Это соображение напомнило давний мой публичный спор по поводу двух моделей развития – общества потребления и общества, ориентированного на духовные ценности. Тема, конечно же, была не нова, однако на энтузиазм "духовников" и "материалистов" извечность этого противопоставления повлияла мало.
В конце концов, после жарких дебатов, большинство свидетелей спора пришли к тому, что вторая модель, конечно же, предпочтительней первой. Она позволяет избавиться от многих бед и язв современного общества, которым дух потребительства овладел настолько, что ставит под угрозу само существование человечества.
Однако в этой блистательной победе "духа" над "материей" был все же один весьма удручающий изъян. Никто так и не смог ответить на наивный вопрос: а ЧТО нужно сделать, чтобы человечество пришло ко второй модели развития, какие должны действовать механизмы и мотивы, которые могли бы убедить людей отказаться от гонки потребления в пользу духовного развития?
Без ответа на него наши рассуждения о благе духовности всегда будут оставаться благими мечтаниями. Но все попытки защитников духовной доминанты ответить на этот вопрос, увы, как правило, ограничиваются лишь описанием преимуществ и недостатков духовного общества и общества потребления. В расчете на то, что само по себе сравнение может побудить человека сделать правильный выбор.
Только вся проблема в том, что человек теоретически признавая обоснованность аргументов против потребительства, и разумом понимая, чем это ему грозит, тем не менее, в своей реальной жизни больше ориентирован и мотивирован именно на него.
Но что ожидать от частного спора энтузиастов, если во всем мире все усилия как религиозных праведников и проповедников, так и светских радетелей за моральный прогресс до сих пор остаются тщетными – общество упорно желает быть обществом потребления. Мало того, темпы роста и сам характер потребления начинает походить на взбесившийся локомотив, который никак не удается остановить или хотя бы замедлить его ход.
Любой политик, решивший в своей стране ограничить потребление или придать ему "разумный" характер, обречен как минимум на непонимание – привычка жить с каждым днем "лучше" и измерять это улучшение обладанием материальных благ настолько крепка, что искоренить ее не представляется возможным. К тому же само понимание степени разумности потребления весьма расплывчато и все попытки его "вразумления" или принуждения к ограничению оказываются безуспешны.
Впрочем, по мнению "духовников", избавить человечество от этой дурной привычки вполне может реальное истощение ресурсов, то бишь, сама матушка Природа. И совсем скоро она это сделает, что и актуализирует отказ от ориентации на рост потребления.
Однако сколь бы острой ни была эта проблема, роковой вопрос: КАК перевести развитие общества на духовный путь, – остается открытым. К тому же "материалисты", принимающие общество потребления как оптимальную модель, утверждают, что все попытки сделать духовность доминантой развития обречены либо оставаться нереализованными утопиями (как идея коммунизма), либо, мягко говоря, грешат лицемерием (как советский социализм), либо вообще получают ужасное воплощение (как в Кампучии при "красных кхмерах")(12).
На чем основано это утверждение?
1. Потребление – главный локомотив общественного воспроизводства. Оно же, являясь на сегодня главным мотивом человеческой деятельности, и заставляет нас трудиться. Попытки побудить человека работать "за совесть" и довольствоваться при этом малым во имя высоких целей ни к чему хорошему не приводили. Экономические модели, основанные на ограничении до "разумности" потребления просто неконкурентоспособны не только с т.з. экономики, но и социальных предпочтений.
Если в стране N взят за основу духовный ориентир развития, то в силу вышесказанного такое общество обречено на отставание от стран, которые стимулируют потребление для ускорения экономического роста. При этом население страны N, видя, что качество жизни и гарантии безопасности (военный потенциал) у других стран выше, невольно начинают делать сравнения не в пользу своей общественной модели. Один из примеров тому – судьба социалистического лагеря.
2. Тяга к активному потреблению находится в полной гармонии с самой природой человека, в котором на генетическом уровне заложен инстинкт выживания напрямую связанный с базовыми потребностями, в том числе и потребностью в доминировании. Уровень благ, которыми обладает особь, свидетельствует о ее возможностях контролировать окружающих. И даже призыв "духовников" к всеобщей любви отнюдь тому не противоречит – любить можно и "по-отечески".
3. Угроза истощения ресурсов, мягко говоря, спекулятивна. Надо говорить не об истощении ресурсов, а о неэффективном их использовании. Так, по мнению ряда специалистов, применение совершенных агротехнологий, освоение под продовольственные культуры незанятых площадей (а их еще много) позволит избежать голода еще как минимум лет пятьдесят даже при сохранении нынешних темпов роста населения планеты. За это время человек придумает новые технологии своего прокормления.
Конечно, запеченный гусь с яблоками лучше искусственной биологической массы, но если захочешь жить… Кроме того, учитывая что вкус – это результат обработки в мозгу сигналов особых рецепторов, то кто мешает нам создать безопасные пищевые "нейро-наркотики" на все вкусы? Для сегодняшнего гурмана это кощунство, но для грядущих поколений, вскормленных в забегаловках fast-food, вполне приемлемый вариант.
Голод в развивающихся странах – результат их неразумного хозяйствования и дикости нравов. Надо работать, а не бесконечно выяснять этнические и религиозные отношения, паразитируя на благотворительной помощи развитых стран.
У человечества также есть немало возможностей замещения ресурсов, в том числе и энергетических. При этом замещение происходит по мере его экономической актуализации. Переход на новые ресурсы происходит когда потери от недостатка традиционного ресурса начинают превосходить затраты на производство или добычу его "заместителя". Поэтому, например, паниковать от того, что запасы нефти истощатся через 30–60 лет не стоит, уже сегодня сделаны вполне реальные шаги по использованию альтернативных энергоносителей.
4. Не в полной мере учитывается возможности, открывающиеся с созданием и развитием индустрии вовлечения в хозяйственный оборот вторичных ресурсов. И это касается практически всего спектра используемых материалов – металлов, пластика, бумаги, стекла и т. д.
5. Критики общества потребления не учитывают фактор космической экспансии. Сегодня это может вызывать скептическую улыбку, но, как показывает история технологического прогресса, прорыв в космос не такая уж и фантастика. Вполне вероятно, что уже лет через 50 ощутимая часть ресурсов будет получаться из ближних космических тел, в том числе астероидов.
Вообще рост потребления неизбежно ведет к экспансии. Причем тяга к экспансии, в том числе и космической, инстинктивна. Это свойство всеобще для живой материи. Один из признаков тому – необъяснимая с точки зрения экономической целесообразности и рационализма тяга к космическим полетам. Даже страны с полунищим населением стремятся запустить человека хотя бы на околоземную орбиту. А вовлечение космоса в хозяйственный оборот снимает как проблемы нехватки территории и ресурсов, так и снижает уровень внутренней конфликтности. Именно так развивалось человечество в древности, когда те, кому чего-то не хватало или им становилось тесно, пускались осваивать новые территории.
Вывод из всего этого прост: потребительская модель плоха и даже порой уродлива, но единственно возможна. В общем, все реальное плохо и напряжно, но с этим надо учиться жить. Как учатся жить с врожденным увечьем.
А потому духовное общество – утопия, а чисто духовные люди обречены быть в некотором смысле маргиналами. В том смысле, в котором социологи зачастую трактуют понятие "маргинальная группа людей". Т. е. группа, отвергающая определенные общепринятые ценности и традиции той культуры, в которой эта группа находится.
Уверен, что найдется немало тех, кто возмущенно воскликнет: духовность маргинальна?! Но это же кощунственно! Как можно считать маргинальной культуру, ориентированную на высшие ценности?
Однако не стоит впадать в истерику: общество потребления не исключает из своего перечня ценностей духовность. Она – неотъемлемый элемент механизма воспроизводства общества и человека как вида. Это цель, к которой стоит двигаться, но ее достижение не менее опасно, чем риски общества потребления. И главная опасность – экономическая деградация, неизбежное снижение возможностей удовлетворения базовых потребностей человека и выживания.
Функция духовности – ограничивать чрезмерную "материализацию" устремлений, порождая неудовлетворенность извечным метанием человека между высоким идеалами и "низким" потребительством.
Духовность призвана облагораживать прогресс, будучи для потребителей вечным укором, но сама по себе она не может выступать ни двигателем прогресса, ни ведущим мотивом к развитию. А посему попытки превратить общество потребления в духовное обречены на провал.
Закон "добрых инопланетян"
В нашем путешествии по Бытию мы не раз уже затевали разговор о космической экспансии и Живом Космосе. Поэтому я не удержусь еще от одного "лирического" отступления, которое можно рассматривать и как забавный "размышлизм" и как формулировку одного из всеобщих космологических законов эволюции Живого Космоса.
Фантазии литераторов и киношников нередко наделяют внеземные цивилизации вселенской мудростью и гуманизмом, но чаще все же агрессивностью. В обыденном же представлении к инопланетянам мы относимся, как правило, с настороженностью, видя в них, прежде всего, угрозу.
Однако я утверждаю, что вступившая с нами в контакт цивилизация по определению будет иметь дружелюбные намерения.
Вследствие общего закона Живого Космоса или Космической социологии:
Развитие технологического потенциала сверхконфликтного агрессивного социума ограничивается уровнем достаточности для самоуничтожения или технологической регрессии.
Проще говоря, сверхконфликтные, а, следовательно, и агрессивные цивилизации достигают только такого уровня, при котором технологический потенциал достаточен для самуоничтожения, но не достаточен для контакта с иными космическими цивилизациями.
То бишь научный и технологический потенциал сверхконфликтного агрессивного социума не может превысить порога, после которого возможно создание средств преодоления межзвездного и межгалактического пространства.
На определенной стадии такие цивилизации получают достаточные средства для того, чтобы начал разворачиваться апокалипсический сценарий развития: либо уничтожить себя, либо отбросить далеко назад уровень технологий. Но это происходит до того, пока освоенные цивилизацией технологии делают возможными космические контакты.
Я думаю, что этот закон связан с механизмом самосохранения Живого Космоса.
Естественно при этом логически возникает вопрос: а каковы критерии для идентификации цивилизаций как сверхконфликтных, то бишь, неизбежно идущих к глобальному внутрицивилизационному вооруженному столкновению?
Я думаю, что характеристика такого типа цивилизаций предполагает:
– преобладание мессианских настроений хотя бы в одном из ее ключевых сообществ;
– толерантность не относится к категории ведущих ценностей;
– существует четко выраженное и нарастающее деление цивилизационных сообществ на производящие и управляющие, подобно тому, как у нас произошло разделение групп стран на "мировой офис", который контролирует глобальные финансовые потоки и ведет научные и технологические разработки с одной стороны и "мировую фабрику" в которой осуществляется производство и расположены сырьевые запасы.
Формула Апокалипсиса
Выше мы уже упомянули об апокалипсических сценариях развития. А можно ли высчитать, когда цивилизация вступает в стадию, на которой такой сценарий возможен? В принципе апокалипсическое состояние общества может быть выражено формулой:
...
nk\' ek" > Emin
Где Emin – минимальный энергетический потенциал, обеспечивающий устойчивость системы. Он может характеризоваться различными показателями. Например, суммарной мощностью реакции ядерного распада, способной вызвать ядерную зиму на Земле, или необратимые деградационные мутации человеческого организма. Emin может также определяться суммарными энергетическими затратами на распространение отравляющих веществ или смертельных эпидемий до критического уровня, после которого наступают необратимые последствия и т. д.
n – количество активных элементов системы, способных к самодостаточным действиям;
e – энергетический потенциал действия элемента системы;
k\' – коэффициент коммуникативности элементов системы;
k" – коэффициент соотношения энергетического потенциала воздействия элемента системы к минимальному энергетическому потенциалу устойчивости системы (k" = e\Emin);
При k\'<1 возможности элемента системы к установке действующей связи, интегрирующей потенциалы других элементов системы ограничены и значение коэффициента зависит от уровня коммуникативности общественной системы.
При k\'=1 каждый элемент системы способен беспрепятственно устанавливать действенную связь с любым объектом или субъектом системы.
Из этой формулы следует: по мере увеличения энергетического потенциала воздействия единичного активного элемента системы и расширения комммуникативных возможностей элементов системы, не только снижается (но даже стремится к единице) количество элементов, требуемых для начала цепной реакции (цепи причинно-следственных событий), ведущих к саморазрушению системы.
Эта формула дает наглядное представление о том, как возрастает ответственность отдельных общественных групп и даже людей за судьбу мира по мере увеличения энергопотенциала и роста коммуникативных возможностей.
Возможна ли бескризисная экономика?
Общая картина нашего Бытия и тенденций его развития была бы далеко не полной, если бы мы не рассмотрели экономическую сторону общественного воспроизводства. Тем более, что систематические глобальные и локальные потрясения последних лет все чаще заставляют нас задумываться не только над природой хозяйственных кризисов, но и над тем как практически с ними бороться.
Впрочем, у человека, который обратится к истории экономических кризисов, есть большая вероятность прийти к мысли, что ничего принципиально нового в наши знания об их развитии и в способы борьбы с ними события последних лет не привнесли. Так это или нет, самое главное, что дает опыт последнего времени – это возможность избавиться от многих иллюзий, на которых строится наше антикризисное поведение. Полученные знания, наложенные на уже известный опыт, дают то, что мы обычно называем моментом истины.
От Кулиджа до Обамы
Нередко можно слышать, что практикующаяся антикризисная стратегия в современном мире во многом повторяет то, что было опробовано еще в годы Великой депрессии Франклином Рузвельтом. Нередко чести сравниться с человеком, которому приписывают победу над кризисом, удостаивают нынешнего президента США Барака Обаму.
Если Обама в своих действиях повторяет Рузвельта, то далеко не всем известно, что последний, в свою очередь, во многом лишь довел до логического конца все что делал, что не смог, или не успел сделать его предшественник на посту президента – Герберт Гувер. Существенное, однако, различие их положения заключается в том, что у Рузвельта, который вступил в должность в марте 1933 года, когда уже наметилась стабилизация, есть репутация победителя Великой депрессии, а Гувер имел несчастье стать президентом накануне кризиса.
Пользуйся Гувер современными PR-технологиями, то вполне мог бы успешно свалить все на предшественников и не проиграть выборы, тем более с репутацией человека, обрушившего экономику Америки.
Ибо предшественник Гувера – Калвин Кулидж обвинялся в свое время в том же, в чем нынешний американский президент обвиняет предыдущего – в невмешательстве федерального правительства в экономику и потворстве биржевым спекуляциям.
Такая закономерность позволяет невольно заподозрить, что экономические циклы развиваются независимо от действий государства.
В конце концов, тот же Кулидж, как и другие "козлы отпущения" за экономические катастрофы, вмешивался в экономику, только на свой манер. Он сокращал государственные расходы, подоходный налог и налоги на корпорации, повышал таможенные тарифы на ввозимую в США готовую продукцию – т. е. то же, что делали совсем недавно все, кого назначили ответственными за нынешний кризис – Рейган, Клинтон и семейство Бушей.
Причем, если сравнить действия всех вышеперечисленных государственных мужей, то, как ни странно, они все делали одно и то же – стимулировали деловую активность! И фактически вмешивались в экономику. А зачем?
Практически во всех определениях понятия "государственное регулирование", вы найдете, что вмешательство в экономику осуществляется во имя общественного блага. Осталось только выяснить, является ли стимулирование деловой активности во имя достижения экономического процветания этим самым безусловным благом.
Тут возникают сомнения. Особенно если учесть, что кризисы начинаются именно на пике деловой активности, когда в результате поощрительных мер накапливается относительный избыток, как товарных ценностей, так и собственно денег.
А если эта деловая активность стимулируется в период спада, то она лишь продолжает умножать то, что уже привело к кризису – избыток фиктивного капитала, избыток товаров и необеспеченного реальными деньгами спроса. Насколько оправдано, в таком случае, искусственное поощрение деловой активности?
Кое-что из того, что мы уже знаем о кризисах
Из того, что мы уже знаем об экономических кризисах, важно выделить три существенных обстоятельства:
а) экономические кризисы протекают по естественным циклам, которые при всех стараниях нельзя отменить администрированием;
б) государственное вмешательство лишь влияет на параметры циклов – колебания сроков начала и окончания, глубину спада и остроту социально-политических возмущений в период кризисов;
в) что бы там ни говорили, но в той или иной степени активное вмешательство в экономику – постоянная практика всех развитых стран.
Если использовать модную нынче компьютерную терминологию, приемы управления экономической операционной системой (то бишь, государственное регулирование экономики) можно разделить на два вида: администрирование в фазе подъема и администрирование в фазе спада.