В 1808 г. адмирал Ханыков допустил соединение союзных британского и шведского флотов, причем в ходе боя на отходе русская эскадра потеряла линейный корабль "Всеволод". "За неоказание помощи" кораблю Ханыкова приговорили к разжалованию в рядовые сроком на месяц. Решение суда конфирмовано не было, однако на следующий год флагмана уволили в отставку, говоря языком того времени, "без почестей".
Небольшие проступки офицера карались, чаще всего, "постановкой на вид" либо объявлением выговора. На берегу же он мог попасть, так же как и матрос, в "арестный дом", будучи арестованным простым арестом. Впрочем, это было достаточно редким явлением.
В море существовал такой вид наказания, как арест при каюте - с исполнением своих обязанностей либо без оного. Более строгим вариантом последней кары был арест с выставлением у каюты часового с винтовкой, к которой был примкнут штык (на офицерском жаргоне того времени - "арест с пикой"). Информацию об аресте могли занести либо не занести в личное дело офицера (второй вариант был, естественно, более предпочтительным).
Входе революции 1905–1907 гг. были часты наказания для офицеров, недостаточно твердо, по мнению начальства, стоявших на страже Российского престола и отечества.
Первого августа 1905 г. уволили в отставку с поста младшего флагмана Черноморской флотской дивизии контр–адмирала Федора Федоровича Вишневецкого. Контр–адмирала отставили с формулировкой "за медлительность и нерешительность" в подавлении мятежа на эскадренном броненосце "Князь Потемкин Таврический". И это несмотря на то, что Вишневецкий был героем Русско–турецкой войны 1877–1878 гг., за подвиги в которой он стал кавалером ордена Святого Владимира четвертой степени с мечами и бантом.
"Поплатился" за "Потемкина" и вице–адмирал Александр Христианович Кригер, старший флагман Черноморской флотской дивизии и исполняющий должность главного командира Черноморского флота и портов Черного моря. Уволен в отставку Кригер был в тот же день, что и Вишневецкий, причем по той же причине. А ведь еще три года назад его характеризовали как человека "высокой нравственности и отличных способностей, с большим тактом, несколько слабым характером". Видимо, именно "слабость характера" не позволила Кригеру отдать приказ о потоплении мятежного эскадренного броненосца, на чем настаивал Санкт–Петербург.
Не будем отрицать, что часто командование просто придиралось к своим подчиненным. Например, известен случай наказания слушателя Офицерского класса подводного плавания за неучастие в похоронах другого офицера. По мнению начальства, совместное шествие за гробом сплачивало сослуживцев…
Впрочем, случалось, что командование, напротив, поощряло инициативу своих подчиненных. Вот характерный пример деятельности будущего командующего Балтийским флотом адмирала Николая Оттовича фон Эссена, относящийся к его начальствованию над Минной дивизией Балтийского моря. Автор воспоминаний - уже знакомый нам Георгий Карлович Старк:
"В 1907 г. Эссен получил в командование Минную дивизию, и с этого момента началось возрождение флота и обучение его на новых началах.
Весь северный берег Финского залива - шхеры; для входа в них и хождения по шхерным фарватерам нужно было обязательно брать лоцмана, а так как все они были финны, то в случае войны это было очень опасно. Эссен стал требовать, чтобы командиры ходили без лоцманов. Но для этого нужно было провести еще одну реформу, и он этого добился.
До этого времени в случае посадки на камни командир отдавался под суд, который мог и оправдать, но это пятно все–таки оставалось. Реформа, которую удалось провести Эссену, заключалась в том, что в случае аварии проводилось расследование, и если преступной небрежности обнаружено не было, то дело оканчивалось принятием убытков на счет казны. В одном случае Эссен был беспощаден: если обнаруживалось, что причиной посадки был алкоголь. Командиры стали смелее ходить, и изучение шхер двинулось вперед".
До этого посадка корабля на камни каралась достаточно сурово (в том случае, если вина командира признавалась безоговорочно). Так, Морской устав требовал безусловного ареста командира после чрезвычайного происшествия. Если же выяснялось его "небрежение", то виновный ссылался на галеры либо предавался смерти, "по вине смотря".
В этой ситуации многое зависело от начальника соединения кораблей. К примеру, Константин Михайлович Станюкович описывает историю посадки на камни близ поста Дуэ на Сахалине парусно–винтового клипера "Забияка" и суда над его командиром:
""Коршун" простоял в Гонконге несколько дней, пока работала следственная комиссия, назначенная адмиралом для расследования обстоятельств постановки клипера на каменья в порте Дуэ на Сахалине и степени виновности командира. Председателем комиссии, как старший в чине, был назначен командир флагманского корвета, а членами - командир "Коршуна", Василий Федорович, флагманский штурман и оба старшие офицеры корветов. Затем все следственное дело с заключением адмираладолжно было поступить на рассмотрение Морского генерал–аудиториата, если бы морской министр нашел нужным предать капитана суду или просто узнать мнение высшего морского судилища того времени, членами которого были адмиралы.
Исследовав в подробности дело и допросив капитана, офицеров и команду клипера, комиссия единогласно пришла к заключению, что командир клипера нисколько не виноват в постигшем его несчастье и не мог его предотвратить, и что им были приняты все необходимые меры для спасения вверенного ему судна и людей. Вполне соглашаясь с заключением комиссии, адмирал послал все дело в Петербург вместе с донесением, в котором сообщал морскому министру о том, что командир клипера действовал как лихой моряк, и представлял его к награде за распорядительность и хладнокровное мужество, обнаруженные им в критические минуты. Кроме того, адмирал отдал приказ по эскадре, в котором изъявлял благодарность командиру клипера в самых лестных выражениях.
Нечего и говорить, как нравственно удовлетворен был капитан признанием своей правоты товарищами и строгим начальником эскадры; осунувшийся и похудевший, он словно ожил за это время и, еще недавно бывший в числе порицателей беспокойного адмирала за его подчас бешеные выходки, стал теперь горячим его почитателем.
Обрадовались и моряки, когда прочли приказ и услышали о представлении адмирала".
Частым вариантом наказания за преступления было церковное покаяние. К нему, к примеру, приговорили лейтенанта Михаила Михайловича Аквилонова, бывшего командира подводной лодки "Камбала". В мае 1909 г. подводная лодка затонула в Севастополе при попытке ночью пройти под линейным кораблем "Ростислав". При этом командир подлодки не знал ни истинной осадки линкора, ни глубины участка бухты. Погибло 20 человек; спасся только лейтенант Аквилонов.
Суд состоялся в январе 1910 г. Бывшего лейтенанта Аквилонова приговорили к заключению в крепости на шесть месяцев, ограничению прав и преимуществ и церковному покаянию.
В чем же причина столь мягкого наказания?
Дело в том, что Аквилонов был, по сути, отстранен от командования заведующим черноморским Отрядом подводного плавания капитаном 2–го ранга Николаем Михайловичем Белкиным. Повторилась, к счастью в гораздо меньших масштабах история с бессмысленным маневром британского вице–адмирала сэра Джона Трайона, когда броненосец "Кампердоун" протаранил флагманский броненосец "Виктория" близ ливанского города Триполи. Тогда погиб адмирал, 22 офицера и 337 нижних чинов.
Аквилонов спасся только потому, что был в момент столкновения наверху. А все остальные - в нижних отсеках корабля.
Рассказывает известный русский подводник и георгиевский кавалер Василий Александрович Меркушев:
""Камбала" шла под управлением начальника дивизиона капитана 2–го ранга Н. М. Белкина, который в виду отказа командиров подводных лодок ходить ночью под перископом пожелал доказать возможность этого и собственной жизнью заплатил за такое заблуждение".
Офицера могли подвергнуть наказанию за нарушение, как мы сейчас бы сказали, "кодекса корпоративного поведения". К примеру, в январе 1908 г. от службы "за совершенный поступок во время беспорядков во Владивостоке" (без производства в следующий чин и права ношения мундира в отставке) был уволен лейтенант князь Александр Владимирович Путятин. "Поступок" офицера, имевшего боевой орден за Цусиму, заключался в том, что во время беспорядков во Владивостоке он скрылся в подвале Морского собрания. Затем, чтобы не быть узнанным, переоделся лакеем, приказав спрятать свою форму.
В годы Первой мировой войны князь Путятин служил в сухопутной артиллерии, заслужив два боевых ордена.
Капитан 1–го ранга, георгиевский кавалер Владимир Федорович Сарычев в начале 1904 г. во время Русско–японской войны раньше времени приказал покинуть подорвавшийся на мине бронепалубный крейсер 2–го ранга "Боярин" (корабль оставался после этого на плаву почти двое суток). За это, по решению суда, ему было запрещено командовать боевыми кораблями.
Не были редкостью и наказания за дурное отношение к нижним чинам. Например, в 1905 г. вахтенный начальник крейсера 1–го ранга "Владимир Мономах" лейтенант Александр Павлович Мордвинов был приговорен к пяти суткам ареста при каюте с приставлением часового. Причина состояла в том, что лейтенант в запальчивости ударил по лицу машиниста Щербакова.
Офицера могли отправить в отставку даже несмотря на былые заслуги. Причина обычно заключалась в серьезном правонарушении. Примером может служить последний командир бронепалубного крейсера "Варяг" Всеволод Федорович Руднев.
После знаменитого боя "Варяга" и мореходной канонерской лодки "Кореец" в корейском порту Чемульпо капитан 1–го ранга Руднев в одночасье стал знаменит не только в России, но и в мире, став флигель–адъютантом императора и получив крайне престижный среди офицеров орден Святого Георгия четвертой степени. Впрочем, как утверждают, бывший командир "Варяга" был не слишком доволен своей судьбой, ибо претендовал в качестве командира соединения кораблей на третью степень ордена (прецеденты представления, минуя четвертую степень сразу к третьей, в истории имеются).
По возвращении с экипажами кораблей в Россию Руднев в июне 1904 г. был назначен командиром строившегося эскадренного броненосца "Андрей Первозванный" 14–го Балтийского флотского экипажа, из состава которых помимо "Андрея Первозванного" формировались команды ряда других кораблей. На этих постах он пробыл до октября 1905 г., когда неожиданно для многих был снят с должности. В октябре того же года бывший командир "Варяга" был неожиданно отправлен в отставку с чином контр–адмирала.
Мало кто знал тогда, что боевой офицер был, по сути, изгнан с флота с формулировкой "за непринятие должных мер по установлению порядка и дисциплины". А дело было так.
На верфи Галерного островка в Санкт–Петербурге, где велись стапельные работы по "Андрею Первозванному", возникли волнения мастеровых и рабочих. Брожение грозило перекинуться на матросов броненосца, поэтому Рудневу было предписано ограничить их контакты. Но по неясным для нас до конца причинам герой Чемульпо прибегнуть к таким мерам не захотел, что, естественно, вызвало негодование военно–морского начальства.
В 1905–1907 гг. отставной контр–адмирал проживал в столице, где выступал с обличительными речами и статьями. Последней "каплей" для Морского ведомства стало его награждение японским орденом Восходящего солнца второй степени, которое подозрительным образом совпало с вступлением "Варяга" в строй японского флота под именем "Сойя". Результатом стал отъезд Руднева на родину, в Тульскую губернию по требованию Морского министра.
До своей смерти седьмого июля 1913 г. отставной контр–адмирал Всеволод Руднев 1–й жил почти безвыездно в деревне Мышенки Алексинского уезда Тульской губернии. Моряк писал две книги воспоминаний - "Кругосветное плавание на крейсере "Африка"" и "Записки моряка". Рукопись этих двух воспоминаний после смерти была сдана в музей Севастополя, где была утеряна во время Гражданской войны.
Что же касается другого известного мореплавателя - адмирала Федора Васильевича Дубасова, то он покинул на время службу по собственной инициативе.
К 1882 г. флигель–адъютант капитан–лейтенант Федор Дубасов командовал Практическим отрядом миноносок Балтийского флота. Он был широко известен как герой Русско–японской войны 1877–1878 гг. и кавалер ордена Святого Георгия четвертой степени, Золотой сабли с надписью "За храбрость", орден Святого Владимира четвертой степени с мечами и бантом, а также наград Мекленбург-Шверина, Черногории и Румынии.
Но в июне 1882 г. Дубасов неожиданно уходит в отставку с малопонятной формулировкой "по домашним обстоятельствам". А за месяц до того ему был объявлен строгий выговор "за произвол, колеблющий в подчиненных понятие о долге". Дело в том, что капитан–лейтенанту нужно было получить для команды кое–какие припасы со складов. Портовые чиновники тянули дело до тех пор, пока бравый офицер попросту не взломал с помощь нижних чинов ворота, взяв положенное ему имущество.
Впрочем, отставка длилась недолго.
Уже в мае 1883 г. мы видим вновь Дубасова капитан–лейтенантом действительной службы (при отставке он получил следующий чин капитана 2–го ранга для увеличения размера пенсии). А еще через месяц последовало Высочайшее разрешение "время бытности в отставке зачислить в действительную службу со всеми правами и преимуществами".
Всем морякам со времен Петра Великого - как офицерам, так и матросам - категорически запрещалось содержать на постоянной основе на кораблях женщин. Снова обратимся к Морскому уставу:
"Запрещается офицерам и рядовым привозить на корабль женской пол, для беседы их во время ночи; но токмо для свидания и посещения днем. Сие разумеется не о публичных гостях, но токмо партикулярно какую женскую персону будет привозить. А ежели кто свою жену у себя на корабле иметь похочет, то ему вольно пока в гаване, на реках или рейдах; а на путях против неприятеля никому, как вышним, так и нижним чинам не иметь, под штрафом: ежели офицер то учинит, то за всякую такую вину вычетом на месяц жалования; а ундер офицеры и рядовые будут биты кошками у машты".
Если же моряк в общении с прекрасным полом переходил границы дозволенного, то в случае "освидетельствования" изнасилования его приговаривали к смертной казни, либо ссылали на галеры - "по силе дела".
Далее в Морском уставе следует "толкование", как, собственно, определить, "скверная" ли женщина, либо нет:
"Скверные женщины, обыкновенно забывая своего стыда, предлагают, что насильствованы, тогда судье их такому предложению вскоре не надлежит верить, но подлиннее о правде выведывать и чрез сие о насилии можно освидетельствовать, егда изнасильствованная свидетелей имеет, что оная с великим криком других на помощь призывала. А ежели сие дело в отлученном месте от людей в лесу, или на один учинилось, то оной женщине, хотя она и в доброй славе была, не возможно вскоре верить: однакож судья может при таком случившияся обстоятельства рассмотреть, и егда обрящет ее честну, то может онаго пытать, или к присяге привесть. А такие обстоятельства меж другими могут сии быть:
1) Ежели у женщины, или у насильника, или у них обоих найдется, что платье от обороны разодрано, или у единаго, или у другаго или синевы или кровавыя знаки найдутся.
2) Ежели насилуемая персона малолетна, или весьма несравненна с силою насильника.
3) Ежели изнасиленная по скором деле к судье придет и о насильствии жалобу принесет, при котором случае ея притвор и поступки гораздо примечать потребно.
А ежели несколько времени о том умолчит, и того часу жалобы не принесет, но умолчит едины день, или более по том, то весьма по видимому видно будет, что и она к тому охоту имела; хотя некоторые правы, насилие над явною блудницею не жестоко наказать повелевают, однакож сие все едино, ибо насилие есть насилие, хотя над блудницею или честною женою, и надлежит судье не на особу, но на дело и самое обстоятельство смотреть. Начатое насильствование, а не окончанное, наказуется по рассмотрению".
Под запретом было и использование подчиненных в качестве дармовой рабочей силы. Морской устав не допускал такого даже в случае платы за произведенные работы (исключение составляли случаи, когда работа была легкая, и помочь офицеру было просто некому). Примечательно, что автору доноса на правонарушителя обещалось вознаграждение в размере месячного жалования преступника; самому преступнику грозило "лишениеживота и имения своего".
Другое дело - подработка нижних чинов в свободное время по их собственному желанию:
"Ежели корабельной служитель, когда караулу и иной какой Его Величества службы и работы не имеет, и похочет своему или другому офицеру добровольно своим ремеслом услужить и на онаго работать, то ему в том позволяется; однако же надлежит офицеру о том своего вышняго уведомить, а тому служителю за работу исправно заплатить. А когда его очередь к караулу или работе Его Величества придет, онаго бы отнюдь за своею особливою работою удерживать и препятствовать не дерзали под лишением чина или иным жестоким наказанием, по времени, случаю и важности дела смотря".
Кстати, офицерам со времен Петра Великого официально категорически запрещалось заниматься рукоприкладством. Правда, на практике уровень мордобоя на кораблях напрямую зависел от установленных командиром порядков.
Наиболее часто отмечались в рукоприкладстве офицеры из матросов. Как пишет Константин Станюкович, люди, выслужившиеся из самых низов, "решительно не понимали службы без порки и "чистки зубов"". Впрочем, к таковым нарушителям - среди офицеров их обычно называли "дантистами" - могли применить жесткие меры, вплоть до списания с корабля.
Наказание могло быть и весьма необычным.
К примеру, командиру фрегата "Рафаил" капитану 2–го ранга Семену Михайловичу Стройникову, сдавшему корабль в 1828 г. перед лицом превосходящих сил турок, Николай Первый даже запретил жениться, "дабы в последующем трусов для Русского флота не плодить". Кроме того, в 1830 г., после возвращения из турецкого плена, он был по суду лишен чинов и орденов, а также разжалован в матросы.
Впрочем, с женитьбой император, как позже выяснилось, опоздал. У Стройникова было уже двое детей, причем мужского пола - Николай Семенович и Александр Семенович, родившиеся, соответственно, в 1813 и 1824 гг. Оба они стали морскими офицерами, причем разжалование отца на их карьеру не повлияло. И Николай, и Александр стали контр–адмиралами, причем старшего из них произвели в офицеры спустя несколько месяцев после сдачи "Рафаила" в возрасте неполных 16 лет за боевое отличие. Возможно, в качестве дополнительного укора отцу.