(к/сценарий)
Заснеженная долина, окруженная неприступными отвесными скалами. Нетронутый, ослепительно-белый снег под чистым, ослепительно-синим небом в широком кольце страшненьких, мутно-сизых иззубренных стен. И посередине долины приземистое двухэтажное строение с плоской крышей. Тишина и безлюдье.
Перед крыльцом строения останавливается маленький автомобиль. Открывается дверца, и на утоптанный снег ступает высокий человек лет сорока пяти с увесистым портфелем в руке. Это полицейский инспектор Петер Глебски, герой нашего фильма. Он захлопывает дверцу, снимает противосолнечные очки и оглядывает фасад строения. Здание уютное, старое, желтое с зеленым. Над крыльцом вывеска: "У Алека Сневара". С крыши свисают гофрированные сосульки толщиной в руку, а высокие ноздреватые сугробы по сторонам крыльца утыканы разноцветными лыжами.
Глебски поднимается на крыльцо и входит в просторный холл с низким деревянным потолком. Тускло отсвечивают лаком модные низкие столики, не очень гармонирующие с массивными, обитыми кожей широкими креслами. В глубине холла - стойка небольшого уютного бара, блеск разнокалиберных бутылок с яркими этикетками, своеобычные круглые табуретки на высоких ножках.
У стойки двое: тощее гибкое существо в джинсовом костюме, не то мальчик, не то молоденькая девушка, бледное треугольное личико наполовину скрыто огромными черными очками, на губе - прилипшая сигарета; и длинный пожилой человек в полном вечернем костюме - фрачная пара, фалды до пяток, накрахмаленная манишка, галстук бабочкой, сед; редкая прядь аккуратно зализана через лысину.
- Совершенно верно, Брюн, дитя мое, - басовито воркует пожилой. - Каждый настоящий волшебник - это всегда немного фокусник. Вопрос ведь в том, с какой стороны на это смотреть. В старину нас сжигали как волшебников, а сейчас презирают как фокусников…
- Да бросьте вы, господин Бар… дю…
- Дю Барнстокр.
- А, все равно мне вас не выговорить… Я говорю - бросьте трепаться. Вам что - лучше было бы, чтобы вас сжигали?
- Избави бог! Но что это у вас? Где вы подцепили эту гадость?
Дю Барнстокр протягивает руку и делает хватающее движение над плечом Брюн. Разжимает ладонь. На ладони шевелится огромный мохнатый паук. Брюн соскакивает с табурета пятится.
- Дурацкие шутки!
Дю Барнстокр сжимает ладонь в кулак и снова разжимает пальцы. На ладони ничего нет.
- Ерунда! - говорит Брюн и снова взбирается на табурет. - Из рукава. Хилая работа, господин дю Бан… Барб…
- Дю Барнстокр. Нет, дитя мое. Это было бы слишком элементарно. Держать в рукаве таких опасных тварей…
Брюн отдирает от губы окурок, осматривает его и тычет пепельницу на стойке.
- Вы мне лучше сигаретку сотворите… - ворчит "оно". Дю Барнстокр вздыхает, разводит руками и снова их сводит. Между пальцами у него дымится сигарета, и он с поклоном протягивает ее Брюн.
- Вот это другое дело, - говорит Брюн. Глебски подходит к ним.
- Простите, - говорит он. - Где я могу найти госпожу Сневар?
Брюн тычет рукой с сигаретой в сторону.
- Туда, - говорит "оно".
Инспектор идет в указанном направлении, откидывает портьеру, входит в полутемный коридор и толкает дверь с табличкой "КОНТОРА".
В залитой солнцем комнате - письменный стол, несколько стульев, тяжелый стальной сейф. Из-за стола навстречу Глебски поднимается миловидная женщина лет тридцати пяти в меховом жилете поверх ослепительно белой блузки, в спортивных брюках и пьексах.
- Госпожа Сневар? - осведомляется Глебски.
- Да. Чем могу служить?
- Я из Мюра. Полицейский инспектор Петер Глебски.
- Прошу садиться, - говорит госпожа Сневар и садится сама. Глебски садится по другую сторону стола.
- Итак? - говорит он.
На лице госпожи Сневар появляется выражение озадаченности.
- Простите? - говорит она.
- Что у вас тут случилось?
- У нас? Тут? Не понимаю…
- Вы - госпожа Сневар? Хозяйка этого отеля?
- Да…
- Разве не вы вызывали полицию?
- Я?! - Пораженная госпожа Сневар приподнимается со стула. Несколько секунд они смотрят друг на друга. Затем Глебски расстегивает портфель, достает телеграфный бланк и протягивает через стол.
- Значит, это не ваша телеграмма?
Госпожа Сневар читает телеграмму, затем качает головой и возвращает ее инспектору.
- Подписано моим именем, Кайса Сневар, все верно… Но я никаких телеграмм не давала. И ничего такого у нас никогда не случалось, никто не рубил лыжи топором, никто шины у автомобилей не портил…
- Та-ак… - говорит Глебски. - Телеграмма передана в Мюр по телефону от вас сегодня в час ночи. Это мы проверили. Кто мог это сделать?
- Понятия не имею… В час ночи? Сегодня? Нет, не знаю. Ночью я спала…
- В номерах телефоны есть?
- Нет. Только здесь, у меня… - Она указывает на телефон на столе. - Разумеется, есть еще таксофон в холле… Может быть, оттуда?
- Может быть… - Глебски тянется к телефону. - Вы разрешите? - Он набирает номер. - Капитан? Это Глебски. Да, я на месте. Рад сообщить, что ничего здесь такого не произошло… Да, ложный вызов… Да нет, нет, все правильно, я только что говорил с хозяйкой, она ничего не знает… Что? Да, было бы неплохо, но для этого требуется пустяк - выловить этого типа… Что? Ладно, можно попытаться, тем более что место здесь чудесное… Нет-нет, я шучу, конечно… Хорошо. Завтра к двум вернусь… А? Ага… Какая-какая настойка? Понятно. Непременно… Ладно. Привет.
Глебски вешает трубку и откидывается на спинку стула.
- Насколько я понимаю, - говорит госпожа Сневар, - кто-то из моих гостей…
- Увы! - говорит Глебски.
- Я приношу глубочайшие извинения, господин инспектор. У меня нет слов…
- И не надо, - прерывает ее инспектор добродушно. - Я, знаете ли, давно уже вышел из того возраста, когда возмущают ложные вызовы. И вообще, нет худа без добра. Я с удовольствием проведу у вас день и ночь за казенный счет. Что это у вас тут за знаменитая эдельвейсовая настойка?
- Господин инспектор! - торжественно произносит госпожа Сневар. - Отель постарается загладить свою невольную вину всеми средствами, какие только есть в его распоряжении. Начиная от эдельвейсовой настойки и кончая самым благоустроенным номером… Она встает. Глебски тоже поднимается.
- Прошу за мной, - говорит госпожа Сневар. Они проходят по коридору и выходят в холл.
У стойки бара произошли некоторые изменения. Дю Барнстокра уже нет, Брюн стоит за стойкой и отмеряет в высокий стакан прозрачную жидкость из квадратной бутылки, а на табурете перед стойкой восседает румяный красавец-гигант, этакий белокурый викинг в лыжном костюме, и еще возле стойки стоит, ссутулившись, маленький бесцветный человек в мохнатой дохе и длинноухой меховой шапке, с отечным неприятным лицом.
Госпожа Сневар берет инспектора за локоть и подводит к бару.
- Господа, - произносит она. - Позвольте представить вам нашего нового гостя…
- Петер Глебски, - говорит инспектор. Белокурый гигант, широко ухмыляясь, отзывается:
- Олаф Андварафорс, к вашим услугам.
- Хинкус… - бурчит малорослый.
- Как? - переспрашивает инспектор.
- Хинкус! - пискляво орет малорослый. - Ходатай по делам несовершеннолетних! Дадут мне наконец мою бутылку? Или так и будут весь день меня знакомить? Знакомят и знакомят, то с одним, то с другим…
- Ну-ну, нечего скандалить, приятель, - добродушно произносит Олаф Андварафорс - Извините за знакомство…
Брюн достает из-под стойки бутылку и швырком сует ее Хинкусу.
- Берите ваше пойло и скройтесь с глаз! - говорит "оно".
- Брюн! - сердито произносит госпожа Сневар.
- А чего он, на самом деле… Не умеет себя вести, так сидел бы дома, нечего по отелям разъезжать!
- Я на свои деньги разъезжаю! - вопит Хинкус - Я не позволю всякому сопляку…
Он вдруг прерывает себя и торопливо удаляется.
- Брюн, - говорит госпожа Сневар. - Ты не смеешь так разговаривать с клиентами.
- Клиент всегда прав, не так ли? - широко ухмыляясь говорит Олаф. - Даже такой очень неприятный клиент.
- Да уж, приятного в нем мало, что и говорить, - соглашается госпожа Сневар. - Но клиент действительно всегда прав Господин…
- Глебски, - торопливо подсказывает инспектор.
- Господин Глебски, позвольте представить вам дитя моего бедного покойного брата. Брюн, это господин Глебски, он нас не надолго, но если ты с ним будешь обращаться, как с господином Хинкусом, он сбежит от нас еще скорее, чем собирается сейчас. Налей господину Глебски эдельвейсовой.
- Ха! - произносит Олаф. - Приятная вещь - эдельвейсовая.
Брюн, как-то зловеще улыбаясь, наливает инспектору прозрачной жидкости. Инспектор залпом выпивает, несколько секунд стоит, замерев, с раскрытым ртом и только шевелит пальцами непроизвольно протянутой руки. Брюн, уже откровенно смеясь, наливает ему содовой воды. Глебски выпивает и отдувается, вытирая глаза.
- Да, вещь, - бормочет он. - Сильная вещь…
- Я рада, что вам понравилось, - любезно говорит госпож Сневар. - А теперь, если вы не желаете пропустить еще одну.
- Нет-нет, - поспешно говорит Глебски. - Как-нибудь потом…
- Тогда позвольте проводить вас в номер.
Глебски кивает Олафу и Брюн и вместе с госпожой Сневар начинает подниматься по лестнице на второй этаж.
- Бедное дитя в прошлом году лишилось отца, - говори госпожа Сневар. - Учится в столице в университете, сейчас них там каникулы, а горничная у меня взяла отпуск, вот я пригласила Брюн сюда - помочь мне по хозяйству. Хозяйство небольшое, но одной все-таки трудно…
- А скажите, - говорит Глебски. - Он… она… Это что - мальчик или девочка?
- Не знаю, - со вздохом отвечает госпожа Сневар. - Понимаете, у нас с братом были сложные отношения, мы почти не переписывались и после войны ни разу не виделись… И Брюн я увидела впервые всего месяц назад… У меня есть, конечно, определенные догадки на этот счет, но я…
Они вступают в коридор второго этажа. В этот момент дверь в дальнем конце коридора открывается, выходит Хинкус в своей шубе, меховой шапке и с бутылкой под мышкой. Заперев дверь на ключ, мельком взглянув в сторону госпожи Сневар и инспектора, он подходит к железной лестнице, ведущей на чердак, и принимается неуклюже подниматься по ней.
- Куда это он? - осведомляется инспектор.
- На крышу, - отвечает госпожа Сневар. - Там у нас солярий. Многим нравится полежать в шезлонгах на солнышке…
Она подходит к одной из дверей, открывает ее ключом и распахивает перед инспектором.
- Надеюсь, вам здесь понравится, господин Глебски. Глебски входит в просторный, действительно очень удобный номер, оглядывается.
- Здесь просто чудесно, - искренне говорит он.
- Ну, я очень рада. Обед у нас в три часа, а если захотите перекусить, скажите Брюн, вам приготовят бутерброды…
- Спасибо…
Госпожа Сневар, обворожительно улыбнувшись, выходит. Глебски бросает портфель на диван, подходит к окну, потягивается. И замирает, всматриваясь.
Из окна открывается чудесный вид на заснеженную равнину, но внимание инспектора привлечено другим. Солнце стоит высоко, на снегу лежит синяя тень отеля, и видна тень сидящего в шезлонге человека. Вот тень шевельнулась - появилась тень руки с бутылкой, человек на крыше основательно присосался к горлышку, затем рука с бутылкой опустилась, и тень снова застыла.
- Ай да ходатай… - бормочет Глебски.
Он смотрит на часы, задумывается на несколько секунд и выходит из номера. И остолбеневает.
Дверь номера напротив распахнута настежь, а в дверном проеме у самой притолоки, упираясь ногами в одну филенку, а спиной - в противоположную, висит молодой человек, одетый в свитер и джинсы. Поза его, при всей ее неестественности, кажется вполне непринужденной. Он глядит на Глебски сверху вниз, скалит длинные желтые зубы и отдает по-военному честь.
- Здравствуйте, - говорит Глебски, помолчав. - Вам плохо? Незнакомец мягко спрыгивает вниз и, продолжая отдавать честь, становится во фрунт.
- Честь имею, - произносит он. - Разрешите представится: капитан от кибернетики Симон Симонэ.
- Вольно, - говорит Глебски, протягивая руку. Они обмениваются рукопожатием.
- Собственно, я физик, - говорит Симонэ, - Но "от кибернетики" звучит почти так же плавно, как "от инфантерии". Капитан от кибернетики! Правда, смешно?
И он разражается ужасным рыдающим ржанием.
- Очень смешно, - серьезно соглашается Глебски. - А что вы делали наверху, капитан от кибернетики?
- Тренировался. Я ведь альпинист. Но я терпеть не могу гор… холодно, скользко, снег кругом… Так что я предпочитаю вот так.
- А на лыжах?
- Избави бог! Конечно, нет! Глебски оглядывает его.
- А лыжный костюм у вас есть?
- Конечно, есть.
- Давайте сюда. Я хочу пробежаться.
- Гм… А как вас зовут? Инспектор представляется.
- Гм… А своего костюма у вас нет?
- Есть. Только дома.
- Слушайте, господин Глебски, плюньте вы на лыжи. Пойдемте в бильярд, а?
- Вам жалко костюма, Симонэ?
- И костюма жалко тоже… он у меня новый… А главное - какое может быть сравнение: лыжи или бильярд?
- Ну, не жадничайте. Дайте мне костюм, а в бильярд мыпосле обеда. Идет?
Симонэ вздыхает.
- Ладно, заходите.
Они входят в номер Симонэ - такой же уютный, как и номер инспектора. Здесь много солнца, всюду разбросаны книги и папки с рукописями, на спинку кресла небрежно брошен красивый халат.
- Только вот где он у меня? - задумчиво произносит Симонэ, оглядывая свои владения. - Ага, в чемодане… - Он лезет под диван, выдвигает огромный чемодан со сложными кожаными лямками и принимается в нем рыться, не переставая болтать. - Мне эти ваши лыжи и горы ни к чему, мне прописан курс чувственных удовольствий. И я по мере сил и возможностей этим курсом следую. - Он снова разражается рыдающим хохотом. - Вот он. Пользуйтесь. - Он протягивает инспектору лыжный костюм.
- Спасибо, - говорит инспектор.
- А как вам нравится хозяйка? - вопрошает Симонэ, провожая инспектора до двери. - Ягодка, а? Есть в ней нечто такое… А?
- Несомненно, - говорит инспектор, раскрывая дверь.
- Так после обеда забьем?
- Несомненно.
Через несколько минут инспектор в лыжном костюме проходит через холл к выходу. Мельком он отмечает, что Брюн и Олаф по-прежнему располагаются по сторонам стойки и о чем-то вполголоса беседуют.
Инспектор становится на лыжи, несколько раз подпрыгивает, опираясь на палки, и с места кидается по целине размашистым финским шагом.
Проезд инспектора по сверкающему снежному полю под ослепительным солнцем - лицо у него радостно-возбужденное, сильно и ровно движутся длинные руки, выбрасывают палки, отталкиваются палками, сильно и ровно движутся ноги в скользящем неутомимом шаге…
…и перед мысленным взором его возникают и пропадают сцены из его будничной жизни, жизни заурядного полицейского чиновника, возникают и сменяются пейзажами, которые он видит сейчас, в этом захватывающем дух беге по снеговому простору.
Следственная камера, голая лампочка на шнуре, унылая морда подследственного, сидящего посереди помещения на грубой табуретке, сгорбившегося, небритого, нечистого…
…и сразу: сверкающий снег, синее небо, сизые скалы вдали…
Совещание в кабинете у начальства, густые клубы табачного дыма, утомленные лица коллег, раскрытые папки с "делами"…
…и сразу: сверкающий снег, синее небо, сизые скалы…
Тюремная камера, неопрятные нары, опухший тип в арестантском костюме слезливо оправдывается в чем-то, бьет себя кулаком в грудь, потрясает перед лицом грязными руками…
…и сразу: сверкающий снег, синее небо, сизые скалы…
Будничные сценки становятся всё бледнее, снежные пейзажи начинают просвечивать сквозь них, и вот уже не остается никаких будней, остается только снежный праздник, склоняющееся к закату солнце, потемневшие силуэты иззубренных скал на фоне темно-синего неба.
Усталый, мокрый, счастливый возвращается инспектор Глебски к отелю.
На крыльце, укутав плечи в шаль, стоит и смотрит на него с улыбкой госпожа Сневар.
- Что же это вы, господин Глебски, - говорит она, - загулялись, обед пропустили…
- Не заметил, как время пролетело… - виновато отзывается инспектор, снимает лыжи, втыкает их в снег и поднимается по ступенькам. - Ничего, перекушу чем-нибудь легоньким… Ужин, наверное, скоро уже…
Госпожа Сневар качает головой.
- Ну нет, не так уж и скоро… Пойдемте, я покормлю вас, что с вами поделаешь…
Они проходят через холл, начинают подниматься по лестнице.
- Дивно хорошо было… - говорит инспектор. - Словно молодость вернулась…
- Ну, не так уж вы и стары, господин Глебски…
- Нет, серьезно, так хорошо… Слава ложным вызовам!
Они идут по коридору. В коридоре пусто, откуда-то доносится музыка, резкие щелчки бильярдных шаров и рыдающее ржание Симонэ. Инспектор сокрушенно покачивает головой.
- И я совсем забыл, что обещал этому физику партию в бильярд после обеда!
- Не страшно, - говорит госпожа Сневар. - Он уговорил Олафа, это они с ним сейчас режутся… Идите переоденьтесь и приходите в столовую… Вон та дверь.
Инспектор открывает свою дверь, входит. Под ногами у него лежит сложенная вчетверо бумажка. Инспектор поднимает ее, разворачивает, читает вполголоса: - "Господина полицейского извещают, что в отеле под именем Хинкус находится опасный гангстер, маньяк и убийца, известный в преступных кругах под кличкой Филин. Он вооружен и грозит смертью одному из клиентов отеля. Примите меры"…
Инспектор переворачивает листок, снова переворачивает, перечитывает про себя. Задумывается.
- Гм… Хинкус…
Подходит к окну. Тень отеля сильно удлинилась, но можно без труда рассмотреть тень человека, неподвижно сидящего в шезлонге на крыше.
- Шутники! - презрительно произносит Глебски и начинает стягивать через голову лыжную фуфайку.
Глебски, переодевшись, входит в столовую. Это сравнительно небольшая зальца, отделанная темным деревом; посередине - овальный общий стол на дюжину персон, еще два-три столика, на двоих каждый, стоят у стен под грубоватыми бра; изрядную часть площади занимает могучий буфет, где за толстыми стеклами видна старинная посуда. Рядом с буфетом имеет место приоткрытая дверь - это оттуда доносится музыка, щелканье шаров, демонический хохот и азартные выкрики.
Госпожа Сневар входит следом за Глебски с подносом, на котором сияет кофейник и возвышается грудка бутербродов на тарелке.
- Идите сюда, господин Глебски, - зовет она и ставит поднос на один из столиков у стены. - Здесь вам будет уютно.
Глебски подходит, садится за столик. Госпожа Сневар наливает кофе.
- Не откажитесь посидеть со мной, - галантно просит Глебски.
Госпожа Сневар присаживается напротив него.
- Значит, вам понравилась наша долина… - говорит она.
- Да… очень… - отзывается Глебски рассеянно, прихлебывая кофе. - Скажите, госпожа Сневар… вы говорили кому-нибудь, что я - из полиции?
- Кажется, да… - Госпожа Сневар быстро взглядывает на него. - А что? Я неправильно сделала?
- Да нет, отчего же… А кому, можете припомнить?