Беру быка за рога: "Олег Петрович, это, наверное, рок, судьба – кто-то свыше нас свел. Я уже два месяца подряд думаю о вас и о Валерии Васильевиче". – "А почему думаете?" – "Потому что мечтаю с вами работать. Если у вас освободится должность администратора, готов быть вам полезным. Но у меня один недостаток…" – "Какой?" – "Покалеченная пятая графа". – "Ну, это не имеет значения. У вас есть кто-нибудь в спортивном мире, на кого бы я мог сослаться?" К счастью, мой покойный тесть дружил с бывшим украинским заместителем спортивного министра Владимиром Белоусовым. Я назвал его имя. Базилевич взял мой номер телефона и пообещал позвонить через неделю.
Влетаю на крыльях домой, сообщаю супруге: "Асенька, меня пригласили в "Динамо" (Киев)!" А она: "О чем ты говоришь? У тебя работа, ты на хорошем счету… При чем тут "Динамо"?" Прошла неделя – никаких звонков. Глухо. Из меня, как из надутого шара, будто выпустили воздух. Я был крайне расстроен.
Провожаю знакомого в Москву на вокзале. Посадил его в поезд, иду по перрону. А навстречу – группа людей. И среди них – Олег Базилевич!
Прошли мимо. Стою и думаю: "Если он уезжает – значит, мой поезд ушел. А если нет – я его подожду". Смотрю – Базилевич идет обратно. Тогда я пошел ему прямо в лоб. Он меня узнал, поздоровался: "У вас есть время? Давайте подойдем к машине, там сидит Валерий Васильевич". Подошли. Базилевич открывает дверцу: "Валерий Васильевич, можно вас на минутку?" Он вышел. "Это тот человек, о котором я вам говорил…" Лобановский со свойственной ему лаконичностью спрашивает меня: "Завтра, в восемнадцать часов, вы сможете быть на стадионе "Динамо"?" – "Да, конечно". – "Я вас жду в тренерской комнате". Из тренерской комнаты я вышел администратором киевского "Динамо"."
Нефартовое пальто
После возвращения Валерия Лобановского из Кувейта в "Динамо" только Григорию Спектору, давно уже администратором в клубе не работавшему, Валерий Васильевич и тогдашний президент клуба Григорий Михайлович Суркис разрешали во время зарубежных выездов находиться рядом с командой. Он проходил под статусом "переводчика" и "помощника".
Как-то перед вылетом в Мюнхен на полуфинальный матч Лиги чемпионов с "Баварией" Спектор привычно надел свое старенькое пальто, считавшееся в команде "фартовым". Игру в Киеве, легко динамовцам дававшуюся (и как это при счете 3:1 в свою пользу Виталий Косовский из выгоднейшего положения не забил четвертый мяч?), "Бавария" сумела завершить вничью – 3:3, а потому в баварской столице киевлянам непременно следовало выигрывать.
И только Григорий Иосифович собрался в своем стареньком пальто выходить из дома и ехать в аэропорт, как жена его, Асенька, и говорит: "Даже неудобно в таком пальто за рубеж ехать! Надень новое". "И черт меня дернул, – вспоминает Григорий Иосифович, – забыть о царящих в футболе суевериях и ее послушаться…"
В Борисполе, где располагается главный киевский аэропорт, первым к Спектору подошел ассистент Лобановского Анатолий Пузач: "А чего ты вдруг в черном пальто? Почему переоделся?" – "Да ладно, – отвечает Спектор. – Все будет нормально". Уже в Мюнхене к Григорию Иосифовичу подошел Йожеф Сабо: "Если мы, не дай Бог, проиграем, твое пальто порежем на куски". Игорь Михайлович Суркис, с Сабо не сговариваясь, сказал примерно то же самое: "Мы твое пальто выбросим, если, не дай Бог, что-то случится".
Спектор уже и сам стал переживать, что сделал глупость, послушавшись Асеньку. После матча, динамовцами проигранного, Григорий Иосифович был, по его словам, "белый, как мел", и доктор Малюта приводил меня в чувство нашатырным спиртом. А тут еще Валерий Васильевич, оставшись со мной один на один, спросил: "Почему ты надел это пальто?"
Нет худа без добра
Из воспоминаний Владимира Бессонова:
– Расскажу историю, которая стала для меня уроком на всю жизнь. Когда мне было пятнадцать лет, меня пригласили сыграть за юношескую сборную СССР на международном турнире в Ташкенте. А я тогда кто был? Выступал за интернат, был с улицы, можно сказать. Отец работал на заводе сталеваром, мать – простая дворничиха. И детей четверо: три сестры и я. Сами понимаете, "Адидаса" у меня не было. Бедность.
И вот в Ташкенте я посмотрел, как живут поляки (мы с ними в одной гостинице поселились). И что-то меня толкнуло… Когда они отправились на тренировку, я тайком похитил ключ у дежурной, открыл чужой номер. Взял бутсы, еще и джинсы прихватил (тоже дефицит был страшный в те времена). Пошел на почту и все это отправил посылкой в Харьков. Но меня быстро вычислили: кто-то видел… Началось расследование. "Где вещи?" – "На почте". – "Давай за ними". Ну, я пошел туда, и, на мое счастье, посылка еще не была отправлена. С трудом уговорил вернуть ее мне, чтобы положить все назад.
Возили меня на машине в прокуратуру: грозила статья – от двух до пяти лет заключения. За кражу со взломом. Но решили не раздувать международный скандал – выругали и отправили домой. Поехал я на сборы в интернат, чтобы готовиться к чемпионату Союза. А тренер Николай Кольцов мне говорит: "Ты на год дисквалифицирован и играть за нас не имеешь права". С тех пор у меня закон один: не положил – не бери. Эта история, кстати, повлияла на то, что я попал в киевское "Динамо". Как говорится, нет худа без добра.
После окончания средней школы Олег Александрович Ошенков пригласил меня в "Металлист". Я написал заявление, устроился как бы на работу. Тренировался, получал ежемесячно 30 рублей. Но за команду из-за дисквалификации не сыграл ни одного матча. Под чужой фамилией выступал на первенство области за харьковский "Спартак". Меня ожидала армия.
Как-то воскресным утром мать меня тормошит: "Вставай, сынок, тут за тобой из Киева приехали". Анатолий Сучков. "Я, – говорит мне Анатолий Андреевич Сучков, – селекционер киевского "Динамо". Мы знаем о твоих проблемах и хотим тебя пригласить. Если пойдешь к нам, все уладим". Отвечаю: "Нет вопросов", – и тут же пишу заявление. 20 декабря 1975 года я уже был в Киеве.
Скорость свата
Киевские динамовцы поколения 60-х рассказывали мне историю о том, как Виталий Хмельницкий сопровождал своего старого приятеля в поездке на Западную Украину для знакомства этого приятеля с родителями своей будущей невесты. Выступил, словом, в роли свата.
Встретили их в деревне как положено. Усадили за стол. Родственники невесты собрались. Принялись разговоры разговаривать, обсуждать, когда и где свадьбу играть, сколько гостей приглашать и прочие организационные вопросы. Отец невесты – местный священник, человек нрава строгого. Подробно жениха, свободно говорившего на украинском (с западноукраинским диалектом) языке, обо всем расспрашивал. Полученными сведениями священник остался доволен. Оставалось скрепить предстоявшее событие рукопожатием. Но в это время в комнату, в которой они все сидели, вошла вторая дочь священника – что-то дополнительно принесла на стол. Жених, взглянув на нее, сказал: "Я передумал. Эта мне больше нравится. Ее возьму".
Скорости, на которой Хмельницкий с приятелем дали деру, могли бы позавидовать участники финального олимпийского забега на 100-метровке.
Ответ Медвидя
Федор Медвидь был, как, впрочем, и все футболисты из Закарпатья, как Йожеф Сабо, например, Василий Турянчик, Владимир Капличный, – рабочей лошадкой на поле, пахавшей полтора часа без передышки.
Провел Федя свой первый матч за дубль киевского "Динамо". И, надо сказать, при большом скоплении народа – тогда на игры дублеров ходило по двадцать пять-тридцать тысяч болельщиков. Гола не забил, только в штангу попал. Приходит на следующий день в ресторан "Крещатик", садится за стол. А официант на него – ноль внимания. Федя страшно возмутился: "Ви що, не пам’ятаете, що я – Федiр Медведь? Я вчора в штангу попав! А ви мене не обслуговуете…"
"Динамо" улетело в Ужгород, а Медвидя забыли, он как раз "Москвич" получал, запарился. Прибегает Федя к начальнику аэропорта "Жуляны", требует: "Я – Федiр Медведь, дайте меш "бджедку". Тому що хлопщ улетеди, а я тут. Хочу 1х наздогнати". И что вы думаете? Дали ему "бджедку"!
Он как-то, обидевшись на подначки, заявил: "Розбудіть мене уночі я теж буду грати, як Сабо i Бiба".
Чаще других над Федором шутил его друг Владимир Левченко, по прозвищу "Смык" (производное, наверное, от утесовской песни "Гоп со смыком"). "Федя, – обидно подначивал Левченко, – ты же играть не умеешь". И так он его порой доставал, что однажды, когда команда проводила за рубежом какой-то матч, по телевизору транслировавшийся, и Медвидь забил победный гол, Федор собрал все имевшиеся у него иностранные деньги, заказал телефонный разговор с Киевом, указав номер Левченко, не поехавшего из-за травмы на эту встречу, и, услышав голос друга, выпалил: "Смык, це я. Бачив?"
Плоскогубцы в багажнике
Нападающий киевского "Динамо" Виталий Хмельницкий дружил со своим одноклубником, полузащитником Федором Медвидем.
– Мы, – рассказывал Хмельницкий, – впервые встретились, когда я выступал за мариупольский "Металлург", а он – за ужгородскую "Верховину". Мы приехали к ним проводить стыковой матч. Про него уже тогда говорили: "О, за Ужгород играет под одиннадцатым номером молодой Медвидь!" После матча познакомились в ресторане. Он сообщил, что его пригласило киевское "Динамо".
Со временем и я там очутился. Мы сдружились. В 1971 году "Динамо" играло товарищеские встречи в Ивано-Франковске. Как-то вечером ужинали: Виктор Терентьев, Федя, я и еще кто-то. Посидели, выпили. Захотелось, как обычно, еще. Но было уже поздно, ресторан закрывался. Федя говорит Терентьеву: "Васильич, через час будем". Я попытался его образумить: "Ну где ты возьмешь спиртное, все же закрыто!" – "Я знаю где". Взял такси. "Прыгай!" – говорит. Он сел спереди, я – сзади. Проехали немного, останавливают машину две женщины в украинских платках: "Підвезете до села, що за містом?" – "Добре, – говорит водитель. – Ось тільки хлопщв доставлю до вокзалу".
Подкатили туда. Федя выскочил и помчался куда-то. Пять минут его нет, десять. А счетчик: тик-так, тик-так. Женщины заволновались: "Водію, та скільки ж ми будемо чекати? Нехай цей чоловік розрахується, а ми поїдемо далі."
Я так спокойно говорю: "Водитель, у вас плоскогубцы или щипцы есть?" – "Есть в багажнике. А зачем вам?" – "Хочу этим женщинам языки повырывать, чтобы они молчали". Я сказал шутя, но лицо у меня было серьезное. Мои соседки перепугались, притихли: видно, подумали, что я бандит. Водитель открыл дверцу, подошел к багажнику, а потом как рванул в комнату милиции! Я не стал никого дожидаться, спрятался в сквере. Притаился за кустами, смотрю, что будет дальше. Прибегает водитель с двумя ментами. "Де він?" – "Утік! – заверещали женщины. – Ось туди!"
И тут появился Федя. Сел на свое сиденье: "В гостиницу!" Милиционеры подскочили к нему, взяли под руки и увели.
Гостиница находилась недалеко, я добрался туда пешком. Терентьев спрашивает: "А где Федя?" – "Я его сдал в милицию". – "Бог с ним! – говорит Васильич. – Хоть отдохнем без него до утра".
"Попробуй сам"
Однажды привалило счастье оказаться с Нетто в составе одной команды. Летом 80-го в Москве, в олимпийские дни на "Динамо" состоялся матч сборной журналистов СССР со сборной коллег остального мира. Из игроков прошлого за нас играли Игорь Нетто, Виктор Понедельник, Виталий Артемьев. Понедельник после завершения карьеры футболиста вообще стал профессиональным журналистом, Нетто и Артемьев на постоянной основе сотрудничали с различными изданиями. Комментариев Нетто, заметил бы, всегда ждали: никакой злости, точный разбор, суждения прекрасно понимающего игру специалиста.
Репортерский матч катился к ничьей. За грубую игру в ворота "остального мира" арбитр назначил пенальти. Ясно, что пробивать должен кто-то из тройки мастеров. Артемьев и Понедельник отказались еще до того, как к ним обратились. "Игорь Александрович…" – с мячом в руках я подошел к Нетто. "Я никогда не бил пенальти", – ответил он своим тонким голосом, который всегда, на любом переполненном стадионе, отлично слышали во время матчей его партнеры по "Спартаку" и сборной. И – предложил: "Попробуй сам". Это мягкое "попробуй", сразу объяснившее, что второй попытки не будет, заставило полностью сконцентрироваться на ударе. Не забить не имел права, и первое поздравление получил от Игоря Александровича, молча хлопнувшего ладонью по моей спине.
Гол в овертайме
Один из любимых рассказов Никиты Павловича Симоняна, когда речь заходит о Нетто, связан с кубковым финалом 1958 года "Спартак" – "Торпедо". Незадолго до завершения основного времени у Симоняна сложился превосходный момент для того, чтобы забить гол. Не забил и получил жесткий втык от Нетто. "Игорь, ну я же не нарочно не забил". – "Не хватало, чтобы ты нарочно это сделал". Спустя восемь минут после возобновления матча в овертайме Никита Павлович забил мяч, оказавшийся победным. Кубок СССР в руках, круг почета мимо лужниковских трибун, собравших 104 (сто четыре!) тысячи зрителей, короткий путь с поля в раздевалку. Симонян сказал Нетто: "Видишь, Игорь, все же я забил". – "То, что забил, – молодец. Но мы могли на полчаса раньше праздновать победу и уже вторую бутылку шампанского открывать".
"… Где Володя?"
Выписал как-то (уже не помню, признаться, откуда) рассказ Ларисы Нетто, жены брата Игоря Александровича – Льва. Однажды Игорь Александрович смотрел футбол в другой комнате и неожиданно стал звать ее: "Лариса! Лариса! Где Володя?" Матч комментировал Владимир Маслаченко, и Нетто, видимо, показалось, что бывший товарищ сидел с ним рядом, а потом куда-то пропал. Пришлось успокоить Игоря Александровича и пообещать, что после матча Маслаченко обязательно зайдет поговорить с ним…
Не сложившаяся семейная жизнь, тяжелое расставание с футболом, шаткое материальное положение – все это не могло не сказаться на здоровье. Очень часто Игорь Нетто терял всякий контакт с действительностью и целиком уходил в то время, когда играл. По словам Ларисы, иногда он одевался в спортивную форму, брал сумку и ждал, что вот-вот приедет автобус, который повезет команду на очередную тренировку. Приходилось говорить, что тренировку перенесли и ребята приедут позже. Тогда он успокаивался, переодевался и тут же забывал и о ребятах, и о тренировке…
Запись в "Шахтер"
На тренировочных базах советских команд постоянно появлялись какие-то люди, некоторые из них в возрасте, которые хотели "записаться" в футбольную команду. Охраны тогда никакой не было – только сторож у ворот, постоянно куда-то отлучавшийся и ворота не закрывавший, поскольку в любой момент могли появиться на автомобилях футболисты, тренеры, а то и большие начальники.
Виктор Звягинцев, известный защитник донецкого "Шахтера" и сборной СССР, рассказывал, как однажды на базу горняков забрел какой-то тип и сообщил, что приехал "записаться" в "Шахтер". На свою беду он попал на Виталия Старухина, случая этого мимо себя не пропустившего. Старухин для начала заставил посетителя написать заявление на имя тренера и указать в нем свои пожелания в случае приема на работу: трехкомнатная квартира – раз, автомобиль "Волга" – два, доплата в четырех шахтоуправлениях – три, новая мебель для квартиры – четыре и устройство всех родственников на работу – пять. Потом Виталий сообщил новичку, что ему необходимо пройти тестирование. Первый тест – с тачкой, нагруженной травой, надо пробежать на время "всего" 50 метров. Тот пробежал и едва не упал в конце дистанции. Потом Старухин предложил ему сыграть "один на один" на все поле. Тот, естественно, согласился, тут уже и зрители – партнеры Старухина подошли. Они-то и остановили "матч", поскольку у посетителя губы начали постепенно синеть от усталости. И тест последний: Старухин предложил гостю пробить пенальти головой. Тот разогнался, нырнул… И "записываться" ему в "Шахтер" после этого расхотелось.
Большой гандбол
После матча женских гандбольных команд российской Суперлиги – тольяттинской "Лады" и краснодарской "Кубани" – кубанский тренер Алексей Гумянов двумя ударами по носу и в глаз своему коллеге Евгению Трефилову начал драку. Разнимали их гандболистки и дежуривший поблизости полицейский, едва не согнувшийся пополам от смеха: никогда прежде он не видел, как два уважаемых тренера на глазах своих подопечных и зрителей мутузят друг друга. Сами гандболистки – случалось – дрались: стенка на стенку. Так было, например, во время матча "Звезда" – "Динамо" в 2010 году. Драка была настоящей: соперницы (не только из основных составов, но и выскочившие на площадку запасные) колотили одна другую кулаками, таскали за волосы, царапались и кусались. С огромным трудом с ними справились тогда арбитры и вызванные на подмогу с улицы милиционеры.
Тренеры же дрались первый раз. Оба – не простые тренеры, а самые что ни на есть воспитатели. Трефилов, помимо "Лады", возглавлял женскую сборную России, а Гумянов – председатель тренерского совета по женским командам при Союзе гандболистов страны.
Мужик в шкафу
В августе 1962 года только и говорили, что о выходе команды второй лиги "Знамя труда" из Орехово-Зуево в финал Кубка СССР. Случайным достижение ореховцев назвать было нельзя. На пути к финалу они одержали 8 побед, причем в 1/8 обыграли на своем поле московских спартаковцев (3:2), приехавших в полном составе – не было только Игоря Нетто.
Смешной оказалась четвертьфинальная встреча – с кировобадским "Динамо". Азербайджанцы подходили к "трудовикам" до игры и предлагали большие деньги за то, чтобы те сдали матч. Гостям очень хотелось попасть в полуфинал, за участие в котором давали звание мастеров спорта. "У нас, – говорили они, – все есть, хочется мастерами стать. Значок просто так не купишь. Уступите, а?" Не уступили (1:0).
Финал в Лужниках с "Шахтером". Донецкие футболисты, конечно, сильнее и опытнее, они выиграли 2:0, но ореховская команда оставила отличное впечатление. Ее игроки страшно волновались перед решающим матчем. Защитник "Знамя труда" Василий Чавкин, коренной житель Орехово-Зуево, выросший в морозовских казармах, рассказывал, как в ночь накануне игры проснулся в номере лужниковской гостиницы "Спорт" от непонятного грохота. Открыл глаза и замер в ужасе: на него надвигался шкаф! Чавкин вскочил и увидел вратаря Анатолия Хомякова, шкаф этот толкающего. "Хомяк, что с тобой?" – заорал Чавкин, и крик этот, говорят, слышали все обитатели гостиницы. Хомяков поначалу ничего не соображал, потом пришел в себя, сел на кровать, вытер пот со лба, вздохнул и говорит: "Представляешь, Вась, приснилось, что я пенальти отбиваю, мяч подбирает какой-то мужик и прячется в шкаф. Вот я и вытряхиваю его оттуда…"