Вассиан своих противников не только в полемике, но и в быту не жаловал. И заявлял по поводу оппонентов: "Иосифова монастыря старцы у меня и в келье не бывали, я их к себе не пущаю, и дела мне до них нет". Ему такого "экстремизма" не спустили.
Вассиана поддерживали многие представители интеллектуальной элиты Руси. На его сторону стал и блестяще образованный византийский монах Максим Грек. Он в юности живя во Флоренции, был одним из сторонников монаха-социалиста Савонаролы. Итальянский "нестяжатель" был казнен. На Руси Максим Грек тоже не нашел Правды.
"Шел я, - рассказывает он в одном из сочинений трагическую притчу, - по-своему многих бед преисполненному пути и встретил женщину при дороге, одетую в черные ризы, с поникшей головой и горько плачущую. И ужаснулся я и спросил: кто ты, зачем сидишь и плачешь? "Путник, не спрашивай, - отвечала она, - навлечешь на себя некую напасть и ненависть со стороны тех, которые отвращаются от истины и ненавидят старческое поучение. Но на настойчивые вопросы ответила наконец женщина: "Я - базилейа, царство, власть. Я - славная дочь Всевышнего. И вот меня подчинили себе славолюбцы и властолюбцы. Одолеваемые сребролюбием и лихоимством, они морят подданных всяческими истязаниями, постройками многоценных домов, нисколько не служащих к утверждению их державы, а только на излишнее угождение и веселие блудливых душ их, - растлевают благочестивый царский сан своими неправдами, лихоимством, богомерзким блудом, - скоры на пролитие крови, по своему неправедному гневу и зверской ярости".
Сегодняшние властители, любящие позировать в Рождество и в Пасху в Храме Христа Спасителя со свечками в руках, в прочие дни, как и их коронованные предшественники, заняты по большей части гиперпроектами (вроде Олимпиады 2012), "нисколько не служащими к утверждению их державы", но зато "веселящими их блудливые души".
Несмотря на столь критический пафос нестяжателей, какое-то время к ним благоволил сам Великий князь Василий III.
Однако, когда митрополитом стал ученик Иосифа Даниил Рязанец, "стяжатели" перешли в наступление. Максим Грек и Вассиана были осуждены как еретики. Последний был заточен в Иосифо-Волоколамском монастыре, где и умер, вследствие соответствующего режима содержания, обеспеченного ему "презлыми осифлянами".
Отметим, что именно последние продвигали доктрину "Третьего Рима". В результате их усилий, уже Иван Васильевич принялся выводить свою родословную напрямую от "кесаря Августа". После чего вполне логично не замедлили и "нероновы казни".
При этом, осифляне заимствовали из "Второго Рима" (Византии) модель "сотрудничества" светской и духовной властей. Видный церковный мыслитель протоиерей Иоанн Мейендорф в свое время подверг весьма аргументированной критике проведение аналогии между единством Священства и Царства с одной стороны и единством Божественной и человеческой природ во Христе - с другой. Именно на нем была основана византийская имперская формула.
С догматической точки зрения подобная операция есть недопустимый волюнтаризм. Ведь не учитывалось принципиальное различие между свободной от греха природой Богочеловека и по определению падшей природой любой земной власти. Император Юстиниан утверждал равенство в происхождении и природе Священства и Царства: "Священство и Царство - величайшие дары Божии человеку, дарованные Вышним". Заметим, что Библия совсем не так оценивает этот "дар".
Общественный порядок, расцениваемый Книгой, как подлинно Божественный принципиально иной. Народ Божий изначально жил в условиях весьма развитого "местного самоуправления" в рамках своеобразной "союзной республики". Колена Израилевы некоторыми исследователями даже сравниваются с американскими штатами. А регулировали их взаимоотношения Судьи - толкователи Воли Божьей.
Когда же евреи пожелали "быть как все", "не хуже других" и обзавестись царями, то последний судья транслировал им Божье предупреждение относительно того, чем это чревато: ".. вот какие будут права царя, который будет царствовать над нами: сыновей ваших возьмет он и приставит к колесницам своим и сделает всадниками своими и будут они бегать перед колесницами его… И дочерей ваших возьмет, чтобы они составляли масти, варили кушанье и пекли хлеб… и сами вы будете его рабами. И восстонете тогда от царя вашего, которого вы избрали себе; и не будет Господь отвечать вам тогда". Потому что не слышит он добровольных рабов.
Иосифа Волоцкого оппоненты обвиняли в увлечении суровыми нормативами Ветхого Завета в ущерб евангельским заповедям любви, когда дело касалось преследования еретиков. Но вот, вышеприведенную цитату из Ветхого Завета он очевидно игнорировал.
Была ли своя правда у Волоколамского игумена. Разумеется, да. Хозяйственная деятельность монастырской братии являла чудеса, так же как и подвиги старцев пустынножителей. Соловки - зримый пример преображения природы трудом Христовых воинов. А обитель Святого Сергия в Смуту не только выдержала осаду поляков, но и спасла от голодной смерти тысячи русских людей.
Но все эти замечательные достижения сводил на нет конформизм. Нет, сам Иосиф, да и многие его наследники были бескомпромиссны. И даже слишком. Например, в борьбе с нестяжателями. Если бы тогда, в начале XVI века был найден способ синтеза двух правд, мы, возможно, жили бы сегодня воистину в Третьем Риме, а не в новом Вавилоне.
Характерно, что победа осифлян в итоге была обусловлена даже не тем, что их теоретические построения показались Василию III более перспективными в плане укрепления личной власти. В конце концов, были ведь свои плюсы даже с чисто прагматической точки зрения и у нестяжательской позиции. Монастырские владения, каковые они считали вредными и обременительными в деле спасения, князь мог для своих нужд с успехом употребить. Но аскеты, непритязательные в материальном смысле, оказались слишком несговорчивыми относительно личной жизни государя.
Дело в том, что Василий III, дожив до 46 лет, никак не мог обзавестись наследником. И полагал, что виной тому бесплодие Великой княгини Соломонии (Сабуровой). В итоге, Василий решил с ней развестись.
Но резко против выступили нестяжатели. Все те же Максим Грек и Вассиан Патрикеев. Они строго следовали евангельской заповеди, что развод допустим только по причине измены одного из супругов. Иных вариантов не предусмотрено. А значит, и Великому князю никаких поблажек быть не может.
А вот осифлянский митрополит Даниил развод санкционировал. Чем и заработал решающие очки. Соломония была насильно пострижена в монахини. А Василий женился на Елене Глинской, принадлежавшей к княжеской семье, незадолго перед этим перебравшейся в Москву из Литвы.
От их брака и появился на свет Иоанн Васильевич, прозванный Грозным.
Гнев венчаный
Сами обстоятельства появления Ивана на свет указывают на "разорванность" этой личности между полюсами жажды святости и стремления к самому черному греху. Если бы православные каноны были строго соблюдены, то он вовсе не появился бы на свет. То есть, выходит не было на то Божьей воли.
Свидетельством чему, кстати, и то, что новая супруга Василия забеременела далеко не сразу. Когда Великий князь был уже на пороге отчаяния, супруги обратились с молитвой к святому Пафнутию Боровскому. И она была услышана. То есть, Иван был буквально вымолен. И очевидно, свою темную изначально предрешенную судьбу он мог изменить только следуя неукоснительно по пути Веры и Правды.
Тем более, что наследственность у него была весьма подозрительной. Когда в 1547 году, году его венчания на царство, в столице вспыхнул страшный пожар, уничтоживший большую часть города, москвичи своеобразно объяснили его причину.
Народная молва утверждала, что "возгорание" случилось в результате колдовства. Якобы бабка царя, княгиня Анна Глинская ездила по улицам и кропила их водой, которой она обмывала сердца, вырезанные из трупов. Вот такая литовская "панночка".
Ответом стало массовое восстание. Анна бежала из города, но дядю царя, князя Юрия толпа растерзала. А к объятому ужасом юному царю явился священник Благовещенского собора Сильвестр. Он обличил Ивана "кусательными словами", обвинив его в "буйстве" (тот уже успел проявить склонность к мучительству) и заявил, что сгоревшая столица - наказание царю за грехи.
Это был чисто нестяжательский стиль общения с высшей властью. Сильвестр и в самом деле принадлежал к этой полуопальной "партии". Потрясенный царь признал правоту проповедника. И с той поры Сильвестр стал его ближайшим советником.
Вскоре была сформирована Избранная Рада (так этот правительствующий орган именовал один из его участников Андрей Курбский). Во главе Рады встали Сильвестр и дворянин Алексей Адашев.
И начался этап правления Грозного в ходе, которого была предпринята впечатляющая попытка синтеза святорусского и третьеримского проектов. Власть в эти годы реально стремилась следовать Правде.
А то, что она под угрозой чуяли не только иноки, но и люди абсолютно мирские. Дворянин Иван Пересветов, рубившийся во многих войнах (в том числе и под знаменами трех европейских королей), писал в своих челобитных молодому Грозному: "Бог не веру любит - правду", и "коли правды нет, то и всего нет".
Главной угрозой для Правды Пересветов считал олигархические поползновения бояр. Он обвинял их в том, что они неправедно богатеют, а жизнью своей за государство пожертвовать не хотят.
Но ничуть не меньшая неправда Московского государства в том, что порабощены в нем люди. Рабство, по мнению Пересветова, есть учреждение дьявольское: после изгнания из рая дьявол хотел навеки поработить Адама, но Бог учинил свое милосердие, спас Адама от рабства и кабальную запись изорвал.
Поэтому люди, которые "записывают людей в работу навеки", угождают дьяволу и сами погибают навеки. Пересветов писал: "Которая земля, порабощена, в той земле все зло сотворяется: и татба, и разбой, и обида, и всему царству оскужение великое, всем Бога гневят, а дьяволу угождают". Именно из-за произвола вельмож и порабощения погибло, как говорит Пересветов, православное греческое государство. Эти же угрозы нависли и над Святой Русью - Третьим Римом.
Персветов видел Русь социальной монархией, где главный критерий продвижения наверх - верность и доблесть. Опорой подобной системы должно быть специальное воинское подразделение, состоящее из "юнаков храбрых числом тысяч в двадцать". "Так и царь Магомет завел при себе янычаров, чтобы не было в государстве никакой измены".
В реальности янычары все-таки были, прежде всего, боевым формированием, типа "иностранного легиона", Пересветов же ведет речь об ордене хранителей Правды. Челобитные писались накануне Казанского похода - одного из самых впечатляющих свершений богатого событиями царствования Грозного.
Правды ради
Взятие Казани, а затем покорение Астрахани стали общими победами молодого царя и его окружения. Операции были проведены в соответствии с самыми передовыми для того времени принципам воинской науки. Для подрыва казанских стен привлекли даже немецкого военспеца. Народ разгром ханства встретил с ликованием, ведь в татарском плену томились тысячи русских.
Эти победы стали, кроме того, важнейшими геополитическими свершениями. Современники, вряд ли в полной мере осознавали их значение. Но чувствовали наверняка. Присоединение к Руси остатков Золотой орды, а позже - Сибирского ханства - стали знамением перехода наследства Чигисхана в руки первого венчанного на царство Московского государя. Иван Грозный становится не только русским царем, но и истинным евразийским императором.
Казалось бы, все складывалось как нельзя лучше - военные успехи, единение нации, но счастье было так не долго.
Случилось так, что царь тяжко занемог. Что за болезнь с ним приключилась - сегодня понять затруднительно, но был он при смерти. Сыну его и наследнику на тот момент еще и года не исполнилось. Иван повелел собрать ближних бояр и просил их присягнуть царевичу. Тут и обнаружились тревожные для него тенденции. Никак не желали представители древних родов, чтобы после смерти царя во главе государства встала его жена Анастасия и ее родственники Захарьины, которые, хоть и были тоже боярами, но не княжеских кровей.
Без энтузиазма воспринял перспективу перехода реальной власти в руки царицыной семьи и Сильвестр. Он прекрасно помнил беспредел, который творили временщики в годы малолетства самого Ивана. Было о чем задуматься. Тем более, что была реальная альтернатива - права на престол имелись и у вполне себе половозрелого двоюродного брата Грозного - князя Владимира Старицкого.
В конце концов, правда, присягу наследнику Грозного после долгих уговоров и угроз все-таки дали. Иван, конечно, был, мягко говоря, озадачен. Немедленных репрессий после выздоровления, правда, не последовало. Но его доверие к членам Рады было подорвано. Похоже, что с этих пор он искал только повода, чтобы избавиться от некогда самых близких ему соратников.
Курбский утверждает, что осифлянин Вассиан Топорков посоветовал как-то царю не держать при себе советников умнее себя. И мысль эта запала в сердце самодержцу. Был ли Адашев умнее Грозного, сие нам неведомо, но одно очевидно. Именно период когда Иоанн Васильевич действовал исходя из разработок "коллективного разума" Избранной Рады был не только звездным часом его царствования, но временем, когда синтез Веры и Правды начал и самом деле реализовываться на практике.
Был проведен целый комплекс весьма благотворных реформ. Причем, принимались они в совещании со "всенародными" человеками. В феврале 1549 года состоялся, так называемый "Собор примирения". В нем приняли участие представители светской и духовной элиты. Царь огласил на нем перечень прегрешений, совершенных боярами в период его малолетства. И заявил, "что сердца на них не держит", а те, в свою очередь, повинились и обещали впредь служить государю верой и правдой.
А через два года состоялся знаменитый "Стоглавый собор" (уложение, принято на нем, было разбито на сто глав). В нем участвовали помимо высшей аристократии представители широких дворянских масс.
В частности, был принят "Судебник", согласно которому суд отныне вершился в присутствии представителей местного самоуправления. И это было только начало. Уже через четыре года суд и сбор налогов и вовсе были переданы в ведение выборных властей (излюбленных голов, земских судей и целовальников).
Прежде эти функции были закреплены за "кормленщиками", представителями Центра, каковые, собирая налоги, вполне официально, часть отправляли в казну, а часть оставляли себе. Разумеется, при такой системе открывался самый широкий простор для произвола.
Система "местничества", когда чины и посты получали в соответствии с древностью рода, а не исходя из личных заслуг, также была признана неадекватной Правде. И провозглашен был принцип первичности заслуг, а не родовитости. "Избранная тысяча" служилых людей (кадры для "дворянской гвардии" из челобитной Пересветова) получили поместью в окрестностях Москвы, дабы "всегда они были готовы на посылки".
Кроме того, в 1556 году было издано вполне революционное Уложение, согласно которому у помещиков, которые "многими землями завладели", а службой "оскудели", отбирались "преизлишки" и отдавались "неимущим".
Московский порядок уже при отце и деде Грозного был основан на тотальной государственной повинности всех сословий. Поместья жаловались на условиях верной службы государю. Если, к примеру, воин становился инвалидом и не мог исполнять свои обязанности, ему оставляли во владение ровно столько, чтобы мог прокормиться он и его семья, излишки перераспределяли в пользу годных к службе. В то же время, существовала своеобразная страховка: детально был разработан порядок обеспечения безбедного существования вдов и детей павших.
Теперь же устанавливались четкие служебные обязанности дворян, увязанные с благосостоянием каждого конкретного владельца. С каждых 100 четвертей "доброй угожей земли" следовало выставить одного всадника в "доспехе в полном".
Такими были реформы правительства, состоявшего из учеников нестяжателей. Русь становилась подлинно "социальной монархией".
Но парадокс в том, что в эти же годы "заволжские старцы" были окончательно осуждены на церковных соборах. Осифляне одержали верх во внутрицерковной борьбе. Недалек был их триумф и в общегосударственном масштабе.
Первая кровь
Ливонская война, которую царь начал вопреки мнению Рады, фактически предвосхищала петровские баталии, поскольку велась она с той же целью - за выход в Балтику. Рада настаивала на первоочередном решении "крымского вопроса". И стратегически оказалась права. Обнаружилось это позже, когда татары вновь как во времена прадедов Ивана выжгли Русь, истощенную "прорубанием окна в Европу".
Со стратегической точки зрения атаковать Ливонию, имея в тылу агрессивный Крым, было, мягко говоря, не рационально. Кроме того, стоит отметить, что, разумеется, Орден никак не являлся для Москвы угрозой. А вот татары постоянно промышляли на Руси и Украине, угоняли в полон православных, которых потом продавали на Черноморских невольничьих рынках.
Другой вопрос, что находившийся в фазе глубокого упадка Ливонский орден представлялся легкой добычей. Правда, по меньшей мере, странно было не предположить, что за его "наследство" готовы драться такие серьезные конкуренты Руси, как Речь Посполитая и Швеция.
Члены Рады указывали на то, что защита Веры, безопасность населения не только пограничья, но и центральной России требуют окончательного решения татарского вопроса. Курбский писал, что он и его соратники мечтали "избавить в орде пленных от многолетнего рабства". А с Ливонией вполне можно было и обождать.
Историки марксисты утверждали, что немцы, мол, не пропускали в Москву иноземных спецов, каковые стремились поделиться с русскими новейшими "техническими разработками", без которых никак не могли должным образом развиваться производительные силы. Ничего не скажешь, сильный аргумент для того, чтобы оправдать войну на два фронта.
После побед над Казанью и Астраханью, масштабная операция против Крыма по всем расчетам должна была увенчаться успехом. Был проведен даже пробный весьма знаменательный рейд на территорию противника. На западном побережье Крыма высадился русский десант во главе с братом лидера "рады" Данилой Адашевым (через несколько лет Грозный отправит его на плаху).
Современник писал об этом: "От самого начала, как и юрт Крымский стал, как и в тот Корсунский остров нечестивые басурмане водворились, русская сабля в нечестивых жилищах тех кровава не бывала, ни труба прежде сего не трубила, созывая воинство православных".
Более того, начала складываться военная коалиция. Москву готовы были поддержать в наступлении на Крымское ханство запорожские казаки во главе с легендарным князем Дмитрием Вишневецким, ногайские мурзы и некоторые князья Северного Кавказа.
То есть Крым и земли, которые позже назовут Новороссией могли стать частью Руси за двести с лишним лет до походов екатерининских генералов. И глядишь, лихой князь Вишневецкий за сто лет до Хмельницкого присоединил бы Украину к Руси.
Но царь планы Рады отверг. Более того, лидеры ее угодили в опалу. Раздражение против "шибко умных" советников слилось с подозрениями в их "неверности", в связях с Литвой, причастности к смерти царицы Анастасии.