Далее следует "поваренная и протчая посуда". К ней относились еще два вида различных котлов, медные "уполовники", "решета, чем пену снимать", "помпы медные, чем воду из бочек брать" и щипцы. За ними следовали два вида вилок, ложки, кружки и чарки, цепи для котла, вертела, ведра и т. д. В списке "поваренной и прочей посуды" есть также режущие ухо либо странные названия - "сера горючая", "фаркенс" и "полуфаркенс".
Замыкали список "купорские" припасы - большие струги, тессель, купорские топоры, кривые скобелей, "клещей кривые, чем прижимать обручи", а также сами обручи - деревянные и железные.
Теперь перейдем к ежедневному столу офицеров. Сразу же вынужден разочаровать читателя - как такового высочайше утвержденного меню из разносолов для командного состава не было.
Офицеры получали так называемые "столовые деньги", на которые должны были либо закупать провизию самостоятельно (такое бывало, в основном, на берегу), либо пускать их в "общий котел" и столоваться в кают–компании. Впервые речь о некоем подобии столовых денег идет в Морском уставе. Согласно этому документу, офицерам полагалось "давать по цене деньгами" из расчета порций в день (имелась в виду стоимость матросских порций). Капитан–командор получал за шесть порций, капитан - за пять, капитан–лейтенант, лейтенант, корабельный секретарь, унтер–лейтенант, комиссар, лекарь, мичман, священник, шкипера 1–го и 2–го ранга, а также констапель 1–го ранга - по две порции.
При приготовлении пищи судовых коков Петровского времени ориентировали на то, что из одного котла будут питаться два обер–офицера либо четыре мичмана или же шесть гардемаринов. В равные условия с обер–офицерами ставились также лекарь и священник, "ежели не монах". Если же корабельный священник был–таки иноком, то ему полагался отдельный котел.
В 1860–х гг. было определено, что обер–офицеры, штаб–офицеры, а также адмиралы и генералы получают ежемесячно в плавании по 56 рублей серебром порционных денег. На основании положения от 25 апреля 1856 г. выдавались и столовые деньги.
На начало XX в. суммы столовых были следующие. В 1904 г. управляющий Морским министерством Федор Карлович Авелан получил на год 12 тыс. рублей столовых, а старший флагман Балтийского флота вице–адмирал Павел Петрович Андреев - 4200 рублей. Для директора маяков и лоции Каспийского моря, командира Бакинского порта контр–адмирала Владимира Яковлевича Баля столовые деньги были определены в размере 2700 рублей.
Лейтенант Константин Семенович Головизнин в 1906 г. имел 720 рублей столовых, а его брат старший лейтенант Владимир Семенович Головизнин на 1911 г. получил лишь 600 рублей.
Безусловно, офицерский стол был куда богаче матросского - прежде всего потому что офицер, как мы помним, имел возможность выбирать своего "кормильца" - содержателя кают–компании.
Но даже если содержатель выполнял свою роль с максимальным рвением, офицеры часто бывали недовольными - особенно во время длинных переходов. Вот что пишет о столе кают–компании крейсера "Алмаз" вахтенный офицер корабля князь Алексей Павлович Чегодаев-Саконский, сам бывший содержателем:
"Однообразный стол до такой степени опротивел, что все жалуются на отсутствие аппетита. На закуски даже не смотрят. Маринованные грибки с луком, не знаю для чего в изобилии туда положенным, маслянистые, костлявые, в толстой чешуе, как бы бронированные сардинки, голландский сыр с выступающими на срезе капельками, традиционная, очерствевшая селедка, также посыпанная луком, изрубленное на кусочки, вероятно, разогретое мясо, изображающее "горячую закуску", все это уносится, чтобы снова в том же порядке появиться на следующий день. К завтраку подали гренки с горошком, тушеное мясо, безвкусное и разваренное, на сладкое - бисквиты с вареньем. Может быть, в другое время это показалось бы недурным, но нужно заметить, что это однообразие завелось у нас со времен Кронштадта".
Отметим, что вне российских пределов крейсер на тот момент находился всего 22 дня…
В более спокойных условиях, в порту на якоре содержатель кают–компании имел куда больше возможностей выбора блюд для трапезы. Снова слово князю Чегодаеву-Саконскому:
"После обеда я ушел к себе в каюту, где меня ожидал Ромашин. В белом поварском костюме и колпаке, полный чувства собственного достоинства, с важным видом подал он мне счет и грифельную доску с написанным на ней меню следующего дня.
- Ну, что там, опять фаршированные баклажаны?
- Можно и кукурузу.
- Да никто не ест ее у нас.
- В таком случае вместо баклажан томаты дадим, а дальше пулэ–грильеи на третье - пудинг–кабинет. Вот если бы ваше. Жанбонудостать, так пулэ можно к обеду подать.
Ромашин любил употреблять иностранные слова".
В годы Первой мировой войны офицерский стол стал гораздо скромнее - из–за нехватки в стране мяса в кают–компаниях стали вводить так называемые "мясопостные дни". Из воюющих флотов проще было положение офицеров Балтийского флота, а также вновь созданной Флотилии Северного Ледовитого океана.
Балтийцы имели возможность закупать продукты в нетронутой войной Финляндии (напомним, она входила в состав Российской империи), куда значительное количество полузабытых с началом войны продуктов поступало из нейтральных скандинавских стран - Швеции, Норвегии и Дании. Любопытный факт - в годы Первой мировой войны, по официальной статистике, каждый датчанин еженедельно съедал по 70 кг мяса, а на долю каждого шведа, от мала до велика, приходилось по 80 т шоколада. Правда, не в неделю, а в месяц. Безусловно, львиная доля продовольствия позже переправлялась в Германию, но и на долю Финляндии тоже кое–что перепадало.
Что же касается русских кораблей, базировавшихся на Кольский залив, то их моряки часто видели даже экзотические ананасы - на Русский Север шли конвои из западных союзных стран.
Но наиболее спокойной была обстановка на Дальнем Востоке - ведь в этих местах Мировая война началась, как ни странно это звучит, с высадки бывших союзников в начале 1918 г.
Уходя в дальнее плавание, моряки делали запасы различных видов продовольствия. На палубах делались загородки и клетки для "живых консервов" - скота и птицы, для которых завозили сено и корм. Впрочем, главное в этой ситуации было не попасть в шторм - палубная живность во время бури обычно быстро дохла от нервного потрясения. Бывало и хуже - вырвавшийся бык мог наделать немало бед. В связи с этим при каждой угрозе шторма корабельные плотники и боцманская команда тщательнейшим образом поверяла крепость клеток и прочность канатов.
Случалось, что к животным на борту привыкали настолько, что и офицеры, и команда отказывались пускать их под ножи коков. Так, на клипере "Наездник" "оставались еще теленок, два черных поросенка и две газели, но эти милые звери, живя все время с командою, так сдружились с нами и выдрессировались, что жалко было их убивать, и офицеры решили оставить их жить для развлечения команды". Из других припасов, помимо солонины и консервов, на борту числился рис, горох, сухари, шампанское да кранное вино, а также "несколько кур и гусей, но они так отощали, что жаркое из них было жестко и безвкусно".
К "настоящим" консервам на кораблях отношение было двойственное. Чаще всего офицеры и матросы относились к ним с опаской, причем "их благородия" обычно величали данный вид провизии не иначе как "мощами покойного бригадира, геройски павшего от почечуйной болезни". Почечуем, напомним, в те времена часто называли геморрой.
Другим популярным названием было "корнет–биф" (т. е. "говядина из корнета"). Оригинальное название данного блюда звучало как "корн–биф".
Возможно, причина была в том, что красивое название консервированного блюда далеко не всегда соответствовало тому, что обнаруживалось внутри. Вот и летели за борт "фрикасе" и прочие кулинарные изыски. Как утверждали офицеры, они представляли собой "буквально резину, приправленную всевозможными острыми соусами".
В случае же невозможности хранения больших запасов продовольствия и консервы шли неплохо. Вот как обстояло дело в кругосветном плавании на броненосце береговой обороны "Адмирал Ушаков" (рассказывает старший артиллерийский офицер корабля Николай Николаевич Дмитриев):
"У нас нельзя было, как на хорошо обставленных судах второй эскадры, брать большие запасы свежей провизии, а приходилось кормиться почти исключительно консервами. Но надо отдать полную справедливость современным консервам, что они не оставляют желать ничего лучшего. Когда, например, посреди океана приходилось нам есть рябчиков в сметане да еще с брусничным вареньем. Что же касается нашей команды, то она так пристрастилась к консервированным щам с кашей, что, когда во время погрузок угля удавалось достать с транспорта быка и сварить щи со свежим мясом, матросы ели их с меньшим удовольствием, чем консервы. Вообще за два месяца плавания на стол, кроме неизбежного однообразия, пожаловаться было нельзя".
Щи с кашей - название русских консервов, которые многие содержатели кают–компаний старались запасти перед длительным переходом за границу. Каждый, даже самый что ни на есть неопытный содержатель твердо знал - этот продукт в запаянных банках никогда не подведет.
Рассказывают, что лет 30 назад участники некоей полярной экспедиции случайно нашли склад, где в числе других запасов были и данные консервы. Несмотря на строжайший запрет экспедиционного начальства притрагиваться к банкам - мало ли что могло случиться с их содержимым за последние несколько десятков лет - нашелся смельчак, который вскрыл емкость и попробовал. Результат превзошел все ожидания - "Щи с кашей" снова подтвердили высочайшее качество выделки.
Помимо продовольствия в плавании следовало всегда помнить о бережном расходовании пресной воды. Так, до появления опреснителей в дальних переходах происходило постепенное сокращение питьевой порции - вплоть до одной кружки в день. За сверхнормативное расходование сурово наказывали.
Впрочем, на рубеже XIX и XX вв. уже практически все боевые 1–го и 2–го ранга корабли располагали опреснителями - например, на бронепалубном крейсере 1–го ранга "Аврора" было установлено два опреснителя системы Роберта Круга, способные дать кораблю до 60 т пресной воды в сутки. Естественно, дать гарантию их бесперебойной работы не мог никто. Поэтому чай с солоноватой водой не был чем–то из ряда вон выходящим.
Но даже полностью исправный опреснитель давал не слишком хорошую воду. Очень часто она была слегка ржавого цвета и имела ярко выраженный "машинный" привкус (некоторые даже находили, что вода отдает нафталином). Впрочем, на это обычно не обращали внимания.
Особую проблему в дальнем плавании представляло снабжение корабля и его команды свежей пресной водой. Особенно если пополнить цистерны надо было вдали от крупных портов.
Чаще всего ее брали в не очень заиленных реках, для чего тщательно вычищали корабельные шлюпки, которые потом заполняли живительной влагой по самые борта изнутри. После этого команда раздевалась, привязывала обмундирование к надводным частям плавсредства и вела шлюпки к кораблю. Команда шлюпки - во главе с офицером - при этом голая сидела на веслах и на руле.
Изредка бралась и вторая шлюпка, которая буксировала "танкер".
Иногда удавалось добыть воду в береговых колодцах, которые в этом случае вычерпывались буквально до дна (или, как говорили в те времена, "до лягушек"). Чтобы получить возможность добыть свежую колодезную воду, обычно шли на "военно–морскую хитрость". Из числа офицеров выбирался наиболее неиспорченный и благовоспитанный мичман, который ехал делать предложение девице из семьи, располагавшей криницей.
Затем, как бы невзначай, заводился разговор о воде. Отказать будущему родственнику было невозможно, и корабль наливался водой до самых горловин цистерн. А наутро становилось известно, что судно должно срочно выйти в море…
К концу XIX в. ситуация изменилась - появились специальные суда–водолеи. Это были небольшие танкера, которые перевозили не нефть и нефтепродукты, а питьевую воду. Первые такие суда для Балтийского флота были построены в начале 1880–х гг.
Прием пресной воды превращался в целое событие. На бронепалубный крейсер 2–го ранга "Изумруд" принимают живительную влагу со вспомогательного крейсера "Днепр". Рассказывает судовой врач "Авроры" Владимир Семенович Кравченко:
"У нас опять горе: нет пресной воды. Уже два котла за недостатком ее выведены. Мы на середине Красного моря. Вторые сутки сигналим, умоляем "Олега" сжалиться и дать нам воды. Куда она исчезает - неизвестно. Запаса должно хватать на шесть дней, а мы вот уже на третьи сутки караул кричим. Старший механикходит мрачнее тучи. Наконец над нами сжалились и устроили остановку в море; стоим, конечно, не на якоре - глубина здесь ни много ни мало - 400 сажень.
Мы подошли к "Днепру", спустили "шестерку", приняли с "Днепра" шланг, несколько раз обрывали его, наконец, завели и теперь сосём, жадно сосём пресную воду сквозь узенькое горлышко шланга. Нам надо 180 т, а принимаем мы в час всего пятнадцать. А с "Олега" то и дело семафорят: "Скоро ли, да скоро ли?".
...Взошла полная луна и застала нас за этим занятием - качанием воды. Сквозь шланги местами сочится струйками вода; команда жадно подбирает ее, подставляет кто кружечку, кто пригоршню.
Один подставил ведерко под сирену: оттуда (благодаря неисправности) нет–нет и вырвется с паром струя кипятку - догадливый матрос уже полведра себе набрал.
А я хожу по лазарету, завязываю краны и бранюсь: "Санитары, не сметь трогать пресной воды, руки мыть соленой водой!" - вот до чего дело дошло.".
Как видим, далеко не случайно даже офицеры на берегу с наибольшим удовольствием пили обычную пресную воду, которая "после опресненной судовой бурды казалась прямо нектаром".
Для хранения продовольствия предназначались особые помещения - так называемые ахтерлюки.
Один из них всегда предназначался для "мокрой" провизии, т. е. мяса, рыбы, солонины, вина и водки, масла, уксуса и ряда других продуктов. Второй ахтерлюк вмещал соль, мыло, табак, а также зачастую и квашеную капусту, которая к "мокрой" провизии почему–то не относилась. Еще в одном помещении хранили "сухую" провизию - лук, крупу, чай, сахар, а также овощи.
На кораблях 1–го ранга (броненосцах и больших крейсерах) часто имелся и ахтерлюк, предназначенный исключительно для офицерской провизии. В него помещали и частные запасы каждого отдельного офицера. Так, например, кадет Владимир Ашанин, персонаж повести Константина Михайловича Станюковича "Вокруг света на "Коршуне"", привез на свой корвет большой ящик с домашним вареньем. Естественно, ящик расположили не в каюте (там попросту не было места), а в офицерском ахтерлюке.
Особое отношение, естественно, было к питьевой воде. Она располагались в специальных цистернах, размещавшихся в особом, "водяном" трюме. Каждая цистерна изнутри тщательно покрывалась известью, а снаружи - белой масляной краской. Емкость цистерн зависела от численности экипажа - например, на "Адмирале Ушакове" шесть резервуаров вмещали 900 ведер воды. На более современном и почти в три раза более крупном "Андрее Первозванном" судовой запас питьевой воды составлял уже 44 т.
Добавим, что водяные цистерны были постоянно закрыты и распечатывались только для приема свежих запасов живительной влаги.
Закупка продовольствия в дальнем плавании была зачастую весьма сложной задачей, особенно при походе крупным отрядом судов. В качестве примера можно привести стоянку Второй эскадры флота Тихого океана вице–адмирала Зиновия Петровича Рожественского на Мадагаскаре.
Как пишет князь Чегодаев-Саконский, ""кают–компаньоны" спешили опередить один другого". Овощи и зелень раскупались моментально, а молочника приходилось караулить еще на дальних подступах к рынку. "Вся суть удачи состояла в том, чтобы обмануть других, не показать вида, что ожидаешь молочника".
С мясом и птицей было проще, хотя их приходилось изредка заказывать заранее. Не гарантировало наличие свежей провизии и пребывание при эскадре судна–рефрижератора "Эсперанс". Принятое с него мясо "отдавало салом и браковалось". Затем рефрижераторные машины парохода "скисли" окончательно, после чего весь немалый запас продовольствия безнадежно испортился. Припасы выкинули в море, а капитан "Эсперанса" получил такой нагоняй от Рожественского, что от страха сел в шлюпку в полубессознательном состоянии.
Кстати, вопросу о закупках доброкачественного продовольствия уделяется место и в Морском уставе Петра Великого:
"Офицеры, командующие кораблями военными. повинны удаляться как возможно от покупки в местах, в которых чают быть моровой болезни. А когда необходимая нужда случится, для взятья воды, или дров и прочих вещей неотлагаемых, тогда надлежит послать офицера, дабы матросов не допустил из тех поветренных мест что покупать или брать".