В торгах за Андрея Каряку участвовали португальская "Бенфика", российский "Сатурн" и, как говорят, один из английских клубов, в который полузащитника сватал его давний знакомец, бывший президент самарских "Крыльев Советов" Герман Ткаченко. Раньше же парня толком никто не знал, путали его фамилию.
В "Крыльях Советов" он оказался случайно. На просмотр в этот клуб из киевского ЦСКА должны были отправиться четыре футболиста во главе с Виталием Дараселия. Четверо и отправились. Вот только Дараселия поехать не смог, а поскольку в Самаре ждали четверых, то четверых и отправили, заменив грузинского хавбека хавбеком украинским – Андреем Карякой. Вышло так, что из четверки приглянулся тренеру Александру Тарханову лишь Каряка, о чем Тарханов и сообщил Герману Ткаченко. Андрея оставили, остальных отправили обратно. Именно тогда, после первых шагов новобранца в "Крыльях", в анекдот превратился вопрос одного самарского болельщика другому: "Ты случайно не знаешь, какая фамилия у нашего нового футболиста по прозвищу Каряка?"
Сходка воров
Валерий Владимирович Жиляев, многолетний начальник футбольной спартаковской команды, денно и нощно заботившийся о том, чтобы ни у одного игрока не было проблем за пределами футбольного поля, рассказывал, как однажды он, в 1988 году, работая тогда с Олегом Ивановичем Романцевым в "Спартаке" владикавказском, прилетел с командой на очередной матч в Кемерово.
На дорогу ушли почти сутки: проблемы с пересадкой, задержка рейса, сломанный автобус… Вымотались жутко. В гостинице кемеровской объявились после полуночи. Дежурная – до кучи мытарств – сообщила, что номера пока не готовы. Постепенно игроков по номерам разбросили, а Жиляеву с Романцевым объявили, что в заказанном для них люксе еще не успели убраться. "Мы, – вспоминал Жиляев, – уже так устали, что нам было все равно, что там в номере творится. Быстрей бы голову к подушке приложить. Поднимаемся и видим: посреди большой комнаты накрыт шикарный по тем временам стол человек на 15–20. Еда, напитки, фрукты. И почти все нетронутое".
Жиляеву и Романцеву было, конечно же, не до стола. Олег Иванович лег в спальной комнате, Валерий Владимирович в гостиной. Уснули мгновенно, но спустя время Жиляев проснулся от громкого настойчивого стука в дверь. Встал, как был в трусах – пошел открывать. Только замок повернул, по двери как снаружи саданули ногой, Жиляев отлетел в сторону, в номер ворвались люди с оружием и заорали: "Не двигаться! Милиция! Документы! Кто еще, кроме тебя, в номере?" "Кроме меня, – ответил Жиляев, – еще один человек спит. – И уточнил на всякий случай: – Мы к вам на игру прилетели". Жиляева – под руки, волокут в спальню, будят Романцева и требуют у него документы. Олег Иванович спросонок, ничего не понимая, тянется к кейсу за документами. Гости переполошились, наставили пистолеты на Олега Ивановича: "Не трогать! Не двигаться!" "Да в чем, собственно, дело? – стал постепенно приходить в себя Валерий Владимирович. Я – начальник команды. Вот ее главный тренер. Мы только полчаса назад в этот номер вошли. Позвоните администратору".
Потом выяснилось, что кемеровская милиция проводила спецоперацию. Им сообщили, что именно в этом люксе должна была проходить сходка воров в законе. Она, судя по всему, началась, но собравшихся кто-то предупредил, они успели испариться, а прибывшей на захват злодеев милиции достались лишь Валерий Жиляев и Олег Романцев.
Полезные остановки
В 1974 году на предсезонном сборе в Кудепсте, где у ЦСКА была собственная тренировочная база, один из лучших форвардов отечественного футбола Борис Копейкин восстанавливался после травмы и однажды, чтобы получить игровую практику, отправился на товарищеский матч в составе дублеров в один из близлежащих поселков. За старшего с командой поехал Альберт Шестернев, работавший тогда помощником главного тренера основного состава. К Шестерневу в стране относились с любовью и уважением, и после матча, рассказывал Копейкин, местные жители подарили ему огромную оплетенную бутыль вина литров на двадцать. Поставили ее на переднее сиденье, сказали теплые слова, и команда отправилась к месту базирования. Ехали, вспоминал Копейкин, по извилистой дороге. Шестернев время от времени поглядывал на бутыль. Даже гадать не стоило – было видно, как ему хотелось приступить к дегустации, но нельзя же это делать при команде. Тогда Шестернев велел водителю остановиться и сказал футболистам: "Ну что вы мнетесь? Вижу, в туалет хотите. Так идите". – "Алексеич, да не хотим мы". – "Идите и не разговаривайте". Спорить не стали, вышли на "зеленую" остановку. Он тем временем из бутыли себе налил и проверил качество напитка. Подходяще. Поехали дальше. Минут через десять снова тормозит водителя и снова к игрокам: "Опять в туалет? Давайте, но только быстрее". Никто уже и не возражал, все вышли, постояли за автобусом, вернулись. Когда через следующие десять минут автобус снова притормозил, все молча встали и вышли.
"Если на игру, – рассказывал Копейкин, – мы ехали немногим больше часа, то обратно – почти три часа. Опоздали на ужин, и уже возле гостиницы Шестернев сказал футболистам: "За игру вам спасибо, но ехали мы из-за вашего нетерпения полдня. Нельзя так, ребята!""
Мерзавец из Би-Би-Си
В 1973 году "Торпедо" отправилось в турне по Америке. В Нью-Йорке после игры с "Космосом", за который спустя некоторое время играл Пеле, команда вернулась в отель, но выяснилось, что ресторан был уже закрыт. Главный торпедовский тренер Виктор Александрович Маслов сказал:
– Ребята, проходите ко мне в номер, нам там обещали накрыть.
Команда поднялась к нему в люкс – действительно, накрыт большой стол на двадцать человек. Расположились кто где, стульев на всех, естественно, не хватает. Кто на кровать сел, кто на подоконник, кто прямо на пол. И тут в номер вошел – никто так и не понял, как он пробрался, – фотокорреспондент и принялся бесцеремонно всех, в том числе и на полу сидевших, снимать.
"Мы, – вспоминал капитан "Торпедо" Виктор Шустиков, – удивленно на него глядим. А наш Дед, Виктор Александрович, буквально срывается с места, хватает пришельца за шкирку и трясет его так, что сейчас, кажется, из того душа вон. На помощь бросается еще и наш вратарь Витя Банников. И тоже давай тузить этого корреспондента. Вся команда есть перестала, смотрит на происходящее, широко раскрыв глаза. В конце концов, Маслов с Банниковым берут этого парня и просто выкидывают из номера. После чего Дед поворачивается к нам и спокойно так, довольным голосом говорит:
– Кушайте, ребята. Это мерзавец из Би-Би-Си".
Разумеется, папарацци к Би-Би-Си не имел никакого отношения. Во-первых, у Би-Би-Си, телерадиовещательной корпорации, не было своих печатных изданий. Во-вторых, дело происходило в Штатах, где и своих желтых газет и еженедельников хватало. Но в те времена в Советском Союзе Би-Би-Си, благодаря советской пропаганде, было названием нарицательным, под него подходило все, что имело какое-то отношение к недружественным, антисоветским публикациям.
В ходе возобновившегося ужина выяснилось, что в 1965 году Маслов и Банников ездили в такое же турне с киевским "Динамо" и тоже играли в Нью-Йорке. И тогда возникла схожая ситуация: этот фотограф снимал киевлян, а потом в газете появился репортаж под заголовком "Русские свиньи и едят по-свински". За что Виктор Александрович Маслов получил по приезде колоссальный нагоняй. И не запомнить этого фотокорреспондента он, конечно же, не мог, а узнав, с удовольствием отвел душу.
Игра на форточку, на пас и на яму
Когда в 1947 году Алексей Парамонов, выдающийся советский футболист, олимпийский чемпион Мельбурна, пришел в "Спартак", главным тренером команды был эстонец Альберт Хенрикович Вольрат. До "Спартака", с которым эстонский специалист дважды – в 1946 и 1947 годах – выигрывал Кубок СССР, он работал в тренерских штабах венгерского "Ференцвароша" (в этом клубе он завершал карьеру игрока), "Барселоны" и "Арсенала". Не на первых, понятно, ролях, но все же – в таких клубах!.. В юности Вольрат занимался греко-римской борьбой и в 18-летнем возрасте занял почетное четвертое место на чемпионате мира.
И все бы хорошо, но уж больно Альберт Генрихович злоупотреблял спиртным. Футболисты, бывало, по несколько дней не видели его на тренировках, хотя Вольрат с семьей жил в "спартаковском логове" в Тарасовке в отдельном домике. Иногда жена Вольрата ходила по базе и искала его:
– Алик, Алик!
А он отсыпался в большой бетонной трубе, забытой на территории, когда делали канализацию.
Установки перед матчами, рассказывал Алексей Александрович Парамонов, Вольрат делал уникально краткие, и никто из посторонних никогда бы не догадался, о чем идет речь:
– Играть надо и на форточку, и на пас, и на яму!
Что означало: отдавать на свободное место, больше пасовать и стараться освобождаться от опеки.
"Разборы после игр, – вспоминал Парамонов, – обычно проводил помощник Вольрата, известный до войны центрфорвард Петр Ефимович Исаков, который, как правило, повышенное внимание уделял своему коллеге по амплуа Виктору Семенову. Он говорил:
– Вот, Семенов, на двадцатой минуте вы ударили из выгодной ситуации мимо ворот. На тридцать пятой у вас выбили мяч, а на сороковой вы не смогли сделать точный пас.
И так проходился по всему матчу. Однажды Семенов не выдержал:
– Петр Ефимович, а у вас там не написано, что я на сорок пятой минуте пукнул?
И был, конечно, немедленно изгнан с тактического занятия".
Рекордсменка из Уфы
История эта вошла в список непременно рассказываемых во время застолий спортивных журналистов старшего поколения.
Однажды Владимир Михайлович Кучмий, знаменитый главный редактор "Спорт-экспресса", а тогда конькобежный обозреватель "Советского спорта", освещал на катке Медео – вместе с собственным корреспондентом газеты по Казахстану – какие-то крупные международные соревнования. На катке им выделили комнату, в которой они и составляли заметки. А из соседней комнаты, где с утра до вечера, не выходя на улицу, выпивали и закусывали, мешая работать, кто-то повадился засовывать в дверь руку, отрывать с телетайпной ленты их текст и делать из него свой – маленький, для местной газеты. И вот утром последнего дня они увидели соседа, открывавшего свою дверь. "Приятель, ты как-то не по-товарищески поступаешь…" – "А в чем дело?" – "Мы уже который день на тебя работаем – хоть бы бутылочку за это прислал". – "А, понял, мужики – всё будет!" И через пять минут занес недопитую со вчерашнего бутылку, в которой оставалось граммов сто пятьдесят. Прощать подобное, конечно, было нельзя. Кучмий и его напарник отправили заметку в Москву, ленту оторвали и выбросили и сочинили новый текст. В последнем, дескать, забеге, на который уже никто не надеялся, юная Нонна Пиздрюкова, студентка мукомольно-крупяного техникума из Уфы, неожиданно установила новый юниорский мировой рекорд.
Когда сосед отправил эту белиберду в свою редакцию, то получил задание взять интервью у новой рекордсменки.
И вот заходит в комнату к Кучмию на законную рюмочку после турнира знакомый тренер и говорит: "Как же ведут себя некоторые ваши коллеги!" – "А что случилось?" – "Да один из местных нажрался так, что, похоже, белую горячку поймал: стоит у женской раздевалки, хватает всех выходящих за руки и умоляет привести ему какую-то Нонну-рекордистку".
Столик у окна
В футболе много неприметных фигур, изо дня в день работающих на благо игры вообще и на каком-то конкретном участке в частности. Юрий Перескоков к таким фигурам, без которых не обойтись, относится. Бывший вратарь, по завершении карьеры он стал тренировать голкиперов, используя при этом самые современные методики. Работал в Нижнем Новгороде, "Химках", казахстанском "Локомотиве", московском "Спартаке".
Играл Перескоков во многих командах, в том числе в московской "Красной Пресне", выступавшей по второй лиге. Тренировал тогда "Пресню" Олег Иванович Романцев, а начальником команды был верный его сподвижник Валерий Владимирович Жиляев.
После одного из сезонов "Красную Пресню" поощрили заграничной поездкой-турне, в которой футболисты сочетали приятное с полезным. С одной стороны, вроде бы туристический маршрут, даже жен разрешили с собой взять, а с другой, Жиляев находил по пути следования команды соперников в Чехии и Венгрии, с которыми "Пресня" и играла. Зарубежные матчи тогда оплачивались хорошо. Составлялись реальные протоколы реальных игр, по возвращении домой игроки и тренеры получали премиальные.
"Приезжаем, – рассказывал Юрий Перескоков об одной из таких поездок, – в Прагу. Жиляев говорит: "Завтра игра со "Славией", второй командой Чехии". Ну, хорошо, только до этого мы уже несколько матчей провели, и так получалось, что народу у нас оставалось живых – впритык 11 человек. Даже мне пришлось в одной из встреч играть в поле, а в ворота поставили травмированного защитника.
А тут совсем никого не осталось. Пришлось Олегу Ивановичу самому выходить на поле. Отыграл он здорово, да и мы постарались. Забили вальяжным чехам в первом тайме гол. Они-то вышли: команда второй лиги, дескать, против нас, сейчас мы их… А после пропущенного гола они, как ни старались, ничего не смогли сделать. Естественно, вечером такое дело надо было отметить. Спускаемся командой в ресторан в отеле. Разумеется, мужикам надо поскорее освежиться. Футболисты первые пришли, а жены пока одевались, пока красились – поотстали. Ресторан полон, мы нашли два столика, сдвинули их. Сидим, пьем пиво. Жены пришли – их посадить уже некуда. Смотрим, у окна в небольшом углублении столик один свободный, но под каким-то тюлем. Но мы же советские – находчивые люди. Тюль отодвинули, поставили стулья. "Посидите, девчонки, пока здесь, а как что-то освободится, к нам еще стол придвинем". И дальше общаемся между собой. Но глядим, что-то странное происходит. То официант к ним подойдет, что-то шепчет, то мужики какие-то подкатывают один за другим. И народ в ресторане все прибывает, можно сказать, сбегается. Что за ерунда?!
Оказалось, что мы жен своих посадили. в витрину. Люди по улице идут и их разглядывают. Но это было бы полбеды. Выяснилось, что обычно за этим столиком сидят местные девушки легкого поведения. Такая замануха у ресторана. Вот чехи, увидев, какие красивые девчонки появились, и понабежали. В общем, пришлось нам своих жен чуть ли не силой отбивать, совсем немного до потасовки дело не дошло".
"Польвторого, ребьята"
У Юрия Перескокова есть еще одна веселая история, связанная с поездкой владикавказской "Алании", за которую тогда играл вратарь, на товарищеские матчи в Африку: "Первую пересадку нам предстояло сделать в далекой Анголе. Прилетели туда ночью, вышли из самолета, подъезжаем на автобусе к зданию аэропорта. Подходим к дверям в здание и видим, что на стене рядом с дверью там, где обычно пишут "Добро пожаловать", метровыми буквами на русском языке надпись: "Х… вам всем". "Интересно, – думаю, – поездка начинается". Но удивляться особо нечему было. Ангола в то время была просоветской страной, нашего народа там много обитало. И в аэропорту мы это сразу поняли. Было видно, что само здание построили и его оборудование произвели до прихода Советского Союза, еще "при капитализме". Потому что внутри и отделка, и люстры, и кожаные сиденья. Вот только эксплуатировалось оно уже при социалистическом строе. Мало того, что попить и поесть негде: ночь и все закрыто. Но даже кондиционеры не работают. Их по ночам отключали из экономии. Мол, солнце не светит, а значит, и не жарко. Но это по их африканским понятиям – не жарко. А по нашим – градусов тридцать внутри, несмотря на темное время суток, было. И нам в этом аэропорту предстояло довольно долго ждать свой рейс. Команда голодная, измученная, злая. Отошли в сторонку, подальше от тренеров, и принялись от вынужденного безделья обсуждать ситуацию. Слова при этом подбирались соответствующие. Досталось всем: и Африке, и Анголе, и ее чернокожим жителям. Самыми отборными комплиментами мы их обмазали.
Стали выяснять, сколько у них тут времени, сколько нам еще сидеть. Никто не знает, какая разница с Москвой. Неподалеку от нас в кресле мирно сидел местный парень. Решили спросить у него. Английский в школе все учили, подхожу к нему и на языке международного общения спрашиваю, который час. Он поднимает голову и по-русски отвечает: "Польвторого, ребьята!" Все онемели, потому что в предыдущих репликах порядочно доставалось и ему, как представителю окружавшего нас безобразия. И при этом он хладнокровно сидел и слушал, наверное, успел привыкнуть к такому отношению, пока язык учил".
Зима после "Люмои"
После завершения карьеры игрока Валентину Борисовичу Бубукину довелось тренировать армейскую команду во Вьетнаме, где его, ко всему прочему, назначили еще и старшим группы советских специалистов. Пришлось футбольному тренеру заниматься многочисленными бытовыми проблемами всех советских спортсменов, оказавшихся в то время в азиатской стране. Однажды подошел к Бубукину тренер волейболистов и пожаловался: они у себя в комнате просто задыхаются без кондиционера. Авторитетный в советской колонии Бубукин дошел до посла, но вопрос решил: посол отдал распоряжение установить агрегат.
Посольский завхоз долго чесал затылок, потом сказал:
– Есть у меня один кондиционер, но только он для кинотеатра на сто пятьдесят человек. Я, конечно, дам, раз посол приказал. Но пульт на нем больше чем на одно деление нельзя включать ни в коем случае.
Как-то раз волейбольная команда у кого-то выиграла, и решили они отметить это событие. Водка местная – дешевая, лимонная. "Люмои" называлась. Пьется легко, как ликер, а потом в голову бьет.
Бубукин утром за тренерами волейбольными заехал, чтобы на занятие их подвезти – у них машина сломалась, вошел в комнату, а там – натуральная зима: иней летает, все ящерицы подохли – на полу лежат, оба тренера закутались в одеяла, только носы синие торчат.
Выяснилось, что они на радостях кондиционер на тройку врубили. Бубукин хотел даже вьетнамцев на экскурсию привести, показать им, какой бывает русская зима.
"Правда" тем более
В советские времена каждая зарубежная поездка каждого советского человека, даже если он ехал всего на три-четыре дня, утверждалась в ЦК КПСС. Любая организация, посылавшая своего сотрудника в командировку, обязана была отправить его выездные документы – анкеты, характеристики, медицинское заключение – одновременно в два адреса: в ЦК КПСС и КГБ. Неизвестно, кому из них принадлежало решающее слово.
Осенью 1979 года, когда я работал в спортивной редакции ТАСС, меня впервые послали в капиталистическую страну – на всемирную Универсиаду в Мексику. До этого, в 1976 и 1977 годах, меня дважды пытались командировать, соответственно в Югославию на чемпионат Европы по футболу и в Австрию на чемпионат мира по хоккею, но в обоих случаях не разрешал КГБ: предполагалось, что я знал какие-то государственные и военные секреты, с которыми якобы был ознакомлен во время службы в армии в 1971–1973 годах.