Но вернемся к нашим находкам. Таким же образом, как миф о концлагерях, оказывается несостоятельной и убежденность в том, что Германия – родина антисемитизма. Странно читать типично гитлеровские пассажи в исполнении Сенеки или Ювенала, однако факт остается фактом: практически все доводы антисемитов, все их обвинения по адресу еврейского народа родом вовсе не из Германии, а из времен и стран куда более отдаленных. Ничего нового вожди НСДАП, пропагандировавшие расовую сегрегацию, не придумали. Они были более чем вторичны, выделяясь среди прочих юдофобов только невиданной агрессивностью и стремлением полностью, в том числе физически, уничтожить объект своей ненависти. Впрочем, и в этом не было ничего нового: у ксенофобов прошлого для того, чтобы лелеять подобные планы, просто не хватало технических средств. А так, дай возможности гитлеровской Германии, скажем, средневековым завоевателям Иерусалима, – и без того кровавая резня, устроенная ими по случаю победы, превратилась бы в тот же холокост.
Итак, еще одним мифом меньше. И надо сказать, это не может не радовать: исторические мифы мешают ясно видеть прошлое.
Кстати, завоеватели Иерусалима упомянуты тут совсем не ради красного словца. Третий рейх был, как мы убедились, государством, устремленным в прошлое. Его вожди, стремясь возродить величие империи времен ее расцвета, пошли по самому простому пути – попытались восстановить все, в том числе и чисто внешние черты орденского государства. В частности, этим можно объяснить и странные пертурбации морали и нравственности, неоднократно отмечавшиеся всеми исследователями Третьего рейха. В течение двенадцати лет, пока национал-социалисты находились у власти, в Германии насаждались морально-этические нормы, свойственные скорее для глубокого Средневековья, чем для начала ХХ века: в расчет принимались только, так сказать, базовые добродетели и устои, а все благоприобретенное на протяжении последнего времени объявлялось шелухой цивилизации. Разумеется, с такими установками были согласны далеко не все граждане Третьего рейха, однако, скажем, "идеальным немцем" – типичным членом орденской гвардии СС, этот подход принимался безоговорочно. Орден СС, ставший становым хребтом Третьего рейха, был организацией настолько средневековой, подобной рыцарским орденам эпохи Крестовых походов на Восток, насколько это было вообще возможно для структуры, созданной в ХХ веке. Вряд ли в какой-нибудь иной военной или военизированной организации минувшего столетия уделялось столько внимания вопросам чести и верности. Причем кодекс чести гвардейцев был настолько выверен и в то же время сложен, что подчас он входил в противоречие с интересами и, следовательно, приказами руководства ордена или рейха. Но бороться с ним никто не пытался, потому что любое наступление на кодекс чести и специфическую внутреннюю мораль ордена разрушило бы эту новую элиту, лишив вождей НСДАП совершеннейшего орудия.
Кстати, если уж говорить о специфической морали, стоит вспомнить и еще один миф, порожденный пропагандой, – о необычных нормах во взаимоотношениях полов, свойственных для Германии гитлеровских времен. Если судить по произведениям так называемой массовой культуры, в Третьем рейхе творился беспредел в половой сфере: повсеместное распространение гомосексуализма, потребительски-развратное отношение к женщине и пр. Между тем семья была, с точки зрения национал-социалистов, едва ли не большей ценностью, чем военная мощь державы. Именно на семью, причем многодетную, делалась ставка в расчете на будущее. Да и в целом моральные нормы во взаимоотношениях полов были гораздо более консервативными, чтобы не сказать – суровыми, чем в других странах Европы. Идей свободной любви, гомосексуальной "романтикой" и прочими подобными "прелестями" немцы "накушались" в декадентские 20-е, и, когда у власти оказался Гитлер с его пуританской моралью, его приветствовали с восторгом. Что уж тут говорить о нетрадиционной сексуальной ориентации, если обвинение в приверженности к ней использовалось едва ли не в качестве оправдания убийства Рема и разгона СА?! Принадлежность к сексуальным меньшинствам могла быть даже причиной для заключения в концентрационный лагерь.
Правда, за руководством НСДАП числится и несколько довольно рискованных экспериментов с общественной моралью. Чего, скажем, стоят опыты Генриха Гиммлера по выведению в рамках СС "расово чистого" потомства, с каковой целью тщательнейшим образом отслеживались чуть ли не все половые связи солдат и офицеров ордена, а происхождение потенциальных супруг эсэсовцев проверялось до пятого-шестого колена. Или призыв немцев к внебрачным связям, настолько расходящийся с традиционной немецкой культурой, что большинство подданных Адольфа Гитлера лишь недоуменно пожимали плечами, хотя и привыкли к тому, что все, что исходит "свыше", – справедливо и верно. Однако вот призыв 28 октября 1939 года к гражданам Германии: "…переступая через, возможно, необходимые буржуазные законы, традиции и взгляды, поставить великую задачу перед девушками и женщинами благородной крови, даже не связанными узами брака, не по легкомыслию, а по глубокой моральной убежденности становиться матерями детей солдат, уходящих на войну". Надо сказать, что за пределами Германии такие нововведения вызывали, мягко говоря, шок, отчего, собственно, они и сохранились в памяти. Эта тема настолько часто и основательно муссировалась в западной прессе, что известна сегодня гораздо больше, скажем, темы образовательных реформ или перевооружения вермахта. Однако подобного рода нововведения были отнюдь не правилом, но исключением из правил и редко выходили за рамки эксперимента.
Итак, этот миф можно отправить туда же, куда и два предыдущих, – в копилку курьезов и нелепостей. А перед нами – вопрос более сложный и тонкий: все-таки немцы были до последнего дня верны Гитлеру и НСДАП? Ответ на него далеко не однозначный. С одной стороны, мы можем говорить о неимоверной законопослушности немцев, воспитанной многолетней военной дисциплиной и религиозной этикой. В традиционном представлении о немецком национальном характере, важной составляющей которого является привычка к подчинению и субординации, есть доля здравого смысла. Уильям Ширер приводит в этой связи весьма характерное суждение о немцах: "Власть и указание вышестоящего начальника – вот и все, что немцу нужно более всего в жизни. Немец /…/ будет считать, что умрет добропорядочным, если стоит на тротуаре, пока горит красный свет, а потом переходит улицу на зеленый, хотя прекрасно видит, что на него, нарушая все правила, несется грузовик, который собьет его".
С другой стороны, велика роль военного, даже милитаристского прошлого в формировании национального характера: у немцев сложилось совершенно особое, общее для целого народа отношение к клятве, присяге – как к обещанию перед лицом Господа, как к тому, что не может быть нарушено в принципе. Точнее, не сложилось, а сохранилось, ибо были времена, когда данное слово абсолютно всерьез воспринималось как священный зарок.
Именно на этой особенности немецкого менталитета и сыграл в свое время Адольф Гитлер, расставив ловушку, в которую попался целый народ, народ, не состоявший из закоренелых злодеев, но и не представлявший собою собрание мечтателей-идеалистов, народ, который заставили "заплатить за все". Если бы не чрезмерное рвение западных держав, назначавших контрибуцию, Гитлер никогда не смог бы обольстить Германию. Но все сложилось так, как сложилось, и немцы были поставлены в такие условия, когда они были вынуждены выполнять данную присягу. Разумеется, присягу на верность вождю они приносили не под дулом пистолета, а по собственной воле, причем с легким сердцем. Но весь секрет в том, что они были по-настоящему благодарны Гитлеру. Что ни говори, а он и правда в кратчайший срок вывел страну из тяжелейшего кризиса, дал работу тем, кто в ней нуждался, а самое главное – вернул германскому народу самоуважение. А о далеко идущих планах вождя, повлекших за собою в конце концов распад и гибель державы, миллионы смертей как в Германии, так и за ее пределами и клеймо народа-преступника на всей германской нации, в ту пору никто не догадывался.
В результате же народ практически в полном своем составе сохранял верность вождю партии и имперскому канцлеру Адольфу Гитлеру. И это было всерьез: участие в заговоре с целью свержения главы государства потребовало от Штауфенберга и его коллег серьезной внутренней борьбы и немалых усилий.
Заговор старших немецких офицеров, членов тайного общества "Германия", заключался в планировании убийства Гитлера и захвата власти в стране. Физическое устранение вождя было поручено начальнику штаба армии резерва полковнику фон Штауфенбергу. 20 июля 1944 года во время своего доклада в ставке вождя в Растенбурге (Восточная Пруссия) он подложил под стол бомбу, но из-за увечий не сумел расположить взрывное устройство так, как планировалось ранее. Гитлер остался жив, отделавшись легкой контузией. Заговор был раскрыт, многие его участники – казнены.
В принципе только обещание фон Штауфенберга взять нарушение присяги верности на себя и уничтожить вождя подвигло входивших в тайное общество "Германия" высших офицеров вермахта к активным действиям. До тех же пор пока Гитлер был жив, они не чувствовали себя вправе и в состоянии каким бы то ни было образом противодействовать ему и уж тем более пытаться захватить власть.
Когда же выяснилось, что Гитлер уцелел после взрыва в ставке, заговор провалился. Его участники не оказали никакого сопротивления арестовывавшим их агентам тайной государственной полиции: само сознание того, что они повинны в измене главе государства, которому приносили присягу верности, буквально парализовало их волю.
Штауфенберг Клаус Шенк, граф фон (1907–1944) – немецкий офицер, полковник, главный участник покушения на Гитлера. Во время кампании Роммеля в Северной Африке лишился глаза, правой руки, двух пальцев на левой. В 1943 г. стал членом тайного общества "Германия". Казнен за покушение на убийство Адольфа Гитлера.
Наконец, последнее, о чем необходимо упомянуть, подводя итоги разговора, – присущее немцам сознание собственной исключительности. Поиски оснований для национальной идентичности завели их слишком далеко: величие предков, их богатое культурное наследие вкупе с осознанной необходимостью отыскать основания для самоуважения нации, подрастерянного в годы кризисов и поражений, привели к тому, что большинство немцев и правда абсолютно всерьез прониклись мыслью о том, что немецкий народ – лучший из всех существующих, а значит, имеет право вершить судьбы мира. Посему, говоря о морали и нравственности немцев времен Третьего рейха, следует всегда помнить о величайшем "германоцентризме", свойственном для их мировосприятия. Или, иными словами, "для немцев правильно, этично, благородно то, что согласуется с традиционными немецкими понятиями о том, что должен делать немец, или то, что служит интересам германизма или Германии". С этих позиций и следует рассматривать и оценивать взаимоотношения подданных Третьего рейха с представителями других народов. Хотя, разумеется, такая оценка может применяться лишь в общем, но не для каждого конкретного случая. Потому что исключения из правил встречались чаще, чем это принято думать. Потому что речь идет о живых людях, а не о биороботах, действующих по идентичной программе.
О более или менее идентичном образе мыслей и запрограммированности поведения можно говорить только в одном случае – если речь идет о солдатах орденской гвардии – войск СС. Руководство Черного ордена стремилось к тому, чтобы сформировать у подчиненных идентичное мировоззрение, сходные реакции, одинаковое восприятие тех или иных вопросов. И, нельзя не признать, в этом они преуспели. Войска СС представляли собой единый слаженный механизм, в отношении которого можно было не беспокоиться о возможных сбоях. Личная преданность вождю, четко сформулированное понятие о чести, строгое соблюдение расовой чистоты, бывшее одним из главных условий для всех солдат орденского войска, полное соответствие образа мысли партийной и орденской идеологии – все это были признаки идеального эсэсовца, кадрового строителя национал-социализма. В принципе такими руководители НСДАП видели в отдаленном будущем всех своих подданных. Однако – именно в отдаленном, при жизни уже следующего поколения. Потому в Германии гитлеровских времен и делался столь серьезный акцент на воспитании молодежи.
Так на чем же мы остановимся? Можно ли говорить о морали, нравственности, чести по отношению к тем, кого мы привыкли считать аморальными и бесчестными? Однозначно можно. Другое дело, что мораль их была особого сорта. Третий рейх на недолгие 12 лет "нырнул" в далекое прошлое Европы, в те времена, когда жизнь человеческая ценилась меньше золота, а власть – больше. В ту эпоху, когда христианский воитель, закованный в латы, почитался истинным творением Господним, а евреи и цыгане – бичом Божиим, наказанием, наложенным суровым Богом Лойолы и Торквемады на целые народы. Когда имя "Великий" обретали не те, за кем было право и правда, а обладающие силой, те, у кого меч длиннее. В этом и заключается главный парадокс, до сих пор сбивающий с толка исследователей Третьего рейха. Они пугаются факельных шествий, недоумевают, сталкиваясь со списком тем, исследовавшихся "Аненербе", среди которых на значимых позициях находились колдовство и магия, поражаются жестокости в обращении с негерманскими народами. Между тем все это вместе составляет типичную картину глубокого погружения целой державы в прошлое. Причем вполне осознанного. Это как раз вполне объяснимо. В принципе можно сказать, что и Россию не миновала подобная участь. Только у нас было построено не орденское государство, а типичная азиатская тирания. За счет чего, впрочем, и была во многом выиграна Вторая мировая. Цивилизованные западные державы, со своей изощренной дипломатией и бонвиванством, не могли сопротивляться натиску закованных в броню германцев, так же как образованные и благочестивые монахи из обители на Линдисфарне не могли ничего поделать с захватившими их монастырь викингами. Для того чтобы остановить завоевателей, нужна была подобная сила – народ, обладающий не меньшей жизнеспособностью, ведомый не менее агрессивной идеей и, признаем, не менее варварский, способный к аккордной мобилизации, безжалостный к самому себе, не говоря уже о врагах. Ввязавшись в войну с СССР, национал-социалисты первый раз за время своего пребывания у власти столкнулись с адекватным сопротивлением, с достойным противником, не изнеженным европейской цивилизацией. При этом нашим отцам и дедам немецкие агрессоры были не менее чужды по своим базовым морально-этическим установкам, чем жителям западных стран. Другое дело, что русским было что им противопоставить.
Собственно в этом и скрывается главный секрет морали Третьего рейха. А вот каким образом руководителям НСДАП удалось так легко и так эффективно развернуть в прошлое целую страну, целый народ – это уже загадка. Точнее, не загадка, а сложный вопрос, на который можно ответить, только основательнейшим образом изучив систему национал-социалистической пропаганды. Впрочем, это – уже совсем другая тема.
Приложение, или То, о чем не было сказано выше
Казалось бы, обсуждены все темы, хотя бы мельком заданы все вопросы, которые так неприятно задавать, особенно если знаешь, что ответ тебя не порадует. Но осталась еще одна тема, которую стоило бы осветить чуть подробнее, – это взаимодействие национал-социалистической идеологии и христианства. Взаимоотношения государственной идеологии Третьего рейха и христианской веры – вопрос скользкий, ни историки, ни тем более представители христианских конфессий его касаться не любят. Почему? В первую очередь потому, что руководство конфессий активно сотрудничало с режимом, который впоследствии ими же был признан безбожным и античеловеческим. Оставим в стороне пресловутый Имперский конкордат – позорнейшее соглашение Рима с национал-социалистами, пятно, от которого западному духовенству не отмыться еще долго. Скажем лишь, что из всех конфессий, в той или иной мере относящихся к христианству, с гитлеровским режимом не сотрудничали только сектанты уровня "Свидетелей Иеговы" – немногочисленные и малопопулярные группки. Впрочем, это не повод для гордости: их просто не брали в расчет, полагая бесполезными и безобидными безумцами. Гитлера поддерживали и католики, и протестанты, и православные, видевшие в национал-социализме что-то вроде вакцины от "язвы коммунизма". Без их поддержки или в крайнем случае попустительства позиции НСДАП не были бы настолько прочны. Впрочем, это не помешало им всем впоследствии быстро откреститься от этого сотрудничества, соответствующим образом переписав и подправив свою историю.
Тем не менее речь идет об историческом факте. Еще за некоторое время до прихода Гитлера к власти представители разных церквей обратили внимание на национал-социализм как на идеологию будущего, идеологию, развивающуюся с опасной быстротой и захватывающую все больше и больше сторонников. При этом они воспринимали его не как нечто чуждое и привнесенное, в чем нас настойчиво пытается убедить пропаганда, а как объединяющее национальное начало, идущее от корней германского народа. И как следствие, пытались, анализируя ситуацию, найти с ним точки соприкосновения.
Одну из попыток такого анализа я и решил привести в качестве приложения к этой книге. Перед вами в высшей степени необычный документ – "Национал-социализм перед вопросом веры". Его автор, Хельмут Шрайнер, – не сторонник Гитлера, не национал-социалист. Напротив, он относится к НСДАП весьма скептически. При этом он не является и политическим противником партии. Для него нет ничего важнее постулатов христианства, с которыми он и соизмеряет программные моменты национал-социализма. И цель его работы – не заклеймить национал-социализм, а попытаться разобраться в нем, понять отношения между гитлеровской идеологией и христианской верой. Впрочем, выводы получаются неутешительные – оказывается, что никаких отношений между ними быть не может.
Любопытнее же всего то, что Хельмут Шрайнер путем логических умозаключений, опираясь только на знание программных документов НСДАП и общеполитической ситуации в Германии, смог сделать несколько весьма верных прогнозов относительно будущего национал-социализма. Для современного читателя они могут остаться и незамеченными, потому что так все и вышло, однако не стоит забывать, что год издания приводимой здесь брошюры – 1931-й, когда Гитлер еще даже не был у власти.