2. Репутацию скромного, который сам отказался от престола. В народном представлении такие люди гораздо достойнее "выскочек"; "правильнее" ведет себя тот, кого о принятии чести просят много раз, а он ломается, "как красна девка", все объясняет "обчеству", что честь эту принять недостоин.
В наше время так ведут себя на Востоке, даже и в Японии, а в XVII веке так же было и на Руси, и потому очень "правильно" вели себя и Борис Годунов, и Михаил Романов, очень не скоро принявшие предложенные им царские бармы…
3. Репутацию несправедливо пострадавшего; таких на Руси любят и очень часто пытаются как бы компенсировать им незаслуженную обиду, предлагая не очень заслуженную, а то и вовсе незаслуженную честь. Если "копить выигрышные очки", мало что сравнится на Руси с венцом "неправедно обиженного" и "преследуемого".
4. Репутацию человека, который не принадлежит всецело одному из кланов. Может быть, это и цинично, но во время гражданских смут редко вознаграждаются чистая репутация и верность одному из знамен. У большинства людей репутация вовсе не столь чиста, весьма многие по нескольку раз метались от знамени к знамени, и они не без основания опасаются: если придет к власти более "чистый" человек, еще неизвестно, как для них все обернется. То есть даже не репрессиями, не отлучением от двора и опалой, а так… охлаждением, недопущением к почетным и хлебным должностям… Словом, есть опасение, что для людей, которые вели себя не столь уж "честно", появятся тоже "очки", но уже не наградные, а штрафные. Зато допустим, что сам человек или его недавний предок были у "тушинского вора" в почете или вместе с "лисовчиками" грабили московские деревни.
Есть серьезные основания полагать, что такого рода опасения не дали сделать блистательной карьеры князю Дмитрию Пожарскому. Действительно, на каких ролях мы застаем его после Смуты? Разумеется, он вовсе не сошел на нет, и в царствование Михаила Федоровича он часто упоминается при сборе денег ратным людям и среди воевод, ведущих в поход войска.
В историю князь Дмитрий вошел и военными подвигами, и вкладом в государственную политику, и всем своим образом жизни, - глубоко религиозный человек, он поддерживал народные промыслы, ставил на ноги единственного сына, а выводок из 13 (тринадцати) дочерей воспитал так, что половина боярской России хотела с ним породниться. Всякий почитал за честь стать родственником знаменитого героя, и уж точно знал, что дочь Пожарского будет верной женой и прекрасной хозяйкой.
В последние годы жизни князь Дмитрий раздал все имущество детям, как король Лир, но с лучшим результатом: его-то дети не предали. Ни один.
27 сентября 1618 года князь Дмитрий Пожарский был у государева стола, и была ему сказана речь: "Ты был на нашей службе против недруга нашего литовского королевича, нам служил, против польских и литовских людей стоял, в посылку над ними многие поиски делал, острог ставить велел, многих польских и литовских людей побивал и с этим боем языки к нам часто присылал, нашим и земским делом радел и промышлял, боярину нашему, князю Борису Михайловичу Лыкову, когда он из Можайска шел к Москве, помогал".
За все эти службы Дмитрий Михайлович получил кубок серебряный золоченый с покрышкою и "шубу турского атласу на соболях" с серебряными золочеными пуговицами. Подарки богатейшие, но все же не земли - единственное по-настоящему ценное пожалование в те времена. Да и жалует царь как-то странно, особо отмечая помощь Лыкову, но никак не отмечая подвиги князя в 1613 году, за которые он и вошел в историю, а все же не за помощь Лыкову.
Вернувшийся из Польши Филарет, буквально не успев стать патриархом и сесть возле сына на престол, жалует Дмитрию Михайловичу "село, проселок, сельцо да четыре деревни" - за "крепость и мужество", проявленные в 1613 году. Отметим, что это вообще одна из самых симпатичных черт Филарета - он справедлив, и он последовательно жалует всех, кто отличился в "безгосударственное время". То есть тех, кто действовал не столько по приказу, сколько по собственной воле, уму и совести.
В 1621 году вотчина, данная Пожарскому царем Василием Шуйским, пополнена и подкреплена специальной жалованной грамотой.
В 1624 и 1626 годах, на обеих свадьбах Михаила Федоровича, он выступает вторым дружкой царя, а его жена Прасковья Варфоломеевна - свахой с государевой стороны.
С 1628 года князь Дмитрий Пожарский назначен воеводой в Новгород Великий, с 1635 года - командует Судным приказом. В последний раз Дмитрия Михайловича Пожарского упоминают за царским обедом 24 сентября
1641 года. С тех пор он не упоминается в источниках, и мы даже не знаем, когда он помер. Чаще всего называют
1642 год, но ровно потому, что последнее упоминание о нем приходится на 1641-й. Так, неопределенная догадка, не подтвержденная ничем.
Вроде бы не так уж и обижен князь Пожарский - обласкан царем, слышал похвальные слова, награжден землями… Но скажем по совести - все это до убожества мало, если принимать всерьез заслуги князя перед Московией. С Пожарским обходятся как с верным слугой, но притом не сделавшим ничего исключительного. Так, обычнейшие услуги служилого человека в дни войны и мира. Пожарского жалуют, но притом очень последовательно обходят как раз ГЛАВНЫЕ заслуги - Второе ополчение 1613 года. Кроме Филарета, за них не жалует его никто.
С Д. М. Пожарским убийственно, унизительно справедливы - дают, что положено, за заслуги в новых войнах, за верную службишку. Когда на него пишут челобитные - мол, князья Пожарские люди вовсе не разрядные, никогда при прежних государях не поднимались выше городничих и губных старост, не по чину им, не по месту такие места и награды, Михаил Федорович не обращает внимания и жалует слугу так, как считает нужным. Откровенно говоря, не вижу в этом какого-то предпочтения именно князя Дмитрия Михайловича Пожарского - система местничества идет к своему естественному концу, слабеет, и цари все чаще пренебрегают этой системой. Так поступает и Михаил Федорович, продвигая "неразрядных", но нужных ему и верных людей, так будет поступать и его сын Алексей Михайлович, и в несравненно больших масштабах, чем отец.
Но когда князь Дмитрий Михайлович проигрывает тяжбу своему старому врагу князю Лыкову, он присуждается к "выдаче головой" своему недругу и переживает весьма унизительную процедуру поношения.
В общем, он получает явно меньше, чем можно было ожидать для национального героя и для государственного деятеля такого масштаба. Даже то, что мы не знаем даты его смерти, свидетельствует: в последние годы жизни князь Дмитрий Михайлович изрядно отодвинут от всей общественной жизни и находится отнюдь не в ее центре. Объяснений этому может быть два.
1. С точки зрения современников, Дмитрий Михайлович вовсе и не совершил ничего выдающегося.
2. Общество по какой-то причине старается забыть его заслуги перед государством и перед историей, старается сделать вид, что ничего особенно им и не совершено.
Некоторые ученые вполне серьезно полагают, что одна из причин этого (если не единственная причина) - как раз в безукоризненной репутации князя. И укором для многих была эта репутация, что тут поделаешь, и опасения заставляла испытывать, а что, если сделает блестящую карьеру этот безукоризненный человек, каково-то придется нам, большинству, чья репутация совсем не такова.
Если продолжать рассуждения на эту тему, то можно предположить - это тоже одна из причин, по которой князя Д. М. Пожарского не стали выбирать в цари.
Ну а Романовы никаких опасений не вызывали: и сами они много раз сигали из лагеря в лагерь, стараясь оказаться в составе каждой сильной партии, всплывающей на гребне Смуты. И родственники, и друзья у них были абсолютно во всех партиях и группах, как времен Ивана Грозного, времен Годунова, так и в партиях и группах времен Смуты.
Несомненно, все эти соображения принимались во внимание огромным множеством людей, когда сын Федора-Филарета, Михаил Федорович, родившийся в 1596 году, в 1613 году, в возрасте 17 лет, и был избран на "престол московского царства Русского государства". Причем для феодальной аристократии большее значение, наверное, имели пункты первый и четвертый; для основной массы народа скорее могли иметь значение пункты второй и третий, но опять же - и низы, и верхи народа полностью сходились в оценках Романовых как идеальных царей.
Вступая на престол, Михаил Романов не заключил с подданными никакого договора. Не возникло ничего даже похожего на писаную конституцию. Власть Рюриковичей не ограничивалась ничем, кроме традиции, и власть Романовых тоже не ограничивалась ничем, кроме традиции. Вот только в эту традицию входило много чего, включая и Земские соборы, и реальную возможность для нижегородского мужика стать патриархом.
Правда, некоторые источники упоминают какую-то "запись" - якобы при вступлении на престол Михаил Федорович дал такую "запись" с некими обещаниями. Но ни текста самой "записи" у нас нет, ни даже более подробного описания - что же именно обещал делать (или не делать) царь? Может быть, царь давал обязательство править, созывая Земские соборы? Можно долго гадать об этом, и давал ли он "запись" за одного себя или за себя и за своих потомков, только что толку? В истории Руси появляется еще одна тайна - тайна документа, который будто бы был составлен при вступлении Романовых на престол.
Но даже если и не было никакой "записи", если попросту врут или некомпетентны источники, все равно самим фактом избрания царя "землей" "земщина" была поставлена выше, чем сам монархический принцип. "Земля" избирала себе царя и устанавливала династию.
Причем династия правила сама по себе, только пока ни у кого не возникало сомнений, кто должен прийти на смену кому. Но "земля" выбирала царя не только в том случае, если пресекалась династия, как это было в 1598-м. Но и когда возникала сложная династическая ситуация - например, после смерти Федора Алексеевича, когда страну разорвала склока Милославских и Нарышкиных.
В частности, и потому Петр - не законный, в лучшем случае полузаконный царь, что его никогда не избирал Земский собор. А принцип, согласно которому в спорных случаях царя избирает Земский собор, уже успел утвердиться.
Вот УЧРЕДИТЕЛЬНОГО ПАРЛАМЕНТА действительно никто никогда не видел ни в Британии, ни во Франции, и в этом смысле Земский собор - даже более солидный, более фундаментальный институт народного представительства. Британский парламент однажды распорядился престолом, но это было с его стороны не осуществлением законных полномочий, а закулисной сделкой, к которой основное число избирателей не имело никакого отношения (а уж тем более не имели отношения 98 % британцев, которые не избирали парламент).
А ведь все это свидетельствует об очень демократическом политическом строе Московии: высшим, учреждающим всякую власть органом оказывается Земский собор, представляющий самые широкие круги населения!
СОЦИАЛЬНАЯ ПОДВИЖНОСТЬ НАСЕЛЕНИЯ
Служилые люди Московии, ее армия намного больше уважаемы в народе. Но и служилых людей мало: около 300 тысяч на всю страну. Из них помещиков - порядка 30 тысяч, и еще столько же служилых без земли, но с такими же правами. Во Франции дворян порядка 1 миллиона, то есть 5 % всего населения. В Московии - 60 тысяч, то есть 0,5 %.
Верхушка аристократии - бояре, имевшие не поместья, даваемые на время, за службу, а вотчины, переходившие по наследству. Боярских родов было от 30 до 40, потому что людей постоянно возводили в бояре за службу. Знатнейших родов из них - 16. Общее число взрослых мужчин во всех этих родах в середине XVII века не превышает и 250–300.
Во Франции того же времени мы видим до 1000 семей титулованного дворянства, с числом активного мужского населения до 12 тысяч человек - в 10–20 раз меньше "на душу населения" страны.
И к тому же во Франции вообще не возводили в дворяне, дворянами только рождались. В Британии дворянином считался всякий, у кого доход был больше 40 фунтов стерлингов в год. Но и в Британии лордами рождались и почти никогда не становились.
А в России это было возможно!
Аристократия заседала в совещательном органе при царе - в Боярской думе. И была Боярская дума очень демократична по составу.
При Алексее Михайловиче из 60 членов Думы было 5 бояр, не принадлежащих к знатным феодальным родам, 5 думных дворян и 4 думных дьяка. Итого - из 60 человек 14 имели вовсе не аристократическое, а самое "демократическое" происхождение.
При сыне Алексея Михайловича, Федоре Алексеевиче, в 1688 году, уже 35 из 57 членов Думы были выдвиженцами, которые сами сделали себе карьеру.
ПОДВЕДЕМ ИТОГИ
Нет смысла делать из истории идиллию и представлять себе Московию как замечательную во всем страну, в которой нет нужды преодолевать Свое провинциальное положение в мире, отсталость и дикость. Чего-чего, а проблем Московии хватало.
Но точно так же не надо представлять ее, как "Московию зла", вместилище жестокости и дикости. Всего этого, что называется, навалом, но намного ли больше, чем в любой другой стране того времени, западной или восточной? Обычная деспотия, даже приличнее очень многих.
Неравенство в Московии, конечно же, есть, и его даже очень много. Но неравенство существовало во всем мире и тогда, существует и сегодня, причем абсолютно везде. Вопрос только в том, какие формы принимает неравенство и насколько велико это неравенство.
Но вот рабства в Московии очень мало, практически нет. Или, чтобы быть совершенно точным, его больше, чем в европейских странах, но заметно меньше, чем во всех азиатских.
И как бы ни была деспотична власть в Московии, она - власть с ограниченным диапазоном действия. Что ограничивает власть? Традиция. Главным образом - традиция, но в эту традицию входит и положение вещей, по которому "земля" - народ главнее монархии и учреждает монархию в трудных случаях жизни.
И еще одно - в Московии нет противостояния по оси общество - власть. Общество создает и поддерживает свое государство и помогает ему функционировать. Без этой помощи государство вряд ли вообще смогло бы просуществовать.
Московия XVII века не относится к числу стран, где рождается цивилизация Нового времени, но ее нельзя представлять и как страну чисто восточную, совершенно не относящуюся к Европе. Скорее это периферия Европы, как и все православные страны.
В Московии существует не только общинная, но и частная собственность, в том числе у крестьян. Там, где государство ослабляет свой пресс ограничений и запретов, тут же появляется и частная собственность, и люди, свободные от прямых отношений с государством, и прочие явления, в которых угадывается Европа.
Даже в странах совсем маленьких не может быть совсем однородного населения, не может быть истории простой и однозначной, движущейся всегда в одном направлении. Тем более в огромной стране с очень различными районами, с многообразными традициями всегда смешиваются разные тенденции. Есть традиция государственной жестокости, но ее уравновешивает христианская гуманистическая традиция. Есть тенденция к усилению государства, но есть и тенденция развития самоуправления. И это не громадная традиция авторитаризма, рядом с которой еле заметна тенденция общинной демократии. В ряде отношений народное представительство в Московии даже прочнее и охватывает больше людей, чем в Британии, так сказать, самой передовой стране XVII столетия.
В Московии с самого начала XVII века, не успела закончиться Смута, происходит очень многое, облыжно приписанное только петровской эпохе. Нет спора, главная проблема этой периферийной страны - преодолеть отставание, сделать рывок и догнать передовые страны. Но, во-первых, этот рывок уже делается; по существу, весь трудный XVII век - это и есть рывок, растянутый на жизнь нескольких поколений.
Московиты с их любовью к стабильности, определенности, нелюбовью к движению и к переменам не очень-то любили XVII век и называли его "бунташным", "дурным" веком и другими нелицеприятными именами. На этот век, начавшийся со страшной Смуты, и правда пришлось очень многое: и несколько внешних войн, и несколько казацких мятежей, самым страшным из которых был мятеж Степана Разина, и религиозный раскол, и династическая война, охватившая страну после смерти Федора Алексеевича в 1682 году.
Историкам часто кажется, что они лучше знают содержание произошедших когда-то событий, завершившихся эпох. Особенно крепка такая уверенность у историков, которые вообразили, что у них в руках - единственно верная идеология, позволяющая непревзойденно легко объяснять, что же именно произошло в далеком прошлом. Так было со Смутным временем. Современники событий и их недавние потомки несколько обалдевали от свалившихся на страну многообразных несчастий и сами не могли сказать ничего определенного об их происхождении. Тут и династия пресеклась, и голод, и восставший из гроба наследник, и куча явных самозванцев, и несколько иностранных нашествий, и восстания, и гражданские войны, и экономическая разруха… все сразу, за какие-то несколько лет. Что это?! Что это за клубок несчастий?! Современники, не пытаясь дать исчерпывающее объяснение, пожимали плечами: Смутное время, что поделаешь!
Вот советские историки, осененные марксизмом, знали точно - нет никакого Смутного времени, все это феодальные и буржуазные штучки, а было "восстание Хлопка" и была "крестьянская война под руководством Ивана Болотникова" - к этому-то все и сводилось.
А вот теперь, оценив совсем иначе "самое передовое в мире учение", да и попросту поумнев, историки склонны вернуться к прежнему, исторически сложившемуся названию для этих нескольких страшных лет, с 1605 по 1613 годы, - Смутное время.
Возникает вопрос: может быть, и для всего XVII века есть резон вернуться к прежнему определению - "бунташный"? Похоже, именно это слово наиболее уместно.
"Бунташность" XVII веку, помимо войн и потрясений, придавало еще одно явление: этот век стал веком культурного перелома, веком переоценки ценностей. "С воцарением новой династии у нас предприняты были политические и экономические нововведения, предметом которых было устройство народной обороны и государственного хозяйства. Почувствовав потребность в новых, заимствованных технических средствах, государство во множестве призывало иноземцев… для обучения солдат, литья пушек, устройства заводов… Совесть русского человека в раздумье стала между родной стариной и Немецкой слободой".
Эта сторона русской жизни тоже приписывается в основном Петру и годам его правления, а ведь в действительности стремление "пойти на выучку к немцам" появилось даже не у его отца - еще у деда.
Вызов развитых стран Европы и множество реакций, множество разнообразных ответов на этот вызов - от восторженного стремления немедленно сбрить бороду и перейти в лютеранство до истерической жажды самоизоляции, - вот еще чем обернулся XVII век.
И нам пора попытаться понять: действительно, а нужно ли было вообще "идти на выучку к немцам"? Или, может быть, Московия уже и так шла в нужном направлении и заграничные учителя были бы ей только вредны?
Часть II
ЭПОХА БОЛЬШИХ ПЕРЕМЕН
Участник семинара:
- Петр европеизировал Россию…
B. C. Библер:
- Перестаньте европеизировать Европу!
Подлинный диалог