16 марта 2005
Генералы на сугробе
В выходные я посетил Всеармейское офицерское собрание. О том, что на нем были приняты судьбоносные документы – "Военная доктрина России", "Боевой устав народного ополчения" – и был избран Высший офицерский совет, коллеги уже писали. На самом деле все эти решения были настолько судьбоносны, что принимались через несколько часов после собрания на какой-то конспиративной квартире узким кругом руководителей офицерской общественности. Тайные заговоры на конспиративных квартирах – это, конечно, хорошо, но только тогда, когда в заговорах участвует кто-нибудь посерьезнее, чем несколько бодрых отставников, навсегда застрявших в мире своих воспоминаний о былых временах. Поэтому ни слова о боевых уставах народных ополчений и высших офицерских советах – просто неинтересно.
Да и на самом офицерском собрании тоже ничего интересного не было. Единственная интрига – с неожиданно погасшим в арендованном зале светом. Плюс невероятно растерянная милиция: потому что одно дело бить пацана в анархической футболочке и совсем другое – даже повышать голос на пожилого гражданина в шинели с погонами генерал-полковника. Это было душераздирающее зрелище: крупный мужчина, милицейский полковник, начальник милиции общественной безопасности Западного округа буквально заискивает перед генералом Ивашовым, который, строго говоря, в самом деле нарушал общественный порядок, потому что собирался митинговать прямо перед оцепленным зданием Академии госслужбы, а разрешения на митинг у него не было. "Товарищ генерал, не нарушайте", – умолял милиционер, и нетрудно было заметить, что ему стыдно перед подчиненными, на которых он наверняка постоянно орет, и они его боятся, а тут вдруг эти сержанты и старшины видят, как их начальник унижается перед митингующим генералом.
Впервые на моей памяти на митинге (а офицерское собрание на улице – это, конечно, митинг) возникла ситуация, когда милиция оказалась на грани отказа выполнять свои милиционерские обязанности. Более того – этот отказ, по сути, и произошел, милиция согласилась не разгонять собравшихся, а разрешила им немножко помитинговать в скверике перед академией.
Вообще-то так и начинаются революции. Милиция с народом, не стреляйте в своих братьев (отцов, детей – нужное подчеркнуть) и т. д. Но ничего этого, конечно, не было.
Ивашов сказал офицерам, что нужно пройти в скверик, попутно шуганув одиозного Терехова из Союза офицеров – он в тот момент очень некстати кричал в мегафон что-то про евреев, – и офицерское собрание в полном составе промаршировало к нужному месту. Там вдоль дорожки лежал снег, и лидеры протестующих офицеров залезли на сугроб; на меня эта деталь почему-то исключительное впечатление произвела, все-таки сугроб – очень злая пародия на ленинский броневик, особенно если на сугробе стоят пусть бывшие, но все-таки министр обороны и замначальника Генштаба. С сугроба Ивашов и Родионов по очереди обратились к собравшимся – мол, пора действовать, надо бороться – и, глядя на эти каракуль папах и седин серебро, нетрудно было сообразить, что ни бороться, ни действовать эти люди не способны физически; не важно, что перед нами генерал армии Родионов, бывший министр обороны, а ранее легендарный командующий Закавказским округом, который разгонял демонстрантов на проспекте Руставели в восемьдесят девятом году, и генерал-полковник Ивашов, еще пять лет назад главный ястреб Генштаба, лучший друг всей оси зла и главная головная боль для НАТО, – без своих постов и с пометкой "в отставке" при воинских званиях эти двое – не более чем два трогательных, жалких старичка, непонятно зачем вскарабкавшихся на сугроб. И все.
Не знаю, помнит кто-то или нет – вряд ли многие осенью девяносто первого года читали газету "Правда". А это было очень интересно, в том смысле что двадцать первого числа Ельцин своим указом ее запретил, а через неделю "Правда" возобновила свой выпуск. Все осталось по-прежнему – логотип, шрифты, верстка, авторы (это потом из "Правды" все увольняться стали, а тогда, в первые дни после возобновления, никто не успел сориентироваться), – но, Боже мой, как сильно эта газета отличалась от той "Правды", которая выходила неделей ранее! Хотя, казалось бы – что произошло? Да ничего, просто "Правда" лишилась статуса главной газеты страны. В ее случае это оказалось решающим ударом.
С генералами на сугробе – то же самое. Они лишились должностей и званий – и тут вдруг выяснилось, что больше ничего у них за душой нет. Так быть не должно, бывший министр обороны – это и без министерства личность, но вот как-то получается, что нет, не личность. По крайней мере, в данном, сугубо конкретном случае.
Они стоят на сугробе, и их жалко. Они – жертвы родовой травмы русских государственных деятелей: не умеют из власти переходить в оппозицию, умеют быть только бывшими. И с ними, этими бывшими, у нас никогда ничего не получится. Максимум, на что они способны, – вскарабкаться на сугроб. А вечером, дома, набрав горячей воды в тазик, отогревать озябшие в парадных генеральских ботиночках старческие ноги.
Единственное, что радует, – из нынешних грызловых и список тоже никогда настоящей оппозиции не получится. Только один вопрос остается: а когда и, главное, как они станут бывшими?
23 февраля 2005
Между Жириновским и Убожко
Встретил недавно на улице своего приятеля Петю, аппаратчика КПРФ. Петя дал мне листовку. В листовке было написано: " Александр Македонский в 30 лет покорил весь мир. Аркадий Гайдар в 16 командовал полком. В 25 лет Фидель Кастро возглавил Великую Кубинскую революцию. А чего достиг ты?! Почему твое имя не известно людям? Хочешь стать лидером? Мы предлагаем тебе участвовать в работе Комитета Молодежи "Хватит!"".
"Хватит" по-грузински будет "кмара". До украинской революции все говорили, что России нужна русская "Кмара". Теперь говорят, что нужна "Пора". Говорить об этом, впрочем, давно не обязательно – русская "Пора" уже существует, и главное, не одна, далеко не одна.
Во-первых, есть собственно "Пора": в дни украинских событий российский киберсквоттер Морозов зарегистрировал сайт pora.org.ru (по аналогии с модным в те дни украинским pora.org.ua) и объявил, что русская "Пора" – это он. Потом к Морозову присоединился бывший деятель "Либеральной России" Березовского Сидельников (сейчас его из "Поры" уже прогнали) и журналист Яковлев, который в силу его наиболее активного присутствия в ЖЖ немедленно сделался лицом "Поры". О существовании каких-либо еще активистов русской "Поры" доподлинно ничего не известно, но, так или иначе, "Пора" в России существует, и это нужно иметь в виду.
Во-вторых, есть "Оборона" Ильи Яшина. По справедливости, даже не "во-вторых", а "во-первых", потому что именно Яшин раньше всех начал ходить на митинги в футболке с нарисованным на ней сжатым кулаком – еще в начале прошлого года. Невероятно, но факт – было время, когда я еще не знал о том, что этого парня зовут Яшин, и в заметках о митингах с его участием так и писал: "какой-то юноша в футболке "Кмары". В "Обороне" кроме яшинского молодежного "Яблока" состоят активисты молодежного СПС (среди них обязательного упоминания заслуживает знаменитая Кариша); и тех, и других, впрочем, мало, но это в данном случае не важно, продолжаем записывать: "Оборона", еще один претендент на звание русской "Поры".
В-третьих, есть движение "Ура!", интересное прежде всего названием, удачно рифмующимся со словом "пора". Названием бывшая молодежная "Родина" (а это именно она, никого другого там нет) обязана своему новому лидеру Сергею Шаргунову. Шаргунов – писатель, единственная его опубликованная книга называется тоже "Ура!", и Сергея можно только похвалить за оригинальный подход к продвижению своей книги на рынке. В движении "Ура!" кроме харизматического Шаргунова заслуживают упоминания еще двое: Олег Бондаренко, бывший лидер организации, ныне работающий ее пресс-секретарем (бывает и так, оказывается), и Леня Развозжаев – брутальный мужчина из Сибири, человек с четырьмя классами образования, недавно ударивший огромного охранника Жириновского ногой в живот.
В-четвертых, есть Авангард красной молодежи – организация, хоть и не претендующая на какую-либо особую роль в гипотетической революции, но зарекомендовавшая себя на этом рынке регулярными драками лидера АКМ Сергея Удальцова с милицией. Кроме того, Удальцов состоит в прямой родственной связи с другим Удальцовым, который улица на Юго-Западе, – и в этом смысле также уникален как представитель единственной в России революционной династии.
В-пятых, есть НБП. Сколько бы ни говорил Лимонов, что его партия – это партия, а не молодежное движение, по факту НБП остается массовым объединением именно молодежи. Судя по нескольким последним интервью Березовского, политэмиграция всерьез присматривается именно к нацболам как потенциальной русской "Поре". Наверняка Невзлин тоже сказал бы о них что-нибудь доброе, но Леонид Борисович за последние недели надавал столько интервью по поводу и без повода, что его мнение уже никому не интересно – любой редактор, если его имя не Евгений Киселев, теперь справедливо выбросит очередное невзлинское интервью в корзину.
И наконец, есть или вот-вот появится (у них 19 числа первое собрание) движение "Хватит!" моего приятеля Пети из КПРФ.
Итак, шесть примерно равновеликих движений, с одинаковым успехом (точнее неуспехом) способных претендовать на звание русской "Поры". В девяносто девятом году среди многочисленных фишек, с помощью которых оппоненты мочили Лужкова-Примакова, была такая. "Отечество" сняло ролик – сидит Примаков в кожаном кресле на фоне дубовых панелей какого-то солидного кабинета и говорит: "У меня есть одна минута на канале, который про меня постоянно врет". Что сделали оппоненты Примакова? Они сняли два точно таких же ролика в точно таких же интерьерах – но с участием Жириновского и ныне покойного маргинала со смешной фамилией Убожко. И ролик с Примаковым шел в обрамлении этих двух роликов: вначале выступал Жириновский, потом собственно Примаков, следом за ним – Убожко, и все трое говорили одно и то же, намертво сливаясь в сознании избирателя в один малосимпатичный образ.
Сейчас в точно такой же ловушке находится идея массового протестного движения молодежи: русская "Пора" (а никто не знает, какая из этих шести организаций и есть настоящая "Пора") уже зажата между условным Жириновским и условным Убожко – но совершенно без посторонней помощи, сама по себе (если, конечно, отказаться от параноидальной мысли о том, что все вокруг – проект Суркова). Представим: 2007 год, какая-нибудь партия Каспарова-Рыжкова набрала 0,5 процента, международные наблюдатели говорят: это, мол, подтасовка, на самом деле не 0,5, а 0,6, – и возмущенная молодежь как бы стихийно выходит на майдан. Точнее – на майданы, даже майданчики. Десять активистов "Обороны" – на Манежную, пять активистов движения "Ура!" – на Лубянку, трое из "Хватит!" – на Пушкинскую, плюс Удальцов неподалеку дерется с ментами, а нацболы захватывают Центризбирком и через полчаса садятся в тюрьму. Вот и вся революция.
Вася Якеменко, дорогой, – ты после публикации моей колонки о тебе поменял номер мобильного, приходится теперь с тобой общаться таким вот образом, через РЖ, – ты понимаешь что твои "Наши" никому не нужны? Революция, против которой ты борешься, сама себя съела. Позови хоругвеносцев и возвращайся к борьбе с калоедами – это, по крайней мере, веселее.
13 апреля 2005
Гражданское общество
Во вторник я опоздал к Мещанскому суду. Когда я пришел от метро "Комсомольская" на улицу Каланчевскую, приговор Ходорковскому уже вынесли, и через дорогу от суда уже стояло гражданское общество и скандировало "Позор".
Словосочетание "гражданское общество" я употребляю здесь абсолютно без иронии. У людей, которые две с половиной недели кричали у Мещанского суда "Свободу МБХ!" и другие жизнеутверждающие лозунги, не было никаких стимулов – ни материальных, ни карьерных, ни каких-то еще, – чтобы каждый день ходить на Каланчевскую. Скажу больше – более искренних людей я вообще давно не видел, тем более в таком количестве. Эти двести (среднесуточные данные) человек искренне, очень искренне верят в то, что их судьба, судьба их страны зависит от судьбы бывшего комсомольского функционера, которому случилось в течение нескольких лет побыть самым богатым человеком страны. Они искренне верят, они искренне кричат "Свободу!" и "Позор!", они искренне плакали, услышав о том, что их герою суд дал девять лет колонии.
Вот бабушка с заплаканными глазами воздевает к небу маленький кулак. Она говорит, что наступил тридцать седьмой год и что она боится звонков в дверь – ей кажется, что за ней вот-вот придут, точно так же, как полтора с небольшим года назад пришли за тем, кого она называет Мишенькой. Бабушку не смущает то обстоятельство, что Мишенька на момент ареста был миллиардером, а у нее ничего нет, даже льгот, и вообще по-хорошему ей следует бояться, наоборот, тишины в дверном звонке, бояться того, что за ней, за старой бабушкой, не придут, скажем, вызванные ею по телефону врачи "скорой помощи" или дети-внуки, если таковые есть. Бабушка не боится ничего, кроме того, что ее может ждать судьба Ходорковского, – и бабушка, конечно, очень сильно ошибается.
Вообще, это главная проблема тех людей, которые две недели искренне ходили на Каланчевскую поддерживать Ходорковского. Они не могут объяснить, почему они его поддерживают, почему считают суд несправедливым, а прокуратуру – предвзятой. Мантры про "самую прозрачную компанию" и "басманное правосудие" знают, но больше ничего сказать не могут. Потому что не знают.
Помню, было какое-то мероприятие с фуршетом для журналистов, и на нем помимо остальных была девушка – молодая-молодая, восторженная такая – из одного либерального интернет-издания, которая вообще непонятно как на этом фуршете оказалась, потому что весь год каждый день ходила в зал Мещанского суда писать репортажи о ходе процесса, а больше никуда не ходила. И вот эта девушка рассказывает: мол, повезло вчера мне, когда объявили перерыв, успела подойти к клетке, и МБХ мне прямо в глаза посмотрел и улыбнулся. В буфете кинотеатра "Перекоп" на Каланчевской, куда, как рассказывают, в перерывах ходили обедать адвокаты и журналисты, эта история, может быть, и вызвала бы восхищенные возгласы – черт подери, прямо в глаза посмотрел, да? А тут была немножко другая компания, и девушку спросили: "Ну и что?" И она почему-то смутилась, стала говорить, что ей было приятно, что на нее обратил внимание Михаил Борисович, потому что она очень за него переживает и очень хочет, чтобы его поскорее выпустили. А когда ее спросили, а почему, собственно, его должны выпускать, ответила (цитирую почти дословно): "Но ведь он же такой воспитанный, интеллигентный, красивый!" Ей казалось, что это – серьезный аргумент в пользу немедленного освобождения подсудимого, и она не поняла, почему все, кто слышал ее, вдруг засмеялись. Громко засмеялись.
Не нужно, однако, думать, что для нашего гражданского общества свет клином сошелся на процессе Ходорковского. Ходорковского, в конце концов, защищает только половина гражданского общества. Другая половина в это время защищает другую потенциальную жертву российского правосудия – женщину по фамилии Иванникова, которая зарезала вроде бы пытавшегося ее изнасиловать мужчину. Женщине грозит срок за убийство, патриотическая общественность требует женщину оправдать. Гражданское общество – я опять употребляю это выражение без иронии – устраивает пикеты в поддержку женщины, печатает листовки с пересказом ее показаний следствию, радуется, когда удается организовать заметку о ней в газете или сюжет по телевизору. И как у первой половины гражданского общества есть свои мантры про прозрачную компанию, так и у второй – риторический вопрос "Хотели бы вы, чтобы на ее месте оказалась ваша жена-дочь-сестра?" или похожий на каламбур лозунг "Нам запрещают защищаться"; а стоит только кому-то даже не возразить, а просто сказать что-то не соответствующее этим мантрам в СМИ или даже в ЖЖ – тут же налетает гражданское общество с криками про жену, дочь и сестру, и круг окончательно замыкается.
Если вы подумали, что эта колонка о том, как одни идиоты непонятно зачем защищают жулика, а другие идиоты тоже непонятно зачем так же рьяно защищают убийцу, то это не совсем так. Во-первых, нельзя людей огульно называть идиотами. Во-вторых, я не знаю, жулик Ходорковский или нет, убийца или нет Иванникова. Действительно не знаю, некомпетентен я в этом. В-третьих, меня прежде всего беспокоит то, что гражданское общество в нашей стране устроено так, что двести человек защищают Ходорковского, еще сто – Иванникову, и те и другие друг на друга никакого внимания не обращают, в итоге получается, что идешь по Каланчевской – а там гражданское общество стоит в виде кучки маргиналов на тротуаре. А мимо нормальные люди ходят. И милицейское оцепление рядом стоит.
А на самом деле надо, чтобы не кучки маргиналов боролись за нечто не интересное остальным кучкам маргиналов, а все гражданское общество боролось за что-нибудь, касающееся всех. По-моему, это не такая фантастика, как может показаться на первый взгляд. Люди, защищающие Ходорковского, и люди, защищающие Иванникову, – у них же очень много общего. Хотя бы в том смысле, что ни те, ни другие не способны толком объяснить, за что и против чего они борются. Значит, и тем и другим нужно учиться доказывать оппонентам и наблюдателям свою правоту. И тех и других, полагаю, могла бы научить этому большая, выходящая за рамки их традиционного круга дискуссия о том, от чего можно отказываться во имя гражданского общества, а от чего нельзя. У меня есть стойкое ощущение, что гражданское общество станет настоящим только тогда, когда вместе с Мариной Литвинович защищать Ходорковского выйдет (конечно, с какими-нибудь оговорками – но выйдет) Константин Крылов, а вместе с Константином Крыловым защищать Иванникову выйдет Марина Литвинович.
1 июня 2005
Обнимая Яшина и Воробьеву
Двадцать шестого апреля около шести вечера у меня зазвонил телефон, я взял трубку, и, как обычно, веселый голос моего друга Ильи Яшина спросил меня: Кашин, мол, угадай, где я сейчас, откуда звоню?