Мировая революция 2.0 - Максим Калашников 21 стр.


И Интернет после 2004 года, когда произошел бум технологий Web 2.0, стал для этого идеальной площадкой - "мультипликатором нарциссизма". "Web 2.0 и культурный нарциссизм работают как вошедшая в резонанс самораскручиваемая система - нарциссы-индивидуумы ищут способы "продвигать" себя в сети, а интернет-сайты провоцируют на нарциссическое поведение даже самых скромных", - пишут американские исследователи.

В декабре 2006 года журнал Time вышел с обложкой "Персона года", где вместо портрета была зеркальная пленка и слоган "Person of the Year: You" ("Персона года: Ты") - так был обозначен триумф Web 2.0 технологии.

В результате изменились и социальные нормы, стандарты "нормального поведения": теперь считается вполне обыденной постоянная публичная демонстрация своих мыслей (ЖЖ-дневники), своей повседневной жизни, использование обсценной лексики в практике интернет-комментирования и т. п. И как в общем случае с культурным нарциссизмом, ключевым является тот факт, что интернет-среда способствует созданию иллюзии о себе - как у самого себя, так и у других…"

Толпы самовлюбленных идиотов проводят в нынешнем Интернете миллиарды человеко-часов, убивая время и деградируя.

"…На уровне массовой психологии IT-экспансия создает:

- феномен гиперсоциальности - избыточного общения с преодолением "формальностей", ограничивающих межличностные контакты в реальном мире;

- феномен растраты времени - использования для межличностных коммуникаций личного времени в ущерб познавательной и творческой деятельности в любых формах;

- феномен виртуализации личных связей - иллюзию сокращения расстояний и снижение потребности в физическом общении, особенно с внедрением технологий бесплатной коммуникации, что существенно для коммуникаторов, разделенных физическим расстоянием, преодоление которого влечет не только временные, но и значительные материальные затраты (последнее наиболее характерно для России)…" - приходят к выводу Кобяков, Черемных и Восканян.

"…Безграничное пространство самореализации создает у обитателей виртуальной среды иллюзию если не всемогущества, то превосходства над традиционными общественными институтами - вопреки тому факту, что Интернет создавался в рамках государственных стратегических программ. Эти амбиции сетевого сообщества как особой, принципиально свободной от иерархического подчинения "семьи" в составе человечества изложены, в частности, в "Декларации независимости киберпространства" Дж. Барлоу 1996 г.: "Я заявляю, что глобальное общественное пространство, которое мы строим, по природе своей независимо от тираний, которые вы [власти реального мира] стремитесь нам навязать. Вы не имеете ни морального права властвовать над нами, ни методов принуждения, которые действительно могли бы нас устрашить".

Спустя десять лет, в 2007 году Эдвард Кастронова опишет идеальный мир, который пользователи ищут в виртуальности в работе Exodus to the Virtual World: How Online Fun Is Changing Reality (Edward Castronova, 2007) - интернет-сообщества и виртуальное пространство как таковое имеют ключевое преимущество перед реальностью, так как являются пространством прямой демократии, то есть пользователи методом прямого голосования в состоянии влиять на многие вопросы. При этом все участники убеждены, что действуют добровольно, сами выбрали лидеров и сами их контролируют…"

Естественно, что сами они ничего не контролируют. Это не более, чем иллюзия. Они убегают в виртуальные миры, созданные другими, более умными и богатыми игроками. Бегут они в иллюзии потому, что реальная жизнь, обеспечив еду, одежду и потребительские радости, вопиюще бессмысленна. Массам нужна мечта. Ее заменяют виртуальные миры. В них беглецы в виртуальность обретают некий заменитель Общего Дела, мечты. В игровых реальностях есть то, что воодушевляет людей и позволяет им объединяться, чего не позволяет обыденная жизнь. (Об этом в книге "Проигравшая реальность" (2011) пишет Джейн Макконигал). При этом в иллюзориуме никто не рискует жизнью. Там не нужно задыхаться от напряжения, не нужно прилагать настоящих усилий, там твои действия имеют чисто виртуальные последствия. Там можно безнаказанно разрушать, творить насилие, убивать.

Но там же игроки привыкают к делению общества на касты и разряды, к идее неравенства людей.

Игроки привыкают к этому и переносят правила игр в уличные беспорядки. Но там есть настоящие последствия - в виде окровавленных тел и горящих машин. И в виде возможности самому получить увечья, а то и быть убитым.

Но это будет потом. Сначала сетевые люди, подсознательно этого не понимая, пытаются строить свои протесты как подобие виртуальных игрушек. Ибо эти игры "стали социальными и социализирующими, - они дают игрокам возможность чувствовать свою причастность к "чему-то большему, чем мы сами", к определенной миссии. Таким образом, игры удовлетворяют запрос на коллективное участие индивидов в деятельности, которую они воспринимают как значимую и имеющую позитивную цель…"

Забавляющиеся кретины

При этом ключевой становится "фан-мотивация". Fun - забава по-русски. Сетевому существу все время хочется развлекаться и забавляться. Ему постоянно нужны раздражители, причем все более и более сильные. Точно так же, как когда-то позднеримской толпе люмпенов требовались все более и более красочные и кровавые зрелища в Колизее. Сетевое существо весь мир хочет превратить в развлечение, в постоянный "прикол". О чем-то серьезном говорить с ним бесполезно - ему скучно.

Это - прямой способ упростить леммингов и сделать их гиперуправляемыми.

"…В исследованиях психологии виртуальных миров и игровой мотивации поведения (Э. Кастронова, Т. Чатфилд, Дж. Макконигал, П. Кейн) говорится, что fun-мотивация, game-мотивация приходят на смену тяжеловесным и "тоталитарным" мотивациям политических, религиозных и прочих идеологических конструктов. Это жизнь как развлечение, драйв и удовольствие.

Человек-игрок энергичен, обладает живым воображением и уверен в себе перед лицом появляющегося нового мира - непредсказуемого и соревновательного. Появляется такая форма деятельности, в которой производство и досуг неразделимы ни во времени, ни в пространстве, определить деятельность как труд или творчество может только сам ее субъект. То есть труд не становится игрой, а воспринимается субъектом как (в том числе и) игра. Императивы "экономики желаний" - "Life for fun", "Culture for fun", "Business for fun" ("жизнь для удовольствия", "культура для удовольствия", "работа для удовольствия").

Еще в 80-е годы социологи отметили тот факт, что развлечение (entertainment) становится ключевой задачей СМИ. Нил Постман еще в 1985 году написал книгу "Amusing Ouselves to Death" ("Развлекаясь до смерти"). Игра слов в названии подразумевала смерть традиционной культуры рефлексии, осмысленного отношения к тексту, изображению, информации, замену ее на исключительно развлекательную мотивацию. Возник термин "infotainment" (от англ. information - информация и entertainment - развлечение) - новый жанр, где информация и развлечения, игры, все больше пересекаются и сливаются воедино. Все должно быть развлекательным - образование в форме игры и развлечения, бизнес как игра (знаковая книга об этом - "Бизнес в стиле фанк"), общение в форме игры…" - считают написавшие "Анонимную войну".

Массы развлекающихся и ищущих "прикола" идиотов теряют чувство реальности. Постоянно играющие и ищущие развлечений кретины привыкают к игровой двойственности, когда происходящее одновременно и реально, и нереально. Это и виртуальное общение, и конструирование своих многочисленных имиджевых и виртуальных "Я", тотальная ирония и карнавальность информационного пространства. В этих условиях создать и обсудить что-то сложное невозможно. Все утонет в лавине дурацко-обезьяньих реплик, в оскорблениях и словесном поносе.

Что ж, все это перешло и в политику. Постоянно играющая и торчащая в Сети молодежь отдает голоса за того или иного политического кандидата просто потому, что этот человек кажется "прикольным".

"…Так произошло на выборах президента в Чехии, где 6,8 % набрал кандидат Владимир Франц, композитор-авангардист, тело которого на 90 % покрыто татуировками и пирсингом, признававшийся, что он мало что смыслит в политике и экономике, и обещавший легализовать марихуану. Соцопросы показали, что среди школьников именно этот кандидат был наиболее популярным, и если бы голосовала только молодежь, он набрал бы 44 % голосов…" - приводят пример авторы "Анонимной войны".

В общем, с точки зрения нормальных людей это - поведение психопатов. И психопатия становится фактором большой политики. Из психопатов легко формировать отряды "революционной пехоты", готовой сносить все.

"Офисный планктон" как таранная толпа

Если брать московский пример, то это - протестные толпы 2011–2012 годов. Автор сих строк был там, выходя на Болотную из чувства неприятия мерзейшего и алчного режима сырьевых деиндустриализаторов. Но, Бог мой, сколько же на Болотной собиралось таких кретинов и уродов, которые все портили! Какие чудовищные по глупости лозунги там встречались, помимо вполне толковых и вменяемых! Тогда Путин и выиграл: ибо по телевизору показывали именно эти группы вырожденцев. Крикливых, двуизвилинных, истеричных…

Предмет моего особого презрения - московский "офисный планктон". Для него протест против путинства был по большей части поводом. Они еще раньше сатанели от пустоты и бессмысленности офисного существования. Уже более десяти лет Интернет полон их социопатических текстов и признаний, где они готовы убивать своих надоевших коллег и жечь собственные офисы. Авторы "Анонимной войны" приводят пример провокационной рекламы фильма Бекмамбетова "Особо опасен" (2008 г.) - когда в Паутине вывесили видео менеджера, что крушит оргтехнику, набрасывается на охранников и сослуживцев. Ролик собрал сумасшедшее число просмотров. Сам Тимур Бекмамбетов объяснил это так:

"…В последние годы, после дефолта (1998 г. - ред.), образовался класс, который уничижительно называют клерками. Они работают в офисах, получают зарплату, берут кредит на покупку квартиры, машины. Многих из них окружает рутина, они занимаются нелюбимой работой… в этой истории бешенства офисного работника люди узнают глубинную правду - себя, свои подавленные желания, инстинкты свободы".

Офисное стадо давно одержимо тайной страстью разрушать. Ибо ему скучно и бессмысленно жить.

"…Они морально поддержат любую протестную активность, особенно если она тоже ассоциативно связана с неким "освобождением". Даже если они сами не пойдут физически участвовать в каких-то событиях, то эта социальная группа будет крайне активной в виртуальном пространстве - с комментариями, созданием контента и реакцией на информационные "вбросы" и т. п.

Кроме того, бессмысленность труда и циркуляция пустых образов порождает желание "реальных действий" в противоположность пустоте. На этом фоне реальные действия, даже сопряженные с насилием, становятся привлекательными…" - пишут Кобяков, Черемных и Восканян.

Конечно, сегодняшний офисный планктон - не рабочие из начала ХХ века с их пудовыми кулаками и практически готовой организацией (цеха - полки, заводы - дивизии), но в нынешней рыхлой действительности и они сойдут за пехоту революции. Понимаю, что пустота и бессмысленность жизни офисных существ (по сути, новых зомби) - не их вина. Что их просто вынудили жить в пустоцветном, пустословном мире без заводов и фабрик. Что они, выросшие и сформированные не в СССР, а в нынешней действительности - ущербны и увечны по определению. Но - если воспользоваться аналогией с фильмами ужасов - не виноваты и те, кого превратили в зомби. Однако мы не можем дать сим зомби безнаказанно все крушить-ломать. Конечно, они бросаются на гнилую власть. Однако сами зомби-сетевой планктон не в состоянии построить чего-то толкового на месте снесенного. Об этом следует помнить - и вовремя остановить зомби ливнями свинца.

Ибо эти вечно ищущие приколов и забавы, рехнувшиеся от бессмысленности своей жизни, ревматы сетевой эпохи одержимы еще одной манией - страстью постоянных перемен. Любых. Вне зависимости от их последствий.

Зуд "перемен ради перемен"

Сетевые существа - особенно тот самый офис-планктон - помешаны на переменах и "деятельности". И неважно, в какую сторону идут эти перемены. Слово "революция" стало затертым: им обозначают даже появление новой губной помады. И, как мне сказали на либеральном радио "Серебряный дождь", тот, кто против разрушения нормальной семьи и не сражается за права гомосексуалистов - никакой не футуролог.

Как тут не вспомнить "Записки о кошачьем городе" китайского фантаста Лао Шэ (1932), каковые мне доводилось листать на брегах Дуная в восемьдесят четвертом? Очень умная сатира.

…Китайский космонавт попадает на Марс, где обнаруживает цивилизацию марсиан, похожих на кошек. Цивилизацию с древней историей, поэзией и культурой, Цивилизацию с поголовной грамотностью и обилием ученых.

Только вот на поверку оказывается: кошачья поэзия - не более, чем набор "красивых слов без всякой мысли", вроде такого: "драгоценный живот". Кстати, это произошло от поголовной наркотизации населения "дурманными листами", после чего физический труд был в городе забыт. А наука… Что может наука без практики? Для тех, кто "изучал" машины - не построена промышленность, кто "изучал" торговлю, высший удел - быть лоточником, для тех, кто "изучал" сельское хозяйство - тупое выращивание дурманных деревьев. И, как результат, через двести лет выясняется, что всеобщая грамотность достигается однодневным обучением в школе-университете, где нет даже экзаменов, в которую ходят "не учиться, а получать диплом".

При этом кошки одержимы "революциями". Под ними они понимают даже ничтожные изменения в бытовых мелочах. Так, переняв у землянина короткие штаны, они тоже вопят о новой революции. Но жизнь их бессмысленна: ведь делать нечего - индустрии не существует. У кого есть деньги и связи - тот после поучения образования становится чиновником, все остальные - быдлом, которые за пару листов дурман-дерева могут убить кого угодно.

"Финал кошачьего государства стал быдлячим, как и его жизнь. Внутренняя революция без цели (читай, оранжевая) наложилась на внешнее вторжение лилипутов. Те были существами прагматичными и попросту вырезали всех людей-кошек без особого разбора", - написал мне Алексей Улитин с родины Козьмы Минина, присовокупив: дюже актуальная сейчас книга.

Лао Шэ гениально прозрел нынешнюю эпоху, когда одержимость "кошачьими революциями" стала главным течением.

"…Люди уже привыкли к тому, что одни и те же товары одного бренда постоянно меняют свой дизайн, что каждые полгода им предлагаются новые коллекции и модели одежды, что практически весь их быт заполнен "одноразовыми" вещами, которые быстро выходят из строя - и морально в связи с модой, и в прямом смысле, теряя свою функциональность и быстро выходя из строя.

Аналогична ситуация в системе трудовых отношений - регулярная смена мест работы считается вполне обычным явлением, более того, слишком долгая работа в одной компании характеризует сегодня человека как недостаточно успешного.

Важный термин для понимания сетевой реальности - liquid modernity - "текучая современность" или "текучая модерность", термин социолога Зигмунта Баумана. Суть liquid modernity в том, что изменения не являются более мостиком между какими-то постоянными этапами или состояниями. "Мне кажется, что самая важная черта современного периода состоит в ненаправленности перемен", - говорит Бауман. В итоге рекомендуемая жизненная стратегия - fexibility - гибкость и "подозрение" ко всем долговременным обязанностям.

Движение, непривязанность, свобода от заданных точек отсчета, от рамок любого канона - логического, эстетического, этического - создает не просто мобильного индивида, а "мобильный мир". Все это вполне вписывается в более генеральную концепцию построения своей жизни как цепочки непрерывных перемен, постоянного обновления, причем быстрого, не основанного на тщательном анализе или необходимого по объективным причинам. Новое лучше просто потому, что оно другое…" - выносят вердикт авторы "Анонимной войны".

Одержимые стремлением к любым переменам, сетевые зомби и голосуют за тех политиков, что сулят изменение всего и вся. И, конечно, вся современная сетевая "культура", все реклама и медиа призывают их самих все время меняться, экспериментировать, пробовать что-нибудь неизведанное и модное. Тот, кто это не делает - "бигот", ретроград, выпадающий из мейнстрима, неуспешный - лузер. Включается мощное стадное чувство: будь как все. При этом стадо не замечает, что оно на самом деле - типовое, следующее задаваемым шаблонам и клише. И чем громче речи о его независимости - тем больше степень стандартизации леммингов, их разбивка по жестко программированным матрицам. Здесь, как считают Кобяков, Черемных и Восканян, работает тот самый нарциссизм плюс новомодная философия "позитивного взгляда на жизнь". Мол, у тебя все получится: главное - в это просто верить. Твое мнение (даже самое тупое и профаническое) имеет вес: ведь ты постоянно его высказываешь в виртуальной среде, и оно ничем не менее значимо, чем любое другое. Ты не один, и вы уже создали свой мир, пусть и виртуальный. Ты можешь менять мир не хуже профессиональных политиков и экспертов: ведь ты публикуешь в Сети свои фото, тексты и видео, и они нравятся другим не меньше, чем работы профессионалов.

"Из этого проистекает общая формула соблазна: ты готов к риску и "having fun" - потому что тебе нужна жизнь как развлечение, драйв и удовольствие, где каждый может жить так, как ему нравится. И никто не сможет этому помешать, потому что Интернет - территория свободы, которую не сможет контролировать никакое государство и никакие политики, и у которой нет границ…" - считают наши эксперты.

Естественно, сетевые ревматы-зомби не могут предвидеть, куда ведут перемены, на кои они молятся. Ведь они, как мы уже знаем, умственно неполноценны: ибо оторваны от реального производства, которое дает знание закономерностей и причинно-следственных связей. Сознание "революционного" лемминга разорвано: он зачастую не может просчитать даже ближайших последствий. Его картина мира хаотична и клипово-мозаична. Внимание его не умеет сосредотачиваться, навык чтения и осмысления текста - утрачивается все больше. Знания его все более убоги: качество образования падает.

Назад Дальше