2. Заключение пакта о ненападении означает для меня закрепление германской политики на долгий срок. Германия, таким образом, возвращается к политической линии, которая в течение столетий была полезна обоим государствам. Поэтому германское правительство в таком случае исполнено решимости сделать все выводы из такой коренной перемены.
3. Я принимаю предложенный Председателем Совета Народных Комиссаров и Народным комиссаром СССР господином Молотовым проект пакта о ненападении, но считаю необходимым выяснить связанные с ним вопросы скорейшим путем.
4. Дополнительный протокол, желаемый правительством СССР, по моему убеждению, может быть, по существу, выяснен в кратчайший срок, если ответственному государственному деятелю Германии будет предоставлена возможность вести об этом переговоры в Москве лично. Иначе германское правительство не представляет себе, каким образом этот дополнительный протокол может быть выяснен и составлен в короткий срок.
5. Напряжение между Германией и Польшей сделалось нетерпимым. Польское поведение по отношению к великой державе таково, что кризис может разразиться со дня на день. Германия, во всяком случае, исполнена решимости отныне всеми средствами ограждать свои интересы против этих притязаний.
6. Я считаю, что при наличии намерения обоих государств вступить в новые отношения друг с другом не целесообразно терять время. Поэтому я вторично предлагаю Вам принять моего министра иностранных дел во вторник, 22 августа, но не позднее среды, 23 августа.
Министр иностранных дел имеет всеобъемлющие и неограниченные полномочия, чтобы составить и подписать как пакт о ненападении, так и протокол. Более продолжительное пребывание министра иностранных дел в Москве, чем один или максимально два дня, невозможно ввиду международного положения.
Я был бы рад получить от Вас скорый ответ".
От себя Риббентроп отправил отдельную телеграмму послу Шуленбургу:
"Пожалуйста, сделайте все, что можете, чтобы поездка состоялась".
В тот же день, 20 августа, французский посол в Варшаве сделал последнюю попытку уговорить Польшу согласиться пропустить советские войска через свою территорию. Варшава ответила отказом. Поляки боялись открывать свои границы перед Красной армией, опасаясь, что она уже не уйдет. Маршал Рыдз-Смиглы сказал послу:
- С немцами мы рискуем потерять свободу, с русскими же мы потеряем душу.
В Варшаве вряд ли понимали, что Франция и Англия не готовы к войне с Германией, их поддержка носит моральный характер. Может быть, не верили, что Гитлер решится двинуть войска, полагали, что все это - схватка нервов и нужно демонстрировать неуступчивость.
Министр иностранных дел Юзеф Бек встретился с первым заместителем наркома Потемкиным, который был в Варшаве проездом, и сказал, что в случае немецкого нападения Польша хотела бы опереться на Советский Союз. В Москве расценили его слова как свидетельство полного разрыва отношений между Польшей и Германией. В этой ситуации не слабая Польша, а сильная Германия представлялась перспективным партнером. От союза с Польшей ничего нельзя получить. Сближение с Германией сулило серьезные геополитические приобретения.
21 августа военные переговоры в Москве начались в одиннадцать утра и закончились примерно в половине шестого вечера. Англичане и французы уже знали, что уговорить поляков не удалось, но надеялись продолжить переговоры с русскими.
В тот же день в 15.00 Молотов принял Шуленбурга, который вручил письмо Гитлера.
"Молотов, - телеграфировал посол в Берлин, - прочитал документ, который явно произвел на него глубокое впечатление. Он заявил, что, как только решение будет принято, немедленно известит меня… Я закончил просьбой о том, чтобы при любых обстоятельствах ответ был дан мне сегодня".
Молотов пошел с письмом к Сталину. Пригласили Ворошилова, Микояна и Кагановича. Слова Гитлера о готовности подписать совместный протокол было достаточно. Сталин согласился пойти на переговоры с Гитлером в последнюю минуту, и фюрер вынужден был принять сталинские условия.
Едва Шуленбург успел составить отчет о посещении Молотова, как его вновь вызвали к Молотову. В пять вечера ему вручили краткий ответ Сталина с согласием принять Риббентропа:
"Благодарю Вас за письмо.
Надеюсь, что германо-советское соглашение о ненападении создаст поворот к серьезному улучшению политических отношений между нашими странами…
Советское правительство поручило мне сообщить Вам, что оно согласно на приезд в Москву г. Риббентропа 23 августа".
Шуленбург немедленно телеграфировал в Берлин. Гитлеру передали телеграмму посла в тот момент, когда фюрер с многочисленной свитой сидел за столом. Прочитав телеграмму, он пришел в необыкновенное возбуждение. Он вскочил, воздел руки к небу и воскликнул:
- Это стопроцентная победа! Ну, теперь весь мир у меня в кармане! И хотя я никогда этого не делаю, теперь выпью бутылку шампанского!
"И он пил алкоголь!! - писал Шуленбург своей верной подруге Алле фон Дуберг. - Будто бы второй раз в жизни. Я пишу тебе об этом затем, чтобы по крайней мере ты знала, кто одержал эту стопроцентную победу. Невероятно быстрое подписание договора господином фон Риббентропом оказалось возможным только потому, что все было подготовлено заранее; и успех был обеспечен…
Это дипломатическое чудо… Мы добились за три недели того, чего англичане и французы не могли достичь за многие месяцы!"
Нарком обороны Ворошилов закрыл переговоры, обнадежив партнеров словами, что, если английская и французская миссии получат от своих правительств другие ответы, работу можно возобновить. Но все было кончено.
22 августа Гитлер подписал короткий документ:
"Я предоставляю имперскому министру иностранных дел господину Иоахиму фон Риббентропу все полномочия для переговоров от имени германского государства с уполномоченными представителями Союза Советских Социалистических Республик о заключении пакта о ненападении, а также обо всех смежных вопросах и, если представится возможность, для подписания как пакта о ненападении, так и других соглашений, являющихся результатом этих переговоров, чтобы этот пакт и эти соглашения вступили в силу немедленно после их подписания".
Тем же вечером Риббентроп с большой делегацией в тридцать семь человек на двух транспортных самолетах "Фокке-Вульф-200 Кондор" вылетел в Кёнигсберг. Прямые перелеты Берлин - Москва были еще невозможны. Делегация разместилась на ночь в "Парк-отеле". Риббентроп не спал, готовился к переговорам, вместе с послом Фридрихом Гаусом, специалистом по международноправовым вопросам, набросал проект договора. Жена Га-уса была наполовину еврейка, и партийный аппарат требовал изгнать его из министерства иностранных дел. Но Риббентроп слишком нуждался в советах Гауса, чтобы прислушаться к мнению партийных чиновников.
23 августа утром делегация вылетела из Кёнигсберга и в час дня приземлилась в Москве. К прилету нацистского министра сшили флаг со свастикой. Но торопились, и загнутые под прямым углом концы креста смотрели в другую сторону. На летном поле Риббентропа приветствовали первый заместитель наркома иностранных дел Потемкин, фамилия которого для знавших русский язык и русскую историю ("потемкинские деревни") немцев была "символом нереальности всего происходящего", первый заместитель наркома внутренних дел Всеволод Николаевич Меркулов и еще несколько чиновников. Из дипломатического корпуса - только посол фашистской Италии в Москве со своим военным атташе.
Немецкой делегации не предложили никакой резиденции, и Шуленбург разместил гостей в здании бывшего австрийского посольства, которое после включения Австрии в состав Великогерманского рейха перешло под управление немцев.
Шуленбург потом писал своей подруге:
"Визит господина фон Риббентропа напоминал торнадо, ураган! Ровно двадцать четыре часа провел он здесь; тридцать семь человек привез он с собой, из которых, собственно, лишь каких-то четверо-пятеро что-то сделали. Тем не менее эта "избыточность" была оправданна: министр иностранных дел великого германского рейха не мог явиться сюда на правах "мелкого чиновника.
Но у нас была уйма хлопот с размещением и питанием всех этих людей, на приезд которых мы не рассчитывали. Нам пришлось по телеграфу заказать продукты в Стокгольме и самолетом доставить их сюда…"
Посол Шуленбург уже знал, что их примут в Кремле. Но кто именно будет вести переговоры с советской стороны, немцам не сказали.
- Какие странные эти московские нравы! - удивился Риббентроп.
Министр нервничал, боялся, что Сталин все-таки сговорился с англичанами и французами и ему придется уезжать несолоно хлебавши. Переговоры начались в Кремле в половине четвертого. В служебном кабинете наркома Молотова помимо хозяина немцы увидели Сталина. Посол Шуленбург был поражен: Сталин впервые сам вел переговоры с иностранным дипломатом о заключении договора. Иностранные дипломаты вообще не удостаивались аудиенции у Сталина: в Наркомате иностранных дел неизменно отвечали, что генеральный секретарь - партийный деятель и внешней политикой не занимается.
Сталин предложил Молотову высказаться первым, но нарком иностранных дел отказался от этой чести:
- Нет, говорить должен ты, ты сделаешь это лучше меня.
Когда вождь изложил советскую позицию, Вячеслав Михайлович шутливо обратился к немцам:
- Разве я не сказал, что он сделает это намного лучше меня?..
Немцы предложили вариант договора, составленный в высокопарных выражениях: "Вековой опыт доказал, что между германским и русским народом существует врожденная симпатия…"
Сталин все эти ненужные красоты решительно вычеркнул:
- Хотя мы многие годы поливали друг друга навозной жижей, это не должно помешать нам договориться.
Риббентроп соглашался с любыми поправками - он отчаянно нуждался в пакте.
Они втроем - Сталин, Молотов и Риббентроп - все решили в один день. Это были на редкость быстрые и откровенные переговоры. Советские коммунисты и немецкие национальные социалисты распоряжались судьбами европейских стран, не испытывая никаких моральных проблем. Сразу же договорились о Польше: это государство должно исчезнуть с политической карты мира. Сталин не меньше Гитлера ненавидел поляков.
Риббентроп предложил поделить Польшу в соответствии с границами 1914 года, но на сей раз Варшава, которая до Первой мировой входила в состав Российской империи, доставалась немцам. Сталин не возражал. Он сам провел толстым синим карандашом линию на карте, в четвертый раз поделившую Польшу между соседними державами.
Кроме того, Риббентроп предложил, чтобы Финляндия и Эстония вошли в русскую зону влияния, Литва отошла бы к Германии, а Латвию они поделили бы по Даугаве. Сталин потребовал себе всю Латвию и значительную часть Литвы. Он пояснил, что Балтийский флот нуждается в незамерзающих портах Либава (Лиепая) и Виндава (Вентспилс). Риббентроп обещал немедленно запросить Берлин.
Сделали перерыв. Риббентроп уехал в германское посольство. В начале девятого вечера в Берлин ушла срочная шифртелеграмма:
"Пожалуйста, немедленно сообщите фюреру, что первая трехчасовая встреча со Сталиным и Молотовым только что закончилась. Во время обсуждения, которое проходило положительно в нашем духе, обнаружилось, что последним препятствием к окончательному решению является требование русских к нам признать порты Либава (Лиепая) и Виндава (Вентспилс) входящими в их сферу влияния. Я буду признателен за подтверждение согласия фюрера".
Ответ из Берлина не заставил себя ждать. Фюрер просил передать своему министру:
- Да, согласен.
В тот момент Гитлер был готов на все - ведь Сталин избавил его от страха перед необходимостью вести войну на два фронта.
Второй раунд переговоров начался в десять вечера. Риббентроп сообщил, что Гитлер согласен: незамерзающие латвийские порты больше нужны России. Атмосфера на переговорах сразу стала дружественной. Ближе к полуночи все договоренности закрепили в секретном дополнительном протоколе к советско-германскому договору о ненападении от 23 августа 1939 года. Договор и секретный протокол с советской стороны подписал Молотов, поэтому печально знаменитый документ стал называться пактом Молотова - Риббентропа.
Гитлеру нужен был договор, Сталину - протокол. Этот документ вводил в оборот понятие "сфера интересов", которое понималось как свобода политических и военных действий, направленных на захват территорий.
Германия согласилась с планами Сталина и Молотова присоединить к Советскому Союзу Прибалтийские республики и Финляндию. Это была плата за то, что Москва позволяла Гитлеру уничтожить Польшу. Гитлер не возражал и против того, чтобы Сталин вернул себе Бессарабию, потерянную после Первой мировой войны.
Даже немецкие дипломаты были поражены скоростью, с которой образовался российско-немецкий союз. Заместитель министра иностранных дел Эрнст фон Вайцзеккер надеялся, что переговоры с Россией отодвинут войну с Польшей, и был разочарован потрясшей его готовностью Сталина поддержать Гитлера:
"Я рассчитывал, что мы, пожалуй, сможем привлечь русских на свою сторону. Но то, что они так скоро и точно к намеченному сроку нападения на Польшу, так сказать, с сегодня на завтра перейдут на нашу сторону, я считал совершенно невероятным".
Вайцзеккер был уверен, что Гитлер не нападет на Польшу, не заручившись благожелательным нейтралитетом Советского Союза.
Посол Шуленбург был в растерянности. Он мечтал подготовить пакт о ненападении, который бы укрепил мир. Вместо этого Сталин и Гитлер договорились поделить Европу. Шуленбург сказал своему личному референту Хансу фон Херварту:
- Этот договор приведет нас ко Второй мировой войне и низвергнет Германию в пропасть.
Ханс фон Херварт немедленно встретился с сотрудником американского посольства в Москве Чарлзом Боленом и рассказал ему не только о переговорах, но и о тайных договоренностях и будущих территориальных приобретениях Германии и СССР. Таким образом, на Западе сразу же узнали о секретном протоколе.
Пакт с Гитлером нарушал договоры с Польшей и Францией, но Сталина это не беспокоило. Что такое договоры? Пустые бумажки. Значение в мировой политике имеет только сила. К тому же Сталин дал выход давней ненависти к Польше.
За десятилетие до начала войны, в августе 1928 года, в Москву приехал генерал Вернер фон Бломберг, будущий военный министр. Его принял Ворошилов.
"Уже при первом визите, - написал в отчете Вернер фон Бломберг, - Ворошилов перешел к разговору о польском вопросе. Он спросил, может ли рассчитывать Красная армия на поддержку Германии в случае нападения Польши. Он сказал:
"Не только от имени Красной армии, но и от имени правительства Советского Союза я мог бы разъяснить, что в случае польского нападения на Германию Россия готова к любой помощи. Может ли Советский Союз в случае польского нападения рассчитывать на Германию?"
Ему было сказано в ответ, что это сфера большой политики. Ворошилов пояснил, что для Советского Союза - это решающий вопрос…"
Разговаривая с Риббентропом, Сталин был любезен и добродушно-шутлив. Когда имперский министр заметил, что Англия всегда пыталась подорвать развитие хороших отношений между Германией и Советским Союзом, Сталин охотно подхватил тему:
- Британская армия слаба. Британский флот больше не заслуживает своей прежней репутации. Что касается английского воздушного флота, то ему не хватает пилотов. Если, несмотря на все это, Англия еще господствует в мире, то это происходит лишь благодаря глупости других стран, которые всегда давали себя обманывать.
Заканчивая переговоры, Сталин сказал Риббентропу:
- Советское правительство относится к новому пакту очень серьезно. Я могу дать свое честное слово, что Советский Союз никогда не предаст своего партнера.
Прямо в кабинете Молотова был сервирован ужин. Сталин встал и произнес неожиданный для немцев тост, в котором сказал, что всегда почитал Адольфа Гитлера:
- Я знаю, как сильно немецкий народ любит своего фюрера, и потому хотел бы выпить за его здоровье.
"На Сталина. - вспоминал советник посольства Густав Хильгер, - явно произвели впечатление характер и политика Гитлера, но я не мог отделаться от мысли, что это именно те черты и те действия фюрера, которые самым решительным образом отвергались немцами, противниками нацистского режима".
Потом Сталин произнес тост в честь рейхсфюрера СС Генриха Гиммлера как гаранта порядка в Германии. Изучая отчет Риббентропа о визите в Москву, нацистские лидеры были потрясены: Гиммлер уничтожил немецких коммунистов, то есть тех, кто верил в Сталина, а тот пьет за здоровье их убийцы…
В два часа ночи, когда закончили с ужином, Молотов и Риббентроп подписали готовые документы. На подписание по просьбе Риббентропа пригласили нескольких немецких журналистов. Они запечатлели для истории рождение нового союза, изменившего политическую карту Европы. Когда немцы покинули Кремль, Сталин и Молотов прошли в кабинет вождя и еще полтора часа делились впечатлениями.
А Риббентроп в час ночи позвонил фюреру, чтобы доложить о полном успехе. Нацистский министр иностранных дел провел в Москве ровно сутки и улетел.
Утром 24 августа в "Правде" можно было прочитать: "Дружба народов СССР и Германии, загнанная в тупик стараниями врагов Германии и СССР, отныне должна получить необходимые условия для своего развития и расцвета".
Днем Гитлер вылетел в Берлин, чтобы вечером услышать впечатления о поездке в Москву. В узком кругу Гитлер сказал о пакте со Сталиным:
- Я получил гигантскую стратегическую выгоду.
31 августа Вячеслав Михайлович Молотов на внеочередной сессии Верховного Совета СССР доложил о заключении договора с Германией:
- Товарищ Сталин поставил вопрос о возможности других, невраждебных, добрососедских отношений между Германией и Советским Союзом. Теперь видно, что в Германии в общем правильно поняли это заявление товарища Сталина и сделали из этого практические выводы. Заключение советско-германского договора о ненападении свидетельствует о том, что историческое предвидение товарища Сталина блестяще оправдалось… С наивным видом спрашивают: как Советский Союз мог пойти на улучшение политических отношений с государством фашистского типа? Но забывают при этом, что дело идет не о нашем отношении к внутренним порядкам другой стороны, а о внешних отношениях между двумя государствами. Забывают о том, что мы стоим на позиции невмешательства во внутренние дела других стран и соответственно стоим за недопущение какого-либо вмешательства в наши собственные внутренние дела… От нас требуют, чтобы СССР обязательно втянулся в войну на стороне Англии против Германии. Уж не с ума ли сошли эти зарвавшиеся поджигатели войны?..
Верховный Совет единогласно одобрил политику советского правительства и ратифицировал договор с Германией. Пока Вячеслав Михайлович выступал, Гитлер в Берлине подписал директиву о нападении на Польшу.
В восемь вечера переодетые в польскую военную форму эсэсовцы организовали провокационное нападение на радиостанцию в Гляйвице в Силезии. Это был повод.