В общем-то никаких особенных опасений в связи с поездкой не возникало, тем более что уже была назначена дата свадьбы Иосифа и мать имела твердое намерение за несколько дней до бракосочетания вернуться в Москву для участия в семейном торжестве. Кое-какие сомнения возникали по поводу "Двадцати писем к другу". Светлана уже завершила работу над рукописью, и мы имели копию всех этих "Двадцати писем". Ничего особо криминального в них не было - немного грязи по поводу репрессивной политики отца, благодарность Хрущеву и Косыгину за то, что после смерти Сталина ей сохранили многие льготы и привилегии, воспоминания о встрече с Василием после его выхода из Владимирской тюрьмы и другие эпизоды семейной жизни. Естественно, что в СССР она не смогла бы их напечатать. Опубликовать на Западе тоже, видимо, не решалась. Побоялась она и везти рукопись с собой в Индию. Нам стало точно известно, что при отъезде "Писем" у нее не было. Скорее всего эти материалы были заранее переправлены с помощью дочери посла Индии в СССР господина Кауля.
Выполняя решение ЦК, я откомандировываю вместе со Светланой в Индию двух наших сотрудников - мужчину и женщину для сопровождения, обеспечения охраны и недопущения возможных провокаций со стороны противника.
В то время послом СССР в Индии был Иван Александрович Бенедиктов (при Сталине он работал министром сельского хозяйства), а нашим резидентом в Дели - Радомир Георгиевич Богданов. Это прекрасные люди, великолепные специалисты. И. Бенедиктов всегда питал наилучшие чувства к Сталину, поэтому постарался устроить его дочь с возможно большим комфортом. В Дели ее поселили в маленькой, но уютной гостинице при посольстве, где она и прожила почти месяц. Индуистская традиция развеивания праха была соблюдена, но домой Светлана не торопилась. Более того, позвонив в Москву, она попросила сына отложить свадьбу, а сама поехала в индийскую деревню, где когда-то жил ее муж. Там она провела еще месяц без какой-либо нашей охраны. А из Москвы ее доставал звонками сын. Действительно, ситуация с переносом свадьбы становилась довольно пикантной, а праздновать такое событие без матери - не в традициях семьи. Тем не менее Светлана уговорила сына еще на одну отсрочку, а сама вернулась из деревни в Дели. Наконец, дата возвращения - 6 марта 1967 года - была определена и даже куплен билет до Москвы. Накануне - в годовщину смерти своего отца - Светлана была в посольстве и встречалась с И. Бенедиктовым. Посол (правда, без согласования с нами) вернул Светлане паспорт, который хранил в своем сейфе, и стал готовиться к ее отъезду.
Светлана тоже как будто собиралась в дорогу: устроила стирку, развесила в комнате белье, стала собирать вещи. По предварительной договоренности в это же время с прощальным визитом к ней пришла ее приятельница по Москве - дочь посла Индии в СССР - и стала ждать ее у ворот посольства. Ждет полчаса, час, а Светланы все нет и нет. Тут уж и наша охрана забеспокоилась. Заглянули в комнату - белье висит, все на месте, казалось, что и сама хозяйка где-то тут. Лишь когда тревожная информация дошла до резидента, отважились на осмотр всей комнаты. Светланы уже и след простыл - калитка американского посольства рядом (всего 40–50 метров), туда она и прошмыгнула. Один из охранников рассказал, что видел Светлану. С небольшим чемоданчиком в руках она направлялась к выходу, сказав мимоходом, что должна встретиться с дочерью индийского посла. Охранник, естественно, не обратил на это никакого внимания, такие встречи с посетителями у посольских ворот были постоянными.
В эту же ночь из американского посольства Светлана была тайно переправлена в аэропорт Дели, а оттуда - в Швейцарию, где и попросила политического убежища. Швейцарцы отказали, боясь осложнения дипломатических отношений с СССР. Светлана выехала в Италию, но и там получила отказ в убежище. Несколько раз она звонила в Москву и разговаривала с сыном. Оказавшись из-за ее поступка в двусмысленном положении, Иосиф довольно в резких тонах высказал матери все, что думал по поводу ее побега, и отказал ей в разговоре с Катей.
Вскоре беглянка оказалась на американской военной базе в ФРГ, а оттуда была переброшена в США, где власти удовлетворили ее просьбу о политическом убежище.
Нам же оставалось принять необходимые контрмеры, чтобы локализовать попытки спецслужб использовать бегство С. Аллилуевой в целях компрометации СССР. Это был год полувекового юбилея Октябрьской революции и мы не хотели, чтобы праздник был хоть чем-то омрачен. Больше всего мы боялись, что, получив рукопись "Двадцати писем", американцы нашпигуют их махровым антисоветским содержанием, порочащим все наши достижения и идеалы, и за подписью дочери Сталина растиражируют этот пасквиль по всему миру. По своим каналам мы решили упредить американцев и опубликовать подлинный текст "Писем" в "Штерне" или "Шпигеле". А чтобы избавить себя от возможных неприятных сюрпризов, довели до сведения мировой общественности, что оригинал рукописи хранится в швейцарском банке. Против этой идеи был только Н. Подгорный. Он воспринял наши предложения как обливание себя собственной грязью.
Эпилог
На товарищеском ужине в честь прибывшей в Улан-Батор советской партийно-правительственной делегации во главе с секретарем ЦК КПСС Шелепиным хитрый вождь монгольских коммунистов основательно подпоил Месяцева. Цеденбал хотел узнать самые свежие новости о раскладе сил в Кремле. Немного времени прошло, как был смещен Хрущев. Насколько прочны позиции Брежнева? Это промежуточная фигура или он всерьез и надолго?
Месяцев, преданно глядя на Шелепина, заплетающимся языком объяснил малосообразительному монголу, что настоящий Первый - это Шелепин, а Брежнев - так, для декорации. И, восхищенный своей осведомленностью, запел: "Готовься к великой цели".
Похмелье было тяжким. Шелепин, чтобы спасти положение, на обратном пути сделал непредусмотренную остановку в Иркутске, собрал в обкоме партийный актив и произнес речь, в которой демонстративно подчеркивал ведущую роль Брежнева.
Но было поздно. Информация о пьяной похвальбе в Улан-Баторе уже лежала на столе Брежнева. Число свидетельств о "комсомольском заговоре" в Политбюро росло угрожающе быстро.
Председатель КГБ Семичастный был человеком Шелепина. Нужно было немедленно выдвигать на Лубянку своего соратника. Но как снять Семичастного, который немало сделал для того, чтобы он, Брежнев, сместил Хрущева?
И тут в германском "Штерне" появляются откровения сбежавшей в США дочери Сталина.
Впрочем, не будь их, повод все равно бы нашелся.
Глава 17
ДОРОГА В КРЕМЛЬ
28 ноября 1978 года все центральные и местные газеты Советского Союза на первых полосах поместили набранное крупным шрифтом информационное сообщение о Пленуме ЦК КПСС, который состоялся 27 ноября, в понедельник.
По многолетней традиции на "осенних" пленумах обсуждались и утверждались план и бюджет страны на следующий год. Так было и на этот раз. Скользнув беглым взглядом по неизменным, сопровождавшим каждого чуть ли не с детства фамилиям докладчиков - Байбаков и Гарбузов - обыватель, подавляя зевоту, переходил ко второй части информационного сообщения, где, опять же все по тому же скучному протоколу излагались кадровые перестановки в высших эшелонах партийной власти.
Из кандидатов в члены Политбюро переведен Черненко. Кандидатами избраны Тихонов и Шеварднадзе. Из состава Политбюро выведен - "по состоянию здоровья и по его просьбе" - Мазуров. Секретарем ЦК КПСС избран Горбачев М. С.
А это еще кто такой? Большинству населения имя нового секретаря абсолютно ни о чем не говорило. Да и не вызывало любопытства: наверное, опять какой-либо престарелый ленинец из тех, кто близок к дорогому Леониду Ильичу. Других в священный ареопаг не допускали.
Миллионы разочарованных, стосковавшихся по переменам граждан не подозревали, что пройдет совсем немного времени, и про этого человека напишут чуть меньше, чем про Иисуса Христа, но почти столько же, сколько про Наполеона, Ленина, Сталина и Гитлера. Несмотря на огромную литературу о Горбачеве, путь его из пыльного провинциального Ставрополя в древний Кремль до сих пор окутан тайнами, слухами, легендами.
Несостоявшаяся встреча
После реорганизации и последовавшего за ней в конце 1988 года крупного сокращения аппарата ЦК КПСС представленные к увольнению развязали языки. Обычно вышколенные и молчаливые ветераны Старой площади, уязвленные черной неблагодарностью генсека, дали волю своему злословию. С их подачи сначала по цековским коридорам, а затем и по служивой Москве зациркулировал слух о некоторых пикантных подробностях, связанных с избранием в ноябре 1978 года нового секретаря по сельскому хозяйству.
Дело обстояло вроде бы следующим образом. Горбачева вызвали в Москву на смотрины. Но не единственного. Был-де у него могущественный конкурент, о котором он не подозревал. Тоже руководитель крупной парторганизации, но - областной. Аграрник до мозга костей, с целинным опытом работы, лично знакомый Леониду Ильичу еще в бытность того секретарем ЦК Казахстана.
Вызванных в столицу кандидатов на пост секретаря ЦК держали в разных гостиницах. Обоим велели не отлучаться, так как в любую минуту они могут потребоваться для беседы с Брежневым.
И вот долгожданный момент наступил. Генсек сказал Черненко, что готов принять кадры в такое-то время.
- Давай, Костя, сначала этого, из овечьей империи, - якобы произнес Брежнев. - Юра его сильно хвалит. И Миша только что звонил, поддерживает.
Юрой генсек называл Андропова, Мишей - Суслова. Оба протежировали Горбачеву. Симпатии Черненко были на стороне другого кандидата - более основательного, чем легкомысленный ставрополец, у которого, кроме комсомольского прошлого, за душой ничего не было. Но возражать генсеку не стал, смолчал, поскольку был непревзойденным знатоком аппаратных правил.
Скрепя сердце Черненко поручил своим помощникам позвонить Горбачеву и пригласить в ЦК для беседы с генсеком.
Спустя полчаса Константину Устиновичу доложили: Горбачева в гостиничном номере нет. Телефон не отвечает.
Черненко поставил задачу поднять на ноги всех, но ставропольца найти и немедленно доставить в приемную Брежнева.
Однако поиски оказались безрезультатными. Кандидат на пост секретаря ЦК исчез бесследно. Обзвонили другие приемные ЦК, Совмин, Госплан - нет, не появлялся.
- Ну, где твой знатный овцевод? - позвонил нетерпеливо Брежнев, собиравшийся в Завидово и предвкушавший все удовольствия воскресного отдыха в кругу семьи. - Веди скорее.
У Черненко якобы мелькнула шальная мысль сказать Брежневу правду и, воспользовавшись отсутствием Горбачева и нетерпением генсека, предложить кандидатуру своего протеже, который в эту минуту наверняка не спускает взгляда с телефонного аппарата в гостиничном номере. Но что-то сдержало верного оруженосца:
- С минуты на минуту должен быть…
Горбачев не появился ни через минуту, ни через десять. Поиски растворившегося в столице ставропольского партсекретаря были тщетными.
- Вот что, Костя, ты сам с этим овцеводом поговори, - снова позвонил Брежнев. - Мне пора ехать. Скажи ему, что завтра будем рекомендовать его секретарем ЦК…
Брежнев убыл в Завидово. Вслед за генсеком покидали служебные кабинеты десятки больших и малых партийных начальников, вышедших на работу в воскресный день в связи с намечавшимся на понедельник пленумом. В огромном комплексе зданий ЦК на Старой площади одно за одним гасли окна.
Горбачева разыскали лишь поздно вечером. Его нашли в одной теплой компании и прямо с застолья привезли к Черненко.
- Представляете, с пьянки - и в секретари ЦК? - негодовали аппаратчики-пуритане. - Другого бы в лучшем случае назад отправили, а то и строго наказали бы. А с него, как с гуся вода. А что он потом с памятью Черненко сделал?
Такая вот байка. Злопыхательство или что-то было?
"Какой Горбачев? Вы не туда попали…"
Все больше и больше свидетельств, притом не только высказанных устно, но и зафиксированных в печатных источниках, подтверждающих полушепотом передававшиеся когда-то слухи: да, осенью 1978 года ставропольскому партсекретарю была альтернатива.
Данное обстоятельство, конечно, не вписывается в официальную биографию последнего генсека, которая, несмотря на непохожесть Горбачева на его предшественников, все же несет отпечаток общей для жизнеописаний всех генсеков КПСС закономерности, а именно: их богоизбранности. Полистайте биографии последних кремлевских вождей. На всех этапах восхождения к высотам власти, даже в районном и областном звене, выбор падал именно на них. Складывается впечатление, что равных им по масштабу личности не было на тысячи верст окрест.
Но тот, кто более-менее знаком с кадровой политикой КПСС, знает о существовании такого неотъемлемого атрибута формирования партийно-государственной номенклатуры, как институт резерва кадров. Секрета из него никогда не делали, механизм действия описан в обширной партийной литературе: на каждую замещенную на данный момент руководящую должность в вышестоящем партийном органе имелся список лиц, годных в случае необходимости занять этот пост. Такой резерв составлялся на всю номенклатуру должностей - от начальника цеха на заводе до министра, от секретаря цеховой партийной организации в Мухобойске до высшего партийного руководства в Москве. Как правило, на каждую конкретную должность резервом предусматривалось несколько лиц. Безусловно, наиболее достойных.
Наивно было бы допустить исключение, сделанное для должности секретаря ЦК по вопросам сельского хозяйства. Это был один из самых сложных участков работы, поэтому трудно представить, что сюда, в отличие от других, планировался только один кандидат на выдвижение, да еще во времена Брежнева, когда работа с кадрами была максимально обюрокрачена.
В книге "Крушение пьедестала" В. Болдина, многолетнего помощника Горбачева во всех его ипостасях - от "рядового" секретаря до генерального и президента - называется фамилия человека, которого в ту пору тоже рассматривали на должность секретаря ЦК по сельскому хозяйству. Альтернативной Горбачеву кандидатурой Болдин называет тогдашнего первого секретаря Полтавского обкома партии Федора Трофимовича Моргуна.
Значит, это не выдумка, не сплетня? Правда, у Болдина нет таких смачных подробностей, как в гулявшей по Москве устной версии. Стиль изложения этого эпизода бывшим руководителем аппарата президента-генсека строг и лаконичен.
Прежде всего, непременная ссылка. В данном случае - на рассказ работников секретариата Черненко. На "смотрины" Горбачев и Моргун приехали одновременно. "И когда нужно было представить Л. И. Брежневу М. С. Горбачева, того не могли найти. Речь уже шла о том, чтобы везти на дачу Брежнева Моргуна. Предстояло спасать положение. Была проведена своеобразная поисковая работа. Неизвестно, чем бы все кончилось, но знатоки жизни членов ЦК отыскали водителя машины, отвозившего Михаила Сергеевича, выяснили, кто живет в том доме, куда его доставили, и определили, где он может быть. Кандидатуру М. С. Горбачева Л. И. Брежнев поддержал, что, думается, имело решающее значение. Горбачева избрали секретарем ЦК, а скоро и кандидатом в члены Политбюро ЦК. Членом Политбюро он стал в 1980 году".
Не густо. Бесстрастная констатация факта, не более. Болдин до прихода к Горбачеву работал в журналистике, но, очевидно, годы, проведенные во властных структурах, не прошли бесследно: сдержанность аппаратчика взяла верх над раскрепощенностью журналиста.
Уклонились под разными предлогами от комментариев этого эпизода несколько знакомых из числа тех, кто наверняка знал, как все в действительности происходило. Потерпев неудачу сразу на нескольких направлениях, я хотел было временно отложить неподатливую тему, как вдруг помог случай. Из газет узнал, что в последний день октября 1995 года в книжном магазине "Библио-глобус" на Мясницкой - презентация двухтомных мемуаров Горбачева "Жизнь и реформы".
Чем не удобный повод расспросить об этом эпизоде у самого Горбачева? Книга мемуарного плана, о его жизни, и потому вопрос не покажется нетактичным.
Отстояв в магазине приличную очередь, стал обладателем книги с дарственной надписью экс-президента. А вот диктофон для записи ответа на подготовленный вопрос не понадобился. Увидел знакомого сотрудника "Горбачев-фонда", спросил у него, как он посмотрит на то, если задать шефу такой вот вопрос. Все оказалось куда проще, чем можно было предполагать:
- А об этом у него в книге написано. Первый том с этого начинается…
И точно. "25 ноября я прилетел из Ставрополя в Москву. А в воскресенье часов в 12 оказался на юбилее у моего земляка и друга еще по комсомолу Марата Грамова. Ему исполнилось 50. Это, конечно, был повод для встречи друзей. На Малой Филевской улице в новом доме, в квартире на 4-м этаже, собрались несколько человек, в основном ставропольцы. Как у нас такие даты отмечаются, известно. По-русски - широко, с обильным угощением, дружеским разговором, с шуткой и песней. А на этот раз встретились к тому же люди, давно знавшие друг друга. Трапеза началась с традиционных тостов. Но поскольку это был круг друзей, то они звучали и искренне, и нестандартно. Настроение у всех было приподнятое, в том числе у юбиляра. Ну что такое 50 лет? Это еще даже не полдень!".
В застолье, по словам Горбачева, прошло несколько часов. А в конце дня выяснилось, что его тщетно целый день разыскивали сотрудники Черненко. С Михаилом Сергеевичем хотел встретиться Леонид Ильич.
Позвонили в гараж Управления делами ЦК, выяснили, что Горбачев вызывал машину, нашли шофера, который отвозил его по адресу Грамова. В середине дня позвонили на квартиру. Не обошлось и без курьеза. Никто из сидевших за столом не обратил внимания на телефонный звонок. Трубку поднял сын Грамова и, услышав, что просят подозвать Горбачева, недоуменно сказал:
- Какого Горбачева? Вы, наверное, не туда попали…
Шумное застолье продолжалось еще несколько часов. И только около шести вечера приехал еще один ставрополец и сказал, что в гостинице всех поставили на ноги - ищут Горбачева.
"Я набрал номер телефона, который мне сообщил приехавший земляк, - рассказывает далее экс-генсек. - Ответили из приемной Черненко: "Вас вызывает Генеральный секретарь. Нас с работы повыгоняют…" - "Хорошо, сейчас приеду", - успокоил того, кто звонил.
Надо сказать, нравы того времени были таковы, что выпивать приходилось не так уж редко. Правда, у меня пристрастия к алкоголю не было никогда. Поэтому и на сей раз мое состояние было вполне нормальным. Но все-таки известная, я бы сказал, неловкость присутствовала. Оказавшись в кабинете Черненко, я в шутливой форме сказал: "Знаете, сошлись земляки, посидели, поговорили…". Константин Устинович шутки не принял и без всяких предисловий сообщил: "Завтра на пленуме Леонид Ильич собирается внести предложение об избрании тебя секретарем ЦК партии. Поэтому он и хотел встретиться с тобой".
Одно дело оставить гостиницу, чтобы поздравить земляка-юбиляра, и совсем другое - гулянка, как это преподнесли недоброжелатели. В первом случае проявление внимания, человечности, во втором - легкомыслия и безалаберности, особенно если было известно, что в любую минуту последует приглашение на беседу с Брежневым.