Байки от художника
Шикарные, по-моему, истории от знаменитого грузинского художника и великого тамады Тамаза Хуцишвили записал диктофон журналиста сайта lenta.ru Артема Ефимова. За достоверность историй (всего их – дюжина, но связанных со спортом – три) никто, разумеется, ручаться не может. Это обстоятельство, однако, вовсе не делает рассказы хуже.
ХУРЦИЛАВА И КАНТАРИЯ
Муртаз Хурцилава – футболист, защитник, был капитаном сборной СССР. Он мне (Тамазу Хуцишвили. – А. Г.) рассказывал:
Играл я, говорит, за тбилисское "Динамо". Должны играть с ЦСКА. Уже знаем, что проиграем. Утром я спустился в ресторан гостиницы "Украина". В шлепанцах. Убирают вчерашние столы. Ресторан закрыт. Дал официантке талон, она принесла чай, булочку и две сосиски. Вдруг кто-то заходит. Хорошо одетый. Грузин.
– Эй, – кричит, – женщина! Принесите пива!
– Вы что, с ума сошли? Во-первых, ресторан не работает. А во-вторых, у нас пива нет.
– А что этот тут сидит, жрет и пьет? Сейчас же позовите директора!
Заходит директор. По акценту – украинец. Двухметровый верзила. Этот сидит, курит. И тут директор:
– Ты мой дорогой! Ты мой золотой! Сколько лет, сколько зим!
Целуются, обнимаются.
– Люся! Ящик баварского пива и две пшеничные!
Икра, рыба… Они сидят, пьют, хохочут. Вдруг этот грузин на меня смотрит и говорит:
– Слушай, ты грузин?
– Да, грузин.
– Как твоя фамилия?
– Хурцилава.
Фамилия мегрельская. Тот по-мегрельски говорит:
– Дорогой, иди сюда. Поцелуй меня!
Я нагнулся, поцеловал. Сразу видно, что это какая-то знаменитость. Шикарный костюм на нем.
– Ты, – спрашивает, – знаешь, кто я такой?
– Нет.
Он отворачивает борт костюма – а там звезда героя Советского Союза.
– Ты что, не узнаешь?
– Нет.
– Дурак, я же Мелитон Кантария!
– Ой, извините, не узнал.
Познакомились. Мелитон за меня тост предложил. Потом говорит:
– Теперь ты скажи тост.
Я говорю:
– Пить я не буду, у меня игра вечером. Но сказать – скажу. Если бы не Андрей Жордания, я бы до сих пор работал мотыгой в своей деревне. А так я еду в Амстердам, потом в Бразилию – весь мир объездил. Пусть земля ему будет пухом!
Выпили. Мелитон стал плакать:
– Человек, который помнит добро, – это настоящий мужчина. Я вот тоже… если бы не этот Гитлер – кто бы я был?!..
РОГ ДЛЯ БАСКЕТБОЛИСТА
Мой дядя был баскетболист, огромный такой. Выпивал залпом пуд вина. Приходит Анзор Лежава – 2 метра 18 сантиметров. С ним вместе играет. Дядя говорит:
– Анзор, ты наш рог выпьешь?
А тот был такой скромный, он говорит:
– Я посмотрю.
Дядя говорит:
– Если ты выпьешь – я тебе этот рог дарю.
Анзор знаете, как держал этот рог? Вот так вот, двумя пальцами. Взял – и выпил.
Дядя побледнел – жалко ему стало. Это ж был фамильный рог Ге – ловани. Через несколько минут он этот рог заворачивает в лощеную бумагу. Плохое у него настроение.
Но мы же, грузины, благородством известны. Утром, когда гости уходят, дядя выносит этот рог, говорит:
– Анзор, дорогой, это тебе.
Тот говорит:
– Ты что, с ума сошел? Я похож на человека, который такую вещь из семьи заберет?
Мне было тогда пятнадцать или шестнадцать лет. На меня это очень подействовало.
Через много лет кто-то мне привез из Африки рог диаметром тридцать сантиметров. Помещается шестнадцать литров вина. Я его завернул и понес Анзору. Говорю:
– Анзор, дорогой, ты помнишь, что мы тебе рог должны? На вот тебе.
Анзор был серьезный, как ребенок. Он принял рог, посмотрел так и говорит:
– Слушай, это я не смогу выпить…
ФУТБОЛ В БОРЖОМИ
В Боржоми мы с двумя друзьями захотели поиграть в футбол. Пришли на маленький стадион, ищем, с кем сыграть. Видим – идут три русских парня. Лица унылые у всех – видно, пичкают их тут этой водой. Мы им:
– Ребята, пошли в футбол!
– Не, мы в футбол не играем.
– Ну хорошо, мы вам натыкаем.
– Ах, натыкаете!..
Договорились играть до двенадцати голов. Счет был 11:0 в их пользу. Мы втроем упали. Говорим:
– Сволочи, идите сюда. Вы кто такие?
– Я-то Рагулин, а это – братья Майоровы. Нас Тарасов отправил тут подлечиться.
В футбол они не играют, босяки!..
Мы с ними подружились, потом ко мне главврач приходил, орал:
– Эти трое целыми днями пропадают, возвращаются пьяные, спросишь – говорят, в футбол играли. С тобой! Оставь их в покое немедленно! Ты хочешь, чтобы меня посадили?!?
Контроль спецкомиссии
Если сейчас российские футбольные клубы проводят огромное количество международных матчей – товарищеских и официальных, – то в предвоенные годы советские команды выезжали за рубеж только по решению руководства КПСС. Более того, подготовка к каждой поездке напоминала подготовку к военным действиям, и от выезжавших требовали только побед.
"Спартак", например, в 1940 году отправили в Болгарию. Общественность, во-первых, была поставлена в известность о том, что болгарский футбол на тот момент – один из лучших в Европе. Во-вторых, состав "Спартака" укрепили пятью футболистами ЦДКА, четырьмя динамовцами, двумя торпедовцами и одним игроком "Локомотива". И, наконец, организованный перед поездкой продолжительный тренировочный сбор проходил под неусыпным контролем специальной комиссии, образованной по инициативе Сталина. Вдуматься только! В состав комиссии, опекавшей футбольную команду накануне обычных товарищеских матчей, входили секретарь московского областного и городского комитетов партии А. С. Щербаков, член Оргбюро ЦК партии Л. З. Мехлис, заместитель председателя Совнаркома СССР, незадолго до этого занимавшийся политическими процессами в должности генерального прокурора А. Я. Вышинский, председатель ВЦСПС Н. М. Шверник. На собрании перед выездом Щербаков говорил об исключительной чрезвычайно ответственности, которая ложится на спартаковцев как на представителей социалистического государства, отправляющихся в монархическое государство.
Сила болгарского футбола была явно преувеличена. Две игры "Спартак" (а фактически – один из вариантов сборной страны) выиграл с общим счетом 13:2, и руководство Советского Союза высоко оценило это "достижение": пять игроков, в том числе армеец Григорий Федотов и динамовец Михаил Якушин (в наше время даже мысль о том, что кто-то из ЦСКА или "Динамо" может на время зарубежного турне оказаться в спартаковском составе, не может присниться в самом кошмарном сне), стали заслуженными мастерами спорта.
Хлопоты тирана
Сталин болезненно относился к неудачам советских спортсменов. Хрестоматийной стала история о том, как он на Политбюро устроил обсуждение провала сборной СССР по конькобежному спорту, крайне неудачно выступившей в 1948 году на чемпионате мира в Хельсинки. Перед отъездом обещали "лучшему другу всех физкультурников" медали, но ничего выше двенадцатого места не привезли. На заседании выступил Сталин. Огрвыводы последовали незамедлительно: глава спортивного ведомства Николай Николаевич Романов лишился должности, а перед конькобежцами была поставлена задача – установить мировые рекорды на всех дистанциях. В противном случае, пригрозили им, никогда не разрешат выезд на соревнования за границу.
Через пять лет задание партии и правительства было почти полно – стью выполнено. Спас расположенный на высокогорье каток в Медео. Сталин, которому об этом доложили, разрешил команде участвовать в чемпионате мира 1953 года в том же Хельсинки. 15 февраля Олег Гончаренко выиграл титул абсолютного чемпиона и был увенчан лавровым венком. В понедельник в Советском Союзе, как известно, выходила только одна газета – "Правда". Номер в воскресенье был сверстан заранее. Дежурный редактор тассовскую заметку о победе Гончаренко отложил в сторонку. Сталин, которому "Правду" доставляли сразу – из типографии, позвонил в редакцию и сказал: "Весь мир верит, что в Хельсинки на чемпионате мира победил наш Гончаренко, а "Правда" не верит?" И повесил трубку.
Дежурного редактора не расстреляли и даже не уволили. Он отделался легким испугом – строгим выговором. Перед вождем же "Правда" выслужилась следующим образом. Во вторничном номере газета напечатала фотографию конькобежного триумфатора на первой полосе – впервые в истории главного партийного органа такой чести удостоился спортсмен.
"Где твоя дудка?"
Уникальная для мирового футбола история произошла в чемпионате СССР в 1950 году. В Москве ЦДКА, послевоенный лидер советского футбола, принимал "Шахтер" из Сталино. До этого армейцы, сезон всегда начинавшие неважно, потеряли по очку в Сталинграде, Куйбышеве и Харькове. "Шахтер" был с трудом обыгран – 2:1, причем победный гол ЦДКА забил при помощи арбитра: вратарь "Шахтера" Евгений Пестов зафиксировал в руках отправленный в его ворота мяч почти в полуметре от линии, однако судья Сигизмунд Лысаковский из Минска гол засчитал. Вот что через сорок лет после этого матча со слов Пестова записал член Союза журналистов СССР Л. Санин (запись обнародована известным историком и статистиком футбола Акселем Вартаняном):
"Оставалось играть минут десять, когда диктор по стадиону (в Москве! – А. Г.) сделал объявление, повергнувшее в шок и футболистов, и зрителей: "Настоящий матч опротестован (!!!) командой "Шахтер" и будет переигран (!!!). О дне встречи будет сообщено дополнительно". Мы ничего не могли понять. Какой протест? Ведь игра еще не закончилась".
Спустившись по завершении встречи в подтрибунное помещение динамовского стадиона, Пестов обомлел: навстречу ему шли министр угольной промышленности СССР Александр Засядько, которого футболисты "Шахтера" хорошо знали в лицо, поскольку он не раз с ними встречался – "Шахтер" все же, и Лаврентий Берия, которого в стране, даже не встречаясь с ним, знали все. Обомлевший Пестов по просьбе Засядько провел их в судейскую комнату, а сам остался в дверях, став свидетелем происходившего там. Один боковой арбитр как был в полусогнутом положении – бутсы расшнуровывал, так в нем и остался.
Второй манекеном застыл со стаканом чая в руках. А Лысаковский, оказавшийся к незваным гостям ближе всех, стал белее стены.
– Где твоя дудка? – рявкнул Берия, испепелив Лысаковского гневным, ничего хорошего не сулящим взглядом.
Лысаковский стал судорожно шарить у себя на груди, пытаясь нащупать непослушными пальцами сбившийся набок висевший на шее на шнурочке свисток. Наконец ему удалось это сделать.
– Вон он, – вымолвил бескровными губами перепуганный арбитр.
Берия характерно, по-бычьи, двинул подбородком в сторону и вынес свой приговор:
– Воткни его себе в…! Судить больше не будешь! – И, быстро повернувшись, зашагал прочь, увлекая за собой Засядько.
Дотошный Вартанян раскопал: в 1950 году Лысаковский судил еще одну игру, а на следующий год – две: на этом карьера 38-летнего арбитра завершилась. Берия с Засядько, наблюдавшие за матчем вместе и еще во время игры решившие назначить переигровку и заставившие объявить об этом диктора, оказали, между тем, "Шахтеру" медвежью услугу. К моменту переигровки ЦДКА здорово прибавил и растерзал горняков – 7:0. Точно так же армейский клуб разгромил "Шахтер" на его поле и во втором круге. "В следующий раз будут думать, прежде чем опротестовывать матч, говорили мы после 7:0", – отмечал в своих мемуарах форвард "команды лейтенантов" Валентин Николаев.
Патроны для Николая III
В свое время в Сокольниках на месте городской свалки по инициативе министра угольной промышленности и заместителя председателя Совета Министров СССР Александра Федоровича Засядько были построены теннисные корты "Шахтер". Они моментально стали знаменитыми – это было единственное место в Москве, где можно было проводить теннисные тренировки и соревнования зимой.
Одним из тренеров на кортах был легендарный Олег Леонидович Корнблит, в книге Виталия Мухина о котором – "Последний романтик эпохи" – я и обнаружил следующую историю:
"Засядько в должности зампреда правительства курировал, помимо всего прочего, спорт. А председателем Всесоюзного комитета по физической культуре и спорту был в то время некто Романов по прозвищу Николай III. Прозвище это он заслужил своим крутым нравом. И был истинным самодержцем в советском спортивном движении.
И вот однажды Романов приехал в спортивный зал на "Шахтере", который строился исключительно на деньги Министерства угольной промышленности, посмотрел на площадки и объявил окружавшей его свите:
– Зал хороший, поэтому будем строить вокруг него беговые дорожки, прыжковую яму и сектора для метателей. Короче, все, что необходимо для легкоатлетов.
С тем и уехал.
Когда об этом узнал Засядько, он приехал на "Шахтер" и поинтересовался:
– Кто-нибудь этот зал охраняет?
– А как же, – отвечают ему, – вневедомственная охрана.
– Позовите.
И вот к заместителю председателя Совета Министров СССР откуда-то из подсобки выползает "вневедомственный" дед под сто лет с берданкой, которая едва ли не старше его.
– И что, – спрашивает Засядько, показывая на проржавевший ствол, – эта штука еще стреляет?
– Стреляет, – отвечает дед. – Только она не заряжена, потому что патронов нет.
– Ладно, – говорит Александр Федорович, – запасись патронами и, если здесь еще раз появится этот Николай III, стреляй в него без предупреждения, я разрешаю."
Симонян и Сталин
Сухумский паренек Никита Симонян выиграл с юношеской командой чемпионат Абхазии, попал в сборную автономии, ставшую первой в Грузии. Все видели Никиту, забивавшего в каждом матче каждому сопернику, в составе тбилисского "Динамо". Но нападающего перехватила Москва. Московские команды весной приезжали тренироваться на юг. Владимир Горохов, работавший со столичными "Крыльями советов", оказался расторопнее других. Пригласил Никиту в свой номер в гостинице, позвал в Москву, пообещав сделать из Симоняна "второго Боброва". За "Крылья" Симонян, живший поначалу у Горохова дома и спавший в чулане на огромном сундуке, отыграл три года, а когда ВЦСПС расформировал команду, неудачно выступавшую в чемпионате, нападающий вместе с Гороховым перебрался в "Спартак".
В 1951 году Василий Сталин, меценатствовавший той порой в спорте за счет бюджета Военно-воздушных сил, решил пополнить свою команду Симоняном. Футболисты ВВС, надо сказать, пользовались слабостями сына вождя, и им иногда удавалось спасать людей. Николай Морозов, капитан команды ВВС, имевший удостоверение "Личного адъютанта" младшего Сталина (в звании майора), будущий главный тренер сборной СССР (четвертое место на чемпионате мира 1966 года – наивысшее достижение отечественных футболистов), дожидался вместе с некоторыми, наиболее смелыми партнерами наступления у Василия Иосифовича состояния необходимого подпития и приводил в особняк на Гоголевском бульваре человека – обычно за час до полуночи. За гостя ручались, просили ему помочь, и Василий Сталин звонил по "вертушке" генеральному прокурору: "Я знаю этого человека, закройте дело!" Сын Николая Петровича Морозова в одной из публикаций вспоминал, как отец рассказывал ему: он подходил к сталинскому шкафу, и если внутренняя дверка была открыта, смотрел на уровень коньяка в графине. В зависимости от уровня и действовал.
Вернемся к Симоняну. Он отдыхал после трудного сезона с друзьями из "Спартака" в Кисловодске, и Василий Сталин послал за ним в Минеральные Воды самолет. После пятичасового перелета привезли в особняк. Сталин-юниор, посадив 25-летнего форварда по левую от себя руку, произнес фразу, Симоняна поразившую: "Я поклялся прахом своей матери, что ты будешь в моей команде!" Где поклялся, когда, почему вдруг? Не исключено, что Василий поспорил с кем-то на сей счет. Разговор продолжался недолго, минут десять. Симонян, оправившись от потрясших его слов, спокойно подвел итог: "Я хочу играть за "Спартак"."
По свидетельству Никиты Павловича, младший Сталин не вспылил, не закатил истерику. Просто отпустил. Но потом вернул с лестницы: "Может, ты боишься Хрущева (возглавлял тогда горком партии, курировавший "Спартак")? Так это я улажу, не волнуйся". Симонян сказал, что "Спартак" сделал из него игрока, и попросил разрешения остаться в этой команде. "Видите, – обратился Василий Сталин к подчиненным, – человек сказал мне правду. Правда лучше всех неправд. Иди, играй за "Спартак"."
"Несколько лет спустя, – вспоминал Симонян, – уже после смерти И. В. Сталина, Василий Сталин, переживший крушение карьеры, суд, рассказывал Сергею Сальникову, как на суде начальник спортклуба ВВС полковник Соколов утверждал в своих показаниях, что подсудимый Василий Сталин приказал пристрелить из-за угла Симоняна, отказавшегося перейти в команду ВВС. "Этого не было, этого не могло быть!" – повторял он Сергею, потрясенный подлостью своего приспешника."
После эпизода в особняке на Гоголевском Симонян лишь один раз увиделся с Василием Сталиным. Уже после того, как тот отбыл заключение. "Мы, – рассказывал Симонян, – выходили с Сергеем Сальниковым, поужинав, из "Арагви". Столкнулись с Василием Иосифовичем. Обнялись. Он сказал: "Встретимся – расскажу о многом". Но не встретились".
Побег на грузовичке
Валентин Александрович Николаев, один из футболистов знаменитой "команды лейтенантов", рассказывал, как Василий Сталин пытался заполучить в ВВС блестящего игрока ЦДКА Алексея Гринина.
Сталин-младший пригласил Гринина в свой знаменитый особняк на Гоголевском бульваре и без лишних слов прямо предложил ему перейти в ВВС. Обещал тучу, как сейчас принято говорить, бонусов: высокую зарплату, выше, нежели в ЦДКА, очередное воинское звание, шикарную трехкомнатную квартиру в центре Москвы, возле телеграфа, доставку необходимых продуктов на дом… Гринин, по словам Николаева, был не из робкого десятка. Выдержав напор Василия Сталина, он не ответил ему ни "да", ни "нет", а уклончиво попросил время подумать и посоветоваться со своей Зинаидой Ивановной.
Сталин, как и отец, к возражениям не привыкший и уклончивого поведения собеседников не признававший, буквально вышел из себя: "Вот что, у меня дела, я должен отлучиться. А ты сиди пока тут и думай. В твоем распоряжении бильярд и холодильник с едой. Как надумаешь, звони мне на службу". И уехал.
Гринин осмотрелся в западне, обнаружил во дворе особняка грузовичок, доставивший продукты, выбрался тихонечко из комнаты и, улучив момент, когда никто не видел, пробрался в открытый кузов.
Попав домой, он рассказал все своей Зинаиде Ивановне. И они поступили так, как, наверное, в их положении поступили бы все тогдашние жители Москвы. Собрали в сумки все необходимое на первое тюремное время и стали ждать. Но за ними не приехали. Пронесло.