Большинство жителей финансовых столиц - законченные либералы, причем они могут быть ура-патриотами на уровне риторики, возить под стеклом георгиевскую ленту и ненавидеть американских фашистов, киевскую хунту и евротолерастов. Но производственные отношения, в которые включен житель финансовой столицы, делают его зависимым от финансового капитала. Человек просто поставлен во внешние рамки, откуда он не может вырваться, - слишком большие капиталы оборачиваются вокруг него, и жить по средствам человек просто не может. Вокруг всегда много энергичных и дерзких провинциалов, готовых подвинуть тебя с доходного местечка. Житель финансовой столицы сам становится товаром и обретает рыночные характеристики: надо быть всегда востребованным, повышать собственную капитализацию, уметь реструктуризировать кредиты, искать онлайн-распродажи и выгодные перелеты.
Третья мировая, которая пока разворачивается в стадии торгово-экономического противостояния, проходит как раз на уровне элит. Народные массы чувствуют ее пока что только в подорожании потребительской корзины, в инфляции и общей нервозности ситуации. Но на уровне элит идут масштабные битвы и миграционные процессы.
Проект "санкции", которыми сейчас принуждают Россию к покорности, - это разновидность торгово-экономической войны. Такие конфликты обычно предшествуют более жесткому противостоянию: блокада Британии Наполеоном дала свои плоды уже на второй год; торговая блокада по морю фактически подорвала финансовую базу Третьего рейха, резко сократив валютные поступления от внешней торговли; Советский Союз принуждали к поражению в холодной войне многочисленными ограничениями (вроде поправки Джексона - Веника) и обрушением биржевых цен на нефть.
Методы, с помощью которых воюют с Россией, не новы и применялись неоднократно, просто экономика России столь огромна, что обычная торгово-финансовая блокада не дает особого эффекта. Поэтому основные неудобства наносятся финансовым элитам России, которые привыкли считать себя элитой глобальной, и тут оказывается, что национальный паспорт может быть угрозой для личного капитала: так произошло на Кипре, где "обули" десятки тысяч российских и украинских буржуа, которые думали, что частный капитал неприкосновенен; так сейчас происходит с российским бизнесом в Англии, по отношению к которому применили презумпцию виновности и обязали доказать чистоту происхождения своих капиталов; суды Австрии и Бельгии по иску "Юкоса" арестовывают все российское имущество, кроме дипучреждений.
Третья мировая - это биржевая война, поэтому паника - один из действенных методов давления на противника. Реальный ущерб российской экономике от санкций меньше, чем разговоров о них, но тем не менее российский бизнес в панике начинает выводить капиталы. Это связано с тем, что финансовая столица и остальная Россия живут в разных экономических действительностях. Инженеру "Уралвагонзавода", изобретателю корпорации "Сухой", военному, врачу скорой или нефтянику из Тюменской области нет никакого дела до санкций, падения биржевых котировок и проблем с кредитными рейтингами госкорпораций. А вот жителям финансовой столицы, которые напрямую зависят от стратегии поведения финансового капитала, в условиях мировой войны приходится тяжело. Это отражается на всех классах и социальных группах жителей: у крупного бизнеса начинаются проблемы с привлечением внешних кредитов, топ-менеджеры теряют бонусы, линейным менеджерами срезают оклад, а строители-гастарбайтеры лишаются работы, потому что лопаются строительные пирамиды и банки с меньшей охотой выдают ипотечные кредиты. Теряет доходы даже такая паразитирующая социальная группа столичных жителей, как профессиональные квартировладельцы, которые сдают собственное жилье, а сами переселяются на дачу либо в Индию, потому что курс рубля к доллару снижается и дауншифтить на океанах уже труднее (30 000 рублей два года назад равнялись 1000 долларов, а сегодня это чуть больше 500).
Сокращение доходов и оборотов всех сфер, связанных с глобальным финансовым капиталом, неизбежно приводит к росту напряжения в финансовых столицах. Снижение уровня потребления напрямую связано с протестными и оппозиционными настроениями. В публичном авангарде оказывается креативный класс, который пускают под нож мировой войны первым. Это связано со структурными особенностями самого финансового капитала.
Дело в том, что финансовый капитал - почти виртуальная сфера экономики, и продуктом деятельности этого капитала является инвестиция. Сама по себе инвестиция не имеет никакой ценности, более того, не каждая инвестиция есть капитал в прямом значении слова. Например, наркокартель может обладать реальным капиталом в несколько миллиардов долларов, но выйти на биржу не может в силу ограничений. А вот инвестиционный фонд, который основал бывший президент, может и не иметь собственного капитала, но тем не менее способен легально привлекать миллиардные инвестиции. Причем он может делать это, в том числе легализуя капитал наркосиндиката.
В мире финансового капитала большая часть сделок держится на основании репутации, имиджа и рекламы. Финансовый капитал во многом занимается торговлей яркими образами, потому что на самом деле продается не сама инвестиция, а представление о ней. В свою очередь средства от привлечения инвестиций зачастую тоже невозможно потратить. Капитал остается на счетах бенефициаров, уходит в новые спекуляции и оборачивается на бирже. Финансовый капитал - это не просто торговля образом, это еще и выдача обязательств под гарантии. Суть и смысл финансового капитала отлично виден на примере деятельности МВФ или Всемирного банка, по аналогичной схеме работает большинство транснациональных корпораций.
Во-первых, выделяемый кредит является связанным. Это значит, что кредитуемый должен не только выплачивать проценты по кредиту, но и выполнять внеэкономические обязательства. Так, получая кредит от МВФ, страна должна повысить пенсионный возраст и сократить перечень бесплатных медицинских услуг или вовсе ликвидировать бесплатную медицину; обязательно будут выдвинуты требования расширения приватизации. На уровне кредитования конкретного предприятия обычно речь заходит либо о ликвидации социальных объектов (детские сады, санатории и т. д.), либо о сокращении исследовательских программ. Большинство НИИ при попадании под управление финансовым капиталом ликвидируется. Это не означает, что финансовый капитал "добрый или злой", просто финансовый капитал рассматривает весь мир как глобальный рынок, поэтому имеется всемирная специализация. В рамках данной концепции у России не должно быть своей науки и разработок, потому что прибыль формируется за пределами страны. В сырьевой колонии не может быть науки, потому что задача колонии - создавать продукт с низкой добавленной стоимостью. В логике корпорации нет ничего негуманного - талантливый ученый из России может переехать в США или Великобританию.
Любые инвестиции финансового капитала являются связанными. Кредит обременен социальными и экономическими реформами, причем эти реформы в конце концов ведут к еще большему социальному дисбалансу и росту противоречий между эксплуататорским и эксплуатируемым классами, богатыми и бедными членами общества. Фактически финансовый капитал работает в рамках своих политических интересов, которые диктуют ему необходимость уничтожать институт государства. В интересах финансового капитала глобализовать мировую экономику и хозяйство так же, как глобализован он сам. Финансовому капиталу не нужны границы, любое государство рассматривается как препятствие к монополии на мировом рынке. Государство является естественным конкурентом финансового капитала, потому что только оно способно концентрировать власть, собственность и финансы в объемах больших, чем частная корпорация. Ко всему прочему государство обладает уникальным ресурсом - вооруженными силами, что изначально ставит финансовый капитал в зависимое положение.
Идеальная схема построения государства в интересах финансового капитала выглядит примерно так: государство отдает все индустриальные, промышленные и инфраструктурные активы в собственность частных инвесторов, в результате этого активы включаются в глобальные производственные цепочки, начинают торговаться на мировой бирже и становятся частью глобального финансового капитала; государство получает ренту в виде налогов и сборов и из этих средств выплачивает социальные обязательства и содержит армию и полицейских; иногда по заказу корпораций государство участвует в силовом завоевании и переформатировании мировых рынков, как это было, например, в Ливии или Югославии.
Время от времени на мировой экономической карте появляются буйные идеалисты, которые пытаются построить суверенную экономику в небольшой стране. Они национализируют промышленность, вводят госмонополию на пользование недрами и пытаются сколотить региональные союзы. Такие конкуренты должны быть уничтожены, потому что посягают на право финансового капитала на экономический диктат. Муаммар Каддафи, Саддам Хусейн, Слободан Милошевич, Уго Чавес, Фидель Кастро - все эти люди бросают вызов финансовому капиталу. Каддафи строил исламский социализм и пытался сколотить союз североафриканских республик. Хусейн военным путем старался объединить арабские страны Персидского залива и контролировать значительную часть мирового рынка нефти. Милошевич хотел сохранить Югославию хоть в каком-то усеченном виде и остановить уничтожение балканской экономической системы. Чавес национализировал нефтяную промышленность и активно поддерживал социалистические режимы по всей Южной Америке, посылая союзникам бесплатную нефть. Кастро является старожилом движения сопротивления финансовому капиталу, и количество покушений на него не счесть: Фиделя и взрывали, и травили, и стреляли в него, и диверсантов засылали.
В логике финансового капитала такие идеалисты должны быть уничтожены как угроза системе, потому что они мешают разделению труда на мировом рынке, который не предполагает нефтяной монополии у арабского государства, так как нефтяная монополия может быть только у корпорации, а не у государства. Однако финансовый капитал не способен уничтожить конкурентов физическими методами, потому что он не является политическим субъектом. Корпорация не может взять и объявить войну Ливии, потому что нефтяникам из Техаса вдруг вздумалось прибрать к руками ливийские месторождения. Поэтому решать задачу уничтожения конкурентов приходится руками других государств. Финансовый капитал готов профинансировать бомбардировки Триполи, но своих бомбардировщиков у финансового капитала нет. Частные армии корпораций - это будущее, которое показывает нам в фильмах Голливуд. Однако пока что монопольное право на насилие - у старого доброго государства, которое мешает финансовому капиталу (но он пока не может уничтожить государство окончательно, так как нуждается в его отдельных функциях). Это видно на примере вооруженных сил - корпорации уже могут выполнять полицейские функции, но еще не способны вести войны.
Однако в истории уже бывали случаи, когда корпорации конкурировали с государствами в военных делах. Так, например, средневековые ордена по своему устройству были скорее корпорациями, нежели религиозными сектами или армией. Во главе ордена стоял магистр - управляющий хозяйством и армией, он не мог передать власть по наследству, в отличие от монархов. Магистра могли сместить, причем право на это было у членов высших советов (в каждом ордене такие советы имели свое название). Такой высший совет - не что иное, как наблюдательный совет корпорации, куда входят те, кто реально влияет на ее экономическую политику. В ордене была иерархическая структура: каждый знал свое место, как сегодня в корпорации. Например, колонизация балтийских, финских и славянских племен на территории современной Прибалтики была осуществлена как раз средневековыми корпорациями - Тевтонским и Ливонским орденами. Следующим объектом колонизации они присмотрели северо-западную Русь - Новгородское и Псковское княжества. Именно войной с корпорацией вошел в историю Александр Невский, который разбил войска ордена дважды - на Чудском озере и на Неве.
Сегодня корпорация устроена по такому же принципу, что и средневековый орден. Отличие лишь в том, что религиозный фактор уже не так важен. Крестовые походы по своей экономической сущности являются формой экспансии капитала и передела рынка. Это сегодня нам кажется, что папа римский благословил - и все, начиная от гасконского дворянина и заканчивая дрезденским ремесленником, поперлись нести огнем и мечом веру католическую. В реальности дела обстояли вовсе не так. То есть благословение от папы, конечно, было, но оно появилось только тогда, когда аппарат папы убедился, что проект "Крестовый поход" - выгодное мероприятие и, скорее всего, обернется удачно. Ибо негоже папе благословлять проигрышное дело. Более того, многие представители высшего духовенства еще и сами вложились в проект "Крестовый поход". Потому как "Крестовый поход" - это сетевой инвестиционный проект в освоении нового рынка внеэкономическими методами. В Западной Европе с момента смерти Карла Великого все между собой конфликтуют: мало того, что воюют немецкие княжества между собой, так еще арабы завелись на юге Испании; по всему побережью шастают викинги, которые умудрялись даже ограбить Париж, потому как умели спускаться на своих лодках драккарах по устью реки; на Востоке какие-то странные русские воюют с какой-то не менее странной Ордой, а до этого воевали с еще более странной Хазарией.
Средневековая Евразия - одна сплошная гражданская война. Жизнь человека к X–XI векам стоила порой дешевле, чем жизнь домашней скотины. Если добавить сюда постоянные эпидемии чумы и холеры, то, может быть, родиться рабом в Древнем Риме было лучше, чем свободным в Средневековье.
И вот среди этого всеобщего хаоса есть единственный островок безопасности - католическая церковь, которая наглядно демонстрирует, что суверенитет церкви значит больше, чем суверенитет государства. Короли приходят и уходят, положение при дворе может измениться после смены монарха, а вот позиция кардинала гарантирует персональный успех и безопасность. Церковь становится протокорпорацией: у нее появляются собственность и капитал, тысячи крепостных трудятся на церковных полях - и у всей этой организации четкое вертикально интегрированное управление.
Католическая церковь как средневековая протокорпорация заинтересована в новых рынках, потому что паства - это налогооблагаемая масса (как минимум по уплате церковной десятины). Естественно, в интересах корпорации - расширение рынка, а не постоянная борьба на внутреннем. Какой толк от этих десятков постоянно воюющих между собой государств, если паства реально беднеет и разоряется? Но сделать с этой воюющей внутри себя Западной Европой ничего нельзя, потому что уже появился класс людей, которые живут войной, зарабатывают на войне и торгуют военным ремеслом. Все эти идальго, странствующие рыцари, ландскнехты и славные Айвенго на самом деле были социальной проблемой, с ними надо было что-то делать, но так как ничего, кроме как воевать, они не умели, то им надо было устроить войну, желательно за пределами Европы, чтобы новые рынки освоить и конкурентов поприжать. В условиях Средневековья естественный конкурент для Западной Европы - Малая Азия и Северная Африка. Это регионы с богатыми городами, торговыми путями, развитыми ремеслами и оборотом огромных торговых капиталов. В конце концов там находится точка сухопутного торгового входа в Индию. Да и города в то время были далеко не такие, как сейчас, - средневековый Париж по сравнению со средневековым Дамаском, Самаркандом и Александрией - это просто грязная деревня. Средневековье - это расцвет арабского мира: лучшие математики, лучшая медицина, величайшие мыслители - все у арабов.
Единственное, что лучше делают западные европейцы, - это воюют, потому что последние пятьсот лет только этим и занимались. Плюс развитая инженерная мысль и зарождающаяся промышленность.
В такой логике крестовые походы - вполне конкретное инвестиционное предприятие. Высокодоходное и капиталоемкое. Католическая церковь выступает инвестором, который оплачивает фрахт судов, провиант и логистические расходы, а государства в лице монархов выставляют армии профессиональных военных, солдат удачи и добровольцев. Еще какую-то часть составляют фанатики. Так формируется группа людей, которые прекрасно понимают цель похода. На самом деле тех, кто рассматривал его как проповедь католической веры, были единицы. В реальности борьба шла за ресурсы, торговые пути и богатые города. То, что арабы, к которым отправляли крестовые походы, так и не приняли католичество, лучше всего характеризует суть самих походов.
Как и ожидалось, проект "Крестовый поход" оказался весьма выгодным делом: конкуренты были уничтожены, новые рынки оказались открыты, торговля с Индией налажена, а отмороженных людей с оружием в Западной Европе поуменьшилось. Очень показателен тот факт, что именно во время крестовых походов создаются самые влиятельные ордена, такие как госпитальеры и тамплиеры. Поскольку крестовые походы открыли доступ к невиданным богатствам, то внутри самой католической протокорпорации начали образовываться частные капиталы. Их владельцы хотели большей автономии, но создавать собственные государства не желали, так как создание своего королевства где-нибудь в Иерусалиме привязывает к этим землям, будь ты хоть трижды король. А образование ордена позволяло вести деятельность повсюду, свободно перемещаться, пользоваться покровительством начальства в Ватикане и распоряжаться капиталом. При этом формально не ограничиваясь в суверенитете - и армия у ордена может быть посильнее, чем у многих европейских государств.
Следовательно, конкуренция между частным капиталом, корпорацией и государством возникла не вчера, эта история достаточно давняя и ведется с попеременным успехом.