На следующий день, 1 сентября 1939 года, Гитлер напал на Польшу. Вермахт начал боевые действия без пятнадцати пять утра. В десять утра канцлер Адольф Гитлер в военной форме выступил перед депутатами рейхстага. На следующий день "Правда" сообщала из Берлина:
"Упомянув об инцидентах, которые произошли начиная с ночи 31 августа, Гитлер заявил: "Теперь мы решили обращаться с Польшей так же, как Польша вела себя с нами в течение последних месяцев". Коснувшись затем германо-советского пакта, Гитлер заявил, что может присоединиться к каждому слову, которое сказал народный комиссар по иностранным делам Молотов в связи с ратификацией пакта…
После окончания речи Гитлера министр внутренних дел Фрик зачитал законопроект об объединении Данцига с Германской империей".
В августе четырнадцатого молодой Адольф Гитлер был среди тех, кто восторженно встретил объявление войны. Контраст с сентябрем тридцать девятого был разительным. Ни торжествующих толп, ни цветов уходящим на фронт войскам. Германия не была готова к большой войне, и военное командование это понимало. Только военно-воздушные силы имели очевидное превосходство над противником.
"В шесть тридцать утра пятницы 1 сентября меня разбудил гул, - вспоминал родившийся в Польше будущий известный американский политолог Ричард Пайпс. - Моей первой мыслью было, что это гром. Одевшись, я выбежал, но погода была ясной. В небе я увидел ровный строй серебристых самолетов, направлявшихся к Варшаве. Один-единственный биплан (казалось, он был из дерева) резко поднялся им навстречу. Грохот, который я слышал, не был громом. Это на варшавский аэропорт падали бомбы, которые быстро уничтожили небольшие военно-воздушные силы, собранные поляками".
Франция и Англия, выполняя обязательства, данные Польше, 3 сентября объявили войну Германии. Они не собирались воевать, но иного выхода у них не оставалось. Началась Вторая мировая война, которой никто, кроме Гитлера, не хотел.
1 сентября в Москве первым к Сталину позвали Молотова. Он просидел в кабинете вождя весь день. Вызвали назначенного полпредом в Берлин Александра Алексеевича Шкварцева, потом военных - наркома Ворошилова, командующего Киевским особым военным округом Семена Константиновича Тимошенко, начальника Генерального штаба Бориса Михайловича Шапошникова и утвержденного военным атташе в Германии Максима Алексеевича Пуркаева.
Как только Шкварцев и Пуркаев прибыли в Берлин, их принял Гитлер. "После вручения верительных грамот, - сообщила "Правда", - между Гитлером и советским полпредом состоялась продолжительная беседа".
Генеральный секретарь исполкома Коминтерна болгарский коммунист Георгий Димитров 5 сентября попросил Сталина о встрече, чтобы понять, какой должна быть в этой войне позиция коммунистических партий. 7 сентября поздно вечером Сталин принял его вместе с Мануильским. В кабинете сидели Молотов и Жданов.
- Война идет между двумя группами капиталистических стран за передел мира, за господство над миром! - объяснил Сталин. - Мы не прочь, чтобы они подрались хорошенько и ослабили друг друга.
Польшу Сталин назвал фашистским государством:
- Уничтожение этого государства в нынешних условиях означало бы одним буржуазным фашистским государством меньше! Что, плохо было бы, если в результате разгрома Польши мы распространим социалистическую систему на новые территории и население?
Указание Сталина было оформлено в виде директивы секретариата исполкома Коминтерна всем компартиям: "Международный пролетариат не может ни в коем случае защищать фашистскую Польшу…" Коммунистам, которые собирались ехать в Польшу, чтобы, как и в Испании, сражаться против фашистов, запретили это делать. Советские газеты печатали только сводки немецкого командования.
Поляки не считали свое положение безнадежным. Они надеялись, что французы немедля вступят в дело и отвлекут на себя значительные силы немцы. Полагали, что советский нейтралитет позволит перебросить всю армию на запад.
"Радио, - вспоминал Ричард Пайпс, - поддерживало наш дух призывами мэра Стефана Старжинского и музыкой "военного" полонеза Шопена. Впоследствии Стефан Старжинский был арестован и через четыре года расстрелян в Дахау. В город тянулись пешком, на лошадях или телегах остатки побежденной польской армии, среди них были раненые, все в лохмотьях, унылые и подавленные. 8 сентября немцы начали штурм Варшавы, но натолкнулись на серьезное сопротивление… Польское правительство эвакуировалось в Люблин… К середине сентября Варшава была окружена…"
8 сентября немецкое командование передало, что Варшава пала. Молотов ночью отправил немецкому послу Шуленбургу телефонограмму: "Я получил ваше сообщение о том, что германские войска вошли в Варшаву. Пожалуйста, передайте мои поздравления и приветствия правительству Германской империи".
В три часа дня Молотов предупредил посла, что "советские военные действия начнутся в течение ближайших нескольких дней".
В тот же день нарком обороны маршал Ворошилов и начальник Генерального штаба маршал Шапошников подписали директиву, которая предписывала войскам Белорусского и Киевского особых военных округов в ночь с 12 на 13 сентября перейти в наступление и разгромить противостоящие силы польской армии. Но когда выяснилось, что Варшава еще держится, выступление Красной армии отложили.
Поляки отчаянно защищали свою столицу. Варшавяне, мужчины и женщины, рыли окопы и строили баррикады. Москву это упорство поляков раздражало.
Гитлер торопил Сталина с вступлением в войну против Польши. Ему не нужна была военная поддержка Красной армии, он сам мог справиться с поляками. Ему политически важно было участие Советского Союза в войне с Польшей. Риббентроп писал Молотову, что ждет скорого наступления Красной армии, "которое освободит нас от необходимости уничтожать остатки польской армии, преследуя их вплоть до русской границы".
Молотов отвечал Риббентропу:
"Мы считаем, что время еще не наступило. Возможно, мы ошибаемся, но нам кажется, что чрезмерная поспешность может нанести нам ущерб и способствовать объединению наших врагов".
До сентября 1939 года советское правительство никогда не ставило вопрос о возвращении западных областей Украины и Белоруссии. И в первые дни боевых действий Красной армии этот лозунг еще не возник. Он появился позже как удачное пропагандистское объяснение военной операции против Польши.
10 сентября в четыре часа дня Молотов пригласил посла Шуленбурга:
- Советское правительство застигнуто врасплох неожиданно быстрыми германскими военными успехами. Красная армия рассчитывала, что у нее на подготовку есть несколько недель, которые сократились до нескольких дней.
Молотов откровенно предупредил посла, что Москва намеревалась заявить, что Польша разваливается на куски и Советский Союз вынужден прийти на помощь украинцам и белорусам, которым "угрожает" Германия:
- Это даст Советскому Союзу благовидный предлог и возможность не выглядеть агрессором. Но вчера генерал-полковник Браухич заявил, что военные действия уже заканчиваются. Если Германия сейчас заключит перемирие с Польшей, Совегский Союз не успеет вступить в войну.
Шуленбург связался с Берлином и передал озабоченность советского наркома. Риббентроп попросил Шуленбурга информировать Молотова, что слова главнокомандующего сухопутными войсками Вальтера фон Браухича - недоразумение. Вопрос о перемирии с Польшей не ставится.
14 сентября Молотов пригласил Шуленбурга и сказал, что Красная армия уже практически готова, но, учитывая политическую мотивировку советской операции (защита украинцев и белорусов), Москва не может начать действовать до того, как падет Варшава. Поэтому Молотов попросил как можно более точно информировать его: когда можно рассчитывать на полный захват польской столицы.
Риббентроп сообщил из Берлина, что Варшава будет занята в течение нескольких дней. Он просил передать Молотову:
"Мы подразумеваем, что советское правительство уже отбросило мысль, что основанием для советских действий является угроза украинскому и белорусскому населению, исходящая от Германии. Указание такого мотива невозможно".
Шуленбург передал послание Молотову. Нарком, как следует из записи беседы, согласился, что "планируемый советским правительством предлог содержал в себе ноту, обидную для чувств немцев, но просил, принимая во внимание сложную для советского правительства ситуацию, не позволять подобным пустякам вставать на нашем пути".
- Советское правительство, - откровенно объяснил Молотов послу, - к сожалению, не видит другого предлога, поскольку до сих пор Советский Союз не беспокоился о национальных меньшинствах в Польше и должен так или иначе оправдать свое вмешательство в глазах заграницы.
14 сентября военные советы Белорусского и Киевского особых военных округов получили секретную сталинскую директиву: "Молниеносным ударом разгромить противостоящие войска противника".
17 сентября в два часа ночи немецкий посол Шуленбург, военный атташе генерал Кёстринг и советник Хильгер были приглашены в Кремль. Сталин сам сообщил немецким союзникам, что в шесть часов утра Красная армия перейдет советско-польскую границу. Генерал Кёстринг озабоченно заметил, что за оставшиеся несколько часов немецкое командование не успеет предупредить все наступающие части, потому возможны нежелательные столкновения. Нарком обороны Ворошилов ответил Кёстрингу, что немцы с их организационным талантом справятся и с этим.
Шуленбург немедленно телеграфировал в Берлин:
"Сталин в сопровождении Молотова и Ворошилова принял меня в два часа ночи и проинформировал, что Красная армия перейдет в шесть утра советскую границу на всей ее протяженности от Полоцка до Каменец-Подольского.
Во избежание инцидентов Сталин срочно просит позаботиться, чтобы немецкие самолеты начиная с сегодняшнего дня не летали восточнее линии Белосток - Брест-Литовск - Лемберг (Львов). Начиная с сегодняшнего дня советские самолеты начнут бомбардировать район восточнее Лемберга".
17 сентября 1939 года советские войска без объявления войны вторглись на территорию Польши. В тот же день утром немецкие войска получили приказ остановиться на линии Сколе - Львов - Владимир-Волынский - Белосток.
Сегодня некоторые историки говорят, что пакт Молотова - Риббентропа мало чем отличался от Мюнхенского соглашения. Но отличие все-таки есть. Западные державы отказали Чехословакии в помощи, но они не отправили свои войска, чтобы участвовать в уничтожении этого государства, и не отрезали себе по куску от ее территории…
Польскому послу в Москве первый заместитель наркома иностранных дел Владимир Потемкин зачитал ноту, подписанную Молотовым:
"Польско-германская война выявила внутреннюю несостоятельность Польского государства… Варшава как столица Польши не существует больше. Польское правительство распалось и не проявляет признаков жизни. Это значит, что Польское государство и его правительство фактически перестали существовать…
Советское правительство отдало распоряжение Главному командованию Красной армии отдать приказ войскам перейти границу и взять под свою защиту жизни и имущество населения Западной Украины и Западной Белорусии.
Одновременно советское правительство намерено принять все меры к тому, чтобы вызволить польский народ из злополучной войны, куда он был ввергнут его неразумным руководством, и дать ему возможность зажить мирной жизнью.
Примите, господин посол, уверения в совершеннейшем к Вам почтении".
Посол ноту отверг с возмущением: Варшава еще не пала, и польское правительство действует. В этот же день, выступая по радио, Молотов сказал, что советские войска с освободительной миссией вступили на территорию Западной Украины и Западной Белоруссии. Это была территория истекающей кровью Польши.
Один из руководителей оперативного управления Генштаба немецких сухопутных войск генерал Эдуард Вагнер записал в дневнике:
"Сегодня в шесть утра выступили русские… Наконец-то! Для нас большое облегчение: во-первых, за нас будет преодолено большое пространство, затем, мы сэкономим массу оккупационных сил и, наконец, Россия очутится в состоянии войны с Англией, если этого захотят англичане. Союз будет полным…"
В эти дни снимался художественный фильм о Первой Конной, в сценарии был эпизод перехода буденновцев через польскую границу в 1920 году.
Режиссер Ефим Дзиган рассказывал:
"В разгар работы радио принесло нам весть об историческом решении советского правительства. Это принятое с восторгом сообщение придало нашей работе особый смысл. Командиры, политработники, тысячи бойцов, местные жители, колхозники, актеры - все участники съемки с особенным подъемом продолжали работу. Люди видели знаменательные исторические параллели между прошлым и сегодняшней действительностью".
Для войны с Польшей еще 11 сентября 1939 года были образованы два фронта - Белорусский и Украинский. Белорусским фронтом командовал командарм 2-го ранга Михаил Прокофьевич Ковалев, Украинским - командарм 1-го ранга Семен Константинович Тимошенко. В общей сложности на границе с Польшей сосредоточили около миллиона солдат и офицеров Красной армии, четыре тысячи танков, две тысячи самолетов, пять с половиной тысяч артиллерийских орудий.
Историки обращают внимание на то, что советские люди были рады начавшейся воине, считали ее справедливой. Недаром нарком Ворошилов заявил, что советский народ "не только умеет, но и любит воевать".
Партийные органы докладывали о том, как идет мобилизация в армию:
"Надо отметить как положительный факт высокое морально-политическое настроение призываемых: гармошки, пляски, здоровое настроение - сознание своего долга перед родиной характеризуется хотя бы тем, что очень мало заявляют о болезнях, по которым они не могут быть призваны. Второе - очень мало было провожающих, мало можно увидеть плачущих из состава провожающих".
По просьбе Наркомата обороны Верховное командование вермахта представило Наркомату обороны подробную информацию о составе и дислокации польских войск. Перед частями Красной армии была поставлена задача разгромить вооруженные силы Польши и взять их в плен, захватить стратегически важные объекты и не допустить ухода польских солдат и офицеров на территорию Венгрии и Румынии.
19 сентября 1939 года одновременно в центральном органе ЦК всесоюзной коммунистической партии (большевиков) газете "Правда" и в центральном органе национально-социалистической немецкой рабочей партии газете "Фёлькишер беобахтер" появилось совместное коммюнике, в котором говорилось, что задача вермахта и Красной армии - "восстановить в Польше порядок и спокойствие, нарушенные распадом Польского государства, и помочь населению Польши переустроить условия своего государственного существования".
Эта формула означала оккупацию и раздел Польши.
18 сентября премьер-министр Франции Эдуард Даладье пригласил к себе советского полпреда Якова Захаровича Сурица и поинтересовался, не является ли вступление советских войск на территорию Польши результатом советско-германского соглашения.
Даладье объяснил Сурицу:
- Для французского правительства решающим является вопрос: имеет ли оно перед собой единый германосоветский фронт, общую акцию или нет?
Премьер-министр получил жесткий ответ от Молотова:
"В Москве оскорблены тоном его вопросов, которые напоминают допрос, недопустимый обычно в отношениях с равноправными государствами… СССР остается и думает остаться нейтральным в отношении войны в Западной Европе, если, конечно, сама Франция своим поведением в отношении СССР не толкнет его на путь вмешательства в эту войну".
Это уже была прямая угроза. Советский нарком самым недипломатичным образом сообщил, что Красная армия вполне может присоединиться к вермахту.
19 сентября Шуленбург отправил шифртелеграмму в Берлин:
"Молотов заявил мне сегодня, что советское правительство считает, что теперь для него, как и для правительства Германии, созрел момент для окончательного определения структуры польских территорий. В связи с этим Молотов дал понять, что первоначальное намерение, которое вынашивалось советским правительством и лично Сталиным, - допустить существование остатков Польши - теперь уступило место намерению разделить Польшу…
Советское правительство желает немедленно начать переговоры по этому вопросу и провести их в Москве, поскольку такие переговоры с советской стороны обязаны вести лица, наделенные высшей властью, не могущие покинуть Советский Союз".
По дипломатическому протоколу настала очередь Молотова лететь в Берлин. Но все решения на переговорах мог принимать только Сталин, поэтому нацистского министра иностранных дел вновь пригласили в Москву.
22 сентября Риббентроп ответил своему послу:
"Первоначально я намеревался пригласить господина Молотова в Германию для того, чтобы здесь оформить этот договор. Учитывая Ваше сообщение о том, что руководители там не могут покинуть Советский Союз, мы соглашаемся на переговоры в Москве. Вопреки моему первоначальному намерению возложить на Вас ведение этих переговоров, я решил прилететь в Москву сам…"
Поляки продолжали сражаться с немцами, но вступление в войну Советского Союза лишило их последней надежды. Почти десять дней держался Львов, куда переехало польское правительство и Верховное командование. Но на следующий день после вступления войска Советского Союза в Польшу президент Игнаций Мосьцинский и главнокомандующий маршал Эдвард Рыдз-Смиглы бежали в Румынию. 21 сентября Львов взяли немцы.
Маршал Рыдз-Смиглы приказал не оказывать Красной армии сопротивления и отходить в Румынию и Венгрию. Отдельные польские части, не получив приказа главнокомандующего, встретили красноармейцев как захватчиков и вступили в бой. Гродно сопротивлялся советским войскам два дня. Когда город взяли, триста поляков сразу расстреляли без суда. В некоторых районах части вермахта и Красной армии вместе уничтожали очаги польского сопротивления. Это и было "братство, скрепленное кровью", как потом выразился Сталин, высоко оценивая сотрудничество с фашистской Германией.
В том числе совместно разгромили Новогрудскую кавалерийскую бригаду генерала Владислава Андерса. Генерал был ранен и попал в советский плен. Что же удивляться, что потом, после нападения немцев на Советский Союз, генерал Андерс не захотел сражаться бок о бок с советскими войсками, а, сформировав из недавних пленных польскую армию из двух дивизий, попросил перебросить ее на помощь британским войскам. Поляков переправили в Северную Африку, где они сражались с наступавшими немецкими войсками генерала Эрвина Роммеля, потом участвовали в боях на территории Италии…
А в 1939 году координация действий вермахта и Красной армии обсуждалась в Москве на переговорах, которые нарком Ворошилов и начальник Генштаба Шапошников вели с немецким военным атташе генералом Кёстрингом, его заместителем полковником Кребсом и военно-воздушным атташе полковником Ашенбреннером.
Договорились помогать друг другу в уничтожении "польских банд". Ворошилов отдал войскам приказ:
"При обращении германских представителей к командованию Красной армии об оказании помощи в деле уничтожения польских частей или банд, стоящих на пути движения мелких частей германских войск, командование Красной армии, начальники колонн в случае необходимости выделяют необходимые силы, обеспечивающие уничтожение препятствий, лежащих на пути движения".