И, что поразительно, игра в ревизора приносила желаемые плоды. Наслышанные об инспекторе арбитры перебарщивать с помощью местной команде опасались. Как результат, гости могли и вожделенную ничейку зацепить, а иной раз даже победы добиться: в мастерстве-то владимирское "Торпедо", укомплектованное поигравшими на всех уровнях москвичами, большинство грузинских команд заметно превосходило.
Значок мастера
Бациллы тщеславия не проскользнули мимо министра обороны СССР, маршала Андрея Гречко, активно занимавшегося спортом и того же требовавшего от всех подчиненных. Он любил теннис, постоянно выходил на корт, даже тогда, когда занимал столь высокий пост и входил в число высших советских партийных руководителей. Но его мечтой был значок мастера спорта СССР, а получить его он никак не мог, поскольку не участвовал в соревнованиях, на основании достижений в которых и присваивалось мастерское звание.
В нашей стране, однако, никогда не существовало ничего невозможного и, скорее всего, существовать не будет. Спорткомитет внес специально "под Гречко" незначительные изменения в регламент по присвоению звания мастера спорта. Отныне оно могло присуждаться и за высокие достижения в товарищеских матчах.
"Высокие" достижения в исполнении маршала последовали незамедлительно: в паре с одним из своих подчиненных, уже имевшим звание мастера, министр "в исключительно упорной борьбе" одолел двух известных армейских теннисистов. После того как Андрей Антонович получил значок и удостоверение мастера, "незначительные изменения" из регламента исчезли.
"Ну, чего команде надо?"
Владимир Гомельский, игравший одно время у своего отца в ЦСКА, вспоминает, как после победы в важнейшем матче над московским "Динамо", которое тренировал Евгений Гомельский, в просторной раздевалке в процессе радостного обсуждения выигрыша вдруг раздалась команда: "Товарищи офицеры!.."
Владимир Гомельский, пусть и был единственным гражданским в команде, без воинского звания, поднялся вместе со всеми и застыл по стойке смирно. В раздевалку пожаловал тогдашний министр обороны Андрей Антонович Гречко. Он пожал каждому баскетболисту руку, поблагодарил за игру, после чего сказал адъютанту: "Доставай ручку, бумагу, записывай". При этом задал простой вопрос: "Ну, чего команде надо?" Докладывал министру обороны в раздевалке капитан ЦСКА Сергей Белов.
"Я, – пишет Владимир Гомельский в книге об отце, – потом сообразил, что Белов и Гомельский-старший это обсуждали до игры. Сережа был подготовлен и, представьте, никого не забыл! И о том, что у Жармухамедова в семье родился второй ребенок и ему нужна трехкомнатная квартира. И о том, что Витя Петраков женился, у него сразу родился ребенок и им нужна двухкомнатная квартира. И о том, что у Ивана Едешко машина после аварии не ездит, у него ни разу не было "двадцать четвертой" "Волги" и неплохо было бы помочь ему машину приобрести. И еще куча разных мелочей. Когда этот рапорт был закончен, маршал Гречко обернулся с вопросом: "Все записал?" На что последовал ответ адъютанта: "Все записал. До 23 февраля (матч состоялся в декабре 1972 года) все просьбы команды будут удовлетворены. Довольны?" Мы прокричали троекратное "ура", и министр обороны раздевалку покинул".
Долг вратаря
Владислав Жмельков, "Владик", "Жмель", спартаковский голкипер из предвоенной жизни. Класса – высочайшего. ЦДКА к нему присматривался, забрасывал удочки (несмотря на то, что он уже отслужил в армии и по причине не очень крепкого здоровья был отправлен в запас). Однажды Жмелькова вызвали в райвоенкомат, наговорили множество громких фраз о священных обязанностях перед социалистической Родиной оберегать ее от врагов с оружием в руках и, решив, очевидно, что потенциальный красноармеец все уразумел, откровенно, по словам известного журналиста Ильи Витальевича Бару, пояснили: исполнять свои служебные обязанности Жмельков будет без оружия, в спортивной форме, защищая ворота команды ЦДКА.
Жмельков на это ответил: "В армию я иду исполнять свой гражданский долг – оберегать Родину от ее врагов. А играть я буду только за "Спартак"." Его услали в дальний гарнизон, откуда он попал на фронт. Вернулся Владислав Жмельков летом 45-го года с наградами, в частности, с "Орденом Славы" на груди и отыграл за "Спартак" еще один сезон.
Сержант Басюк
Олег Маркович Белаковский, легенда отечественного корпуса спортивных врачей, близкий друг хоккеистов и футболистов многих поколений, рассказывал о том, что произошло после того, как ЦСК МО (армейский клуб выступал тогда под таким названием) был в чемпионате СССР 1959 года разгромлен тбилисскими динамовцами со счетом 4:1.
Кто-то из министров в лужниковской правительственной ложе не без ехидства сказал после игры занимавшему в то время пост главкома сухопутных войск Андрею Антоновичу Гречко: твои-то, дескать, совсем докатились.
На следующий день главный тренер армейцев Борис Андреевич Аркадьев, начальник и парторг команды были срочно вызваны "на ковер" к главкому. Адъютант Гречко, перед тем, как запустить их в кабинет, предупредил: вчера на футболе над шефом неприятно пошутили, он злой, как черт, достанется всем. "Почему столько пропускаем, Борис Андреевич?" – Гречко знаком с Аркадьевым был с давних времен. Аркадьев начинает объяснять: в целом игра была равной, а проиграли так только из-за одного человека – вратаря Бориса Разинского. Он, дескать, не совсем правильно себя в последнее время ведет – влюбился, хочет играть центрального нападающего, забивать голы, тренируется с прохладцей. "Из четырех мячей два на его совести", – сказал Аркадьев. "Почему не ставите второго вратаря?" – сурово спросил Гречко. "Сусла, – был ответ, – травмирован, а третий голкипер еще юнец, пропустил бы вчера больше Разинского".
"А где же молодой способный вратарь Басюк из команды Прикарпатского военного округа?" – удивил посетителей своей осведомленностью Гречко. Ничего, впрочем, удивительного в этом не было: именно главком подписывал приказ о переводе Басюка в ЦСКА, а потому и запомнил фамилию.
Оказалось, что никакого Басюка в команде нет. Гречко вызвал адъютанта и приказал немедленно соединить его с командующим Прикарпатского военного округа генерал-полковником Андреем Лаврентьевичем Гетманом. Через несколько секунд главком сухопутных войск Советского Союза и командующий крупным округом говорили о сержанте Басюке. Гетман ничего вразумительного не сообщил. Более того, он вообще не знал, кто это такой – сержант Басюк. Гречко пояснил: "Это вратарь вашей футбольной команды, генерал-полковник. Я подписал приказ о переводе Басюка в ЦСКА, но в Москву он так и не прибыл. Почему?"
От Гетмана, как потом выяснилось, историю с переводом скрыли, полученную директиву решили спрятать – авось, проскочит. Команда львовская играла неплохо, а Басюк был главной в ней фигурой. Не пропусти Разинский четыре гола, о спрятанном приказе никто, возможно, так бы и не узнал.
На следующее же после встречи Гречко с руководством ЦСК МО утро специальный военный борт доставил сержанта Басюка в Москву, он сыграл за клуб всего четыре матча и никогда больше в воротах этой команды не появлялся.
"Прекратить безобразие!"
Андрей Антонович Гречко, тогда он был первым заместителем министра обороны СССР, министром стал год спустя, в 1967-м, приехал на матч ЦСКА с ростовским СКА. К моменту его появления на трибуне главный армейский клуб проигрывал с крупным счетом 2:5. "Немедленно прекратить это безобразие!" – распорядился рассерженный Гречко. Помощники замминистра моментально довели содержание распоряжения до начальника команды СКА Якова Кригмонта, пообещав разобраться с ним в случае невыполнения. Полковник подбежал к кромке поля, подозвал раззабивавшегося нападающего Олега Копаева, ретранслировал приказ военачальника и услышал в ответ: "Да вы что? У нас игра катит – не остановить! В случае чего считайте меня коммунистом". И помчался забивать шестой гол.
Несчастный Кригмонт бросился за ростовские ворота к голкиперу СКА Анатолию Иванову: "Толя, ну хоть ты пропусти чего-нибудь!" ЦСКА проиграл 4:6 и занял в том чемпионате лишь пятое место, а СКА – второе.
Вожак Капличный
Армейское начальство своеобразно настраивало в прежние времена футболистов ЦСКА на самые важные матчи в чемпионате Советского Союза, в частности, против киевского "Динамо". На общекомандное собрание приезжала целая бригада офицеров: четыре генерала, четыре полковника и сопровождавшие их ординарцы и порученцы. Говорили только генералы. Каждый как минимум по полчаса. Один: "Идите на них, как мы шли танками на немцев – "свиньей". Так, чтобы в середине находился главенствующий. Вот ты (обращаясь к центральному нападающему), Копейкин, и есть такой главенствующий "танк". Тебе и забивать". Выходит к трибуне другой, адмирал, и приводит в пример форсирование боевых кораблей и высадку десанта. Третий, генерал ВВС, сравнивает футболистов с бомбардировщиками и истребителями. Четвертый, пехотинец, вдохновляет на победу по-своему: "Ты (обращаясь к Владимиру Капличному), Капличный, капитан. И должен, будто выскочив из окопа, бежать впереди всех, мысленно представляя, что ты с пистолетом, и кричать: "За Родину! За Сталина! За мной!" И остальные за тобой побегут, ты ж вожак!"
Отпуск в Хабаровске
Как-то армейская футбольная команда СКА (Хабаровск) должна была, согласно расписанию, принимать на своем поле "старших братьев" из ЦСКА. В Хабаровске к тому времени установилась прекрасная погода: солнце, плюс пятнадцать. Но ЦСКА лететь через всю страну было неохота, и московский клуб, используя свои связи, решил изменить ситуацию. Дальневосточным военным округом командовал тогда Дмитрий Язов, будущий министр обороны СССР и член ГКЧП. Он вызвал руководителей СКА к себе и сообщил: "Поскольку в Хабаровске ненадлежащие погодные условия, матч с ЦСКА состоится в Москве".
С Язовым связана и такая история. После удачного для хабаровского СКА сезона он пригласил команду, благодушествовавшую в предвкушении отпуска, в штаб округа и сказал: "Устроили вам поощрительную поездку во Вьетнам на 24 дня". Не успели футболисты толком обрадоваться, ведь в те времена даже такая зарубежная поездка была редкостью, тем более для провинциальной команды, как Язов продолжил: "Но для того чтобы к поездке хорошенько подготовиться и не ударить во Вьетнаме в грязь лицом, месяц перед выездом проведете в спортроте". Встал вратарь Олег Караваев: "Товарищ командующий, разрешите обратиться". – "Разрешаю, товарищ солдат". Караваев собирается с мыслями: "Вы понимаете, товарищ командующий…" Язов обрывает его: "Садитесь. Все я понимаю. Если бы не понимал, не командовал бы округом". Месяц до Вьетнама футболисты кантовались в части. В шесть утра при -35 вместе с солдатами-срочниками в сапогах шли на зарядку. Отпуск.
Звонок Гречко
Валентин Александрович Гранаткин, почти четверть века проработавший на посту первого вице-президента Международной федерации футбола (сразу после войны, к слову, он пять лет был обычным вицепрезидентом ФИФА – организации, руководящие должности в которой раздавались точно по такому же принципу, как в ООН), всегда рьяно отстаивал – при возникавшей на то необходимости, конечно, – интересы советского футбола. Когда ему не удавалось решать спорные вопросы в свою пользу, Гранаткин, рассказывают, говорил участникам заседания исполкома ФИФА или же какого-то из комитетов так: "Подождите, я должен позвонить, посоветоваться с Гречко". "А кто такой Гречко?" – интересовались поначалу у Гранаткина. – "Это наш министр обороны".
Но в 1973 году, когда сборной СССР засчитали поражение за то, что она не приехала – по политическим причинам – на ответный отборочный матч в Чили, угроза "позвонить Гречко" не сработала: решение ФИФА о поражении советской команды оставили в силе, и команда так и не попала на чемпионат мира.
Папа и баян
Владимир Гомельский в своей книге об отце – выдающемся баскетбольном специалисте Александре Яковлевиче Гомельском ("Папа. Великий тренер"), – одной из лучших, на мой взгляд, спортивных книг за последние десятилетия, рассказал потрясающую историю. Ее начало относится к детству Александра Гомельского. Учился он неважно, школьные занятия посещал нерегулярно, хулиганил, входил в компанию питерской шпаны. "По ночам, – пишет Владимир Гомельский, – они нападали на киоски. Вскрывали двери либо разбивали окна, потом то, что успевали собрать, выносили, чтобы на следующий день все это продать на питерских барахолках. Интересно, что во главе этой банды стоял папин приятель и его тезка – Александр. Фамилии его я не знаю. Знаю только, что этот молодой человек был наполовину армянином. И кличка, под которой он был известен на Петроградской стороне, у него была Баян".
И далее Владимир Александрович рассказывает о том, как в 1995 году у Александра Яковлевича угнали "Мерседес", который Гомельский-старший пригнал из США. Не новая была машина, но в хорошем состоянии. Угоняли машины в 90-е ежедневно. Десятками. Заявление в милиции, понятно, приняли, но – для проформы: было ясно, что машину стражам порядка не разыскать. Какие-то знакомые Александра Гомель – ского посоветовали ему встретиться с одним авторитетом московского криминального мира. Им оказался тот самый Баян.
"Как вы понимаете, – пишет Владимир Гомельский, – помощь была оказана, и уже через два дня машина была найдена и возвращена под окна нашей квартиры. Потом уже состоялась еще одна встреча, когда папа в знак благодарности накрыл стол, и я увидел этого человека. Было видно, что у обоих жизнь складывалась нелегко, но с какой же радостью и упоением они вспоминали годы своей юности! Кстати, именно тогда я выяснил одну интересную деталь. Практически все члены этой дворовой компании засыпались на какой-то краже в 1946 году и пошли мотать срок. И так уж сложилось, что на этой краже папы не было. В тот день он был занят в школе тренеров. Вот так первый раз в жизни занятие спортом и только начинающаяся тренерская карьера отвели от него грозу".
"Мужик, ты отъезжай…"
А еще Владимир Гомельский рассказал в своей книге историю о том, как в январе 1997 года к Александру Яковлевичу на день рождения приехали домой его друзья, в том числе тогдашний премьер-министр России Евгений Максимович Примаков:
"Ни для кого не секрет, что премьер-министры передвигаются по городу с личной охраной. А Евгений Максимович, так уж получилось, приехал в гости к папе чуть раньше, чем хозяин сам вернулся с какой-то встречи. Естественно, Татьяна пригласила Примакова в дом. Через какое-то время к дому подъезжает отец. Вокруг дома уже стоит внешнее кольцо охраны Евгения Максимовича, и папе говорят: "Мужик, ты отъезжай, здесь тебе сегодня делать нечего". Можете себе представить, когда кто-то говорит папе такую фразу? "Как это – делать нечего? Я здесь живу!" – ответил он. "Не-не, здесь сегодня Примаков к другу на день рождения пришел". Папу немножко отпускает, и он говорит: "Не будет никакого дня рождения, если ты меня не пустишь". Охранник удивляется: "Как так?" – "Он же ко мне пришел. Я и есть Гомельский!""
Революция и столица
Анатолий Пинчук, знаменитый советский баскетбольный журналист ("номер один" – с такой характеристикой, полагаю, согласятся все, кто тренировал, играл и сидел в то время на трибунах баскетбольных залов), однажды в журнале "Знание – сила", к спортивной тематике вообще-то равнодушном, так по полочкам разложил самое яркое противостояние – ЦСКА – "Спартак" (Ленинград), – что никаких вопросов не могло, по-моему, возникнуть ни у профессионалов, ни у любителей, то есть, у всех практически читателей многотиражного издания.
ЦСКА тренировал Александр Гомельский, "Спартак" – Владимир Кондрашин. Ровесники, в момент написания Пинчуком материала им исполнилось по сорок пять лет, они были антиподами, работали в командах с совершенно разными условиями комплектования, финансовыми возможностями и отношением сильных мира сего. Кондрашинский "Спартак", баскетболисты которого говорили: "Это в Москве играют за деньги, а мы – за колонны, ростральные", много лет пытался превзойти армейский клуб в чемпионатах страны, но первый раз преуспел лишь в 1975 году.
Случилось это через два года после публикации Пинчука в "Знании…" Толя тогда обозначил причину, по которой ленинградцы никак не могут выиграть у ЦСКА. Сослался он при этом на анонимного "московского тренера-остряка", однако автором был сам. Если бы он попробовал изложить причину без ссылки, редакторы этот абзац непременно бы вычеркнули, даже в таком казавшемся либеральным журнале, как "Знание – сила". А так – прошло.
Объяснение же неудач спартаковских баскетболистов в решающих мачтах с ЦСКА было следующим: "В Ленинграде никогда не будет классной команды. И знаете почему? Они даже во время тайм-аутов обсуждают один и тот же вопрос: "Почему, если революция была в Ленинграде, столицей сделали Москву?""
Справка о беременности
Как-то в Ленинграде, в первой половине 70-х годов, проходил тур баскетбольного чемпионата страны. Тогда не устраивали парные матчи с разъездами, а собирали сразу несколько команд в одном городе, и они выясняли отношения друг с другом.
В одном из матчей тбилисское "Динамо", в составе которого выступали блистательные мастера, такие, как олимпийский чемпион 1972 года Михаил Коркия, неожиданно проиграло. Проигрывать горячие грузинские парни не умеют, в концовке встречи они посчитали виновником всех своих бед арбитров, и Михаил Коркия сказал в сердцах одному из них, что тот – "пьяный". Оскорбленный судья, Семен Афанасьев, стоит заметить, фронтовик, сразу после игры отправился в медицинский центр во дворце спорта, настоял на том, чтобы его основательно проверили на предмет наличия в организме алкоголя, получил после тщательной проверки справку, подтверждающую его чистоту, и отправился к главному тренеру тбилисской команды Отари Михайловичу Коркия, потрясающему в прошлом баскетболисту, лучшему центровому в СССР в 50-х годах, – дяде, кстати говоря, Михаила.
"Отари Михайлович, – пожаловался Афанасьев тренеру. – Михаил оскорбил меня…" "Да, знаю, – сокрушенно покачал головой Коркия-старший, – мальчишка, как он мог, мы его накажем, как он мог такое сказать, пусть даже это и было правдой". "Какой правдой? – изумился судья. – Он же сказал, что я – пьяный!" "Вот я и говорю, – продолжил Отари Михайлович, – что не имел он никакого права, пусть даже и видел, что что-то не так, называть старшего по возрасту пьяным". "Да не выпивал я сегодня вообще! – возмутился судья. – Я специально сейчас к врачам ходил, они меня обследовали и выдали – вот она – справку о том, что в моем организме следы алкоголя не обнаружены". "Э, дорогой, что такое справка? – улыбнулся тренер. – Приезжай ко мне в Тбилиси, я тебе сделаю справку, что ты – беременный".