"Ты где был?"
Еще одна история с Борисом Светлановым произошла во время его поездки за город на Кутузовским проспекте. Светланов ехал по широкому проспекту на своей 21-й "Волге" с оленем на капоте ранним летним воскресным утром. Пробок в те времена не было и в помине. На дороге машина Бориса оказалась единственной. Возле дома № 26, в котором жили многие видные деятели КПСС и советского правительства, в частности, Л. И. Брежнев и Ю. В. Андропов, тогда стоял "стакан" – стеклянная будка на вбитой в землю металлической трубе. В кабинку вела лестница. В будке постоянно дежурил милиционер, перекрывавший, когда возникала необходимость (выезжали, скажем, со двора начальники), движение. Заодно он следил за порядком на вверенном ему участке дороги и в случае чего оповещал следующие посты.
Светланов – стоит напомнить, что в молодости он занимался автогонками, – метров за сто до того, как оказаться напротив "стакана", направил "Волгу" прямо, сам залез под руль и, придерживая его, на невысокой скорости проехал мимо ошарашенного милиционера. Метров через сто после того, как он его миновал, Светланов вылез из-под руля и спокойно продолжил движение.
Возле Триумфальной арки дорогу ему перегородила милицейская машина, и как только он остановился, к нему бросились два лейтенанта, мигом распахнули дверцу с водительской стороны, и один из них, пристально глядя на Светланова, задал идиотский по сути своей вопрос: "Ты где был?" "Как где? – удивился Светланов. – Вот он я. А что случилось?" "Да этот, из "стакана", – услышал Борис в ответ, – передал нам по рации, что мимо него только что проследовала "Волга" без водителя. Опять, наверное, нажрался с утра. Счастливого пути".
Колхоз для тренера
Виктор Прокопенко, несколько сезонов проработавший в одесском "Черноморце" ассистентом Анатолия Зубрицкого, Никиты Симоняна и Сергея Шапошникова после того, как последний из-за болезни не смог продолжить работу, в сезоне 1982 года принял команду. Виктор любил рассказывать о том, как инструктор обкома партии, едва только тренер переступил порог его кабинета, огорошил вопросом:
– Ты видел фильм "Председатель"?
– Видел.
– Помнишь, как герой фильма принял отстающий колхоз и вывел его в передовые?
– Помню, конечно.
– Вот точно так же ты должен взять отстающую команду и вывести ее в передовики нашего футбола!
– Но колхоз и футбольная команда – это же, как говорят у нас в Одессе, две большие разницы!
– Не то говоришь. Ты должен сказать: "Выведу!"
– Это было бы не очень скромно с моей стороны.
– Ишь, какой скромный нашелся. Раз партия тебе доверяет, надо это ценить!
Игнашевич и весы
На заграничных сборах зимой 2008 года в стане ЦСКА произошло событие, едва не завершившееся исключением из команды ее капитана Сергея Игнашевича, но закончившееся для него всего лишь лишением повязки. В одно прекрасное утро Игнашевич взял напольные весы, предназначавшиеся для ежедневного взвешивания – обязательной процедуры во всех клубах, особенно во время их пребывания в тренировочных лагерях, – унес их в свой номер и заперся изнутри. Врачи, на которых была возложена обязанность контролировать изменение веса у игроков, немедленно доложили о случившемся главному тренеру Валерию Газзаеву. Тот отправил к Игнашевичу своего помощника Николая Латыша. До Латыша Игнашевич не снизошел, настаивая на переговорах с самим Газзаевым.
Результаты переговоров просты. Весы вернулись на место. Капитаном стал Игорь Акинфеев. Игнашевича с огромным трудом отстояли ведущие футболисты, ходившие к тренеру просить за него. Газзаев сдался, хотя у него были все основания избавиться от игрока, сознательно нарушившего дисциплину тренировочных сборов, причем сделавшего это на глазах всей команды: посмотрите, мол, как я его, этого тренера-сатрапа!
В свое время схожая история с весами произошла во второй команде московского "Динамо", которую тренировал Адамас Соломонович Голодец. Напольных весов, напичканных электроникой, тогда не было и в помине. В коридоре стояли огромные весы – точно такие, на каких в парках за деньги взвешивали желающих, а в банях – прошедших через парилку тучных мужиков, наивно полагавших, что уж теперь-то от животика они избавились, во всяком случае, до первых двух кружек пива. Голодец заставлял футболистов каждое утро становиться на весы. Самых нерадивых, склонных к полноте, взвешивал сам.
Сами весы утащить было невозможно – настолько они были тяжелы и громоздки. Игроки утащили плиту, на которую вставали при взвешивании. Адамас Соломонович собрал команду, построил ее и проникновенно сказал: "В наших рядах произошло ЧП мирового масштаба. Какая-то сволочь украла плиту с весов. У вас две минуты. Не вернется плита, добро пожаловать всем, без исключения, на "тропу Голодца"."
"Тропы" этой – кросса по песку, по лесу, потом снова по песку – боялся даже основной состав "Динамо". Потому не потребовалось даже выделенных Адамасом Соломоновичем двух минут. Через одну плита вернулась на место.
Давление на Анзора
Когда тбилисское "Динамо" и московское "Торпедо" приехали осенью 1964 года в Ташкент на "золотой" матч, торпедовский вратарь Анзор Кавазашвили подвергся беспрецедентному давлению. На него, как принято сейчас говорить, "выходили" знакомые и незнакомые грузины, сомнительные личности, странные женщины – в гостиницу, в которой остановилось "Торпедо", пускали всех, и все просили у голкипера только одно – пропустить голы и сделать так, чтобы "Динамо" стало чемпионом СССР.
Кавазашвили обещали за проигрыш золотые горы, угрожали, его умоляли, плакали рядом с ним. Анзор, разумеется, всем отказывал, но уже в первый день пребывания в Ташкенте он настолько устал от встреч и телефонных звонков, что решил поговорить с приехавшим вместе с командой одним из ЗИЛовских руководителей (он был секретарем партийной организации огромного предприятия) Аркадием Вольским. Вольский выслушал Кавазашвили, и на совещании с тренерским штабом было принято решение: вместо психологически подавленного Анзора играть будет второй вратарь Эдуард Шаповаленко.
Вовсе не исключено, что именно такого решения добивались люди, осаждавшие Кавазашвили. Наверное, они хотели склонить Анзора к "измене", но знали при этом, что это – невозможно. Главная же их цель – выбить основного вратаря, одного из лучших голкиперов страны из колеи, заставить его нервничать и, по возможности, добиться выхода на поле дублера Кавазашвили.
Добились. "Динамо" выиграло матч со счетом 4:1.
"Добро пожаловать в Тронхейм!"
Из номеров гостиниц, в которых доводилось останавливаться, я непременно забирал листочки для писем с логотипом отеля и табличку, на одной стороне которой на разных языках содержится призыв прибрать в помещении, на другой – просьба не беспокоить. Таблички всегда лежали мертвым грузом, а вот листочки иногда шли в дело.
Однажды разбирал бумаги и обнаружил несколько таких листочков из гостиницы норвежского города Тронхейм – группа журналистов летала туда с московским "Динамо" на еврокубковый матч. Я жил в одном номере с Сережей Микуликом, в соседнем обитали Миша Быков, работавший тогда, по-моему, в "Московской правде", и Леня Трахтенберг, служивший в ту пору заместителем главного редактора газеты "Спорт-экспресс". О Лене я, наткнувшись на тронхеймовские листочки, и вспомнил.
На одном из них распечатал написанный на компьютере на английском языке небольшой текст такого примерно содержания: "Дорогой сэр, благодарим за то, что вы нашли время посетить наш небольшой отель. Хотели бы Вам сообщить, что Вы, по всей вероятности, по забывчивости не оплатили услуги мини-бара (шоколад, печенье, пиво) и счет за телефонные переговоры с Москвой. Мы были бы Вам очень благодарны, если бы Вы в течение десяти дней перечислили 220 норвежских крон на указанный ниже счет. Добро пожаловать в Тронхейм". И далее следовала подпись и номер счета.
По факсу из дома отправил эту бумажку в "Спорт-экспресс" на имя Трахтенберга. Один мой приятель из газеты был предупрежден – только он! – и информировал меня о реакции на телеграмму. "Да я, – сказал Леня (и совершенно при этом не лукавил), – к мини-бару даже не подходил, а телефонную трубку брал только тогда, когда меня газета из Москвы вызывала".
Спустя день-другой после того, как он стал названивать в "Динамо", я отправил Лене на бланке отеля новое сообщение: "Дорогой сэр. Проведенная нами дополнительная проверка описанной в предыдущем факсе ситуации показала, что менеджер нашего отеля при пользовании компьютерными данными допустил грубейшую ошибку. Выяснилось, что услуги мини-бара (шоколад, печенье, пиво), а также телефонный разговор с Москвой не имеют к Вам никакого отношения. Мы приносим Вам свои извинения и готовы на недельный срок принять Вас и Вашу семью в нашем отеле за наш счет в удобное для Вас время. Добро пожаловать в Тронхейм!.." И – та же подпись.
Лене перевели этот текст, и он сказал: "Ну вот, теперь другое дело. Быстро разобрались". Парень, переводивший факс, по поводу моего неважного письменного английского как-то засомневался. "Какой-то странный английский", – сказал он Трахтенбергу. "Ничего странного, – прервал сомнения переводчика Леня, – это же норвежец".
Потом он стал выяснять у знакомых, является ли присланный в редакцию факс с таким содержанием основанием для получения визы в норвежском посольстве, а я принялся судорожно соображать, как завершить розыгрыш. Ни одного нормального варианта у меня не было.
И вдруг в поминальнике газеты Леонид Трахтенберг, как заместитель главного редактора, исчезает, а появляется Леонид Трахтенберг – обозреватель. Я вспомнил: Леня говорил мне о том, что намерен уйти с административной должности и заняться только журналистской работой. Свершилось. И я отправил на имя Лени третий факс: "Дорогой сэр. Из сообщения ИТАР-ТАСС мы с удивлением узнали о том, что Вы больше не являетесь заместителем главного редактора газеты "Спорт-экспресс". Если это так, то мы вынуждены аннулировать наше приглашение принять на недельный срок Вас и Вашу семью в нашем отеле за наш счет в удобное для Вас время. Добро пожаловать в Тронхейм".
Телефонный рай
В феврале 1981 года во время финской командировки отправился из Хельсинки в Лахти на чемпионат мира по биатлону. Аккредитовался, как водится, заранее. При входе на арену пропуск проверял молодой солдат. Когда мы миновали кордон, мой приятель, финский журналист Тапио Фурухолм, сын которого Тимо играет сейчас в футбольной сборной Финляндии, спросил: "Ты обратил внимание на парня, который смотрел твою аккредитацию?" – "Обычный солдат финской армии". – "В том-то и дело, что – необычный. Это олимпийский чемпион Томи Пойколайнен".
Я моментально вернулся к пропускному пункту. Действительно Пойколайнен, чемпион московской Олимпиады по стрельбе из лука. Не узнал его, наверное, только потому, что в очень уж необычном для совсем недавнего победителя летних Игр он предстал и странным каким-то делом – для обладателя золотой медали – занимался. Потом я выяснил, что для 18-летнего Пойколайнена настала пора служить в армии, в Финляндии с этим строго – не имеет никакого значения, олимпийский ты чемпион или же водитель автобуса. Единственное послабление – щадящий режим. После того, что мы называем "курсом молодого бойца", Томи отрядили в спортивное подразделение вооруженных сил, и у него даже было время для тренировок. И все же, стоит согласиться, невозможно представить себе российского олимпийского чемпиона, в военной форме проверяющего документы у журналистов при входе на арену. А тогда я представился Томи и попросил его выделить время для интервью. "Нет проблем, – ответил Пойколайнен, – но сейчас я занят, с поста отлучиться не могу, а потом нас отвезут в казарму. Позвоните туда". И он дал номер телефона.
Звонил я по этому номеру с очень высоким коэффициентом скептицизма: как же, позовут они солдата, в казарме-то, держи карман шире… Но – позвали, и интервью состоялось.
Как состоялось оно и с Марьей-Лиисой Хямяляйнен (после замужества – Кирвесниеми), выигравшей в 1984 году в Сараево три золотых олимпийских медали в лыжных гонках – на 5, 10 и 20 километров. Номер телефона помог раздобыть все тот же Фурухолм. Я позвонил. Мне ответили, что Марья-Лииса сейчас у мамы в сельской местности, и дали еще один номер. Новый звонок. Ответила мама олимпийской чемпионки: "Марья-Лииса сейчас подойти не может. Она доит коров. Перезвоните, пожалуйста, через час." Первыми, когда трубку взяла Марья-Лииса, были мои поздравления с хорошим надоем.
И с Матти Нюкяненом, еще одним выдающимся финским олимпийским чемпионом – по прыжкам на лыжах с трамплина (одно "золото" в Сараево и три спустя четыре года в Калгари). Звонком я нашел его на тренировочной базе, он признался, что очень занят – напряженный график работы, но обещал при первом же появлении в Хельсинки позвонить. Позвонил и приехал в отделение ТАСС на Ratakatu.
Да что олимпийские чемпионы! Однажды мне нужно было подготовить материал о праздновании очередного дня государственной независимости Финляндии. 6 декабря торжественное заседание по этому поводу проходило в Куопио. Там должен был выступить президент страны Мауно Койвисто. Ехать примерно 400 километров туда и столько же обратно ради того, чтобы убедиться в том, что Койвисто выступил, не было никакого смысла. Из канцелярии президента поступил – с эмбарго до 19.00 – текст речи главы государства. Я на основе текста подготовил заметку. Оставалось только узнать, приехал ли Койвисто. Без пяти семь я позвонил в дом культуры Куопио, в котором проходило мероприятие. Трубку взял vahtimestari, вахтер по-нашему. Я представился и спросил: "Президент уже приехал?" – "Да, – ответил он, – только что. Проходит мимо меня. Позвать?.."
Горняки из Инты
Николай Николаевич Озеров рассказывал, как знакомые ему завидовали, когда он отправлялся на Олимпийские игры и удивлялись его рассказам – по возвращении – о том, что он ничего на Олимпиаде, кроме хоккейного дворца, не видел, поскольку практически не выходил из него, комментируя матчи турнира. Даже результаты советских спортсменов в других видах спорта Озеров узнавал из Москвы – не было тогда в комментаторских кабинках ни компьютеров, ни – тем более – Интернета.
Один из любимых рассказов Озерова на эту тему, как однажды ему во время репортажа сообщили в наушники:
– Николай Николаевич! А у вас там наши биатлонисты стали олимпийскими чемпионами!
– Шайба у Старшинова, передача Майорову… – это телезрителям. Потом, отключив на мгновение микрофон, – Москве:
– Какие молодцы!
И снова:
– Сейчас приходится вчетвером обороняться в своей зоне…
– Николай Николаевич, запишите имена чемпионов и при первой возможности сообщите об этом телезрителям и радиослушателям.
Озеров, не отрываясь от репортажа, записывает имена чемпионов.
– Бросок Викулова. Штанга!..
– И еще скажите, что на имя биатлонистов-чемпионов пришла телеграмма из города.
– Шайба в ловушке у Коноваленко. Из какого города телеграмма? Не слышу. Из какого?..
– Даем по буквам: Инна, Нина, Тамара.
Не прерывая репортаж, Николай Николаевич записывает имена и при первой возможности говорит телезрителям и радиослушателям:
– Дорогие друзья, только что поступило приятное для нас с вами сообщение: советские биатлонисты стали олимпийскими чемпионами! Первые поздравления им прислали три девушки – Инна, Нина и Тамара.
В Москве схватились за голову: какие девушки? Телеграмму прислали горняки из города Инты!
Ответный укус
Бывший президент футбольного "Спартака" Андрей Червиченко рассказывал о том, как однажды нигерийский нападающий Фло укусил спортивного директора клуба Александра Шикунова за руку:
– Мы никак не могли с ним расстаться. Неликвид, как говорят в футбольных клубах. Агенты привезли, расписали его достоинства. Мы купились. И – купили. А теперь надо было расставаться. Хотя бы для начала прилично сбросить ему зарплату. Вызвали его с Шикуновым в мой кабинет. И объявили парню, что отныне он будет получать ровно в три раза меньше – три тысячи долларов в месяц. Решение свое объяснили тем, что он не играет. Да и вообще, сказали мы ему, мы с тобой контракт в ближайшее время расторгнем. Так что решай сам: или ты без скандала уезжаешь, или нам придется подыскивать тебе другой российский клуб. Пока же – три тысячи.
Рассказывал ему все это доходчиво Шикунов через переводчика. Когда он речь свою закончил, Фло, молча все выслушавший, просто взял и укусил его за руку. И прокусил! Фло сам испугался от того, что прокусил человеку руку так, что пошла кровь. Я потом Шикунова травил: "Надо бы тебе от бешенства укольчик сделать".
Чача и мяч
Вова Шелия, обаятельный человек, всегда с уважением относящийся к старшим, известен не только как игрок сухумского "Динамо" и кутаисского "Торпедо" 70-х годов, но и как арбитр, частенько входивший в состав бригад, обслуживавших матчи чемпионата Советского Союза в высшей лиге.
Детство Вова провел в селе Алахадзы, расположенном между знаменитым местом отдыха Гагры и не менее знаменитой Пицундой.
"Неподалеку от нашего дома, – рассказывал Вова, – находилась спортивная база. Нас нельзя было оттуда выгнать. Взрослые разрешали нам играть в футбол. Счастьем было, когда туда приезжали тренироваться команды из Москвы. "Динамо" делало это постоянно. Мы с открытыми ртами наблюдали за динамовскими тренировками. Нам доверяли подавать мячи, иногда улетавшие далеко за пределы поля. Каждого игрока мы знали по имени. Так получилось, что у меня сложились теплые отношения с Валерием Масловым. Он учил меня футбольным приемам, показывал, как правильно бить по мячу, подкручивать его, останавливать, жонглировать. Во многом благодаря Маслову, от которого я глаз не отрывал на динамовских тренировках, я и стал профессиональным футболистам. А еще нас связывал "товарообмен". Я приносил на базу домашнее вино и чачу, а взамен получал футбольный мяч".
Новости от Островского
По Москве в советские времена регулярно прокатывались слухи о смерти или гибели того или иного популярного человека. Все знали, что официальная пресса постоянно замалчивает значимые события, и слухам потому большей частью верили.
Однажды прошел слух, что скончался знаменитый комментатор Николай Озеров. Он, по счастью, был жив-здоров, только-только вернулся из очередной зарубежной поездки, и его прямо из аэропорта повезли в Останкино: надо было прекратить слухи, а лучше всего это могло сделать появление Николая Николаевича на экране.
В те времена программа "Время" непременно завершалась сводкой спортивных новостей. Читал ее не диктор, а спортивный комментатор. У комментаторов был свой график выхода в эфир "Времени". Назначенный на тот вечер был вынужден ради такого события очередь свою пропустить.
За столом программы сидели втроем: дикторы Нонна Бодрова и Игорь Кириллов и Николай Николаевич. В кадре попеременно показывали Бодрову и Кириллова, рассказывавших о событиях в стране и мире. Последним перед спортивной частью был репортаж из дома-музея Николая Островского. Репортаж завершился, Бодрова включает микрофон и проникновенным голосом говорит:
– Со спортивными новостями вас познакомит Николай Островский…