Что было дальше – известно. Изобрели телефон – средство мгновенной передачи живого человеческого голоса на расстояния, аналогичные почтовым. Возник конкурирующий канал передачи информации, пользоваться которым было проще и быстрее, и эпистолярный бум сошел на нет в течение тех же десяти-двадцати лет. Чуть раньше, кстати, изобрели телеграф – средство мгновенной доставки коротких текстовых сообщений (ну как тут не вспомнить нынешние SMS?), но канал был слишком "узким" (всего несколько слов в сообщении, знаменитый "телеграфный стиль" – ЛЮБЛЮ ЗПТ ЖЕНЮСЬ ТЧК). Поэтому предыдущий, эпистолярный расцвет "массового текстотворчества" похоронил именно телефон – как теперь сказали бы, первое мультимедийное средство, передававшее человеческую речь от источника к адресату именно в той модальности (звучащее слово), в которой она используется нами в быту. Более того – и это даже важнее, когда мы говорим о литературе – звучащее слово это именно та модальность, которой человек использует слово в процессе своего мышления. Когда человек думает, он ведь не видит перед собой написанного текста своих мыслей – он слышит свой "внутренний голос". Аналогичный "внутренний голос" слышит читатель, когда он "про себя" читает книгу. (Известны, конечно, техники скорочтения, которые как раз специально подавляют "внутренний голос", чтобы информация воспринималась непосредственно из текста. Это позволяет читать намного быстрее, но зато полностью убивает всякое эмоциональное восприятие прочитанного, так что к восприятию литературных произведений скорочтение отношения не имеет, и даже считается в этом смысле вредным.) Именно возможность передавать голос, с его интонациями и личными особенностями, напрямую слушателю, без посредства омертвляющего письменного текста (на написание которого ведь еще и времени тратится гораздо больше!) и сделал телефон столь популярным средством общения. Первое же поколение, выросшее в эпоху массовой телефонизации, решительно и бесповоротно перестало писать письма. Кстати, и "актуальная грамотность" (в смысле умения не только читать, но и качественно писать тексты) в этот момент радикально снизилась.
Любопытно посмотреть, что в этот момент происходило в искусстве. Прямым аналогом телефона (как средства общения) здесь было, конечно, радио (как масс медиа). И надо отметить, популярность радиопьес и других "звучащих форм" в первой половине двадцатого века была чрезвычайно высока. Достаточно вспомнить работу на радио многих известных писателей, например, Брехта. С другой стороны, чтобы почувствовать силу воздействия на массового слушателя радио (то есть аудио) модальности достаточно привести хрестоматийный пример постановки "Войны миров" Герберта Уэллса его не менее знаменитым однофамильцем Орсоном Уэллсом, повергшей в панику половину Америки, уверовавшей в реальную высадку воинственно настроенных марсиан. Однако, "радио-литература" практически не стала специфическим жанром, не дала каких-то важных специфических ростков (кроме, разве что радио-пьес того же Брехта), поскольку, во-первых, начиная с сороковых годов прошлого века, радио как мономедиа (заметим, что и литература – мономедия), опирающееся на единственную звуковую модальность, по всем статьям проиграло битву за аудиторию альтернативным ему мультимедиа – кино и телевидению, опирающимся сразу на две модальности восприятия (аудио и видео), занимающие в сумме 90 % человеческого внимания. Во-вторых же, и это еще интереснее – внутри битвы за радиоконтент (программу передач) – литература (fiction texts) во всех своих формах столь же радикально проиграла, с одной стороны, новостям и аналитике (non-fiction texts), а с другой – музыке, которая в итоге и заняла 80 % времени радиоэфира (остальные 20 % примерно поровну делят новости и реклама). Почему музыка (иногда со словами, если это песня, но все равно слово играет здесь явно вторичную и вспомогательную роль) вытеснила из основного аудиоканала (радио) собственно слово – предмет отдельного и важного разбирательства, имеющий существенное значение для предсказания будущего литературы после "заката буквы". Впрочем, нельзя не отметить и противоположный факт – в кино и на телевидении литература (тексты и фабула) дала музыке решительный бой и, похоже, окончательно похоронила мюзиклы и музыкальные передачи под грудой телесериалов и юмористических шоу. Ниже, во второй части, мы еще вспомним об этих фактах и тенденциях, пока же – двинемся дальше.
Итак, перед нами последняя четверть двадцатого века. Все пользуются телефонами, никто не пишет писем, количество писателей и престиж профессии писателя – предельно снижается. И в этот момент появляется Интернет… Впрочем, отступим еще на несколько лет назад. Появляется персональный компьютер. Вы скажете, причем тут ПК? Это же не канал передачи информации. Действительно, нет (сеть ПК – да, отдельный компьютер – нет). Но переход к массовой компьютеризации вновь заставил миллионы людей обрести навыки, необходимые для создания текстов, короче говоря, научиться печатать. Вы помните, что такое "машинописное бюро"? Раньше оно было в каждом уважающем себя учреждении, в каждой фирме (десятки, а то и сотни машинисток). У каждого начальника была секретарша, обязательно владеющая стенографией и машинописью, дабы запечатлевать высокий полет начальственных дум в печатные знаки. Вы помните, наконец, исходный смысл слова "рукопись"? И то, как прежде, чем сдавать рукопись в издательство, ее нужно было перепечатать? Я – уже не помню. Но моя мама одно время подрабатывала машинисткой на дому. (Вот вам, пожалуйста, еще одна профессия, полностью исчезнувшая практически у нас на глазах, на памяти одного поколения). Все это роскошное и громоподобное великолепие (не зря же помещения машинописных бюро обивали звукоизолирующими материалами – представьте себе весь этот шум, когда десятки машинисток стучат по клавишам своих пишущих машинок) стало ненужным только потому, что новое поколение пользователей ПК поневоле научилось печатать – не бог весть как, зато самостоятельно. Столь необходимый для возрождения эпистолярной эпохи навык создания письменных текстов вернулся – на новом витке спирали, а тут подоспела и "новая почта" – Интернет. Возникновение распространяемой через Интернет электронной почты, а затем и блоггерских ресурсов типа ЖЖ породили новый всплеск массового "текстотворчества", сопоставимый с эпохой прежних эпистолярных коммуникаций. Но новый всплеск массового "литературно направленного писательства" (не будем говорить о графомании) все-таки породил тот элементарный факт, что множество людей, благодаря ПК, одновременно научились печатать. "Почему птицы поют? – Потому что у них есть голос". Умеют писать (печатать) – вот и пишут. Пишут, как умеют. А почему их публикуют, мы уже разбирались выше.
Каковы же перспективы этого нового бума текстовых коммуникаций (и сопутствующего ему бума литературного творчества масс)? Увы. Технический прогресс неумолим. Мы видели, как в первой половине двадцатого века мультимедиа в ипостаси телефона убила текстовые коммуникации в ипостаси бумажной почты. В то же время кино, телевидение и музыка последовательно отнимали аудиторию у печатных книг, журналов, газет и всех остальных средств распространения письменного слова. Боюсь, нет никаких рациональных оснований предположить, что спустя сто лет, аналогичная история будет иметь иной финал. Интернет, как средство передачи информации на расстояние, изначально был в значительной степени ограничен передачей текстовых сообщений (и соответственно – построением текстовых ресурсов) исключительно в силу "узости" канала передачи. Чем более "толстым" (скоростным) становится канал передачи – а наращивание технических возможностей происходит в этой сфере постоянно, тем больше вероятность того, что в самое ближайшее время звук и видео снова вытеснят текст, на этот раз – из виртуального пространства Интернета. Уже сейчас нет никаких проблем с передачей по сети речи (телефонные компании всерьез озабочены конкуренцией со стороны skype и других подобных IP-служб, сетевые геймеры без проблем общаются друг с другом в реальном времени в голосовом режиме), кабельные телевизионные каналы также начинают переходить на цифровое вещание через Интернет, фирмы устраивают регулярные сетевые пресс-конференции. Похоже, через несколько лет Интернет может с полным правом сказать нынешнему текстовому буму: "Чем я тебя породил, тем я тебя и убью".
Для того, чтобы эра текста в сети закончилась, и реально началась эра мультимедиа, необходимо, чтобы, помимо возможности самого канала (Интернета) эффективно передавать мультимедийный контент пользователям, у пользователей, в свою очередь, появилась возможность легко и быстро такой контент создавать и посылать – так же просто и естественно, как мы привыкли говорить по телефону. Пока это еще не так. Не у каждого пользователя компьютер оснащен микрофоном и видеокамерой, не все носят с собой КПК, но ожидаемое в самые ближайшие годы (если не месяцы) новое поколение мобильных устройств, сочетающее в себе свойства мобильных телефонов, фотоаппаратов, видеокамер и сетевых коммуникаторов, безусловно решит эту проблему. И это станет началом заката текстовых сервисов и ресурсов Интернета, а с ними – и "новой эпистолярной эпохи". Люди снова перестанут в массовом порядке создавать письменные тексты, и будут просто говорить, смеяться, корчить друг другу рожи, в общем, получать удовольствие от общения. И слава богу, что технический прогресс в очередной раз дает им такую возможность.
Однако вторым очевидным следствием распространения мультимедийных благ станет то, что люди перестанут не только писать, но и читать. Почему люди не перестали писать (в быту), но не перестали читать с появлением телефона, радио и телевидения? Беллетристику, как мы знаем, стали читать существенно меньше, но совсем читать не разучились. Прежде всего потому, что получение профессионального образования, да и сама профессиональная деятельность во многих сферах по-прежнему требовали навыков получения информации из печатных книг, навыков работы с новыми публикациями и так далее. А это, в свою очередь, было связано с тем, что печатный текст на тот момент все равно остался наиболее удобной формой хранения и передачи деловой информации. Но сегодня это уже не так! Все данные (включая и текстовые) уже давно хранятся в цифровой форме. Числа хранятся как числа (а не как значки на бумаге), схемы, графики и диаграммы – как схемы, графики и диаграммы (то есть опять же как числа, воспроизводимые в виде соответствующих графических форм), видео и аудиоматериалы – как видео и аудиоматериалы… Записать, сохранить и передать, например, доклад руководителя в виде презентации с живым звуком и всеми сопутствующими видео и фотоматериалами проще, быстрее и полезнее, чем записать его в виде текста. То есть теперь не только в бытовой, но и уже и в профессиональной сфере мы пользуемся письменными текстами в качестве средства представления, хранения и передачи информации скорее по инерции (потому, что мы так умеем, так привыкли, так нас научили), а не потому, что иначе нельзя или иначе менее эффективно. А раз так – следующее же поколение, которое не сковано инерцией наших навыков и нашего мышления, изменит эту практику и полностью откажется от устаревших текстовых средств. Это и будет настоящий закат буквы.
Что же произойдет тогда с современной литературой, как с областью человеческой деятельности, направленной на создание письменных текстов? Увы, видимо, и она исчезнет. Останется частью прошлого – как многие другие человеческие практики, столь милые сердцам тех, кто был в них в свое время вовлечен. Возможно, новые книги будут создаваться и даже читаться некими группами книгопоклонников (подобно тому как существуют и доныне, в "постлошадный период" и конный спорт, и конный туризм, и даже конная милиция), но все это будет происходить уже на периферии человеческой культуры, играя в общей картине интересов и духовных устремлений человечества крайне малую и незначительную роль.
Постойте, как же так?! – спросит упорный читатель. А куда же денутся тогда все те души прекрасные (и прочие) порывы, которые всегда толкали людей на сочинение стихов, романов и вообще литературных произведений? Неужели и они сразу отомрут только потому, что никто не захочет распространять и читать книги? Должны же они как-то реализовываться и в эту вашу гипотетическую постписьменную эпоху?
И вот здесь я наконец-то могу радостно согласиться с вами, уважаемый читатель. Безусловно, творческий потенциал, ранее реализовывавшийся в виде письменных литературных текстов, никуда не денется. Просто на первый план выйдут другие средства его реализации. Какие именно? Читайте вторую часть этой статьи.
Часть 2. Заре навстречу, или Куда податься безработному писателю после кончины литературы
Допустим, я вас в чем-то убедил, и вы хоть на минуту поверили, что письменные тексты скоро исчезнут из нашей жизни, как некогда исчезли из нее, казалось, вечные спутники людей, лошади (см. первую часть статьи "Закат буквы или О хорошем отношении к лошадям"). Что же дальше? А дальше, уважаемые [пока еще читатели], начинается самое интересное. Потому что и лошади ведь не просто так исчезли из нашего обихода по прихоти кучки злодеев-конефобов. Потребности людей, которые ранее удовлетворяли лошади, никуда не делись, но в двадцатом веке для насыщения каждой из них было найдено новое, более эффективное средство. Лошади были вытеснены в результате жестокой конкурентной борьбы, и их место заняли автомобили, мотоциклы, метро, двигатели внутреннего сгорания, электричество… Заметьте – не появилось единое техническое средство "заменитель лошади" или "лошадь-робот". Появилось несколько новых средств, каждое из которых отвечало только одной потребности – возить на себе седока, толкать транспортную повозку, приводить в движение механизмы – но уж этой функции оно отвечало идеально, или, как минимум, значительно лучше, чем прежняя "универсальная" лошадь.
Также, я думаю, случится и с литературой в грядущую "постписьменную" эпоху. Все те различные творческие потребности человека, которые сегодня удовлетворяются единым путем написания и опубликования литературных текстов, в новую эпоху будут удовлетворяться другими, причем несколькими и различными способами. Место традиционной письменной литературы займут такие творческие практики, которые в настоящее время еще не существуют, либо считаются внелитературными или "паралитературными". И первое, что здесь кажется очевидным, пути прозы и поэзии, ранее на некоторое время искусственно объединенные понятием "книги" и "публикации", вновь и окончательно разойдутся.
Для того чтобы представить себе, что ждет в будущем литературу как вид искусства (более точно – художественную литературу, fiction), следует, прежде всего, разобраться в том, какую функцию она выполняет по отношению ко всем тем "лицам", с которыми связано, и которыми определяется ее существование. Иными словами, зачем пишет писатель, зачем читает читатель и зачем издает издатель. (Критиков, кураторов окололитературных мероприятий и прочих персонажей этого ряда в данном случае можно смело вынести за рамки рассмотрения как явления второго порядка малости.)
Поведению и намерениям читателей и издателей мы достаточно много времени посвятили в первой части. Как выяснилось, тенденция здесь волне определенная – читают и будут читать письменные тексты все меньше; издают пока неплохо, однако в какой-то момент (и достаточно резко) издавать практически перестанут, поскольку это станет просто нецелесообразно с точки зрения бизнеса. Таким образом, в рядах тех, кому все еще нужно, чтобы литературные звезды зажигали, остаются только писатели. Вот мы и попробуем далее разобраться, зачем нужна литература писателям, и так ли она им нужна на самом деле.
Зачем пишет писатель? Задайте писателям этот вопрос (как-то я уже проделывал этот эксперимент, результаты его многие помнят:)), и в 90 % случаев вы услышите в ответ ничего не значащую пафосную фразу "Пишу, потому что не могу не писать!", которая на самом деле означает либо "Я так привык", либо "Я все равно больше ничего не умею". Также популярны псевдо-циничные ответы типа "Пишу ради денег" и кокетливо-гендерные типа "Стал писателем, чтобы привлекать внимание противоположного (вариант – своего) пола". Все эти ответы по очевидным причинам не относятся к теме обсуждения специфических функций литературы. Для того чтобы зарабатывать деньги или добиваться внимания потенциальных сексуальных партнеров, вовсе не обязательно что-то писать – это можно делать и множеством других, причем гораздо более эффективных способов. Так почему же писатель именно пишет? Из всего множества ответов, которые я некогда выслушал и записал, лишь два представляются мне действительно ответами по существу вопроса (разумеется, в формулировках возможны вариации). Один: "Я хочу что-то сказать людям" (вариант: "Я люблю рассказывать истории"). Другой: "Я пишу для себя. Так я выговариваюсь, решаю свои внутренние проблемы".
На первый взгляд, кажется, что утверждения "Я хочу что-то сказать людям" и "Я люблю рассказывать истории" – это два разных ответа, соответствующих двум различным типам писателей. Первая формулировка означает: у меня есть определенные идеи и представления, я хочу убедить людей в их истинности, в конце концов, я хочу изменить мир! Вторая подразумевает существенно меньшую претензию, а именно: мне интересно наблюдать за людьми (варианты – я много пережил, много повидал, знаком со многими интересными людьми, прожил длинную жизнь и т. д.), у меня в запасе множество историй, и я хотел бы поделиться ими с другими людьми. Объединяет эти два подхода, в первую очередь, то, что это экстравертные мотивировки. Для писателя-экстраверта создаваемый им литературный текст – средство коммуникации, способ связаться с другими людьми и донести до них свои истории или свои взгляды. Второй момент, объединяющий эти ответы, заключается в том, что ведь и тот писатель, который хочет распространять свои идеи и изменять мир, тоже вынужден делать это, рассказывая истории. Яркий пример такого рода – Лев Толстой. Толстовские проповеди в чистом виде способны читать разве что собственно толстовцы. Однако когда они обличены в форму "Войны и мира", "Анны Карениной" или "Воскресения", их становится способно с интересом прочитать и воспринять существенно большее множество культурных людей, и в такой обертке толстовская проповедь становится действительно всемирной. Людям в большинстве своем интересно "читать истории", да еще и не просто истории, а истории, написанные хорошим языком, с захватывающим сюжетом, живыми персонажами, волнующими проблемами. Под таким "соусом" они вполне готовы воспринять и немного абстрактных истин. Количество же тех, кто готов усваивать те же истины в виде сухого экстракта моральных, философских или научных статей, ныне, как и всегда, крайне невелико. Почему природа человека такова – не предмет нашего сегодняшнего обсуждения. Просто примем это в качестве аксиомы и двинемся дальше.