После матча, делать нечего, спустились вниз. Время – около двенадцати ночи. У Маурицио, так звали клерка, закончилась смена. Он вызвался довезти нас до квестуры и обратно на своем "Фиате-уно". "Квестуряне" встретили нас как старых знакомых, обрадовались: "Чего вы еще натворили?" Потом мы с ними долго на англо-итальянскожестовом языке обсуждали матч Камерун – Англия, шансы итальянцев на полуфинал с Аргентиной, игру рукой Марадоны в матче с советской сборной. Потом они поставили все необходимые печати на всех бумагах, Маурицио отвез нас в отель, и спали мы в ту ночь, как убитые. До тех пор, пока Андрею не позвонили утром с Пушкинской площади, из "Известий".
"Карта не прет…"
У думающих футбольных тренеров – не раз доводилось слышать – есть два любимых анекдота, которые они время от времени рассказывают, посмеиваясь над гипертеоретизированными вопросами о тонкостях профессии.
Первый анекдот. Один профессиональный игрок в преферанс прослышал, что где-то в глуши, в забытой Богом стране, в хижине живет самый лучший преферансист, который никогда не делает ошибок и знает все тонкости и нюансы игры. Решил он разыскать его, чтобы научиться этим премудростям. После долгих поисков нашел старика, живущего в бедном доме. Рассказал, почему он приехал, пробыл у него несколько месяцев и научился всем мыслимым и немыслимым премудростям преферанса. Когда игрок уезжал, он решил задать вопрос, который не давал ему покоя все это время:
– Скажите, вот я убедился, что вы действительно знаете все нюансы, расклады, варианты и приемы преферанса, которые не знает ни один человек в мире! Но почему вы, умея так играть, живете в этой глуши, в бедности. Вы же могли бы заработать кучу денег и жить богато и счастливо!
– Понимаешь, сынок, мне карта не прет….
Анекдот второй. Знаменитый во всем мире дирижер перед каждым выступлением, прежде чем взмахнуть палочкой, доставал из кармана концертного костюма какую-то бумажку, быстро бросал на нее взгляд, возвращал обратно в карман и только после этого начинал священнодействовать, доставляя вместе с оркестром огромную радость собравшимся в зале. Какие только попытки не предпринимали репортеры для того, чтобы узнать содержание записки. Пытались подкупить служителей, наводивших порядок в гримуборных, подкатывались к родственникам дирижера, терзали самого маэстро – на пресс-конференциях и в интервью. Безрезультатно. Служителям подступиться к записке не удавалось, родственники, скорее всего, осведомлены не были, сам дирижер только улыбался в ответ. Наконец он сообщил: все расскажу по завершении карьеры.
Настало время последнего концерта. На заключительной пресс-конференции маэстро достал бумажку и прочел: "Скрипки слева, фаготы – справа".
"Русских неделю не трогать!"
Таких футболистов, как Алексей Михайличенко, у которого после завершения игроцкой карьеры нормально складывается карьера тренерская, не так уж и много в мире. Он – чемпион трех стран: Советского Союза (с киевским "Динамо"), Италии (с "Сампдорией") и Шотландии (с "Глазго Рейнджерс"). С "Глазго" знаменитый киевский динамовец побеждал трижды и уверенно называет матчи "Рейнджерс" – "Селтик" самыми старыми дерби в мире. "У этих матчей, – говорит Михайличенко, – помимо всего прочего есть и религиозная подоплека. Протестанты против католиков. Это такое дерби, что когда я в нем впервые играл, у меня было ощущение, что я ни разу мяча не коснулся. Я не успевал голову поднять! Я нигде вообще ничего не успевал. Настолько это отличалось по интенсивности и самоотдаче. Со временем я, конечно, освоился, но первое дерби было, честно скажу, просто кошмарным. Мне во время шотландского периода в моей жизни многие игры запомнились. Например, первый матч в футболке "Глазго Рейнджерс". Запомнилось, когда я выиграл первый Кубок Шотландии, чемпионский титул… Но, конечно, запомнились те шотландские дерби, которые, по давней традиции, играются в ближайшую к Новому году субботу. Помню, один из таких матчей мы проводили 31 декабря, играли на поле "Селтика" и выиграли 4:2. Причем, мне удалось забить два мяча, а Олегу Кузнецову – один. Тогда после матча тренер зашел в раздевалку и первым делом сказал: "Русских неделю не трогать!""
Доверчивый Гус
Папарацци во всех странах, в которых популярен футбол, ведут охоту на игроков и тренеров. Гус Хиддинк, ставший культовой фигурой в России, – не исключение. В России, впрочем, представители желтой прессы – фотографы и репортеры – ему не досаждали и не досаждают. Причина проста: Гуса оберегают те, кто нанимает его на работу. Сначала это была служба безопасности РФС, потом – служба безопасности махачкалинского клуба "Анжи". В первом случае Хиддинк находился под покровительством Романа Абрамовича, во втором его опекал еще один российский олигарх – Сулейман Керимов.
Но вот во время первого пребывания Гуса Хиддинка в Турции, он тренировал тогда стамбульский клуб "Фенербахче", турецкая желтая пресса от голландского тренера не отставала. Однажды к нему на улице подошла девушка. Она представилась студенткой, сообщила доверчивому голландцу, что ее мама переживает в футболе только за Хиддинка, мечтает с ним познакомиться, и пригласила в гости. Странно, но Хиддинк на уловку попался. Сложно сказать, почему он отправился вечером к незнакомым людям домой, но он – отправился. Никакой мамы в квартире, понятно, не было. Дневная девушка, подходившая к Гусу на улице в скромном платьице, без макияжа, превратилась в типичную девицу легкого поведения. Она была в миниюбке, едва прикрывавшей нижнее белье, густо накрашена. Странно и другое: Хиддинк, увидев постановку, не рванул, не заходя в непонятную квартиру, немедленно восвояси, а присел на чашку кофе и лишь затем принял решение уйти. Только он открыл дверь, как его ослепили фотовспышки. Молодой тренер (ему было тогда сорок четыре года), рассказывают, растерялся и принялся натягивать на лицо джемпер. На следующий день газеты порадовали читателей фотографиями, запечатлевшими Гуса, выходящего из квартиры и пытающегося спрятать лицо от фотографов, а за спиной главного тренера "Фенербахче" – улыбающаяся полуодетая девица.
Впрочем, Гус, утверждают знатоки, легко отделался. С одним из его предшественников журналисты поступили куда жестче – заманили в гей-бар, натравили нескольких мужчин, вцепившихся в него поцелуями, и сфотографировали. Наутро в газетах были опубликованы снимки с подписью: "Тренер "Фенербахче" – активный гомосексуалист".
Фальшивый шейх
Но так, как однажды британский таблоид – "News of the World" – "погулял" над шведским тренером национальной английской сборной Свеном-Ераном Эрикссоном, желтая пресса не издевалась, пожалуй, ни над одним человеком из мира спорта.
Репортер еженедельника Махмуд Мазер под видом арабского шейха – восточная внешность легко позволяла ему перевоплотиться в богатого гражданина Эмиратов – зазвал Эрикссона в Дубай и за обедом в семизвездном отеле "Бурж Аль-Араб", под лобстеры, икру и шампанское предложил шведу пост тренера в бирмингемском клубе "Астон Вилла", который он, лжешейх, будто бы покупает.
Эрикссон "поплыл". Во-первых, от приема – после шикарного обеда последовало путешествие на яхте. Во-вторых, от перспективы избавиться наконец-то от опостылевшей ему сборной и поработать в клубе под крылышком более чем состоятельного человека. В-третьих, его, конечно, сразила готовность потенциального хозяина предельно щедро оплачивать труд тренера: Свен-Еран назвал свой годовой заработок, сказав, что он хочет, как у Жозе Моуриньо, в пять миллионов фунтов, и цифра была мгновенно, без торга, одобрена.
Во время обеда и на яхте Эрикссон выдавал весьма откровенные характеристики английским игрокам и поведал о коррупции в английском футболе, в частности, об "откатах", получаемых некоторыми тренерами от трансферов. Почти все из сказанного шведом вошло в опубликованный таблоидом в январе 2006 года репортаж Мазера, и спустя несколько дней после выхода еженедельника Свен-Еран Эрикссон завил о том, что сразу после чемпионата мира, за два года до завершения срока действия контракта с Английской федерацией футбола, он покинет сборную.
Главное – больницы
Приглашение Гуса Хиддинка на многомиллионный контракт в махачкалинскую команду "Анжи" моментально обсудили в Голландии.
"Гус, – поинтересовался у Хиддинка, дозвонившись до него в Москву из студии телеканала RTL XL, бывший футболист голландской сборной Рене ван дер Грейп, – у тебя денег достаточно на мобильном? На роуминг не посадим? Хотя после подписания контракта с "Анжи" ты, наверное, заправил телефон как минимум на три миллиона евро, да? Мы теперь сможем разговаривать целыми вечерами. Ты будешь теперь жить в Дагестане?" "Все, – ответил Хиддинк, – будет происходить в Москве. Хотя вскоре, на мой взгляд, надо переезжать в Дагестан. Когда построим стадион, базу и так далее. А пока будем прилетать в Махачкалу за день до игры. Это не идеально, но все дело в инфраструктуре…
Керимов этим занимается. Он многим вообще занимается. Строит больницы, что-то еще. Для меня это важно".
"Я рад за Гуса, – заметил колумнист Йохан Дерксен. – Ему всегда удается пробить себе классные контракты. Его родной "Графсхаап" нуждается в нем не меньше, но он выбирает Дагестан. Не думаю, что из-за больниц и футбольных школ. Просто там ему посулили хороший контракт". "Не буду скрывать, – парировал выпад Гус, – я получил фантастический контракт. Это все знают. Но… Деньги не играют первичную роль для меня. Меня попросили старые друзья помочь. Это важнее денег".
"Представьте картину, – вступил в разговор Рене ван дер Грейп. – Гус с его менеджером согласовывают контракт. "Ага, тут 10 млн. евро, все в порядке. Так-так, а здесь почему ничего не написано о строительстве больницы в этом месте, а? Если этого не случится, подписывать ничего с вами не стану!" "Все эти рассказы о школах и больницах, – считает Йохан Дерксен, – для наивных дурачков. Гус поехал за деньгами. Теперь он будет целыми днями сидеть в шикарной гостинице с видом на Красную площадь. И раз в две недели под звуки сирен и десятка сотрудников безопасности добираться от аэропорта Махачкалы до стадиона"."
Выдержка штангиста
Выдающийся советский штангист Василий Алексеев рассказывал в телепередаче одному из лучших интервьюеров на постсоветском пространстве киевлянину Дмитрию Гордону:
"В 1970 году в Минске проходил "Кубок Дружбы". Обычно первыми малыши приезжают, потом средние веса, ну и последними мы, тяжеловесы, и вот 16 марта (дату запомнил точно, потому что 18-го на помост вышел) сидим в вагоне-ресторане, а сзади четыре обыкновенных мужичка умостились. Вдруг один из них говорит: "Вон самый сильный человек планеты Алексеев" (а я перед этим четыре рекорда установил и обошел Жаботинского в сумме). Второй ему вторит: "Да ладно – какой-то козел сидит. – И ко мне: – Слышь, ты, козел?!" Я не ответил: как ел, нагнувшись, солянку, так дальше и ем, как тут летит мне в затылок фужер – и о мою голову вдребезги! Я между тем по-прежнему ноль внимания: продолжаю доедать солянку!
Нас четверо было: два тяжеловеса (и я в том числе) по 130, и два по 110 килограммов. Можете представить, на кого эти замухрышки полезли – на четверых слонов. С моим-то характером головы им поотрывать не стоило ничего, но Бог меня спас. Напротив меня Валера сидел Якубовский. "Ты что, – спрашивает, – не слышал? Тебя оскорбили. Да я сейчас пасти порву им, шеи сломаю". – "Я, – говорю, – это давно бы сделал, но виноваты мы будем: сиди". Мужички между тем повыступали еще, но видя, что мы не проронили ни слова, заткнулись.
И спустя годы уверен на сто процентов: это была провокация. Я же ехал установить мировой рекорд в троеборье, открыть "Клуб 600", о котором многие у нас в стране только мечтали, – кому-то это, естественно, не понравилось. Непонятно, кто хотел вывести меня из игры, – до сих пор этот вопрос мучает. Есть, конечно, предположения… Но делиться ими не буду.
Можно было, конечно, взять наглецов за шкирки и спросить, кто их подослал, но для этого надо было им морды бить, и тогда бы до Минска мы не доехали. Если они такие ушлые, прикинулись бы избитыми, а свидетели были наверняка подготовлены… Кто бы поверил, что мужики общим весом в 250 кило на полтонны полезли?"
Меню Василия Алексеева
Ему же, Дмитрию Гордону, Василий Алексеев рассказал историю о том, как он однажды разыграл корреспондента газеты "Орловский комсомолец":
"Я сгонял вес со 157 килограммов до 138-ми и думаю: "Дай-ка на этом весе попробую в Мценске (это Орловская область) поднять что-нибудь". Приехал, а там друзья да приятели подвели ко мне журналиста из "Орловского комсомольца". Давать интервью я не люблю, но раз попросили – куда денешься?
Мне, чтобы вес согнать, нужно к еде относиться не особо приятельски, поэтому питание я придерживал, а у коллеги твоего первый же вопрос был такой: "Читатели "Орловского комсомольца" интересуются, сколько вы едите". – "Ручка и бумага есть у тебя?" – спросил я. Он кивнул: "Конечно". – "Тогда пиши. Утром 400 граммов икры, восемь кур, салаты, пятое-десятое, торты и 16 стаканов чаю". У корреспондента глаза округлились: "А почему 16?". – "Ты сколько пьешь?" – вскинул я брови. "Два". – "А вот моя норма – 16. Дальше: в обед восемь борщей, 40 котлет, а вечером все то же, что и утром, – 400 граммов икры, восемь кур и остальное…"
Журналист, однако, попался въедливый: "А почему 400 граммов?" – пристал. Я: "Ты видел банку полукилограммовую, резинкой обклеенную? Но я детей-то кормить должен – вот 100 граммов им отдаю". Когда он все это принес в редакцию, его высмеяли и погнали. Звонит мне: так, мол, и так, а я: "Столбиком, паразит, сосчитай, на сколько целковых это меню тянет, – кто же такие деньги мне даст?" Существовала норма – 5 целковых 80 копеек на питание в день, плюс рубль тяжеловесам, а на эти деньги, учитывая, что нужно было еще поварих кормить и их семьи, особо не разгонишься. 5.80, уточню, это когда я в сборной был, а до этого два с полтиной плюс, как тяжеловесу, рубль. Кормежка на 3.50 – это синяя слипшаяся лапша и котлета, в которой, если бы мясо нашли, повара бы посадили. Соответственно, пустой борщ или суп, и мы еще как-то умудрялись держать вес.
Когда я 255 килограммов в Монреале толкнул, журналисты затоптали помост: там уже не до штанги было и не до толчков – кому объяснять, что я хочу еще 265 толкнуть? Все, соревнования на этом уже закончились. Кто-то из пишущей братии задал вопрос: "Мистер Алексеев, почему все так плохо выступили, а вы установили фантастический мировой рекорд?" Ну, я им на чистом русском и объяснил: "Кто на чем живет, ребята, но главное – пейте рашен водку. Это лучше, чем анаболики, потому что ее нельзя обнаружить в крови". Я, кстати, пил ее специально, потому что наша медицина, фармацевтическая промышленность ничего для здоровых людей никогда не выпускала. Это же не заграница, и восстановителей, как таковых, не было. В субботу или воскресенье, когда как попадало, – парилка и четыре "тонких", то есть литр. Идешь на следующий день на тренировку как огурчик – это проверенный народный славянский способ".
Провокатор из Сан-Ремо
Юрий Иванов поиграл во многих советских командах, в частности, в "Локомотиве" и "Шиннике". Потом он занялся журналистикой и стал одним из ведущих футбольных обозревателей страны. Иванов рассказывал о поездке в 1966 году в составе экспериментального молодежного "Буревестника" на знаменитый турнир в итальянский городок Сан-Ремо:
"Поселили команду, как помнится, в небольшом частном пансионате на одной из центральных улиц. В первое время из номеров редко кто выходил. Спасибо, Никита Палыч Симонян, делегацию нашу возглавлявший, мозги всем проветрил: даже не попросил – приказал забыть бред о провокациях, которым нас пичкали перед отъездом, и отправиться в народ. Итальянцы, заверил Симонян, мало того, что добры и приветливы, так еще и к стране нашей относятся с большим уважением.
Возражений, естественно, не последовало. И за первые два дня буквально каждый из нас получил возможность убедиться в правоте поколесившего по планете наставника. Русских узнавали на улицах – по всемирно известному курорту не возбранялось ходить в спортивных костюмах, – дарили сувениры, пытались затащить в бары, кафе и угостить чем-нибудь вкусненьким. А после того как команда вышла в финал, одолев по пути сверстников из обожаемых местным населением "Интера" и "Ювентуса", власти города пригласили нас в знаменитый театр "Аристон" на концерт популярного в то время Сальваторе Адамо, где разместили в почетной ложе и представили публике. Да и хозяйка пансиона в постояльцах души не чаяла: во время ужина непременно выставляла на стол корзину фруктов – "от себя", вывозила на собственной яхте купаться в море, а перед отъездом подарила особо приглянувшимся золотые амулеты на память.
Что же касается провокаций, то и без них, разумеется, не обошлось. Вот только воспоминания оставили они самые приятные. Симпатичный старичок, например, с первых же дней к команде "прибившийся", – как потом выяснилось, из бывших эмигрантов и очень богатый. Стал убеждать руководство: мол, нравятся мне ребята, денег на покупки дать им хочу. Легко догадаться, какой это наделало переполох, – во избежание больших неприятностей на родине от заманчивого предложения решено было "сурово (по Высоцкому) отвернуться". "Но подарки-то я сделать могу?" – не успокаивался добровольный спонсор. Тут возражений не последовало: на руке у каждого появились золотые швейцарские часы. Плюс о частном магазине с очень дешевыми вещами наш благодетель "по секрету" рассказал, посоветовав именно в нем после окончания турнира оставить сэкономленные суточные и скромные премиальные. Что мы охотно сделали, скупив за бесценок отменного качества товар. Только позже стало известно, что бывший соотечественник нас "жестоко" обманул: разницу между истинной ценой и продажной покрыл из своего кармана".
Хитрость Золотухина
Судейский беспредел во второй лиге советского футбола официальным путем остановить было невозможно. Главный тренер владимирского "Торпедо" Иван Золотухин придумал свой способ борьбы с происками арбитров. Он мобилизовал на помощь команде своего старого приятеля, полковника в отставке. По настоящему делу бывший полковник, судя по всему, соскучился, а потому с энтузиазмом воспринял заманчивое приглашение стать штатным "проверяющим из главного футбольного ведомства".
Забрасывали полковника в расположение противника обычно денька за два-три до календарной игры, предварив выезд соответствующей телеграммой из федерации. Можно только представить, как встречали ревизора хозяева матча! Машина к самолету или поезду, комфортабельный номер в гостинице, кормежка, что называется, от пуза… Задача у встречающих была одна: так умаслить нежеланного гостя, чтобы он снисходительно отнесся к "работе" судей.
"Засланный казачок" подчеркнуто почтительное обхождение воспринимал как должное, но в то же время не упускал случая подчеркнуть собственную требовательность, принципиальность. На стадионе в Ланчхути, например, он измерял линейкой ворота на стадионе, просил засыпать ямки, срезать бугорки, подправить разметку.