Оказывается, гои ненавидят евреев за то, что те отличаются от них не в худшую (преступную), а в лучшую сторону. Именно "добро", а не зло ненавидит гой в еврее. Читаем дальше рассуждения раввинов и поражаемся: "Круг идей, называемый этическим монотеизмом, всегда вызывал вражду по отношению к евреям с тех самых времен, когда они сделали его достоянием всего мира"; евреев, оказывается, ненавидят за то, что "они более образованы, ведут гораздо более трезвый образ жизни, у них выше уровень взаимопомощи и благотворительности, они совершают гораздо меньше преступлений, сопряженных с насилием, а их семьи значительно устойчивее, чем у окружающих". И в Эпилоге своей книги авторы еще раз недвусмысленно резюмируют: "…антисемиты стремятся уничтожить тех, кто представляется очевидным воплощением высокого призыва к добру - евреев". Тут естественно возникает вопрос: с чего это авторы взяли, что гои ненавидят евреев именно за эти выдающиеся добродетели? Не следовало бы в подтверждение сему привести хотя бы несколько соответствующих высказываний самих гоев? И, что самое интересное, высказывания антисемитов о евреях цитируются в этой книжке почти на каждом шагу, но среди них нет ни одного, где бы антисемиты сетовали на "этический монотеизм евреев" или их образованность и т. д. по "списку". Вот возьмем для примера, приведенное в этой книжке высказывание известного "антисемита" Жана-Батиста де Мирабо: "Все народы не просто презирают евреев - они их ненавидят. Они уверены, что ненависть к евреям столь же оправдана, сколь и презрение. Евреев ненавидят потому, что все знают, как сильно они ненавидят остальных". - Ну как? Может быть, в "ненависти к остальным" как раз и состоит суть "этического монотеизма"? - не знаю, может, для раввинов это и так, но для нас, гоев, всякая ненависть, какой бы "монотеистичной" она ни была, есть зло, поэтому, хотя бы уже исходя из цитируемых высказываний, нашим проницательным аналитикам следовало бы сделать более корректный вывод, а именно, что гои ненавидят то, что считают воплощением зла. Никаких же иных подтверждений якобы априори присущей гоям ненависти к евреям как носителям добра авторы так и не приводят, кроме того, из их утверждения уникальности антисемитизма как явления (ненависть такого типа обращена только на евреев и больше ни на кого) необходимо следует, что никто, кроме евреев, больше не является носителем "добра" в нашем мире, ибо тогда ненависть антисемитов была бы обращена и на других "праведников", но таковых, судя по логике раввинов, в мире гоев просто не существует. Таким образом, здесь мы имеем как бы две противоположные интерпретации ответа на вопрос "Почему евреи?": 1) потому что евреи лучше всех остальных народов (Прейгер и Телушкин); 2) потому что евреи ненавидят всех остальных (Мирабо). Мы не будем пока принимать ни одну из этих интерпретаций, но заметим, что любая из них обладает своим определенным смыслом, в отличие от рассуждений филосемитов типа: "За то, что они евреи", где какая-либо отличительная еврейская особенность замалчивается и как бы выносится за скобки.
Во-вторых, "субъектом" в другом значении называют любое частное лицо или сообщество, оказывающее определенное воздействие на объект - все то, к чему люди могут проявлять какой-либо интерес. Именно в этом значении слово "субъект" употребляется, когда говорят о субъектах конфликта, субъектах права, субъектах преступления и т. п. Субъект преступления - тот, кто совершает преступление, субъект конфликта - тот, кто непосредственно конфликтует. В этом смысле понятие "субъекты еврейского вопроса" тождественно понятию "стороны конфликта в еврейском вопросе". Но у всякого конфликта помимо его субъектов (сторон) имеются еще и объекты конфликта - все то, из-за чего происходит конфликт, они же, как правило, являются и причинами конфликта.
Само слово "объект" означает предмет, т. е. все то, что так или иначе находится под воздействием субъекта или на что может быть направлено его внимание. Когда о предмете высказывается суждение, тогда в этом случае объект становится отчасти тождественен субъекту в первом значении, т. е. становится подлежащим суждения: "еврейский вопрос" в вышеприведенном примере есть объект нашего внимания, предмет обсуждения и субъект (подлежащее) данного суждения. Но и в этом смысле субъект-подлежащее и объект рассмотрения не одно и то же. Субъект-подлежащее, так же как и предикат-сказуемое, суть не сами предметы, а понятия о предметах - это отличие очень существенно, его всегда следует помнить. Это видно даже из самой этимологии слов: субъект субъективен (суть наше представление), объект объективен (т. е. существует независимо от наших представлений). Всякое же понятие выражает не что иное, как только то, что мы думаем (понимаем) о предмете. Мы здесь не будем рассматривать крайне субъективистские теории типа солипсизма, которые вообще отрицают существования объектов, опровергать их невозможно, ибо опровергнуть что-либо можно апелляцией к объективности или к очевидности, однако неопровержимость еще не означает истинность и доказанность. Неопровержимость означает всего лишь отсутствие достаточного основания для утверждения противоположного тезиса. Так, например, когда китайскому философу Чжуан-Цзы (IV век до н. э.) приснился сон, будто он бабочка, порхающая среди цветов, проснувшись, он предположил, может, он и вправду бабочка, которой снится, будто она китайский философ, и его ученики не нашли аргументов опровергнуть сие предположение учителя. У нас нет достаточного основания утверждать, что все, что мы видим, нам не снится или кажется, мы не можем со 100 % уверенностью утверждать, что не живем в мире виртуальной реальности, в каком, например, жили герои фильма "Матрица" и многое, многое другое. В принципе, у любого, даже самого абсурдного высказывания, есть какой-то шанс оказаться истинным, так как, насколько бы глубоко мы ни изучали объективный мир, мы никогда не можем сказать, что знаем его полностью. Такие "неопознанные объекты" в философии называются вещами в себе. Вещь в себе, конечно, не подлежит никакому определению, а следовательно, не может быть понятием в суждениях. Мы же оставим для вещей в себе свою гипотетическую нишу, и будем изучать объективную реальность в тех границах, в каких она на сегодняшний день нашла отражение в нашем сознании, иными словами, мы будем оперировать не с объектами, не с вещами в себе, а с понятиями, т. е. нашими представлениями о вещах.
Нередко приходится слышать от людей, даже весьма образованных и авторитетных, довольно-таки типичные, но тем не менее совершенно абсурдные, сентенции, типа: "это явление настолько сложное, что ему невозможно дать полного или ясного определения". Эти люди забывают, что явлениям определения не дают, ибо все явления по сути своей сложные, и вряд ли представляется возможность когда-либо поставить точку (предел) в познании их природы. Поэтому, если ты ничего не можешь сказать по тому или иному вопросу, не имеешь своего мнения или хотя бы предположения о конкретном предмете, то лучше помолчи, или скажи честно: "Я не знаю, что это такое", но нет, гордыня всезнающего ума даже свое непонимание стремится зачислить себе в заслугу. Так, например, Шафаревич, хотя, конечно, поступает так далеко не только один он, в своей новой книге "Трехтысячелетняя загадка. История еврейства из перспективы современной России" "умывает руки" от труда определить, что такое еврейство, ссылаясь на якобы принципиальную неосуществимость сей задачи: "Хотя вопрос, сам по себе, не новый - об этом много писали, в том числе и еврейские авторы: что такое еврейство? - нация, религия или некий "дух еврейства"? Как оказалось, вопрос этот очень тонкий и я не собираюсь предложить на него свой ответ - лишь суммировать некоторые наблюдения, вытекающие из предшествующего исторического обзора". В отличие от Шафаревича, мы считаем сей вопрос не "тонким" и не "толстым", а просто некорректным, или, я бы сказал, умышленно поставленным в некорректной форме, чтобы уйти от необходимости отвечать на правильно поставленный вопрос: что я называю "еврейством"? Мало того, что шафаревичевский вопрос спрашивает не о содержании понятия "еврейства", а о некоем будто бы объективном явлении "еврейства", которое либо существует на самом деле, либо нет - кто знает? Если даже оно и объективное явление (вещь в себе), то явление чисто психическое, возникающее в тех же самых умах, которые и ставят вопрос "что такое еврейство?", и, кроме как в них, больше, по сути дела, сего явления нигде не наблюдается - уже получаем круг в определении.
Но кроме того, сей некорректный объект определяется также и через неопределенные и неясные предикаты, такие как: "нация", "религия", "дух еврейства" и т. п., которые, как мы покажем ниже, также требуют четкого разъяснения. Но и сами предикаты представляют собой не явления, а понятия, отвлеченные категории, которые выводятся, абстрагируются из исследуемых явлений, а не наоборот. Нельзя существование втискивать в прокрустово ложе сущностей (понятий). Это все равно, что поставить такой вопрос: "Что такое Шафаревич? - хороший человек, плохой, молодой или старый, здоровый или больной, богатый или бедный"? Само собой разумеется, что каждый человек может быть и таким, и сяким, в чем-то хорошим, а в чем-то плохим, вчера быть здоровым, а сегодня больным или наоборот. Также и евреи (имеются в виду конкретные индивиды, называемые этим именем, включая и тех, кто называет себя таковыми по ошибке или по неведению), могут быть религиозными и не-религиозными, принадлежать определенной нации или считать себя космополитами, и уж конечно, обладать самыми разными характерами, а не только одним лишь "еврейским духом", или разве они не люди? Однако если уж мы употребляем такой термин, как "еврейский дух", здесь таки необходимо дать ему растолкование и указать, какие конкретно особенности отличают "еврейский дух" от "не-еврейского". Далее Шафаревич пишет о различных качествах еврейства: о его единстве при разбросанности, о его энергии и живучести и т. д. Но получается, что все эти предикаты остаются без субъекта, т. е. неизвестно, о каком именно предмете высказываются сии суждения, по сути дела здесь предмета суждения нет, ибо им выступает нечто неопределенное, что условно называется еврейством, кто его знает, что, может, какой-то вид живых существ, может, какие-то человеческие предрассудки, что обладают "живучестью", понимай, как хочешь (живучестью, например, обладает клоп, которого вполне в данном контексте можно причислить к еврейству, ибо никаких отличий понятия "еврейства" от клопа нам в определении так и не было дано), а может и вообще имеется в виду какой-то фантазм, ничего общего не имеющий с реальностью, ведь суждения можно образовывать не только о том, что существует, но также и о том, чего не существует.
А существует ли вообще нечто реальное, что можно было бы назвать еврейством? Выше мы уже писали, что еврейские качества - это миф. Мы и сейчас это не отрицаем, но реальностью в определенном смысле могут обладать и мифы. В одном своем интервью Ирине Салганик Исраэль Шамир заметил этой известной в Израиле журналистке: "Вы говорите про евреев, как будто бы имеется такая реальность, но евреи это идея, а не реальность". - Правильно, идея, но а чем становится идея, когда она овладевает массами, не материальной ли силой, не реальностью ли? Нет, еврейство, конечно, реальность, но реальность не субстанциональная и не качественная, а психологическая (это, скорее всего, и имел в виду Шамир), реальность, которую вообще лучше всего охарактеризовать таким термином из постмодернистской философии, как "симулякр" - фикция, пустая условная форма, под которой нет никакого материального обеспечения, однако еврейство, как и банкнота в 100 шекелей, пока оно не девальвировано, будет иметь хождение и свою стоимость, эту стоимость, как еврейства, так и ему подобных симулякров, нам и необходимо определить.
Итак, мы считаем еврейский вопрос в самой высшей степени объективной реальностью (если мы, конечно не спящие бабочки), но высказываться о нем будем в форме понятия, а всякое понятие, как мы уже говорили, есть обобщение - такова специфика человеческого мышления (понятие есть результат умственного процесса - абстрагирования или обобщения, т. е. понятие есть форма познания: мы наблюдаем в объектах общие похожие с виду признаки и выделяем их в понятия, а понятия классифицируем, в объективном же мире нет никаких обобщений, объективно существует все лишь единичное и конкретное). По степени обобщения понятия подразделяются на классы. Так понятие "конфликт" является более высшим обобщающим классом по отношению к понятию "еврейский вопрос". Наивысшими классами в иерархии обобщения в философии считаются категории. Среди философов разных школ нет единого мнения относительно того, какие понятия следует относить к классу категорий. Так, Аристотель выделил десять основных категорий: сущность (субстанция), количество, качество, отношение, место, время, положение, состояние, действие, страдание. Некоторые современные философы считают, что все, о чем мы можем мыслить, есть или вещь (субстанция), или свойство (атрибут), или отношение. Но можно, если надо, все категории свести к одной: наше представление - выше нее, по крайней мере нашему человеческому рассудку, подняться уже некуда. Однако чтобы ясно понимать, о чем идет речь, нужно всякое понятие классифицировать либо по аристотелевским категориям, либо по иным, не суть важно, важно не причислить понятие к неправильной категории. Так, например, мы уже сказали, что еврейский вопрос есть конфликт, а к какой категории следует отнести конфликт? Конечно, он не может быть ни вещью и ни свойством, а только отношением, отношением, которое можно еще конкретизировать такой подкатегорией как отношение неравенства, дискриминации и несправедливости. Или я не прав? Конечно, бывают конфликты несправедливых с праведниками, преступников с законом и т. п., но мы пока ведь не определяем, кто здесь из сторон "преступник", а кто "закон", для того чтобы вынести сей вердикт мы и начинаем расследование. Пока мы только определяем, что конфликт есть отношение, и это отношение не может быть отношением справедливости, а уже несправедливость может порождать различные явления, относящиеся к категории действия, как то: погром, геноцид, Нюрнбергский процесс, холодную войну, диффамацию, террор или же мирный конструктивный диалог сторон. Из этого разделения категорий сразу видно, что есть причина, а что следствие, и здесь важно заметить, что не террор, к примеру, причина конфликта, а наоборот, террор - один из путей разрешения конфликта.
Здесь, возможно, опять кто-то скажет: "Ну это же элементарно, Ватсон" - конечно, элементарно, но не для всех. Современный политический дискурс старается всячески стушевать наличие сторон и их отношений, например, часто приходится слышать такое вот странное выражение "Война с террором" или "борьба с палестинским террором в Израиле", как будто террор не метод борьбы, а некий субъект конфликта. Это все равно, что сказать: "война с бомбежкой" или "борьба с автоматом Калашникова" - кто борется, с кем и почему при этом никого не интересует. Ничтоже сумняшеся, понятие "террор" переводят из категории действия в категорию субстанции, прямо-таки сюрреализм какой-то. Помню когда-то в советских газетах печатали карикатуры - уродливое чудовище с сосулькой на носу и подпись: "холодная война", но карикатура есть аллегория, а здесь люди весь этот бред принимают за чистую монету. Многие мирные обыватели в Израиле, с кем мне приходилось разговаривать, искренне не верят, что у "террористов" могут быть какие-либо юридические, политические требования или какие-либо иные желания, кроме как убивать евреев, просто так, из "любви к искусству". Так вроде бы безобидным дискурсом одним выстрелом убили сразу двух "зайцев": и субъект конфликта, и его объект. А теперь посмотрите, как будет выглядеть картина, если ее выразить другими, более правильными понятиями: "Война богатых капиталистических стран против угнетаемых народов, отстаивающих свои права методом террора", или: "Борьба евреев с палестинским народом, защищающим свое право на жизнь партизанскими методами". Конечно, была бы в палестинских руках сильная армия, оснащенная современным вооружением, плюс поддержка других стран, то "террором" пришлось бы заниматься не палестинцам, а евреям, но это уже детали, о которых речь пойдет ниже.
Таким образом, составляющие еврейского вопроса можно представить следующей схемой:
Здесь наглядно видно, как наш вопрос делится на два раздела, которые должны стать отдельными предметами нашего исследования, ибо нам необходимо выяснить, кого из конкретных людей можно отнести к той или иной конфликтующей стороне (субъекты конфликта) и в чем суть их противоречий (объекты конфликта). Эти вопросы также весьма не просты, особенно, что касается обоюдных претензий (объектов), поэтому сперва рассмотрим то, что попроще: кто субъекты этих претензий, иными словами, кто такие евреи и кто такие гои.