Синагога, рядом с которым появлялось время от времени Красное Здание, была "исчерченной свастиками". Исправлено на "изрисованной свастиками". И кинотеатрик рядом - о нем упоминается, что он был оштрафован: в черновике - "за нелегальный показ порнографических фильмов", в изданиях - "за показ порнографических фильмов в ночное время". Но хоть так, хоть этак, все равно непонятно: а что, в дневное время можно? Или был там и легальный показ?
Один из военных, изображающих шахматные фигуры, в Красном Здании был украшен "массой орденов, значков, ромбов, нашивок". Позже Авторы меняют "массой" на "созвездиями".
В Красном Здании жарко полыхал камин и слышалось "уютное потрескивание пылающих дров". "Дров" правится на "поленьев".
Когда Воронин приходит в себя уже во время разговора с Кацманом и паном Ступальским, это описывалось в черновике так: "Словно соскользнула с него липкая полупрозрачная пленка кошмара…" Авторы правят и получается: "Словно лопнула и растаяла эта липкая полупрозрачная пленка кошмара…"
При допросе Кацмана напряжение и степень возмущения у обоих достигает предела. "Что было в папке?!" - кричит Андрей: "так, что у него даже что-то щелкнуло за ушами" - в черновике; "изо всех сил" - в исправленном варианте. В ответ на это: в черновике - "Изя тоже осатанел", позже - "И тут Изя сорвался".
Когда Давыдов гнал лошадь, он гикал: "усердно" - в черновике, "отчаянно" - в поздних вариантах.
Диван в редакции: в черновике - "потрепанный", в других вариантах - "пыльный".
Когда Наставник разговаривает с Ворониным о погасшем солнце, он отмечает: "Так что ретроспективно <…> эта тьма египетская будет рассматриваться уже как нормальная часть Эксперимента". Потом Авторы заменяют "нормальная" на "неотъемлемая, запрограммированная".
Кацман, повествуя о том, как он оказался в редакции в период переворота, говорит о Гейгере: "Великий вождь открыл двери тюрем". Но Кацману свойственна ирония, поэтому Авторы правят: "Великий вождь открыл двери узилищ!"
Воронин, уже господин советник, выходит из общего душа, "ступая на цыпочках". Чтобы подчеркнуть появившуюся брезгливость персонажа, Авторы правят: "…ковыляя по грязноватому кафелю и брезгливо поджимая пальцы". Чиновника, которого он встречает в раздевалке, Воронин мысленно характеризует: "Быдло". Андрей уже вполне вошел в роль господина советника, он избранный, правитель. Но ведь этот чиновничек тоже из правителей, только мелкий, пустой, суетливый. И Авторы изменяют: "Недотыкомка". И снова, подчеркивая брезгливость "нового" Андрея, "истоптанная" песчаная аллейка правится на "заплеванная". А когда в размышлениях Воронина упоминается Дания ("Людей накормить от пуза! Да разве же это задача? В паршивой Дании это уже умеют делать много лет"), "паршивая" правится на "задрипанную".
Добавляют Авторы выразительности и библейских ассоциаций, описывая Город. В черновике: "Неоглядная сине-зеленая пустота к западу и неоглядная желтая вертикальная твердь с узенькой полоской-уступом, на котором тянулся город, - к востоку". Исправленный вариант: "К западу - неоглядная сине-зеленая пустота - не море, не небо даже - именно пустота синевато-зеленоватого цвета. Сине-зеленое Ничто. К востоку - неоглядная, вертикально вздымающаяся желтая твердь с узкой полоской уступа, по которому тянулся Город. Желтая Стена. Желтая абсолютная Твердь. Бесконечная Пустота к западу и бесконечная Твердь к востоку".
После драки среди рядовых членов экспедиции разгоряченный Воронин тупо разглядывает "свои трясущиеся пальцы". Авторы правят - "подрагивающие".
Воронин думает о вызвавшихся идти в поход добровольцах: "…авантюристы, сорви-головы". "Сорви-головы" Авторы изменяют на "сарынь на кичку".
Речь Воронина перед статуями сразу писалась Авторами тщательно, поэтому подверглась она только стилистической правке с заменой "простых" слов на "трибунные": "гладкую бабу" - на "роскошную особу", "целыми толпами" - на "побатальонно", "засранцы" - на "задрипы", "говно" - на "дерьмо", "падла" - на "тварюга", "господа" - на "сударики мои", "восстановить" - на "реализовать" и др. Разве что только "премия Каллинги" была в черновике "фабрикой имени Ногина" и в рассуждении, кем был этот, чьим именем назвали, предположения были другими: не писатель и спекулянт шерстью, а полководец и живописец. И совсем маленькая вставочка, после слов "Ведь если всех вас запоминать, так забудешь, сколько водка стоит": "Ойло союзное забудешь, сколько стоит. Вот увлекся я тут с вами и забыл. Помню, что два рубля с чем-то кило… А вещь, между прочим, вкусная, не то что вы. Вроде коз-халвы. С орехами. Едали?"
Убирают Авторы повторы в описании. "Ларечник ходил вокруг своего разгромленного ларька, кряхтел, почесывал спину и, судя по выражению лица, явно что-то такое прикидывал". "Судя по выражению лица" и "явно" выражают одно и то же: допущение оценивающего действия ларечника, поэтому первое убирается.
Убирают Авторы и канцеляриты, не присущие ни рассказывающему Давыдову, ни описывающему этот рассказ Воронину.
Вместо "Бородач <…> снисходительно на него поглядывал и давал пояснения. Гон, оказывается, имел место у краснух…" - "Бородач <…> снисходительно пояснял, что гон на болотах бывает, брат, у краснух…" И опять правят канцелярит у Воронина. Приглашая Давыдова в гости, Андрей говорит: "Если меня не будет, обратитесь к дворнику…" "Обратитесь" правится на "загляните". И еще, когда Воронин думает о Давыдове, "его уход в Эксперимент больше похож на бегство от трудностей" - на "в Эксперимент он, конечно, не пошел, а от трудностей убежал…"
Но особенно показательно выглядит правка Авторами глаголов. Глагол в повествовании (в остром повествовании, предназначенном для широкого читателя) имеет едва ли не главную роль - он как бы увлекает читателя, несет его по сюжету, поэтому с подбором глаголов Авторы особенно тщательны. Вот лишь некоторые. "Окрысился" заменяется на "огрызнулся", "ударился" - на "ахнулся", "прекратились" (вопли) - на "утихли", "потрогал" (ударенное ухо) - на "ощупал", "спит" - на "дрыхнет", "неоднократно заговаривал" - на "не раз распространялся", "показалось" - на "померещилось", "хочется спросить" - на "тянет спросить", "стукнул" (кулаком) - на "ахнул", "пытаясь" (ухватить из пачки сигарету) - на "силясь", "душила" (одышка) - на "мучила", "боретесь" - на "сражаетесь", "подняло" - на "вознесло", "охватило" (ощущение вины) - на "пронзило", "выглядывала" (нижняя часть шофера из двигателя автомобиля) - на "выпячивалась", "догадались" - на "сообразили", "рявкнул" - на "гаркнул", "вытащил" - на "извлек", "зашелестел" - на "зашуршал", "проорал" - на "завопил", "озираясь" - на "вертя головой", "ткнул" - на "пнул".
ЧИСТОВИКИ ГО
Как уже говорилось выше, в архиве сохранилось два чистовика. На последней странице одного из них отмечено время работы над рукописью: "1970–1972, 1975". В другом чистовике - более детально: "24.02.1970 - 27.05.1972 - 31.07.1975".
Оба чистовика ГО еще очень похожи на черновик - многие исправления еще не внесены. Есть и варианты правки, где чистовик уже отличается от черновика. Как пишет БНС в "Комментариях": "В Питере явно шилось очередное "ленинградское дело", так что теоретически теперь к любому из "засвеченных" в любой момент могли ПРИЙТИ, и это означало бы (помимо всего прочего) конец роману, ибо пребывал он в одном-единственном экземпляре и лежал в шкафу, что называется, на самом виду. Поэтому в конце 1974-го рукопись была БНом срочно распечатана в трех экземплярах (заодно произведена была и необходимая чистовая правка), а потом два экземпляра с соблюдением всех мер предосторожности переданы были верным людям… <…> Слава богу, все окончилось благополучно, ничего экстраординарного не произошло, но две эти копии так и пролежали в "спецхране" до самого конца 80-х, когда удалось все-таки "Град" опубликовать". Какой из чистовиков - более ранний, какой - более поздний, - неизвестно, так как они содержат часто разную правку (где-то это черновик, а где-то - уже чистовик; в другом же варианте чистовика - всё наоборот).
Для публикаций АБС иногда использовали черновик, вводя уже какую-то другую стилистическую правку, иногда - чистовик, тоже дорабатывая, но это была именно стилистическая правка без существенных изменений в сюжете или в обрисовке персонажей.
Иногда Авторы вводили какие-то фактические правки, к примеру, в первом разговоре Давыдова и Воронина упоминается металлургический комбинат в Череповце. В черновике и ряде изданий говорится: "Там же строится металлургический комбинат, огромнейший заводище!..", в чистовиках и ряде изданий: "Там же сейчас металлургический комбинат отгрохали, огромнейший заводище!"
Будучи следователем, Воронин вспоминает: "Два года назад, когда он был еще мусорщиком…" Это в одном из чистовиков и ряде изданий - "два года". В другом чистовике и ряде изданий: "Всего год". А в черновике вообще - "полгода".
Точно так же изменяется количество лет, прожитых Кацманом в Городе - три или четыре года. И - сколько времени Воронин знаком с Кацманом: "три года", "два с лишним года", "больше года".
Проникло из чистовиков в некоторые издания и ошибочное замечание в начале повести, что фермеры живут на севере, а не на юге.
ВАРИАНТ В ХС
Как известно, в качестве Синей Папки в ХС Авторы ввели ГЛ, но первоначально они планировали вставить туда ГО. Из "Комментариев" БНС: "Работая над романом, мы, для собственной ориентировки, подразумевали под содержимым Синей Папки наш "Град обреченный", о чем свидетельствовали соответствующие цитаты и разрозненные обрывки размышлений Сорокина по поводу своей тайной рукописи. Конечно, мы понимали при этом, что для создания у читателя по-настоящему полного впечатления о второй жизни нашего героя - его подлинной, в известном смысле, жизни - этих коротких отсылок к несуществующему (по понятиям читателя) роману явно недостаточно, что в идеале надобно было бы написать специальное произведение, наподобие "пилатовской" части "Мастера и Маргариты", или хотя бы две-три главы такого произведения, чтобы вставить их в наш роман… Но подходящего сюжета не было, и никакого материала не было даже на пару глав, так что мы сначала решились, скрепя сердце, пожертвовать для святого дела двумя первыми главами "Града обреченного" - вставить их в "Хромую судьбу", и пусть они там фигурируют как содержимое Синей папки. Но это означало украсить один роман (пусть даже и хороший) ценой разрушения другого романа, который мы нежно любили и бережно хранили для будущего (пусть даже недосягаемо далекого). Можно было бы вставить "Град обреченный" в "Хромую судьбу" ЦЕЛИКОМ, это решало бы все проблемы, но в то же время означало бы искажение всех и всяческих разумных пропорций получаемого текста, ибо в этом случае вставной роман оказывался бы в три раза толще основного, что выглядело бы по меньшей мере нелепо".
Вариант ХС с главами ГО сохранился. И если соотношение ГЛ-ГО-ХС рассматривается в разделе "ХС", то отличия этих четырех (а не двух) глав, собственно - первой части ГО, от разных вариантов основного текста приведены ниже.
Различия в основном, конечно же, стилистические. Ибо тот, прежний ГО писался и правился в середине 70-х, правка же этого варианта относится к первой половине 80-х: другое время, за плечами уже несколько других произведений, изменились и взгляды Авторов, изменился стиль.
Стилевые разночтения чрезвычайно интересны и будут полезны для тех, кто будет изучать изменение стилистики АБС в течение творческой, жизни, но оценивать эти разночтения ("лучше-хуже"), право же, необъективно: кому-то более нравятся ранние АБС, кому-то - поздние. Поэтому здесь они рассматриваться не будут - оставим эту работу специалистам. Рассмотрим лишь некоторые фактические исправления.
Правятся некоторые числа. Если в рассказе Кэнси о полковнике Маки говорилось, что в шахте он взорвал, по одному варианту, восемь тысяч китайских рабочих (по второму варианту - пять), то здесь - три с половиной тысячи.
В романе говорится, что Дональд до мусорщика работал грузчиком на складе или продавцом в зеленной лавке (два варианта издания), то здесь - продавцом в галантерейном.
"И почему именно павианы? Почему не тигры?" - думает Воронин о нашествии павианов. Здесь не тигры, а крокодилы.
После обнаружения у Дональда пистолета следует разговор Воронина с Дональдом, в котором Андрей пытается уговорить Дональда сдать пистолет, Дональд же думает о чем-то своем. Здесь вставка:
Дональд вдруг спросил вроде бы даже с любопытством: - И вы не чувствуете ни стыда, ни унижения, ничего? - При чем здесь это? - растерялся Андрей.
Из этой рукописи можно узнать, что гон на болотах происходит у краснух раз в три месяца.
Встретив Давыдова в первый раз, Воронин поразился приступу ностальгии, охватившей его. Размышляя, Воронин замечает: "…не то чтобы этот бородач казался ему воплощением родины, вовсе нет". Здесь следует дополнение: "…не так представлял он себе воплощение Родины". Давыдов, рассказывая Воронину о фермерской жизни, замечает: "У нас, браток, на болотах с бабами очень туго". Здесь поясняется: "Не едут они к нам!"
Интересуясь, что произошло с селом за годы, когда Давыдов уже ушел с Земли, а Воронин еще был там, Давыдов спрашивает не вообще - "как там на деревне", а конкретно: "А на Вологодчине тебе бывать не приходилось?"
О спорах насчет Эксперимента Давыдов рассказывает, что они происходят, когда фермеры насосутся самогонки. В этом варианте - пива.
Когда Андрей объясняет Сельме, что ей нужно будет сделать, чтобы получить работу: "Пойдешь на биржу, заполнишь книжку, бросишь в приемник… Там у нас установлена распределяющая машина", - здесь объяснение продолжается: "Она решит, куда тебя направить вначале".
Андрей, обращаясь к Изе, называет его не просто "трепло", а "трепло астраханское". А голос Изи, когда тот зачитывает проект решения о павианах, приобретал "левитановские интонации".
Когда Воронин шутя передает Гейгеру привет от Эльзы и заявляет о ребеночке, Фриц реагирует на это, говоря не "Дурацкие шутки", а "Азиатские шутки".
Отто, говоря о профессиональном обучении в Городе, недоумевает, зачем оно нужно, если "каждый то и дело меняет профессию". В этой рукописи более конкретно: не "то и дело", а "шесть раз в год".
Когда Воронин во время ожесточенного спора задумывается о соотношении Эксперимента и дела товарища Сталина, Изя вдруг отвечает ему, и Андрей осознает, что "уже некоторое время говорит вслух". Здесь - продолжение: "…причем, по-видимому, громко, потому что все смотрели на него и улыбались".
Потом разговор переходит на обсуждение интеллигенции и культуры, где Воронин полностью соглашается с мнением Гейгера об интеллигенции, но расходится с мнением насчет полезности культуры. В этой рукописи, там, где Воронин поначалу старается объяснить Гейгеру, как надо понимать культурное достояние, он, обрывая пояснение, говорит: "Э-э, да куда тебе!.."
Во время разговора о сущности Эксперимента и Наставников Давыдов говорит о том, что Город для Наставников - нечто вроде аквариума, а они наблюдают за жителями Города, и добавляет: "Ученые они, понял?"
Потом разговор заканчивается и начинается пение. В этой рукописи вместо "Там в степи глухой замерзал ямщик…" все хором поют: "Хазбулат удалой, бедна сакля твоя…"