Русская власть выступила в новой функции, какой история того времени не знала. Империи колониального типа складывались по другой системе: метрополия и отдаленные от нее колонии. Здесь же империя представляла сплошную территорию, где старые уклады и различные этносы перемежались с русской крестьянской колонизацией. Во многих случаях стимулируемой властью. Власть шла по пятам колонизации, осваивая ее результаты. Такая Россия представляет собой целое, аналогов которому – при сходных обстоятельствах – тогдашний мир не имел.
Что тут понималось под европеизацией? И почему новое русло этой европеизации выступило против власти? Оппонируя ей, сперва частично, затем воплотившись в виде того, что получило имя "движение декабристов". Декабристы – это заявка на другой европеизм при обстоятельствах, неотделимых от мирового процесса. Декабризм неотделим ни от Французской революции, ни от Наполеона как ее продолжателя и наследника. Наследие Французской революции, представленное Наполеоном и его триумфальными маршами, встретило сопротивление со стороны России. Первые дворянские революционеры – люди, которые были победителями Французской революции в ее наполеоновском финале. И тут совершенно своеобразное вхождение русского процесса в европейский и мировой! Из одних лишь внутренних обстоятельств России декабризм не вывести.
Непосредственное соприкосновение с "европейским человечеством" органично для России. Пожалуй, нигде мировой процесс в то время не входил в страну столь прямым образом, наталкиваясь на идейное сопротивление из глубины ее самой. С этой точки зрения декабристы – и авангард России, входящей в Мир, и люди, обреченные на непризнание той Россией, что сопротивлялась вхождению. Их поражение – важный факт европейского и мирового процесса, а не только "неудача первой революционной попытки в России". Это сильное и сложное явление, в результате которого возникнет многое, что затем, претворяя идеи в действие, определило облик русского XIX века.
Декабристы – люди, предельно сосредоточенные на России. У Пушкина есть строчка о Николае Ивановиче Тургеневе: "Одну Россию в мире видя, / Преследуя свой идеал, / Хромой Тургенев им внимал / И, плети рабства ненавидя, / Предвидел в сей толпе дворян / Освободителей крестьян". Кстати сказать, Тургенев – один из наиболее европеистских декабристов и отнюдь не изоляционист. Эту строку – "одну Россию в мире видя" (следовательно, и мир надо видеть при этом) – я бы поставил эпиграфом к рассмотрению. Но думаю, еще больше эти пушкинские слова применимы к Пестелю.
Сейчас незачем толковать "о декабризме" вообще. Стоит критично отнестись к понятию, которое включает в себя якобы единый процесс от начала и до конца. Следует помнить, что в день 14 декабря 1825 года на Сенатской площади со стороны Николая было больше участников декабристских организаций, чем со стороны восставших! Считается, что примерно 10 процентов всех дворянских фамилий России так или иначе причастны к свободолюбивому движению, хотя по-разному и на разных этапах.
– Получается, декабристы действовали, руководствовались только идейными соображениями? Были ли у них свои интересы? Вот американская революция была потребностью экономической, а в России все работают за идею?
– Вопрос хороший. Был ли тут заложен их личный интерес? Конечно! Невозможность для поколения людей после победы 1812 года вернуться к нравам и атмосфере вертикального рабства. Невозможность существовать в прежних обстоятельствах. Не забывай, что поколение победителей Наполеона – сплошь молодые люди. Они начинали добровольными поборниками Александровых преобразований. Рассчитывали, что царь-победитель, сыгравший столь существенную роль в Европе, не выдавший Францию на растерзание европейским монархам и отчасти сохранивший в ней результаты революции, будет соответственно действовать в России. Александр их разочаровал в обоих своих ликах – как "император Европы" и как человек, устроивший внутри России антипод всему, что пытался делать в Европе.
Болевым пунктом, вызвавшим энергический взрыв негодования, впервые породив идею цареубийства, было стремление Александра дать конституцию Польше: что же, Россия не доросла? России не дано то, что положено Польше? Из-за этого впервые Якушкин вызвался убить царя! Да еще польский слух дошел в такой редакции, будто Александр, предвидя сопротивление дворянства своим полонофильским проектам, чтобы заранее сломить их сопротивление, собирался освободить крестьян внутри России!
Взять самого глубокого и радикального и вместе с тем самого книжного из дворянских революционеров, каким был Павел Иванович Пестель. Что, собственно, хотел сделать Пестель в России? Какую задачу он ставил – повторить в России Французскую революцию? Оказывается, нет, Пестель хотел большего меньшими средствами. Он шел дальше Французской революции, желая предотвратить возникновение власти аристократии богатства и наследства. Но, учитывая последующее развитие, он желал достигнуть этого, минуя кровь и междуусобия Французской революции.
Движение его мысли ярко и, думаю, искренне представлено в показаниях на следствии. Он говорит, что его исходным пунктом было отрицательное отношение к Французской революции. С другой стороны, наблюденное им явление – Реставрация, как он говорил на следствии, не смогла устранить результатов революции! Оказывается, то, что Реставрация вынужденно сохранила завоевания революции, открыло ему глаза на то, что революция не дурное дело, – его можно и повторить! В лице Пестеля новая Россия молодых преобразователей собралась сокращенно повторить весь цикл европейских классических революций. От форм радикального переустройства до "термидорианских" реформ, при сохранении неустранимых завоеваний при реставрациях. Сохранить результаты преобразования, а с другой стороны, устранить кровь междуусобий. Которые в России, естественно, отягощались для них ужасами недавней пугачевщины.
Перед нами – попытка вдвинуть внутрь России в сжатом виде весь мировой процесс, каким тот представлен Европой. Вдвинуть так, что в результате получается видоизмененный его феномен, доведенный до точки, где начинается революционная критика его результата. Предотвращая "аристокрацию богатства" (слова Пестеля), он вместе с тем очищен от кровавых пороков французского прецедента. Итог приобретает форму беспрецедентного повторения – Россия политически реконструирует "европейское человечество". По крайней мере, способом осуществления.
У Пестеля был интересный спор с Рылеевым насчет Наполеона. Очень плохо относившийся к Наполеону Рылеев сказал: "Не дай бог, чтоб и у нас завелся Наполеон!" Впрочем, нам это и не грозит – мол, умный человек, желая быть преобразователем, будет скорее Вашингтоном. На что Пестель сказал: "Конечно, лучше так, но если суждено, что начатое нами дело приведет к новой тирании, то лучше пусть это будет тирания Наполеона! В таком случае мы будем сильны…" Это неслучайное и интересное его высказывание. Пестель был сторонник превращения постреволюционной России в крупную и сильную державу – не менее, а то и более могущественную, распространяющую свое влияние далее, чем при Александре. На некоторые изменения, касающиеся положения части Польши, он шел со скрипом и только для привлечения польских революционеров на свою сторону. Его интересы распространялись и на балканские дела. По мере того как усиливались разногласия среди самих декабристов, Пестель видел опасность междуусобия и думал предотвратить ее сильной революционной диктатурой Временного правительства – в сущности, на неограниченный срок.
Пестель – это уже постдекабризм внутри самого декабризма. Перед 14 декабря он переживал острый кризис и почти уже собирался уходить из движения.
14. Пестель против Петра. Царь Николай, душеприказчик повешенных. Идея "второго Петра" – прообраз партии-авангарда
– Можно сказать, что у декабристов задача была общей с Петром – прогнать русскую историю ускоренным темпом и встроить ее в европейскую систему? Разные методы, разный уровень сознания, но задача одна – догоняющая?
– Импровизация Петра вытекала из обстоятельств его воцарения, развертываясь далее в его персоне, при полной распорядительной власти над судьбами и существованием людей. В чем была цель царя? Произвести ломку патриархальных препятствий и начать перенос умений, подчиненный целям великой державы, раздвигающей пределы и границы. Царь Петр начинает импровизацией, и осознание цели возрастало у него по ходу дела. Я говорю "у него", поскольку самый тщательный просмотр всего совершенного показывает, что инициативы исходили только от него.
У декабристов же дело шло в обратном порядке. В начале интенсивная духовная работа самосознания, обращенная затем от себя к России и оборванная импровизацией 14 декабря 1825 года. Событие на Сенатской площади находится в поразительном разрыве с предшествующим ему духовным процессом. Попытка использовать междуцарствие и с помощью обмана солдат осуществить цель в виде импровизированного компромисса между несколькими революционными проектами. Правда, компромисса удивительного, проект князя Трубецкого великолепен. Но финал 14 декабря 1825-го имел характер импровизации.
Оттого процесс декабризма приобрел трагический итог. С одной стороны, из политики ушло поколение внутренне свободных людей. С другой стороны, импровизация вытолкнула на арену царя Николая, а тот стал спазматически быстро возобновлять вертикальное рабство. Но декабристы дали ему сильный толчок – проектами и идеями, аккумулированными царем по ходу следствия. Началось строительство бюрократически-распорядительной империи, притязающей на роль арбитра Европы.
Любопытен для этого нового режима его акцент на России. Известно высказывание Николая о том, что он чувствует себя защищенным от "мерзостей века" только в глубинах России, опираясь на русскую толщу. В этом заметен его имперский постдекабризм, без чего не понять, как Пушкину видится в царе Николае "второй Петр". Сразу в нескольких ролях – и как преобразователь России, и как прекратитель разрушительно-лихорадочного стиля Петра Великого. У Пушкина мы встретим надежду увидеть в деятельности царя Николая "контрреволюцию революции Петра": поразительное выражение!
Так возобновляется вся коллизия: кто придаст России новый вид, если к единому основанию она приводима только средствами всеподавляющей власти? Вопрос, который внутри декабризма полемически ставил Пестель и который практически поставил царь Николай Павлович. Отсюда перекличка попыток русского XIX века вернуть России историю, отняв у империи человеческое пространство. Сделать Россию территорией органического, спонтанного исторического движения средствами не менее сильными, чем обладает власть, у которой это пространство отнимают. Отнять человеческое у имперского – но как?
Тут и появляется "Пестелев вариант". Пестель стремился к диктатуре, чтобы подавить двойное сопротивление. Сопротивление дворян, в отношении которого наперед полагал прибегнуть к смертной казни помещиков, буде те воспрепятствуют аграрному преобразованию. Но конечно, Пестель не постеснялся бы в репрессиях против крестьянской неопугачевщины. По мере усиления разногласий в среде декабристов Пестель особо выделяет угрозу междуусобия. Угрозу думал отвратить сильной революционной властью – диктатурой Временного правительства, в сущности, на неограниченный срок.
Пестель пытался аккумулировать исторический прогресс, в Европе эшелонированный по целям, фазам и ступеням. Аккумулировать в его критическом результате, предотвращением "аристокрации богатства". Средствами власти отсечь пагубные стороны междуусобия и реставрации. Пестель скорее готов был допустить в будущем реставрацию с "русским Наполеоном", чем междуусобия в своей среде. Поскольку реставрации сохраняют для страны результаты прошлых преобразований, а раскол авангарда – нет!
Возможен ли второй Петр? В Пестелевом варианте переустройства России нет разрыва между политической революцией и социальной реформой. Аккумулирование европейского цикла превращает европеизацию по Пестелю в непрерывное перманентное действие внутри России. Действие, совершаемое одним историческим субъектом, например тайным обществом декабристов, выступающим как новая власть. Предпочтение, которое Пестель оказывает "русскому Наполеону" и даже будущему реставратору монархии, если тот сумеет сохранить результат, идет в этом плане. Пестелев мотив, это его революционно-термидорианское уравнение, пройдет сквозь весь XIX век.
Часть 3. Кейс "русский XIX век"
15. Речевая революция XIX века. Дружеская переписка о Боге и пустяках. Русское слово стало поступком: Чаадаев и Герцен
– Я редко касаюсь случившегося на Руси до XIX века. Но обрати внимание на особенности русской истории, известные, однако выпавшие из поля зрения. Например, такая: современный англичанин читает Шекспира без словаря, как итальянец читает Данте. А у нас и Радищева человек читает с трудом, нуждаясь почти в переводе. Тот церковнославянский литературный язык, на котором писал и, соответственно, думал XVIII век, – это другой русский язык. Современному читателю он малодоступен. Русская речевая жизнь, речевое существование для нас начинается с конца XVIII века, а XIX век – это уже наши современники.
– Так изменились жизненные понятия?
– Язык изменился! Спазматически быстро, с исключительной быстротой прошли изменения всей фактуры языка. Простонародная речь потеснила высокий штиль, и деление на высокое и низкое стало уходить. Соответственно раздвинулись рамки языка. Язык, созданный Пушкиным и в пушкинское время, вмещал в себя неизмеримо больше содержания в разных проявлениях, чем язык XVIII века. Целая языковая революция, без понимания которой русской истории не понять.
Шел процесс такого видоизменения русского языка, чтобы он смог точно выражать наблюдения и вместе с тем открылся для философского мышления. Все совершилось в считаные десятилетия XIX века, в малом промежутке от Чаадаева до Герцена. Чаадаев писал только по-французски, а в Герцене, космополитичном от рождения, процесс индивидуально завершился. Он пишет уже по-русски, сделав русский язык способным передавать философские нюансы. Тургенев говорил Герцену: ты гениально безграмотен! Герцен произвел такие перестановки в структуре русского языка, которые, нарушая грамматические каноны, сделали возможным стремительный ход постигающей мысли, богатой оттенками.
– То есть, когда писал Чаадаев, русский язык был негоден для отвлеченного мышления?
– Ему нужно было проделать работу над собой. Пушкин сделал русский язык способным вмещать разные содержания в одном тексте, свободно переходя от будничного сюжета к истории. Чаадаев писал Пушкину: пишите по-русски, мой друг, – вам это можно! Например, письма Пушкина жене. Пока Наталья Николаевна была невестой, Пушкин писал ей по-французски, но жене он пишет только по-русски. Переписка Пушкина с женой – чудо свободы речи, нестесненно переходящей от буднично житейского и интимного к движениям мысли.
За ними придут новые люди, бурный период закончится, и речь пойдет чаще о содержании, чем о форме. Но для отцов русской языковой революции гигантски значима форма! Я как-то внимательно читал "Былое и думы", академическое издание, глядя в комментарий, и обратил внимание, что цитаты Герцена все неточны. Притом известна его гигантская память – тут итальянское слово, там французское, немецкое, русский стих… не будет же он всякий раз лезть на книжную полку и сверять цитату? Но что интересно – личные письма жены к себе он тоже переписал! Кажется кощунством: жена ушла от него и погибла, страшная драма. И что же, редактируя ее письма, Герцен опускал что-то ему неприятное? Нет! Вся правка связана с тем, как он внутренним ухом улавливает ритм фразы. Для него письмо должно быть выслушано, как симфония, – со своей увертюрой, сквозными мотивами, отступлениями. Это индивидуальная особенность таланта, одновременно философского и художнического.
Философия в русскую речь вошла ритмом. Важный момент русской речевой революции – новая стихия речевого существования. В ее рамках возникала связь отдельного человека и маленького кружка близких людей: сам-два, сам-пять – с Россией в контексте мирового процесса. Вот человек Белинский – как ни замечательны его статьи, переписка еще интересней. Люди его кружка пишут письма-исповеди тетрадями, на одном дыхании. Затрагивают все что угодно. Переходя от Бога к предметам, где принято ставить отточие, употребляют слова, неприличные в литературном обиходе.
У самого Герцена есть выражение логический роман. Он считал, что мы еще только начинаем переживать – очень точное русское выражение! – свой логический роман. Так форма обращения мыслью к другому человеку (в контакте с немногими, на кого рассчитываешь, что поймут) – форма, близкая к существу художественного творчества, – плотно вошла в русское мышление. Эта языковая революция сделала возможным сближение философии с историей и личного поступка – с действием в масштабе России. Мы страна, где история с самого начала выступала как философия. Один человек, и от него сразу – Россия, соотнесенная с мировым процессом. Та к пошло от Чаадаева и разовьется у Герцена.