Какой толк от еды, если в организме неправильный обмен веществ? В политике, как и в шахматах, ходы путать нельзя. Главмосплодоовощпром более чем успешно превратит в гниль любую арендную и подрядную прибавку к нашему столу. Прежде чем добавлять, надо научиться перерабатывать, сохранять, доводить до человека уже созданное. Доводить без потерь. Резонно и логично для каждого, кроме мафии, паразитирующей на планировании потерь всех видов и разновидностей.
Кронштадт-21 Ленин называл "политическим выражением экономического зла". Это, пожалуй, самое крепкое выражение Ленина о марксистской утопии безрыночного социализма. Для Ленина было жестоко мучительно осознавать, что Маркс и Энгельс ошиблись в моделировании нетоварного, безрыночного способа производства. Гипотеза не прошла проверку жизнью, "военный коммунизм" был ошибкой, ложной политикой, следствием принудительной безтоварной марксистской утопии.
Ленин шаг за шагом, переживая и мучаясь, отказывался от старых, дорогих ему воззрений, которым был он верен всю свою жизнь. А жизни-то у него оставалось всего год с небольшим.
Парализованный, едва восстановив речь, он диктует свои исповеди-завещания. Кому? Куйбышев предлагал "Правду" с ленинскими статьями печатать в одном экземпляре - для "старика".
Бухарин? Может быть. Бухарину Владимир Ильич сказал, что другой политэкономии, кроме Марксовой, не знает, политэкономии социализма нет. Что это? Возврат к постулату синей тетради, исписанной в шалаше в Разливе, что социализм - это буржуазное общество, но без буржуазии. А остальное все остается: рынок, закон стоимости, оплата по труду, - но нет дохода по капиталу, нет рантье, "кто не работает, тот не ест" - экономическое принуждение?
Да, великую трагедию пережил Ленин в канун надвигающейся кончины. Старых друзей, кроме Кржижановского, не осталось, новых - не заимел.
Де-факто продразверстку отменили тамбовский и кронштадтский бунты, письма крестьян, суть которых сводилась к следующему: декларируете "по труду", а фактически - равенство в нищете, поделенной на пайки разных категорий.
Бунты - "политическое выражение экономического зла". Бестоварность, "экономическое зло" - причина, голод, бунты, враждебность рабочих и крестьян - следствие. Победили контрреволюцию и интервентов, а оказались на краю пропасти. Полгода, год - и выстрел "Авроры" мог бы исторически оказаться зряшным.
Политический кредит полностью исчерпан, никакая ВЧК продлить его уже не может. Значит, гражданскую войну срочно надо менять на гражданский мир. Как? Установлением нормального рыночного обмена трудовыми эквивалентами, решительной демилитаризацией жизни, радикальным смягчением режима осажденной крепости, смычкой города и деревни, смягчением цензуры, налаживанием торговли и других форм обмена с внешним миром, учебой у капиталистов, нарабатыванием культурности.
Ленин физически начал ощущать, как тошненько ему от сладенькой квазикоммунистической болтовни, а ее, по мере роста чиновничества, становилось все больше и больше. Как обуздать бюрократизм? Словарь Гранат оповестил: в 1913 году в России, которая из уютной Европы виделась эталоном бюрократического идиотизма, на одного чиновника приходилось 14,6 рабочих, в 1921 году - 6,1.
Почему же удельный вес государства в послеоктябрьском обществе так быстро вырос? Социалистическое государство, безусловно, должно быть крепким, способным обуздать любую стихию, отразить нашествие. Но где предел его роста? Почему оно уродливо растет в сторону чиновничества, под его дудку? Качество, учил Гегель, есть непознанное количество: коммунистический университет не заменит одного Маркса, тысяча рапповцев - одно Пушкина.
Что делать? Легче отвечать на вопрос, когда цель ясна, когда надо было рушить царизм; 17-й год с апреля до октября Ленин провел виртуозно, в исторических монографиях, наверное, каждый момент опишут, конечно, и ошибки найдут, но вектор был выбран правильно. Но было легче: здоровье было, жизнь была. А тут грузинское дело - рукоприкладство Серго, покрывательство Дзержинского. Почему оно его так взволновало? До инсульта, до паралича. Хлеще выстрелов Каплан.
Очень много проблем предстоит решить одновременно, но главная из них - свобода торговли. Что даст она? И Ленин делает набросок: "Свобода торговли а) для развития производительных сил крестьянского хозяйства, б) для развития мелкой промышленности, в) для борьбы с бюрократизмом" (т. 43, с. 386).
В подполье, в революцию и гражданскую войну социализм воспринимался как голая антибуржуазность, как отрицание всякой буржуазности.
Это в корне неверно, ибо тогда нет места распределению по труду. Сколько раз он читал "Критику Готской программы", густо процитировал эту работу в "Государстве и революции", и вдруг через паек - сразу к коммунистическому распределению. Итог: голод, холод, тифозная вошь.
Суд истины - превыше всего. Ясно: надо отступить, не по тому пути пошли, необходимо вернуться назад, к товарному производству.
"Пробуржуазность" Ленина впервые мелькнула в его работе "О продовольственном налоге". "Мы часто сбиваемся все еще на рассуждение: "Капитализм есть зло, социализм есть благо", - писал Ленин. - Но это рассуждение неправильно, ибо забывает всю совокупность наличных общественно-экономических укладов, выхватывая два из них. Капитализм есть зло по отношению к социализму. Капитализм есть благо по отношению к мелкому производству, по отношению к связанному с распыленностью мелких производителей бюрократизму.
...капитализм неизбежен в известной мере, как стихийный продукт мелкого производства и обмена, и постольку мы должны использовать капитализм (в особенности направляя его в русло государственного капитализма), как посредствующее звено между мелким производством и социализмом, как средство, путь, прием, способ повышения производительных сил..."
А несколькими страницами до цитированных слов Ленин спрашивает: "Как же быть? Либо пытаться запретить, запереть совершенно всякое развитие частного, негосударственного обмена, т. е. торговли, т. е. капитализма, неизбежное при существовании миллионов мелких производителей. Такая политика была бы глупостью и самоубийством той партии, которая бы испробовала ее. Глупостью, ибо эта политика экономически невозможна; самоубийством, ибо партии, пробующие подобную политику, терпят неминуемо крах.
...либо (последняя возможная и единственно разумная политика) не пытаться запретить или запереть развитие капитализма, а стараться направить его в русло государственного капитализма. Это экономически возможно, ибо государственный капитализм есть налицо - в той или иной форме, в той или иной степени - всюду, где есть элементы свободной торговли и капитализма вообще".
Эволюция взглядов Ленина после 1921 года все время двигалась к постепенному признанию того, что социализм - это не антибуржуазное, а постбуржуазное общество с товарным производством, рынком, конкуренцией, валютой, демократией и т. д. Ленин обратился к Фурье, к работам Чаянова и других экономистов. И в своей, может быть, самой гениальной работе "О корпорации" писал: "В мечтаниях старых кооператоров много фантазии. Теперь многое из того, что было фантастического, даже романтического, даже пошлого в мечтаниях старых кооператоров, становится самой неподкрашенной действительностью".
Почему кооперация? Почему трудовой коллектив, особенно на селе, должен стать кооперативом кооперативов?
Потому, что именно кооперация - та система координат, где можно совмещать, гармонизировать личный интерес с коллективным, коллективный - с государственным, государственный - с общественным. И наконец, решить главное, убрать камень преткновения - распределение, добиться социальной справедливости - оплаты по труду. Именно в кооперативе и в кооперативе кооперативов, т. е. трудовом коллективе любой величины, реально перейти к оплате по труду: без этого строительство социализма - утопия, без этого общество, человек, отчужденные от собственности и власти, неминуемо становятся придатком государства, его рабами, что, к несчастью, и произошло.
Государство - тотальный собственник и властелин - через свой чудовищный бюрократический аппарат реанимирует и утверждает рефеодальную форму производства, обмена и распределения, порождает главный антагонизм - отчуждение человека от собственности и власти.
Повторим: отчуждение человека от собственности и власти - главный антагонизм нашего общества, главный результат антиоктябрьского переворота 1928-1932 гг., совершенного Сталиным и его приспешниками. Государственный социализм, где всем - от ржавого гвоздя до космической станции - распоряжается государство через чиновника, никогда не пойдет дальше лозунга. Ибо форма собственности, по Марксу, "скрытая основа всякого общественного строя" (К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 25, ч. II, с. 354).
Речь идет не об "ошибках" и "деформациях", а о контрреволюционном перевороте через действие закона Сатурна ("революция пожирает своих детей"). Суть не в злодее - Сталине (это для почитателей "Детей Арбата"), а в злодействе лишения человека собственности и власти, превращения его в "винтик" государственной машины, что неизбежно коронует Сталина, Мао, Полпота такой реальной властью, какой ни у одного феодала, кроме, может быть, Чингисхана и в помине не было.
Трудовая деятельность людей вечно триадна: производство - обмен - распределение. Причем звено "производство - обмен" надэпохально и надклассово с тех пор, как дикарь-охотник менял мясо на рыбу с дикарем-рыболовом.
Распределение - исторично: раб, как скотина, получал пропитание, крепостной - побольше, уже имел хозяйство, наемный пролетарий получал по труду, но ровно столько, сколько обеспечивало его работоспособность и физическое воспроизводство. Сейчас, когда развитой капитализм динамично нарабатывает социалистичность, что исторически закономерно, буржуазия изощренно эксплуатирует интеллект: информация стала главным товаром мировой торговли, идеи ценятся превыше всего.
Говорится все это к тому, что пора раз и навсегда вымыть из людских голов, в том числе и из руководящих, ложь о несовместимости социализма и рынка. Безрыночный социализм - это глубоко больное общество, в коем расстроен обмен трудовыми эквивалентами. Звено "производство - обмен" социалистично. В той же мере, как оно и буржуазно, и феодально, ибо оно вечно: закон стоимости - это печень экономического организма любой формации. И сколько бы, к примеру, ни произносилось пламенных речей о ресурсосбережении и охране природы, положение тут может лишь ухудшаться, пока мы не перейдем к оптовой торговле, пока люди не будут платить за все - воду, землю, даже чистый воздух.
Что же касается третьего, завершающего звена трудовой деятельности людей - распределения, то тут нас всегда будет подстерегать опасность принять одно из последствий закона стоимости (фетишизацию вещей) за его суть. В любой форме обмена, даже в такой идеальной, как обмен веществ в человеческом организме, неизбежны шлаки. Какую б пищу мы ни употребляли.
Можно, конечно, не замечать вселенскую антисанитарию наших вокзальных или городских нужников, но стоило на Павелецком вокзале перевести туалеты на закон стоимости, сдать их в аренду кооператорам, - и ситуация очеловечилась. Конечно, до японских и финляндских туалетов с их стерильностью хирургической палаты далеко, и все же кооперативные туалеты - уже цивилизованность.
Мы привели пример, с точки зрения гоголевских дам и трубадуров соцреализма, "нецензурный", однако живую жизнь не зацензуришь. Не менее педагогичны с позиций закона стоимости наши строительные площадки (дом строим, два закапываем), заводские свалки, городские помойки, дворы, подъезды и лестничные клетки большинства жилых домов. Технологически антисанитарны наши автомобили и трактора, телевизоры и холодильники: любое наперед заданное изделие мы делаем минимум на порядок ниже японцев. Народу недоступны ксероксы, компьютеры, практически все средства информатики. Миллионы матерей мучительно размышляют, чем им завтра накормить детей, как одеть и обуть их, где купить зелень, как достать гречку и т. д.
Зачем мы надели на себя эти вериги? Ведь ясно (и без Маркса, и без Ленина), что Сталин превратил социализм из учения в веру, из метода - в набор догм и инструкций. Он растворил общество в государстве и сделал его беспомощным: государственная собственность, бесконтрольно управляемая бюрократическим аппаратом, анонимна и беззащитна от покушений со всех сторон.
Не проще ли остраказировать "мыслителей и деятелей", образованность коих завершилась вызубриванием "Краткого курса" и "Экономических проблем социализма в СССР"? Мы неоднократно уже говорили и будем говорить всегда, что в обществе должны стать Законом три нормы:
1. Нормальный обмен трудовыми эквивалентами, который возможен только на рынке и который реально может ликвидировать абсурд затратности;
2. Нормальный обмен информацией, который возможен только в условиях демократии и гласности: информационная автаркия, засорение и зауживание догмами, авторитарностью информационных потоков неминуемо ведут социализм к сталинизму, а западные демократии - к фашизму;
3. Нормальная система обратных связей, которая приоритетом закона гасит авторитарность: обществом могут справедливо править только законы, а не люди. Когда этого нет, общество становится аномальным.
Необходимо принудить и чиновника, и догматика принять эти три истины. Ибо перестройка погибнет без демократии и гласности, погибнет от беззаконности, погибнет без свободы торговли. Вместе с перестройкой погибнет и социализм: шанс нам дается последний.
Нас обходят уже Бразилия и даже Индия. Развитой капитализм обогнал нас экономически на целую постиндустриальную эпоху и стремительно уходит уже в следующую - информационную эпоху. Это - жестокая реальность.
Государство рационально торговать не может по той причине, что оно всегда живет за счет общества. Государство может вместе с тем стать цивилизованным прокурором торговли, регулировщиком финансовых потоков, контролером оплаты по труду. Само же государство оплату по труду ввести не может: это чистой воды утопия. Госкомтруд надо закрыть, сделать там в назидание потомкам музей издевательства над трудом.
В средствах массовой информации необходимо без передыху сечь антитоварников. А логично говорить о товарном характере социалистического способа производства и одновременно пугать людей "рыночным социализмом".
Ленин в 1921 году кронштадтский бунт подавил, но корень познания из него извлек. Мы также обязаны подавить бунт Главмосплодоовощпрома-88, но не правом силы, а силой права. И отменить интендантско-казенную торговлю "по довольствию", заменить ее свободой торговли.
Все московские плодоовощные базы надобно сдать в аренду кооператорам-оптовикам. Пусть люди торгуют. Одновременно они должны получить и право на подбор и разгон кадров по методу трудовой селекции: вор и пьяница - вон, лодырь - за ворота, труженик - зарабатывай без потолка, хоть 10 тысяч в месяц.
За 60 лет, после слома нэпа, государство так и не накормило москвичей нормальной пищевой, а не технической картошкой, овощами, фруктами, зеленью. И никогда не накормит: это не его функция. Кооператоры-торгаши в смычке с кооператорами-арендаторами накормят. А если арендатор цивилизуется в фермера, он страну завалит продовольствием.
Не надо мудрить: нэп Ленина и нэп Дэн Сяопина начались со свободы торговли, с нормализации обмена трудовыми эквивалентами. Пора, наконец, равенству в нищете убежденно и последовательно предпочесть неравенство в процветании.
Что напрашивается уже сейчас, сегодня, завтра? Разрешить и поощрить создание Всесоюзного общества защиты потребителей - добровольного, с мощной юридической службой. Это позволит даже на базе нынешней законности разорвать преступный синергизм отраслевого монополизма. Пример: министерство торговли, вопреки правилам, меняет пожароопасный, бракованный телевизор после пяти "гарантийных" ремонтов: далеко не все люди - стоики, многие из них не выдерживают "хождения по мукам". Налицо - обираловка.
Когда общество защиты потребителей вызовет министра торговли и его команду в суд и выиграет дело, тогда создание правового государства перейдет от лозунгов и митингования в плоскость практических дел.
Юридическая служба - суд присяжных, прокуратура, следствие, адвокатура - лаборатория и мастерская правотворчества перестройки. Суд, где в нормальном обществе вердиктуется истина, у нас в силу сталинского "народовластия" ассоциируется с бериевским лагерем. Народ предстоит приучать к норме: суд - не палач, а защитник от любой формы произвола, от лжи, клеветы, торгового и иного обмана. Партийное руководство юридической службой целесообразно сдвинуть на ступень выше: районное звено политически и морально руководится обкомом, а не райкомом, областное - ЦК КПСС.
Исполнение закона ни при каких обстоятельствах не может быть безнравственным. Наши моряки, получающие минимум в 10 раз меньше своих зарубежных коллег, везут домой всяческие западные штучки типа видеомагнитофонов, сдают их в комиссионные магазины, где с них берут 7% от стоимости проданного товара. Работники БХСС переписывают фамилии законно поступающих моряков и передают списки "спекулянтов" в парткомы пароход ств.
Разве так можно? Только абсолютный произвол в загранвыездах ("презумпция виновности" человека - песнь песней сталинизма) не позволяет морякам подать в суд на БХСС. Разве у сотрудников БХСС свой закон? Другое дело, что действующие правила, видимо, несовершенны. Но коль они действуют, коль люди их выполняют, то не может быть "закона БХСС", "закона министерства", "закона администрации", равно как, по Ленину, рязанских, казанских и пошехонских законов.
Примерно так же действуют сейчас и службы Внешэкономторга в отношении кооперативов: вдруг обогатятся. Из 3000 московских кооперативов только шесть получили право выхода на мировой рынок.
Почему? Разгадка проста. Государство - точнее, его чиновники - абсолютно неконкурентоспособно по сравнению с кооперативами. И монопольно душит их, продавая "частникам" сырье и ресурсы в 6 раз дороже, чем государственным предприятиям. И несмотря на этот экономический разбой, кооперативы живут, а некоторые из них даже процветают.
Как? У кооперативов только одно, но решающее преимущество - подбор кадров по методу трудовой селекции. Лодырей, неумех, пьяниц не перевоспитывают, а гонят взашей. Уже этого достаточно, чтобы бить казенный сектор.
Кооператоры, вне сомнения, тому же государству заработают не меньше валюты, чем Внешторг. Ныне доля СССР в мировой торговле продукцией машиностроения в 10 раз, на порядок (!), ниже, чем Японии. И это с включением сэвовских товарообменов и индийского, финляндского клиринга. Если же взять Запад, то там наших товаров высокой технологии минимум в 100 раз меньше, чем японских! Куда дальше?