Закрытие моей программы! Каково?! Культовой, недооцененной тупицами, обожаемой людьми.
Глупость года
Смотрите номинацию "Разочарование года".
Портал, сайт года
Сайт – мой, исключительный. АиФ. ru, sovsport.ru.
Нам обещают немыслимо трудный год, но мы крепкие, выдюжим, тем паче у нас есть исключительные ресурсы – книги, музыка, кино.
И любимые люди.
Нет, не так: сначала любимые люди, а потом все остальное.
Думы о возрасте
Чтобы сразу определиться: в июне, 22-го, вашему (не такому уж) покорному 45, и даже гуру журналистики Е.Ю. Додолев знает, что это важнее новой роли Бандераса, положения дел в Воронеже и места "Спартака" в итоговой таблице футбольного чемпионата.
Я хочу стареть медленно и качественно, как Джордж Клуни (в новогоднюю ночь, кстати, подводя итоги, я пересмотрел "Доброй ночи и удачи!"; рекомендую: инфицирует энтузиазмом) – а для этого надо расстараться. Быть верным себе, как Джефф Бриджес в "Посвященном"; быть в форме, как Роберт Редфорд в "Первом мстителе"; по временам Шуберта слушать, укрощать разум с помощью книжек вроде "Эвмесвиль" Эрнста Юнгера.
22-ое июня еще далеко-далеко, вам еще меня, энигматического, читать и читать, но я даже каникулы отменил – окунулся в рефлексию. Душеполезное, знаете ли, занятие по временам, голову очищает.
Помнит ли, кстати, кто-нибудь, что уже два года как Ж. Депардье наш соотечественник?
Я намедни встретил его.
Мне вскорости 45, и мое капитальное достижение – я научился отделять зерна от плевел, а хорошее кино отличать от дерьма (то же касается и музыки, и книг).
Посмотрите "Холод в июле" и послушайте новый альбом "Take That".
Про альбом-то все понятно: он головокружительный, пацаны вымахали в исполинов и ну тарабанить, как в дверь, в небеса: эй, мы здесь!
А вот фильм пересказом я портить не буду, там непостижимая даже для Е.Ю. Додолева коллизия. И оцените выход ветерана Дона Джонсона; это вам не Мэтью Бродэрик с Элайджей Вудом, это инструкция по красивому вхождению в лета.
Антокольский написал: "Нечем дышать, оттого что я старше, чем время" – ну да, бывают эсхатологические моментики, но ведь то же стихотворение начинается с прелестного: "Нечем дышать, оттого что я девушку встретил".
Вот это по мне: время нас одолеет, так или иначе, но иногда, и даже часто, с ним можно быть на равных.
Я до сих хочу этому научиться. Потому что не хочу стать ЖД.
Долговая яма для гения
Заметку эту (я даже не уверен, что это заметка, к чертям собачьим жанры, мне просто очень плохо) я писать не собирался, я еще не выжил из ума, чтобы писать о себе "несусветно талантливый".
Но таковым меня считал мой брат, он умер, и я пишу эти строчки ради него.
Несусветно талантливый, по версии брата и еще 27 миллионов человек; имеющий право и над Познером иронизировать, и вторым Ларри Кингом себя воображать, и об Урганта поцарапаться, и всю шатию из "Камеди Клаб" считать своим порождением; могущий по плечу похлопать Нагиева, – человек, чьи производственные мощности слишком велики для существующего рынка.
Ни "АКУЛЫ ПЕРА", ни "ОТАР ПРОТИВ", ни "БОЛЬШОЙ КУШ", ни "ПАРТИЙНАЯ 3ОНА", ни УКРАИНСКИЕ ПРОЕКТЫ, ни "КАКОВО?!", сделав меня культовым парнем, парализующим уличное движение в любой точке земного шара, где живут наши люди, – эти шедевры так и не вывели меня в первый ряд.
Айзеншписа, который бы объяснил Эрнсту мой масштаб и вписал в иерархию, уже нет, другие проталкивают своих, а мудрость толпы обыкновенно сводится к тому, что парня, чей словарный запас составляет три миллиарда слов, который не укладывается в прокрустово ложе стандарта и на голову выше подавляющего большинства, пардон за каламбур, говорящих голов, следует держать за графомана и мизантропа-анахорета.
Я мог бы целый день рассказывать вам, как нынешнее "тиви" погрязло в непотизме, какие овцепасы ведут программы, – но зачем, если вы сами все знаете и сами все видите?
Каждый год мне говорят, что я неформатный, "обзывая" при этом гением, чья гениальность имеет агромадную доказательную базу.
Я понимаю, что остался для брата бездомным уличным художником, отмеченным печатью гения, – и это понимание разрывает мне сердце. Потому что я заслужил, и давно, быть миллионером и помогать семье не грошами, а миллионами.
Но я, извините, не гомосексуалист и не ублюдок, что, в конце концов, и сделало меня изгоем. А теперь перечитайте текст.
И почитайте следующее.
Мне, человеку, которым восхищаются Е.Ю. Додолев и Ангела Меркель, которого боятся сомалийские пираты, которому за каждую статью в Америке дарили бы дом, но он в Америку не хочет, потому что любит свою страну, – этому человеку НЕ ХВАТИЛО ДЕНЕГ НА ПОХОРОНЫ.
Прости меня, Брат.
И будьте вы прокляты.
Любовь моя, мой плач – Тифлис!
Мгновенный укол счастья
Я того убеждения, что Тбилиси и Тифлис суть два разных города; в одном я учился, другой мне снится; Тбилиси – это воплощение адреналиновой
мощи, Тифлис – воплощение вычурного эстетизма. Пастернак писал, что "Тифлис – лишь страсти разряды", и кто я такой, несостоявшийся кутаисский торпедовец, чтобы придираться к слову "лишь"?
Не бойтесь после "макабрически-хтонической" Москвы, или из какой вы там большой деревни, укоризненных взглядов, не бойтесь прослыть пьянчужкой, вот вам тога жуира, накиньте, начните день с "Мукузани", так завещала великая Б. Ахмадулина:
"…вот радость! И под утро так чиста виноградовая сладость, осенявшая уста".
Тифлис – это, по тому же Пастернаку, "мгновенный укол счастья", поэтому селиться надо в одноименной гостинице, к черту стекляшки и бетон, да здравствует берег Куры, диск солнца прям пред тобой, болячек как не бывало, одна сплошная монополия рвущегося в атмосферу углекислого газа, и пузырьки шипят: в Тифлисе смерти не было и нет.
В этом городе ("Не знаю я, известно ли вам, что я певец прекрасных дам, но с ними я изнемогал от скуки. А этот город мной любим за то, что мне не скучно с ним…") совершенно точно не возбраняется быть высокопарным.
После получаса в ресторане "Цисквили" ("Мельница") вы сами сделаетесь витией и захотите отменить существующий миропорядок и объявить Эру Мировой Благодати.
Беспременно что-то хорошее начнется в жизни, если в золотом Свети-Цховели вы поставили свечу (я ставил там свечки за брата моего Ромку и за Давида Кипиани, и за всех пропавших ни за понюшку табаку).
Тифлис постоянно меняется, не меняясь. Прокатитесь по канатной дороге, на самой верхотуре испейте ледяной водицы и посмотрите вниз – это свернутый гобелен, который разворачивается бесконечно, напоминая о том, что от жизни не след прятаться, в нее нужно нырять.
Чуть-чуть южнее рая
Я жил на крохотной улице Иоселиани, там нет знати, одни высокохудожественные парии, добрые и перманентно хмельные, гоняющие мяч и играющие в нарды.
Улочка Иоселиани расположена "чуть-чуть южнее рая", там, где "на детской дудочке играя, живет вселенная вторая и называется – Тифлис".
Для понтярских разговоров о труднопроницаемом устройстве мира более других годится ресторация "Терраса" возле "Рэдиссона"; там случаются, кстати говоря, ареопаги нынешних футбольных звезд.
В Тбилисо-Тифлисе каждый второй считает себя гением, а каждый третий гениально играет то, ради чего он, кажется, и был придуман, – жертву собственной безупречности.
Но я был инородным телом на Иоселиани, я ведь кутаисский люмпен, а это идеологическое противостояние во вкусе "Москва – Питер".
И снова выручил футбол.
Наша улочка схлестнулась с улицей Лобжанидзе, заселенной мажорами, я замкнул прострел и результативно, что твой Деметрадзе, симулировал травму в супостатской штрафной, и эти два мяча заменили мне ритуал инициации, я был принят.
И мы поехали в Метехи – место, куда любой грузин едет прочистить голову, там оживают густонаселенные фрески, на фресках люди мечтают о Свободе и бьются за Землю.
Двадцать минут езды от центра – и вот вам слияние неба, долины, гор; "единенье такое лишь небом хранимо". Здесь пьют только "Саперави", оно, что ли, более "утешительное", старые хитрецы говорили мне, что "Саперави", ежели его употребить с умом, приближает к разгадке Божьего замысла.
Как же мы, например, захмелев, оседлали коней и помчали в сакральную Алазанскую долину.
Это, если хотите, субстрат грузинского миропонимания, средство от коловорота, в будни самым будничным образом насилующего твой мозг, глазные яблоки, барабанные перепонки.
Вот тут, в долине, под алазанское же винцо ("винцо в бутылочке, мясцо на вилочке"), до вас дойдет "евтушенковское", писанное в Грузии, "возмездье отпуска за годовую муку".
Самое время для серной бани, вот где вам выпишут индульгенцию на год вперед, аж завидки берут.
Таких бань нет нигде, стамбульские, которые мне рекомендовали, не бани, а неловкость.
Баня должна быть такой, чтобы ты убедился, что в мире еще полно гармонии, что мозговое переутомление – это тьфу, если есть грузинское вино и боевые товарищи рядком, если ты знаешь, что можешь успеть все, обнять весь мир и даже не опоздать на футбол.
Юбилей с удавкой в руках
Покажите мне сердце, не обремененное дерзкими мечтами, – и я покажу вам счастливого человека!
Вот я – Е.Ю. Додолев подтвердит – изолированный случай, все более редкий для человеческой расы: догадал меня черт народиться с сокровищем – Даром.
Через четыре дня мне 445 лет, я слыву грузинским Бенисио Дель Торо, и нечистый токмо знает, отчего я еще не на вершине, коли до сих парализую уличное движение в любой точке земшара, что твой ранний Евтушенко.
Если не знать меня коротко, то создается ощущение, что карьера моя замешана на "лихорадке горя", как стихи Бродского.
Мне 445, но я, как пиит Кублановский, тоже растерян:
"Так и нету внятного ответа,
Что такое стынь тоски вселенской",
хотя я умею делать свою работу так, что преображаю пространство.
Однако ж ни Спилберг, ни Эрнст, ни даже Миша Галустян мне не звонят, и лекарство от отчаяния я нахожу только в том, что расширяю фронт работ – чтобы в нужный момент оказаться в форме Энди Гарсиа.
Но сколько ни умничай и ни изображай Клинта Иствуда вперемешку с Джоном Траволтой от журналистики, Эрнст новые проекты отдает на откуп амбивалентному Пивоварову и Башарову, воплощению авантюрного духа эпохи отрицательного обаяния и харизмы и без харизмы.
Но Пивоваров хотя бы энциклопедически образован, тогда как второй, перманентный женишок, поколачивающий зазноб с пьяных глаз, – ни аза не смыслит в тививедении, но на короткой с кем надо ноге.
Не понимаю.
Но работать-то надо.
Как говорила моя мама: "Как ты умудряешься в первой десятке столько лет торчать? Не сосешь ни у кого, сзади парней не подпускаешь".
Умудряюсь, мам: я сам сзади подхожу.
Только не с членом, как у ЭТИХ принято, а с ножом и удавкой.
Через четыре дня мне 445.
Сказать спасибо 445 раз
Сегодня мне 445 лет. Вы вольны полагать меня концентрированным воплощением всего самого худшего в человечестве, полагайте сколько угодно, на мой сердечный жар это никоим образом не влияет, и повлиять никак не может; другие, глобальные вещи влияют.
Например, кончина Фреске и юбилей превосходной Натальи Селезневой. Вчера я оплакивал Жанну, сегодня я восхищаюсь народной артисткой, выглядящей моложе, чем самые молодые коллеги Фриске.
Нравится нам это или нет, но трагедия и триумф – в несомненном родстве. За неполные полгода я похоронил шесть человек, и эта статистика скорби нанесла сокрушительный удар по моей картине мира, немилосердного и восхитительного разом. И смерть Жанны, и юбилей Селезневой и даже, простите, мой мужланский юбилейчик – это не просто иллюстрации к моим утренним думам, это уроки. Тут возможно несколько объяснений, но я остановлюсь только на одном. "Жизнь стоит того, чтобы жить" и напевать: "Это наш день, мы узнали его по расположению звезд".
Цой, допрежь уйти, пропел главное. Я не верю, что время лечит, мне теперь жить до края дней с этой болью, и не верю я, как верил Маркес, что физическая боль сильнее душевной; я, как Селезнева, верю, что надо учиться быть счастливыми здесь и сейчас, а ушедшим, кроме "прости-прощай", шептать "спасибо, спасибо, спасибо". Мне 445, и я какое-то время побуду с вами, можно?
Не про это
Не про это лето можно написать: "Оно было красивым, как меандр"; нет, не про это.
Лето получилось значительным, но в драматическом смысле.
Пришлось много плакать; лето заставило.
Как до этого зима и весна, нещадно, а главное, обильно и часто отбиравшее у нас самых дорогих людей.
Я, если вы изволили заметить, человек донельзя сентиментальный (особенно не обольщайтесь: сентиментальность не мешает мне бить, если надо, и в бровь, и в глаз), и, может быть, это одно из немногих моих достоинств; иметь горячее сердце – есть в этом что-то высшее.
Эта же сентиментальность тебя и спасает, когда ты получаешь "дюжину ножей в спину", эта сентиментальность, которая, напоминаю, в моем случае – с кулаками, и спасла меня; я это лето пустулой (нечего, читатель: загляни в Википедию, расширяй кругозор) обозвал.
Но я ведь не эсхатологическую заметку пишу, я защитник Нормы перед лицом Хаоса, я, черт подери, оптимист, антипод Скверны.
Я к осени отношусь с замиранием сердца.
Выучите, наконец, слово "променад", сделайте приятное друзьям, начните по вечерам читать по страничке фолианты, не смотрите телевизор (разве только меня и Е.Ю. Додолева), учитесь принимать все, что вам посылается, – да под хорошую музыку, переводящую скепсис в область отрицательных величин.
Гром и молния
Я не знаю, каков ваш план на новый год, но, опытом горьким наученный, свой я стал осуществлять в 03:00 1 января.
Я играю на опережение, а план мой прост: все успеть, по пути изведя вас всех (хотя последний пункт самоцелью не является).
Прошлый год часто был гадким, редко хорошим, но мерзости, учиненные годиной-гадиной, не оправдывают моей растерянности перед лицом (мордой) бед (кончина БРАТА, смерть лучшей подруги Фриске); надо было лучше готовиться, не желторотый юнец.
А я из тех старозаветных уродцев, что убеждены: пусть знания и умножают печаль, только они и дают силу.
Год я начал с гантелей, витаминов и фильмов с брутальными пацанами, умеющими подчинять кулаки и нервы мозгам: с Бенисио дель Торо, Энди Гарсиа и Тома Харди.
Посмотрите "Легенду", "Убийцу", "Иррационального человека" с Хоакином Фениксом: эти парни, чуждые дистомии и абулии, шутковать не любят, дают сдачи не из благородства, а потому что давать сдачи – часть ДНК.
Как Ди Каприов "Выжившем", сверхубедительно показавший – дайте ему уже чертового "Оскара"! – человека, чья жизнь замешана на "лихорадке горя".
Он мстит – как сделали бы все означенные мои пацаны – за убиенного сына; ханжи возмущены, но с ханжами я умею разговаривать (послушайте меня утром на 93,2 FМ в будни, "СПОРТ FМ"); правда, они со мной не умеют, я, пардон, им не по зубам, поэтому их все меньше. Но вопрос сколь бездонный, столь и принципиальный, посему еще и еще раз приведу мнение Константина Леонтьева (нечего, читатель, сам наводи справки): "Все хорошо, если красиво и сильно, а будь то святость или разврат, реакционность или революционность – не имеет значения".
В этом высказывании вся полнота жизни, я об этом талдычу и вам, и на федеральных каналах, и на "СПОРТ FM".
Правда, с желанием взорвать тухлый мир надо поосторожнее: пусть это все-таки будет фигурой речи.
Вы, кстати, выясняли степень вашей износоустойчивости?
Я, конечно, не о застольях.
Вот только попробуйте отрицать, что это диво дивное: вскакивать С РАДОСТЬЮ в 3 пополуночи, чтобы в 6 быть на работе.
ЕЖЕДЕНЬ.
Я научился с помощью "СПОРТ FM" (соведущий – Роман Мазуров) избывать "неприятности мелкотравматического характера" и теперь учу этому аудиторию (не мутируя при этом в ментора с покровительственным конферансом).
Люди сразу чувствуют освежающую, как насыщенный озоном воздух, симпатию.
Умер от рака Дэвид Боуи, и это трагедия; он, как мало кто, умел делать суровой реальности инъекцию уже почти запретной своеобычности.
Самое время, помня о нем, выяснить, усвоили ли мы этот урок: сохранить свое "Я" – даже когда гром наивно пытается опередить молнию.
Сантименты-2016
Истый революционер-антифашист, а я первый среди этой вымирающей братии, должен сохранять пессимизм разума и оптимизм воли.
Такой мерзости, как соединение лени, зазнайства и эсхатологии, никакой талант не искупит.
Спросите хоть у Е.Ю. Додолева, успевшего уже в самом эмбрионе года взять интервью у преуспевающего Н.С. Михалкова.
В общем, в самом начале года, покамест умники "фейсбучные", которых "НВ" перепечатывает с таким же упоением, с каким я смотрю сериал "Хорошая жена", но оно хотя бы того стоит, – покуда они не утомили вас "живыми хрониками внутренних борений великих душ", ОЧЕНЬ плохо исполненными, я спешу напомнить пресыщенной публике, которая сама себе кажется просвещенной, что я из тех пацанов, что всегда видят стакан наполовину полным.
Год мы прожили непростой, да, но выдающийся, два раза да.
Генеральное событие года – не путинские обращения к люду, не футбольный подвиг Слуцкого, не Нобелевка, врученная С. Алексиевич.
Не туры даже моих любимых Рамаззотти и Take That, во время каковых туров и тот, и другие показали всему миру, что в первую голову потребна форма, потому что без формы с содержанием не справиться.
Не допинговый скандал, в котором некоторые дураки узрели не позор наш общий, а политику с санкциями.
Даже не Эрдоган, человек, разговаривающий таким волапюком и в такой тональности, что хочется вызвать эскулапов с коновалами.
Три человека в 2015-ом реализовали идеи, которые казались заранее обреченными на провал.
Евтушенко, Джефф Линн, Кушанашвили (простите).
Сорок тысяч с лишним лет развития языка – и нет слова, чтобы описать то, что эти люди сотворили о прошлом годе.
Евтушенко провел беспримерный поэтический марафон в Лужниках. В наше время, которое охоче только до дерьма. С шести до полуночи люди, уцелевшие в вашу чертову цифровую эпоху непотребства, внимали стихам, а не волапюку смердящей подворотни. И ни один не ушел.
Может, это характеризует меня не с лучшей стороны, но и себя я считаю человеком, совершившим прорыв.
На "СПОРТ FM" (93,2).
Все считают сантименты чем-то непристойным, а я их славлю каждое утро.
Послушайте, не кочевряжьтесь: по сравнению с тем, что вытворяем мы с напарником Романом Мазуровым, любой радиоэфир – самодеятельность неочевидного качества.