Дисциплина или потенция?
Тренер Борис Андреевич Аркадьев интеллигентнейшим был человеком, всегда старавшимся сглаживать острые углы. Почти на все выезды "Локомотив" ездил на поезде, у команды был свой вагон, его прицепляли к скорым, и она с удобствами прибывала на место. Естественно, что игроки чувствовали себя в вагоне, как дома.
И вот в одной из поездок второй тренер Виктор Ворошилов прибегает к Аркадьеву:
– Борис Андреевич, надо принимать какие-то меры к Ковалеву?
– А что такое?
– Так опять же нажрался!
– Да не может такого быть!
– Точно вам говорю! Мало того, что нажрался, так еще заперся в купе с какой-то девицей и не открывает!
– Голубчик! С девицей – это ведь хорошо. Это же свидетельствует о здоровой потенции!
"Ласточка" на совещании
Сергея Павлова, "румяного комсомольского вождя", как назвал его Евгений Евтушенко, волею партийного руководства превратившегося в главного начальника всех советских физкультурников и спортсменов, хлебом было не корми, но дай провести три-четыре совещания за день.
Павлов тщательно следил за тем, чтобы никто не опаздывал, опоздавшим непременно устраивал взбучку.
Однажды в кабинет к Павлову опоздал выдающийся тренер по фигурному катанию Станислав Жук. Извинившись, он присел на ближайший оказавшийся свободным стул. Вид у него был слегка помятый, не исключено, что накануне он что-то отмечал – почему бы нет? – и не исключено также, что позволил себе вечерком немного лишнего. У Павлова глаз на подобное был наметанный. "Вы что это себе позволяете? – повысил он голос на Жука. – Мало того, что опаздываете на важное совещание, так еще появляетесь на нем почти что выпивши". Участники совещания, пришедшие вовремя, замерли в ожидании реакции Жука.
Станислав Алексеевич, ученики которого на чемпионатах мира, Европы и олимпийских турнирах выиграли в общей сложности 140 медалей, причем 70 из них – золотые, спокойно встал, вышел на середину кабинета, сделал "ласточку", простоял, четко зафиксировав фигуру, секунд пятнадцать, вернулся в исходное положение, сказал: "Я и пьяный такое бы сделал, а ты даже трезвым – никогда" и неторопливо покинул кабинет.
Переднее сальто
Мифология она мифология и есть. Станиславу Жуку приписывают еще один номер, будто бы продемонстрированный им в кабинете Сергея Павлова. Жук незадолго до Олимпиады 1976 года в Инсбруке был вызван к спортивному руководителю для обсуждения перспектив советских фигуристов на олимпийском турнире. Как только Станислав Алексеевич вошел, Сергей Павлович, мгновенно распознав в посетителе вчерашнего нарушителя режима, поднялся из-за стола и, по свидетельству очевидца события Игоря Тузика, известного нынче хоккейного функционера, волею случая оказавшегося тогда в высоком кабинете, произнес: "Как же так, Станислав Алексеевич, мы готовимся к Олимпиаде, а у тебя что-то не в порядке вроде бы и со здоровьем. "Сергей Павлович, в чем проблема? – спросил Жук. – Вас беспокоит подготовка и в какой я форме?" И тут тренер с места, в брюках и куртке, вдруг сделал переднее сальто. Если бы он сделал заднее, то это было бы так, ничего особенного. Но переднее сальто, даже будучи в хорошей форме, без "пике" в пол немногие могут исполнить. А Жук еще и притопнул, и руками изобразил какой-то элемент из цыганочки.
Павлов смотрел на это ошеломленно и ничего не смог сказать. Только рукой махнул… "Не беспокойтесь, Сергей Павлович, будут у нас медали", – сказал Жук и был отпущен без нотаций".
Архангельский умелец
В СССР ежегодно проводились международные турниры по хоккею с мячом на призы газеты "Советская Россия". Зимой 1974 года я побывал на таком турнире в Архангельске. Матчи пришлись на крепкие морозы – до 25 градусов. Играли потому по три тайма. Трибуны стадиона, несмотря на такую погоду, забиты до отказа. Ясно, что без дополнительных процедур согревания выстоять на таком морозе невозможно. Мне показали местную достопримечательность – человека в темнокоричневом полушубке, огромных серых валенках и с сооружением на голове, напоминавшим одновременно небольшой стог сена и шлемофон космонавта. Меховая шапка. Уши спущены и под подбородком завязаны. По обе стороны головы – какие-то уплотнения. От них ведут к губам трубки, похожие на встроенные микрофоны. Время от времени мужичок прикладывался сначала к правой трубке, а потом сразу к левой. Это, пояснили мне, его собственное изобретение. Фляжки аккуратно вшиты прямо в шапку. В правой спирт, в левой – запивон, рецепт которого (надо ведь, чтобы не замерзал!) разработан самим умельцем.
Спор на коньяк
Евгений Серафимович Ловчев рассказывал о том, как однажды "Спартак" поехал на матч в Ереван и среди опытных игроков распределили, как он их назвал, "практикантов" – молодых футболистов, игравших за дублирующий состав. Ловчеву достался полузащитник Александр Кодылев.
– Ложусь, – рассказывал Ловчев, – проваливаюсь в сон. Просыпаюсь: кто-то громко открыл дверь, включил свет. В комнате стоит Кодылев – вижу, вроде трезвый. С ним пара озадаченных, расстроенных даже, армян.
– Вот он! – говорит Кодылев, указывая армянам на меня. – Жень, ты не спишь?
– Уже не сплю. Ты что, молодой? Что случилось-то?
– Да вот с этими, – говорит, кивая в сторону армян, – поспорил. Они не верят, что я с Ловчевым в одном номере поселился.
– На что хоть спорили? – спрашиваю я, понимая, что сон все равно пропал, – надо же интригу до конца раскрыть.
– Как на что? На бутылку коньяка.
И троица, не прощаясь, снова ушла в ночь. За коньяком.
Чаек с Киевским тортом
В октябре 1988 года хоккейный ЦСКА приехал в Киев играть матч чемпионата страны с местным "Соколом". Слава Фетисов вместе с Алексеем Касатоновым побывали в гостях у друзей из киевского "Динамо", в положенное время вернулись в гостиницу "Москва", но потом Фетисову позвонили, и он из отеля – в тренировочном костюме, рассчитывая пробыть на улице не больше пяти минут, – вышел. Позвонил старый знакомый, приготовивший посылку для Харламовых – он всегда что-то посылал детям погибшего хоккеиста.
Капитан ЦСКА встал в сторонке, стал ждать. Что-то, видимо, случилось, знакомый запаздывал, и Фетисов решил позвонить ему из будки охранника автостоянки – не идти же в гостиницу к телефону, а вдруг в это время товарищ приедет. Попытка позвонить, а Фетисов вежливо поинтересовался, не мог бы он воспользоваться телефоном стоянки – буквально на минутку, закончилась тем, что из будки вылез мужичок, подошел к стоявшим рядом "Жигулям", вытащил из багажника тесак и стал хоккеисту угрожать. Подошел милиционер. Фетисов обратил его внимание на нож. Милиционер, мужичка, конечно, знавший (потом выяснилось, что мужичок этот прежде был начальником "зоны"), сказал, что никакого ножа не видит. И когда он повторил это несколько раз, Фетисов не выдержал: "Так у вас здесь мафия!" Тут же подъехал автозак, хоккеиста затолкали в него, привезли в милицию, поколотили изрядно, сорвали золотую цепочку, украли деньги. Фетисова, который позже сказал, что никогда в жизни не чувствовал себя таким униженным и растоптанным, из околотка забрал тренер ЦСКА Виктор Васильевич Тихонов.
Историей занялась программа "Человек и закон", ее сотрудники побывали в Киеве. Передачу показали по центральному ТВ. В ней, в числе прочих, выступили и киевские динамовцы, у которых Фетисов и Касатонов были в гостях, – Владимир Бессонов и Анатолий Демьяненко. Они рассказали о давних отношениях с коллегами по спорту, поведали о том, как спокойно посидели дома с московскими друзьями, попили чайку с киевским тортом. На следующий день на динамовской базе перед установкой на тренировку Валерий Васильевич Лобановский, обращаясь к Бессонову и Демьяненко, сказал: "Видел вчера передачу с вашим участием. Интересно. Но чаек с тортом… По-моему, не очень убедительно".
Большая икра
Раз в год, в декабре, под свой профессиональный праздник сотрудники КГБ, выезжавшие с командами за границу, подводили итоги и на основе увиденного и услышанного составляли специальный секретный доклад. Документ за подписью заместителя председателя КГБ отправляли в ЦК КПСС. 1967-й год исключением не стал. Доклад подписал заместитель Юрия Андропова Семен Цвигун.
"Большая группа спортсменов, выезжавшая на соревнования во Францию, – говорились, в частности, в докладе, – вывезла из страны около 350 кг черной икры. В том числе легкоатлеты В. Кудинский и Н. Карасев имели при себе по 10 банок икры весом 2 кг 900 г каждая. Вся эта икра была продана в Париже известному всем спортсменам пану Стасеку, владельцу лавки "Тэкса". На вырученную валюту спортсмены скупили плащи болонья, шерстяные и нейлоновые женские кофты. В частности, спортсмен Туяков Амин привез около 300 плащей, которые реализовал в Москве оптом по 70 рублей за плащ…"
Икорных историй в советском спорте – пруд пруди. Как-то раз несколько человек из футбольной команды решили сдать привезенную икру официанту ресторана. Никто из сдававших не знал ни одного слова на другом языке. Объяснялись с халдеем жестами. Он и улыбался и кивал, но при этом говорил по-английски, что ничего не понимает. Что-то, наконец, сверкнуло у него в голове, он закивал интенсивнее, приговаривая "yes, yes, yes!", собрал все принесенные футболистом баночки и спустя минут пятнадцать торжествующе поставил перед ошеломленными игроками большое блюдо, наполненное освобожденной из банок черной икрой.
Самые, пожалуй, смешные истории на икорную тему рассказал в своей откровенной книге "Движение вверх" выдающийся баскетболист Сергей Белов.
Первая. В 1971 году на предолимпийском турнире в Германии два сборника, два Александра – Сидякин и Болошев, обнаружив, что в номере нет холодильника, загрузили привезенную икру в ванну и решили залить ее холодной водой. По всей вероятности, сказались какие-то неполадки. Так или иначе, но емкость, дырочка на дне которой была предусмотрительно заткнута пробкой, оказалась заполненной не холодной водой, а кипятком. Утром парни увидели такую картину: все банки раскупорились и двадцать килограммов икры превратили поверхность воды в черное месиво.
Вторая. На мюнхенскую Олимпиаду, советской командой, как всем известно, выигранную (за грандиозную победу была назначена "фантастическая" премия – по 150 долларов каждому олимпийскому чемпиону на месте и по 3 тысячи рублей дома), он и его партнер Модестас Паулаускас привезли по десять двухкилограммовых банок. При выезде олимпийских команд из страны таможня серьезные досмотры обычно не проводила, все границы баскетболисты преодолели без проблем и, вздохнув с облегчением, заселились в олимпийскую деревню. Немножко запаниковали, когда выяснилось, что поселили их в один номер с прикрепленным к сборной сотрудником КГБ, но потом, разработав детальный план, с икрой уверенно расстались: Паулаускас, продемонстрировав, по словам Белова, чудеса изворотливости, сумел протащить на территорию деревни своего знакомого литовца на стареньком "Фольксвагене".
Дальнейшее Сергей Белов запомнил надолго: "Улучив момент, мы вынесли икру из комнаты и, словно две крупные нагруженные припасами мыши, метнулись на "черную" лестницу – везти наше достояние на лифте было слишком рискованно. Спуск пешком с 20 кг игры с 16-го этажа, с замиранием сердца при каждом хлопке двери, движение перебежками к "Фольксвагену"… Так начиналась наша решающая стадия подготовки к триумфальной Олимпиаде".
Фельдмаршальский облик
Алексей Поликовский, блестящий публицист, один из лучших, на мой взгляд, журналистов нынешних времен, пишущих не о спорте или музыке, не о литературе или Москве, – о жизни, так рассказал о Бескове: "Глядя на суровое лицо Бескова и на его грузную медвежью фигуру, я всегда думал о том, что он крутой, властный человек. Но улыбка, таившаяся в углах его губ, намекала на то, что весь этот фельдмаршальский облик немножко игра и маска. В 1988 году, незадолго до его ухода из "Спартака", я, полдня проведя в Тарасовке, спартаковским автобусом возвращался в Москву. В огромном автобусе нас было трое: шофер, Бесков и я. Бесков сидел на переднем сиденье величественно, как на троне. Я робко подошел к нему и попросил разрешения задать три вопроса. Он смерил меня взглядом и кивнул. Он отвечал мне решительно и четко, как человек, уверенный в том, что все ответы ему известны. Мне казалось, что лед растаял, что я "разговорил" его. Я задал еще один вопрос. "Вы свою норму исчерпали. Это уже четвертый!" – оборвал он меня. Он был пугающе суров, но, взглянув ему в глаза, я обнаружил, что они смеются".
Приказ командира
Футбольная команда московского "Динамо" ехала на автобусе по Москве на очередной матч. Автобус – было это в конце 60-х годов – старенький, с большим окном сзади. Один из динамовских игроков, назову его П., большой весельчак, оглянулся и увидел, что за автобусом следует машина ГАИ. Не сопровождающая автобус, а просто так едет, по своим делам. П. забрался с ногами на сиденье, приспустил тренировочные штаны, показал ГАИшникам голый зад и быстренько перебрался поближе к середине салона. Ошалевшие от такой наглости милиционеры обогнали автобус, подсекли его, заставили прижаться к обочине и остановиться. ГАИшники вышли из машины, подошли к передней дверце автобуса и жестом велели водителю открыть ее. Водитель подчинился. Милиционер поднялся на ступеньку, оглядел салон и сказал: "Значит, так. Все выходят по одному и становятся вдоль борта автобуса. А ты (это – водителю) давай права, разрешение на перевозку пассажиров и путевой лист, будем разбираться, куда ваша шайка направляется".
Впереди, как и полагается тренеру, сидел Константин Иванович Бесков и мысленно находился уже, конечно, на стадионе. Услышав сказанное лейтенантом ГАИ, Бесков побагровел, привстал и рявкнул: "Я – полковник Бесков! Мы едем на важный матч. Вы задержали команду. Приказываю: поезжайте впереди, включайте сигнал и обеспечьте нам "зеленый коридор"! Вон отсюда немедленно!"
До стадиона автобус домчался с ветерком.
Серединка для истины
Самый, наверное, загадочный матч в истории советского футбола – переигровка в 1970 году в Ташкенте, в которой ЦСКА и "Динамо" боролись за чемпионское звание. Сначала они сыграли вничью, потом встретились еще раз: два "золотых" матча подряд.
Динамовцы в первом тайме повторной встречи выигрывали с преимуществом в два гола (3:1). Во втором ЦСКА забил три гола и стал чемпионом.
После матча динамовский тренер Константин Иванович Бесков обвинил ряд игроков, в том числе Валерия Маслова и Виктора Аничкина, в том, что они сдали игру. Маслов, естественно, с обвинением не соглашается.
Две правды.
Бесков : "В перерыве между таймами прихожу в раздевалку. Вдруг ко мне обращаются сразу трое – Маслов, Еврюжихин и Аничкин: "Константин Иванович, давайте не будем производить замены". В моей тренерской практике это был первый случай, чтобы игроки подошли с такой просьбой. Впрочем, положа руку на сердце, мне и выпускать-то на замену было, в сущности, некого. "И позвольте мне лично сыграть против Володи Федотова", – просит Маслов. А до этого против Федотова играл двадцатилетний старательный и инициативный Евгений Жуков. Претензий к нему у меня не было. Но, подумал я, Маслов двужильный и к тому же гораздо опытнее Жукова: разрешаю поменяться. Еврюжихина же прошу при срыве атаки непременно возвращаться на свой фланг и мешать атакующим действиям Истомина.
Начинается второй тайм, и невооруженным глазом вижу: Федотову открыли "зеленую улицу", а по флангу систематически проходит далеко вперед Истомин, которому также никто не мешает… Маслов не участвует ни в наступательных действиях, ни в оборонительных, движется вяло, как-то формально присутствует и только. Заменить некем! В последние двадцать минут элементарной логики в поступках некоторых динамовских футболистов не было и в помине. Не было среди них ни явно травмированных, ни падавших от усталости, но они необъяснимо прекратили борьбу. Федотов забил один гол, потом за его снос назначили пенальти, реализованный Поликарповым, и, наконец, Федотов провел еще один мяч, оказавшийся для ЦСКА победным.
Войдя в нашу раздевалку, я громко сказал: "Вы игру сознательно отдали!" И больше ничего говорить не мог. Вышел. Администратор команды "Пахтакор" после матча говорил мне, будто бы какие-то приезжие дельцы, московские картежники, забавы ради (но и ради прибыли) затеяли многотысячные пари со своими ташкентскими "коллегами". Администратор сказал, что поставившие на ЦСКА, проявили больше стараний".
Маслов : "Плод воспаленного воображения! Придумал, что мы "подыграли" московским картежникам, сделавшим крупные ставки на ЦСКА в подпольном тотализаторе. Зачем нам тогда было из кожи вон лезть, два дня подряд мучиться? Бесков ведь и дальше пошел. Через два месяца после Ташкента "Динамо" на своем поле проиграло в хоккей с мячом свердловскому СКА – 3:4. Мы вели 3:1 – я как раз третий гол забил, но при счете 3:2 на последних минутах пропустили два мяча. Досадно было – словами не передать! Так он своему другу Трофимову после игры ту же песню запел: "Они, Вася, не просто так проиграли." Лучше бы Константин Иванович в себе покопался, свои ошибки вспомнил. Во время повторного матча его так трясло, что, приняв в перерыве изрядную долю коньяка, сначала сигару курил на скамейке, а потом куда-то в сторону подался, оставив Голодца игрой руководить. Тот, естественно, замены сделать побоялся. Хотя, помню, еще в раздевалке у меня интересовался, не нужно ли кого-то менять. В перерыве не нужно было, а когда в середине второго тайма Юра Авруцкий выдохся, стоило. Можно было и Еврюжихина заменить, он тоже активность снизил.
На установке мы договорились, что если "Динамо" будет проигрывать, то опекой Федотова займется молодой Женя Жуков, а я выдвинусь вперед, в помощь нападающим. После того как Дударенко открыл счет, так и было сделано. Ход игры удалось переломить. В течение шести минут счет стал 3:1 в нашу пользу. Если игра идет, стоит ли что-то менять? После перерыва Жуков остался при Федотове, а я по-прежнему играл под нападающими.
Обвинение в сдаче игры Бесков бросил, едва переступив порог. После его слов меня начало колотить. Если бы не наш легендарный "дедуля" – Сергей Сергеевич Ильин, поднесший мне стакан водки прямо в душе, не знаю, чем бы все закончилось.
Меня он заподозрил, потому что сестра моей жены была замужем за лучшим картежником в той компании, Левой Кавказским".
Радость министра
С повторным ташкентским матчем связана и такая история. В день игры министр обороны СССР Андрей Гречко возвращался из Швеции, где пребывал с довольно сложным по содержанию визитом. Летчики по его просьбе сумели найти радиоволну с репортажем о встрече и запустили его по громкой связи. Таким черным, каким он стал при счете 3:1 в пользу "Динамо", прежде министра никто не видел. Он распорядился выключить репортаж, ушел в себя, ни с кем до самого прилета в Москву не разговаривал и приехал домой в ужасном настроении. А дома его встретили весело щебечущие внучки: "Деда! Наши сегодня у "Динамо" выиграли!" И когда Гречко рассказали в деталях о том, что происходило в Ташкенте, он стал прыгать в хороводе вместе с девочками и петь: "На-а-ши вы-и-и-грали! На-а-ши вы-и-и-грали!"