднего возраста, но и молодежь. Это чувство единства, общей исторической судьбы важно не только с точки зрения социальной памяти и идентичности, удары по которым сознательно и систематически наносят геополитические и цивилизационные противники России, но и с практической точки зрения – как одна из основ реинтеграции постсоветского пространства будь то в форме Евразийского Союза или какой-то иной.
Во-вторых, возлагая вину на СССР в развязывании Второй мировой войны, России и ее народам, прежде всего русским стремятся навязать чувство вины, а следовательно комплекс исторической неполноценности; отсюда, помимо прочего, требования каяться. Как отмечают некоторые западные обозреватели и аналитики, на Западе недоумевают: почему русские, потерпев поражение в Холодной войне, не каются так же, как это до сих пор делают, правда все менее охотно, немцы, потерпевшие поражение во Второй мировой. Ясно, что комплекс исторической неполноценности того или иного народа – мощное оружие в борьбе против этого народа.
В-третьих, приравнивание сталинского СССР к гитлеровской Германии и возложение на СССР такой же или почти такой же вины в развязывании Второй мировой войны, как вина Третьего рейха, выталкивает Россию как правопреемницу СССР из ряда победителей со всеми вытекающими последствиями. В 1995 г., выступая перед американскими военными, президент Клинтон заявил, что США позволят России быть, но не позволят ей быть великой державой. Действительно, сегодня РФ – не сверхдержава, какой был СССР, однако она до сих пор является одним из пяти членов Совета Безопасности ООН, имея право "вето" – по праву победителя во Второй мировой. А это де-юре означает великодержавный статус, еще одним аргументом в пользу которого является тот факт, что до сих пор РФ – единственное государство, способное нанести США неприемлемый для них ущерб. В таком контексте стремление вытолкнуть Россию из разряда победителей, возложив на СССР равную с Третьим рейхом вину за развязывание Второй мировой имеет вполне очевидные цели, особенно в последние два года. Ведь в ходе сирийского кризиса выявились пусть осторожные, но тем не менее очевидные шаги РФ к возвращению де-факто великодержавного статуса: активная самостоятельная роль на Ближнем Востоке – традиционной зоне интересов СССР, – т. е. за пределами так называемого "ближнего зарубежья".
Аргументы ненавистников России, стремящихся "унасекомить" нашу Победу в принципе побиваются легко. Достаточно вспомнить, что договор о ненападении с Германией СССР заключил последним среди европейских держав (т. е. им можно, а СССР – нельзя). Достаточно вспомнить о том, что второй фронт союзники открыли только тогда, когда стало ясно: СССР без их помощи разгромит Третий рейх и выйдет к Атлантике. Достаточно сопоставить цифры производства военной техники в СССР и "материальной помощи" союзников. Наконец, достаточно посмотреть реальные цифры соотношения военных потерь СССР и Германии, чтобы раз и навсегда заткнуть рот кликушествующим о том, что мы победили якобы только потому, что "закидали немцев трупами" в пропорции 5:1, 8:1, 10:1. В действительности цифры эти таковы: 11 900 000 военных потерь у СССР и 8 876 000 у немцев, т. е. соотношение 1,29:1,0. Эти цифры давно известны исследователям как в России, так и за рубежом.
Впрочем, вряд ли имеет смысл, особенно в год 70-летия Победы говорить о частностях. Имеет смысл взглянуть на Великую Отечественную в целом, в контексте широкой исторической панорамы и в то же время зафиксировать некоторые принципиально важные с точки зрения как истории, нашей памяти, так и сегодняшнего дня, нынешнего этапа мировой борьбы за власть, информацию и ресурсы.
В данной статье я хочу кратко, насколько позволяет объем, остановиться на следующих вопросах:
• особенности Великой Отечественной / Второй мировой войны с точки зрения русской и мировой истории;
• механизм организации/развязывания Второй мировой и обстоятельства начала Великой Отечественной войны;
• причины Победы и ее результаты;
• роль Великой Отечественной в русской и мировой истории;
• уроки Великой Отечественной с точки зрения сегодняшнего дня, когда все больше серьезных аналитиков говорит о том, что благодаря политике США (североатлантических верхушек, хозяев Запада) мир оказался в шаге от Третьей мировой войны.
II
Люди ХХ – начала XXI века с некоторым высокомерием полагают, что мировых войн было две, и обе они ограничиваются ХХ веком. На самом деле мировые войны за гегемонию – имманентная черта капиталистической системы, ее политэкономии. Как правило, именно они фиксируют окончательное наступление очередного цикла накопления капитала. Так, пик голландской гегемонии (1625-1672 гг.) и голландского цикла накопления капитала тесно связан с первой по счету мировой войной – Тридцатилетней (1618-1648 гг.); пик британской гегемонии (1815-1873 гг.) и расцвет британского цикла накопления капитала стал результатом двухраундовой англо-французской мировой войны (Семилетняя война 1756-1763 гг.; революционные и Наполеоновские войны 1792-1815 гг.); наконец, пик гегемонии США в капиталистической системе и американского цикла накопления стал результатом двух мировых войн ХХ века.
На Западе довольно широко распространена следующая схема мировых войн. Согласно ей в мировых войнах за гегемонию в капиталистической системе сталкиваются морские и континентальные державы: Голландия – империя Габсбургов, Великобритания – Франция, США – Германия. Побеждают каждый раз морские державы, в том числе и потому, что на их стороне оказывается прежний гегемон – морская держава: на стороне Великобритании – Голландия, на стороне США – Великобритания.
Трудно сказать, чего больше в этой схеме – наивности или сознательной лжи. Дело в том, что решающий военный вклад в победу голландской коалиции над Габсбургами внесла континентальная Франция, ну а начиная с Семилетней войны решающую военную роль в победах морских держав над континентальными играла Россия/СССР. Именно Россия нанесла поражение "непобедимому Фридриху II". Именно Россия сокрушила Наполеона. Именно Россия оттянула на себя немецкие войска в августе 1914 г. и тем спасла Париж и западный фронт, а в 1915 г. с одного удара – по принципу каратэ – вырубила Австро-Венгрию из войны, а де-факто – из истории. Наконец именно СССР своим героическим народом, своей Красной армии разнес вермахт и нацистскую Германию.
В этом плане мы можем сказать, что наша Великая Отечественная как часть мировой войны середины ХХ в. вписывается в долгосрочную геополитическую логику, по которой континентальная Россия, не будучи претендентом на роль гегемона капиталистической системы, выступала на стороне морских англосаксонских держав, не только решая свои проблемы в борьбе с европейскими континенталами – Францией, Германией, – стремившимися объединить Европу (тщетно – как заметил Ф. И. Тютчев, поскольку после образования империи Петра I, возрождение империи Карла Великого в Европе стало невозможно), но и способствуя англосаксонским победам. На этом, однако, сходство мировой войны, традиционно именуемой "Второй", и предыдущих мировых войн оканчивается и начинаются различия – принципиальные и весьма серьезные.