Дядька Степан, спасший Америку
Он провел в море более полувека, достиг высших должностей и получил все существовавшие тогда в России награды. При этом, ни разу не участвуя в морских сражениях, считался в России лучшим флотоводцем своего времени. И на это были основания. Звали же его наши моряки между собой просто – дядька Степан.
Подножка Императору
В истории российского флота был один любопытный случай. Император Николай I, как известно, любил бывать в Морском корпусе. Причем приезжал туда император без особый церемоний, запросто сидел вместе с кадетами на уроках, посещал лежащих в лазарете, а с младшими кадетами и вовсе под настроение затевал порой веселую возню. Во время одной из таких "потешных баталий" Николай неожиданно для себя оказался на полу от чьей‑то лихой подножки. Поднявшись, он без труда определил виновного и, взяв за ухо, спросил грозно:
- Кто таков?
- Кадет Лесовский! – пролепетал кадетик.
- Как же ты своего государя да наземь подножкой! Нехорошо, Лесовский. Где только такие родятся!
- В Париже! – с грустью поведал кадет
- Ты мне Лесовский голову не морочь! – еще больше нахмурился Николай – Ну‑ка, говори правду!
- А я и говорю! – чуть не заплакал кадет. – Виноват ли я, что маменька меня в Париже‑то родила!
Только когда прибежавший ротный командир подтвердил слова Лесовского, Николай несколько подобрел. Потрепав по голове перепуганного кадета, он сказал ему на прощание:
- Верю, что вырастишь ты моряком настоящим. Но запомни на всю жизнь – истинный рыцарь никогда не станет бить подножкой! Подножка – удел слабых!
С тех пор кадет Степан Лесовский стал личностью весьма популярной. Еще бы, кому еще довелось повалить наземь самого российского императора! Что касается самого Лесовского, то слова Николая I он запомнит на всю свою жизнь.
…Отцом нашего героя был бравый рубака полковник Степан Лесовский, командир Кинбурнского драгунского полка. Лесовский‑старший честно прошел свой крестный путь от Бородина до Парижа. Когда полк был оставлен в составе оккупационного корпуса генерала Воронцова во Франции, Лесовский познакомился с милой хохотушкой Франсуазой. Кто‑нибудь знает, как рождается любовь? Прошло несколько месяцев, и мадемуазель Франсуаза стала мадам Лесовской. Три года спустя там же в Париже появился на свет и их сын, нареченный в честь отца Степаном. Воспитание Степан‑младший получил дома, отец не жалел денег, а мать времени. Нам неизвестно, почему Степан Лесовский поступил в Морской корпус, может, сыграли роль прочитанные книги, может, чьи‑то рассказы. Как бы то ни было, но в апреле 1830 года тринадцатилетний мальчишка стал кадетом Морского корпуса в Петербурге. Природный ум и блестящее домашнее воспитание сделали свое дело, и на всем протяжении учебы Лесовский всегда был первым из первых.
В январе 1834 года Лесовский стал гардемарином, а еще два года спустя был выпущен из корпуса в мичманском чине, причем первым по списку успеваемости. Прекрасные способности, ясный ум и хорошие знания не остались без внимания начальства, и Лесовского вместо направления на флот определяют слушателем трехгодичного офицерского класса, созданного для более фундаментального изучения морскими офицерами морских наук. В осеннее, зимнее и весеннее время слушатели обучались в классах, причем лекции читали лучшие профессора столицы. Пройдут годы, и на базе офицерского класса будет создана Военно‑морская академия.
Летом слушатели класса практиковались на судах Балтийского флота. Менялись названия судов, менялись и должности, в которых стажировался молодой офицер: линейный корабль "Кацбах", фрегаты "Мария", "Венус", "Амфитрида" и "Александр Невский". Из командиров, с кем в эти годы плавал Лесовский, наиболее любопытным, безусловно, являлся командир 44‑пушечного "Венуса" капитан‑лейтенант Рейнеке. В истории флота Рейнеке оставил след как выдающийся гидрограф и самый близкий друг адмирала Нахимова. Современники описывают его как очень эрудированного и грамотного моряка, но при этом запредельно пунктуального и необычайно скучного человека. Плавание в летние месяцы проходило в основном в водах Финского залива с короткими выходами в среднюю Балтику. Думается, что "маркизова лужа" за эти годы предельно надоела Лесовскому. Может, именно поэтому, закончив с отличием офицерские классы, он предпочел Балтике Черноморский флот. И не прогадал! В те годы во главе Черноморского флота стоял знаменитый Лазарев, готовивший подчиненных не к смотрам, а к реальной войне. На Черном море, в отличие от Балтики, плавали почти круглогодично, невзирая на штормы и непогоду, высаживали десанты против воинственных горцев на кавказское побережье и перехватывали турецкую контрабанду. Начиналась новая, очень важная глава в жизни нашего героя…
Птенец гнезда адмирала Лазарева
Итак, в апреле 1839 года лейтенант Степан Лесовский прибыл в Николаев в штаб Черноморского флота. По заведенному обычаю, с новым офицером лично знакомился сам адмирал Лазарев. Бегло пролистав аттестации и обстоятельно проверив знания, адмирал остался доволен лейтенантом.
- Думаю, что со временем из вас может получиться толк. Но одно дело – учиться за партой, и совсем другое – реальная корабельная служба. Впрочем, желаю удачи!
Первое назначение Лесовский получил на маленький пароходик "Лиман", курсировавший между Одессой и портами Нижнего Дуная. На "Лимане" возили боеприпасы и продовольствие, почту и пассажиров. Пароходик был стар, слабосилен и не имел никакого вооружения. Однако Лесовский получил на нем должность старшего офицера, а это уже было большим доверием.
Впрочем, на "Лимане" он пробыл недолго. Лазарев не забыл толкового лейтенанта, и уже через несколько недель Лесовский оказался на 84‑пушечном линейном корабле "Императрица Мария" под началом капитана 1‑го ранга Синявского. На "Марии" Лесовский участвовал в перевозке сухопутных войск из Одессы в Севастополь. В этом же году на знаменитом бриге "Меркурий" он находился в крейсерстве от Севастополя в Одессу, оттуда к восточным берегам Черного моря в крепость Псезуапе, затем в Керчь и обратно в Севастополь.
В этом же году на 60‑пушечном фрегате "Тенедос" Степан Лесовский совершил переход из Севастополя в Одессу и обратно, после чего ушел к абхазским берегам Черного моря в длительное крейсерство.
В последующие годы Лесовский много плавает на транспорте "Березань". На корвете "Андромаха" под командованием капитан‑лейтенанта В. И. Истомина (будущего героя Синопа и Севастопольской обороны) он совершил плавание от Николаева до Одессы, а оттуда в Константинополь и далее в Средиземное море в греческий порт Пирей.
Служба, прямо скажем, складывалась неплохо. В ближайших любимцах Лазарева Лесовский не состоял, но и вниманием адмирала обойден не был. Дружбу водил Степан с Гришей Бутаковым, добродушным и рассудительным лейтенантом, которого знал еще по Балтике.
В 1845 году на 44‑пушечном фрегате "Кагул" Лесовский находился в практическом плавании по Черному морю, в следующем году на том же "Кагуле" совершает крейсерство к кавказскому побережью. Тогда же он получает и первый свой орден – Анну 3‑й степени.
В 1848 году уже на фрегате "Коварна" Лесовский снова штормует у кавказских берегов. Год спустя он в практическом плавании по Черному морю на 84‑пушечном корабле "Уриил". Теперь Лесовский старший офицер линейного корабля – должность хлопотливая, но и перспективная.
В декабре 1849 года Лесовского производят в капитан‑лейтенанты по линии. А в кампанию 1850 года он назначается старшим офицером на только что построенный 120‑пушечный "Париж" под команду ранее служившего с ним капитана 1‑го ранга В. И. Истомина. Такая должность – это последняя ступенька перед командирским назначением.
- Ты у нас в Париже родился, значит, на "Париже" и плавать должен! – пошутил Лазарев при назначении.
В ноябре Лесовской участвует в проводке "Парижа" по реке Ингул и переходе морем в Севастополь. В следующем году на пароходах "Громоносец" и "Владимир" он совершает плавание из Николаева в Севастополь и обратно в Николаев.
И вот, наконец, миг желанный всеми офицерами! Перед отъездом на лечении в Вену уже смертельно больной Лазарев подписывает приказ о назначении Лесовского командиром брига "Язон". На прощание он отечески потрепал молодого командира по щеке.
- Похоже, ты, Степан, последний, кого я вывел на капитанский мостик. Постарайся служить так, чтобы мне и на том свете не пришлось краснеть за тебя! – грустно улыбнулся старый флотоводец.
Спустя несколько месяцев Лазарева не станет. Вместе с другими птенцами великого лазаревского гнезда Лесовский будет встречать гроб с телом учителя и присутствовать на его погребении в еще не законченном Владимирском соборе Севастополя.
…И снова его ждало море. Едва ступив на шканцы "Язона", Лесовский повел его в плавание вначале из Николаева в Одессу, оттуда через проливную зону Босфор и Дарданеллы в греческий порт Пирей. Почти год "Язон" крейсировал в Средиземном море, Архипелаге и Адриатическом море, выполняя при случае и поручения наших послов в средиземноморских странах. По отзывам дипломатов, Лесовский при выполнении этих поручений проявил весьма редкую политическую интуицию, что было отмечено особо. Совсем скоро эти хвалебные отзывы изменят его судьбу.
Только в ноябре 1852 года бриг "Язон" возвратился на Севастопольский рейд, откуда уже в декабре убыл в крейсерство к кавказским берегам Черного моря.
Было бы неправдой писать о Лесовском как о некоем идеале флотского офицера. Да, он был грамотным и дельным, но при этом и весьма жестоким к нижним чинам. Вообще, к большому сожалению, жестким (а порой и по‑настоящему жестоким) отношением к матросам славилась вся "лазаревская школа". Сам Михаил Лазарев, пройдя в юности практику в английском флоте, навсегда усвоил тамошнюю систему физических наказаний. Разумеется, став во главе флота, он уже не чинил лично расправ, но, когда чинили их его подчиненные офицеры, не слишком расстраивался. Через искус применения кулака прошел в свое время, будучи лейтенантом, и Нахимов. И только возмущение знаменитого адмирала Сенявина заставило его переменить свое отношение к матросу. Разумеется, до мордобоя опускались далеко не все офицеры даже лазаревской школы. Но что было, то было. К сожалению, Лесовский наряду со всем хорошим, чему учил Лазарев и его ближайшие помощники Авинов, Нахимов, Корнилов и Истомин, принял и мордобойную систему воспитания. Один из дореволюционных биографов Лесовского с сожалением писал: "Как человек Лесовский совмещал в себе противоположные качества: имея, в сущности, не злое сердце, он даже в те времена приобрел репутацию исключительно жестокого капитана. На кораблях, которыми он командовал, матросы изнемогали под тяжестью беспощадных телесных наказаний и кулачной расправы как самого капитана, так и его офицеров. Даже терпеливые и кроткие русские команды того времени не выдерживали невыносимого существования…" Однако через некоторое время произойдет нечто, что навсегда отвратит Лесовского от линьков и кулака, заставит его в корне изменить свое отношение к матросам…
В самом конце года Лесовского перевели в 44‑й флотский экипаж с одновременным назначением командиром 60‑пушечного фрегата "Кулевчи".
В феврале 1853 года на 18‑пушечном бриге "Тезей" он возвращается из Сухуми в Севастополь, где принял под свое начало "Кулевчи".
В те дни среди черноморских офицеров только и разговоров было, что о возможности начала войны с турками. Лесовский относился к этим разговорам философски.
- Мы все столько лет готовились к моменту, когда наконец‑то можно будет доказать, что мы не зря ели свой хлеб! – говорил он на посиделках с другими командирами. – А потому поднимем стаканы за наши будущие победы!
Будучи командиром "Кулевчи", Лесовский в марте совершил еще одно плавание по Черному морю. Затем месяц находился на Севастопольском рейде в составе 1‑й практической эскадры вице‑адмирала Нахимова, затем еще два месяца в крейсерстве между Херсонесом и Босфором, сторожа возможное появление турецкого флота.
Вопрос о войне был уже почти решенный, а потому все от адмиралов до последнего мичмана пребывали в состоянии небывалого подъема. Не был исключением и Лесовский, деятельно готовящий свой фрегат к предстоящим боям. По этой причине все, что произошло дальше, стало для командира "Кулевчи" громом среди ясного неба.
Вызвавший его к себе на "Императрицу Марию" вице‑адмирал Нахимов, был несколько смущен.
- Тут на тебя, Степан, бумага‑с из Петербурга! – достал он из папки лист с какой‑то печатью.
- Что еще за бумага? – насторожился Лесовский.
- Да вот наш общий друг Евфимий ходатайствовал перед генерал‑адмиралом о твоем переводе на Балтику.
- Меня? На Балтику? За что же? Неужто я хуже иных служу, неужто моя "Кулевчи" хуже иных плавает и стреляет!
- Нет! – покачал головой Нахимов. – Ты у нас из лучших‑с!
- Тогда почему? За что такое оскорбление? Что, у них на Балтике офицеров не осталось?
- Я не знаю всех подробностей. Но надлежит тебе Степан срочно ехать в Петербург, а потом принимать в Кронштадте фрегат "Диана". Впрочем, зная Путятина, не думаю‑с, что это обычное назначение. Скорее всего, на тебя будет возложена какая‑нибудь особая миссия‑с!
В словах Нахимова имелся свой резон. Лесовский тоже хорошо знал Путятина по службе на Черном море, когда тот командовал корветом и высаживал десанты в Абхазии. Затем Путятин занимался закупкой пароходов в Англии, а после этого и вовсе был отправлен с особой дипломатической миссией в… Персию. Не так давно Путятин был назначен командовать эскадрой на Тихом океане, а это значило, что фрегат, на который назначается Лесовский, предназначен для Дальнего Востока. Кругосветное плавание – это мечта каждого моряка! Впрочем, Лесовский все равно был расстроен донельзя: здесь его друзья, его родной флот, который вот‑вот вступит в бой, а он должен ехать прочь от войны по какому‑то непонятному делу. Но приказы, как известно, не обсуждают, а исполняют.
На пирушке в честь своего отъезда, где друзья вовсю обсуждали, как будут драться с турками, Лесовский сидел, как на собственных похоронах, только что слезы не наворачивались. На следующий день, сдав фрегат своему другу Льву Будищеву, он простился с Севастополем. Вот в последний раз мелькнули синь Северной бухты и мачты родных кораблей… Если бы он только знал тогда, что большинство из тех, с кем сидел прошлым вечером за столом, он уже никогда больше не увидит…
В день отъезда Лесовского начальник штаба Черноморского флота вице‑адмирал Корнилов обратился с неофициальной запиской к управляющему Морским министерством великому князю Константину Николаевичу, прося зачислить в юнкера его старшего сына Алексея, "вступившего в тот возраст, с которого дед его и отец начали императорскую службу". "Предназначая его во флот, – писал в записке Корнилов, – и желая, чтобы он с ранних лет свыкся с морем, я счел бы за особое счастье, если бы мальчик начал свое морское поприще на фрегате "Диана" под командою капитан‑лейтенанта Лесовского, офицера, мне лично известного своей преданностью службе Государя Императора и своей заботливостью о том, чтобы подчиненные ему не только исполняли свои обязанности безукоризненно, но и несли бы их с любовью к своей профессии".
По этому письму и ходатайству начальника Главного Морского штаба князя Меншикова великий князь Константин Николаевич сообщил последнему: "Высочайше разрешено сыну Корнилова идти на "Диане", но не юнкером, а волонтером, не в военном мундире, с тем, чтобы по достижении 16‑летнего возраста он был зачислен юнкером на действительную службу во время бытности на фрегате".
В письме брату Александру и его жене Софье Дмитриевне от 6 ноября 1853 года вице‑адмирал Корнилов написал: "Прощай, будь здоров. Благодарю, много благодарю и тебя и Софи за Алешу, но до сих пор не знаю, как он отправился". О чем благодарил один брат другого? За хлопоты в связи с отправкой сына на "Диане" под началом Лесовского.
Что ж, дело на самом деле предстояло необычное, если Корнилов пожелал видеть своего первенца именно под началом Лесовского.
Как сложилась бы судьба Лесовского, если бы не этот срочный перевод на Балтику? Гадать здесь особенно нечего. Сменивший его на шканцах "Кулевчи" капитан‑лейтенант Будищев вскоре отличится в победном Синопском сражении, затем будет отважно сражаться на севастопольских бастионах, где и погибнет. Скорее всего, такая же участь ожидала и Лесовского. Шансов выжить в течение одиннадцатимесячной кровавой битвы за Севастополь у него было немного. Но судьба сложилась иначе.
Через три океана
В 1853 году из‑за нарастающего противостояния Петербурга с Лондоном и Парижем наш Дальний Восток оказался совершенно беззащитным.
Имевшиеся там несколько шхун и вооруженных транспортов не могли оказать серьезного сопротивления английским крейсерским эскадрам. Именно поэтому и было принято решение о срочной отправке на Тихий океан трех 52‑пушечных фрегатов: "Аврора", "Паллада" и "Диана". Для скрытности фрегаты уходили в одиночку. Плавание фрегата "Паллада", благодаря присутствию на ее борту писателя Ивана Гончарова, послужило основой для знаменитого цикла путевых очерков "Фрегат "Паллада"". Последним из фрегатов должна была уходить "Диана".
Прибыв в Петербург, Лесовский сразу поспешил в Морское министерство. Принял его морской министр Александр Сергеевич Меншиков.
- Ваша задача, уважаемый Степан Степанович, будет весьма не проста. Именно поэтому по рекомендации адмирала Путятина мы и решили возложить ее именно на вас! – начал он без особый вступлений. – Вы должны усилить нашу эскадру на Дальнем Востоке. Кроме того, помочь вице‑адмиралу Путятину в его непростых дипломатических делах. Разумеется, в обычное время с этим мог справиться обычный командир, но в условиях неприятельских отношений со стороны Англии и Франции, когда война может начаться в любой момент, нужен капитан, обладающий не только хорошими морскими качествами, но и политическим чутьем! Именно поэтому выбор пал на вас!
- Когда надо отплывать? – сразу перешел к делу и Лесовский
- Вчера! – был ему исчерпывающий ответ.
К появлению Лесовского в Кронштадте "Диана" уже вытянулась на внутренний рейд и полным ходом загружалась всяческими припасами. Судно было на тот момент самым новым и мощным фрегатом Балтийского флота. Построенная опытным инженер полковником Загуляевым, она стала вершиной его кораблестроительного мастерства. Водоизмещение фрегата составляло около 1700 тонн, а артиллерийское вооружение составляли 52 пушки 16– и 24‑фунтового калибра.
Команда на фрегате была сборная, причем собирали ее наскоро, а потому, как всегда, попало много молодых матросов, а то и вовсе рекрутов. Что касается офицеров, то на "Диане" собрали далеко не худших. Старший офицер Иван Бутаков (и представитель знаменитого флотского рода и младший брат Григория Бутакова, друга Лесовского по Черному морю) уже имел опыт океанского плавания на "Палладе" до Сингапура. Не хуже были и остальные: капитан‑лейтенант К. Н. Посьет, лейтенант Александр Можайский, мичман Н. И. Пещуров, лейтенант А. И. Энквист, А. А. Колокольцев.