Ленин. Дорисованный портрет - Сергей Кремлев 30 стр.


Итак, для Ленина и его соратников было неестественным то, что огромные массы людей живут в прозябании и более того - в нищете, материальной и духовной, в то время как кучка, два-три процента населения той же страны, живёт даже не комфортно, а в роскоши, в наглой роскоши…

А для Петра Бернгардовича Струве такое положение вещей было вполне… Впрочем, нет, Струве и подобные ему тоже не отрицали, что такое положение вещей неестественно и несправедливо. Вот только жизнь положить на то, чтобы это гнусное положение вещей отменить, - на это Струве идти не желал.

И не шёл, оставаясь при звании "легального марксиста", хотя именно Маркс сказал: "Философы лишь различным способом объясняли мир, но дело заключается в том, чтобы изменить его".

Струве уже в молодые, по сути, лета пошёл на сделку с совестью, разменяв убеждения на комфорт. Он не рискнул заняться таким тяжким делом, как изменение мира в интересах тех, кто создаёт все ценности мира.

А Ленин занялся.

И вот теперь Струве имел наглость обвинять Ленина в аморализме…

Тьфу!

На том же VIII съезде Советов - где ещё были среди делегатов и меньшевики, и эсеры, где ещё выступал Фёдор Дан, - Ленин, прямо обращаясь к последнему, говорил:

- Мы вовсе не признаём, что ведём дело безошибочно, но, пожалуйста, покажите нам эти ошибки, покажите нам другие подходы, но этих других подходов мы здесь не слыхали. Ни меньшевики, ни эсеры не говорят: "Вот нужда, вот нищета крестьян и рабочих, а вот путь, как выйти из этой нищеты". Нет, этого они не говорят. Они только говорят, что то, что мы делаем, это принуждение. Да, этого отрицать нельзя. Но мы спрашиваем у вас, гражданин Дан: вы поддерживаете это или нет? Вот в чём суть, вот в чём соль. Конкретно отвечайте: да или нет? "Ни да, ни нет"… Они, видите ли, желают только поговорить о трудовластии…

Да, поговорить среди русской интеллигенции мастеров и любителей хватало во все времена… Делать же дело пришлось Ленину. И, в отличие от черновых, данов, струве и т. д., Ленин чётко разделял "Да!" и "Нет!".

А ведь не кто иной, как Иисус Христос, отрезал: "Но да будет слово ваше: "да, да", "нет, нет"; а что сверх этого, то от лукавого".

ЛУИС Фишер (1896–1970), американский журналист, в начале двадцатых годов работал в Европе. В 1922 году он женился на переводчице советского полпредства в Берлине и вскоре был командирован на работу в Москву, где прожил 14 лет. Фишер был близок к Троцкому, знал многих советских "вождей", при этом большая часть его знакомцев не пережила 1937 год.

Уже в шестидесятые годы Фишер написал о Ленине толстенный, весьма информативный, но не очень-то глубокий труд "Жизнь Ленина" о 52 главах. Оттуда стоило бы привести много любопытных цитат, но приведу одну. Фишер пишет:

"Несмотря на широкое образование и знание европейских языков, в том числе и итальянского, Ленин мало читал иностранную литературу. Чтение ради удовольствия, чтение как культурный процесс было ему чуждо, читал он исключительно с утилитарными целями".

Правды в сказанном мало… Ленин знал и любил хорошую и умную беллетристику, в его работах встречаются ссылки или аллюзии на Барбюса, Бурже, Гауптмана, Диккенса, Доде, Золя, Сервантеса, Франса, Шекспира и Шиллера, не говоря уже о великих русских писателях. Особенно он любил Салтыкова-Щедрина, да и Чехова тоже…

Приведу часть письма Ленина своему секретарю Лидии Фотиевой от 13 июля 1922 года:

"Лидия Александровна! Можете поздравить меня с выздоровлением. Доказательство: почерк, который начинает становиться человеческим. Начинайте готовить мне книги (и посылать мне списки): 1) научные, 2) беллетристику, 3) политику (последнюю позже всех, ибо она ещё не разрешена)…

Привет! Ленин".

Из письма видно, что Ленин регулярно знакомился со списками всех новых издаваемых книг, не забывая и беллетристику. Но "просто чтению" - для удовольствия - Ленин уделял действительно мало времени. У него просто не было возможности увлекаться "просто чтением", хотя читал он по необходимости много… Уже после всех ударов - и судьбы, и приступов болезни - он, рассчитывая ещё вернуться в строй, 10 февраля 1923 года заказывал дежурному секретарю по списку книги - в дополнение к уже заказанному.

И что же там было?

А вот что: 1) В. С. Рожицын. "Новая наука и марксизм", Харьков, 1922; 2) С. Ю. Семковский. "Марксизм как предмет преподавания. Доклад на Всеукр. педагог. конференции (июль 1922 г.)", Харьков, 1922; 3) М. Альский. "Наши финансы за время гражданской войны и нэпа", М., 1923; 4) С. Н. Фалькнер. "Перелом в развитии мирового промышленного кризиса", М., 1922; 5) Г. Цыперович. "Мы сами! (Итоги хоз. строительства за 5 лет)". Пг., 1922; 6) Л. Аксельрод (Ортодокс). "Против идеализма. Критика некоторых идеалистич. течений философск. мысли. Сборник статей". М. - Пг., 1922; 6) А. Древс. "Миф о Христе", М., 1923; 7) П. Г. Курлов. "Конец русского царизма. Воспоминания быв. командира корпуса жандармов", М. - Пг., 1920; 8) С. И. Канатчиков. "На темы дня (Страницы пролетарской идеологии)", Пг., 1923; 10) "Пролетарское мифотворчество (Об идеологических уклонах современной пролетарской поэзии)", Семипалатинск, 1922; и т. д.

Всё это были, как видим, новые книги, и Ленин стремился их просмотреть, ибо это было нужно для дела. До Монтескьё ли здесь, якобы пренебрежением к которому Фишер пенял Ленину?

Хотя как раз труды Монтескьё Ленин знал и даже его цитировал.

Луис Фишер был птицей невысокого человеческого полёта, и о Ленине он судил не как Сталин - по-орлиному, а с воробьиных высот. Но Фишер хотя бы старался быть объективным или делал вид, что старается…

А сколько было иных!

ЧИТАТЕЛЬ этой книги должен помнить имя, например, Николая Владиславовича Вольского (Валентинова), родившегося в 1879 году в Моршанске Тамбовской губернии и умершего в 1964 году в Плесси-Робинсон под Парижем…

Недолгий большевик, многолетний меньшевик, Вольский после Октябрьской революции работал заместителем редактора "Торгово-промышленной газеты", затем - в советском торгпредстве в Париже, а в 1930 году эмигрировал, влившись в ряды антисоветчиков.

Валентинов знал Ленина хорошо в том смысле, что много общался с ним в годы первой и второй эмиграции Ленина. Ленин тоже хорошо знал Валентинова-Вольского и не раз печатно дискутировал с ним, точнее - бил его в хвост и в гриву…

Упоминается Вольский ("Самсонов") и в дореволюционной переписке Ленина. Так, 14 октября 1904 года Ленин - рукой Крупской - писал Стасовой и Ленгнику из Женевы в Москву: "Позиция ЦК (меньшевистская. - С. К.) развязала нам руки, и теперь гораздо легче жить, чем раньше. Конечно, есть много неприятного, например, Бродяга (соратник Ленина по "Союзу борьбы…" М. А. Сильвин. - С. К.) стал меньшинством, тоже Самсонов, но без этого нельзя. Будем работать, отстаивать свою точку зрения, а там видно будет…".

Много цитировать Валентинова не буду - чтение это малоинтересное, но кое-что о его оценках Ленина скажу…

Валентинов мнил себя крупнейшим философом, знатоком марксизма и первоклассной интеллектуальной величиной. О Ленине он написал даже не как равный о равном, а с уверенностью в собственном превосходстве - синдром Моськи пополам с синдромом Нарцисса. Вот названия главок его книги "Встречи с Лениным": "Встреча с Лениным. Мой большевизм"; "Первая стычка с Лениным"; "Бурное столкновение с Лениным. Я взбунтовался"; "Две встречи. Полный разрыв с Лениным"… Тон заголовков очень напоминает стиль приснопамятного кадета Биглера из "Швейка".

Помянутую же выше книгу, написанную в пятидесятые годы, Валентинов начал с разъяснения:

"Октябрьская революция 1917 г., вождём, творцом, инспиратором главнейших идей которой был Ленин, установила на шестой части земной суши особый строй. Его постепенная трансформация и посягательство на мировое господство привели в 1952 г. весь мир к вопросу: быть или не быть апокалипсическому ужасу, третьей мировой войне с применением атомных бомб? На фоне всего происходящего с 1917 г. Ленин выступает как гигантская историческая фигура. Он "зачинатель", от него начался новый исторический период…"

Уже из приведённой выше цитаты хорошо видна историческая лживость автора.

И "особый строй", начало которому положил ленинский Октябрь, установился к 1952 году далеко не только "на шестой части земной суши" - к России прибавились треть Европы, огромный Китай… Бурлящая Азия тоже склонялась тогда к признанию идейного лидерства СССР.

Мир на грань третьей мировой войны с применением атомных бомб ставил не СССР Ленина и Сталина, а Соединённые Штаты Америки с их наглым посягательством на мировое господство, которое так отвратительно проявляется по сей день…

Но и далее Валентинов писал не менее лживо:

"Когда описывают его жизнь, дают его биографию, характеризуют или оспаривают его идеи, лица, сим занимающиеся, остаются в тени. По положительному или отрицательному отношению к Ленину мы узнаём об их взглядах, не более того. Да большего и не нужно.

Иной характер имеют личные воспоминания о Ленине. В них автор не может быть отсечён, отодвинут от того, о ком он вспоминает…"

Сей сентенцией Валентинов заранее оправдывал тон своих воспоминаний о Ленине, с которым автор был якобы "на дружеской ноге" - почти так же, как гоголевский Хлестаков с Пушкиным… А ведь десятки, даже сотни людей, так или иначе знавших Ленина, оставили о нём вполне честные и интересные личные воспоминания, оставаясь - пользуясь выражением Валентинова - "в тени"… Точнее - вполне сознавая дистанцию между собой и Лениным и поэтому выдерживая её вполне естественным образом.

Валентинов же этой дистанции не ощущал.

Ну и чёрт с ним!

Не он один был такой, хотя подобных наглецов среди "мемуаристов" оказалось и не в избытке. Пожалуй, кроме Валентинова на подобную наглость - опустить Ленина до собственного уровня - решился лишь Соломон-Исецкий…

ГЕОРГИЙ Соломон (Исецкий) (1868–?) написал о Ленине ряд книг, включая "воспоминания"… При этом сразу следует заметить, что Соломон-Исецкий - дрянной человек. И не потому, что он гнусновато писал о Ленине, а потому, что Соломон прожил дрянную, вздорную жизнь.

В начале её он странно и путанно "боролся против царизма", затем, эмигрировав, погряз в наихудшем варианте эмигрантского "болота" - меньшевистском… После Октября возымел амбиции, способностям не соответствующие - это видно по уровню мысли в его книге. Достаточно сообщить, что Соломон заявлял о том, что по возвращении в Россию в конце 1917 года ему якобы было предложено "войти в состав большевистского правительства", от чего он "отказался"…

Вначале Соломон был направлен на дипломатическую работу в Германию, потом работал в системе Комиссариата внешней торговли, в советской внешнеторговой фирме "Аркос", а в итоге в 1922 году сам лишил себя Родины и бесследно исчез в "цивилизованных" дебрях предвоенной Европы.

В эмиграции Ленин и Соломон были знакомы, и Ленин иногда даже пользовался посредничеством Соломона, хотя в близкий круг Ленина Соломон никогда не входил. Так что лжи в "мемуарах" Соломона предостаточно. Однако и среди лжи - сознательной, вызванной антиленинским социальным (точнее, конечно, антисоциальным) заказом, или лжи невольной, вызванной непониманием Ленина, - всегда можно отыскать зёрна истины, и при всей злой карикатуре на Ленина, которую Соломон нам оставил, он порой пишет несомненную правду.

Так, я верю Соломону в том, что Ленин "зло называл" Керенского "министром из оперетки "Зелёный остров""… Верю и в то, что в 1900-е годы Ленин, оценивая позицию "отзовистов", то есть тех, кто считал участие социал-демократов в царской Думе ошибкой, говорил Соломону:

- Так могут думать только политические кретины и идиоты мысли, вообще все скорбные главой…

Сказать так - вполне в духе и стиле Ленина. Он порой выражался не только сочно, но и весьма крепко. В июне 1915 года в письме из Зёренберга в Берн Радеку Владимир Ильич, имея в виду политиканское лавирование лидеров II Интернационала, написал: "Моё мнение, что "поворот" Каутского + Бернштейн + К… есть поворот говна (= Dreck [что по-немецки и означает "говно". - С. К.]), которое почуяло, что массы дольше не потерпят, что "надо" повернуть налево, дабы продолжать надувать массы…".

Но я не верю и не верю Соломону, когда он далее пишет о времени после поражения первой русской революции:

"Надо сказать, что, споря со мной, Ленин всё время употреблял весьма резкие выражения по моему адресу… И вот последние его грубости вывели меня несколько из себя. Но я внешне спокойно прервал его и сказал:

- Ну, Владимир Ильич, легче на поворотах… Ведь если и я применю вашу манеру оппонировать, так и я могу обложить вас всякими ругательствами, благо русский язык очень богат ими…

Надо отдать ему справедливость, мой отпор подействовал на него. Он вскочил, стал хлопать меня по плечам (? - С. К.), хихикая (н-да! - С. К.) и всё время повторяя "дорогой мой" и уверяя меня, что, увлечённый спором, забылся…"

Здесь налицо позднейшее желание Соломона стать на один уровень с Лениным, а поскольку стать на уровень Ленина Соломон по причине микроскопического масштаба личности не может, он то и дело низводит в своей книге Ленина до своего уровня - микроскопического, "соломонистого"…

Приём и не новый, и не редкий, ибо заурядных мемуаристов - легион, а избранных натур, которых они "описывают" в своих мемуарах, - единицы. И тут опять нельзя не вспомнить незабвенного гоголевского Хлестакова… Соломон был "на дружеской ноге" не с Пушкиным, а с Лениным, но - на хлестаковский манер!

НА КНИГАХ "знавших Ленина" Валентинова и Соломона пришлось остановиться потому, что разбирать все подобные книги смысла особого нет, да и читатель утомится. Но эти две показались мне не просто типичными, но, так сказать, ярко типичными - если, конечно, серость натуры и духовное убожество можно назвать яркими.

Антисоветские зарубежные биографы Ленина писали о нём более отстранённо, что и понятно - тут похвалиться тем, что якобы лично одёргивал "самого Ленина", уже не получалось. Однако уровень понимания Ленина у всех этих биографов не поднимается выше "соломоновского"… Да и желания понять Ленина и его эпоху тоже не наблюдалось… Респектабельный марбургский профессор Георг фон Раух в 1982 году издал небольшую книгу "Ленин", охватывающую все периоды жизни Ленина. Раух вполне признаёт выдающееся всемирно-историческое значение Ленина, но пишет следующее:

"Он открыл, и не только для России, новую эпоху, век, который представляется, с одной стороны, плодом растущей рационализации и механизации культуры человечества, с другой - разгула иррациональных сил и демонических инстинктов человеческой души…"

Намёк понятен: рационализация - это Европа Капитала, а демонические инстинкты человеческой души - это то, на чём якобы строил расчёт Ленин. Но любопытно, что фон Раух ссылается на графа Германа Кайзерлинга и его "остроумное и скандальное эссе "Спектр Европы"", где Кайзерлинг задавался вопросом: "Кто сможет без Ленина понять сегодняшнее душевное состояние нашей части света?" - и далее вопрошает: "Не создан ли в России образец человека того широчайшего внутреннего напряжения, тип которого представляется соответствующим задачам ойкумены?".

Ойкумена у древних греков - это все населённые человеком места. Имея же в виду современную ойкумену и "европейцев нынешней формации", граф писал, что они "слишком узки и провинциальны"…

Что ж, фон Раух, сам же цитируя Кайзерлинга, проявил и впрямь вполне провинциальную узость взгляда на суть Ленина. Ничем иным нельзя объяснить аттестацию Раухом книги Луиса Фишера как "лучшей из подробных биографий Ленина" и уверение, что одну из наиболее метких характеристик Ленину дал лидер социалистов-революционеров В. М. Чернов в газете "Дело народа" от 16 (29) апреля 1917 года.

Чернов заявил тогда:

"У Ленина необычный разум, но это разум, который не охватывает вещи в пространстве с тремя измерениями; это разум одномерный, более того: разум прямолинейный. Он не просто в шорах, а в шорах, которые на концах соединены так, что почти маниакально фиксируют взгляд на одной точке…"

Как это глупо!

Прежде всего - неумно и глупо!

Многомерность мировосприятия Ленина - вне сомнений… Его общественный взгляд был действительно с юных лет фиксирован на одной точке: марксовой задаче изменения мира в сторону ума, чести и совести, невозможных как общественные догматы в капиталистическом обществе. Но сам тот мир, который хотел сделать реальностью Ленин, был подлинно многомерным, всесторонне раскрывающим потенциал человека, - в отличие от одномерного мира ограниченного буржуазного либерализма.

Чернов ляпнул свою глупость весной 1917 года - когда у и России, и у Ленина всё ещё было впереди. Но неужели так сложно было понять колоссальную творческую суть Владимира Ленина профессору Рауху - почти через сто лет после глупой и несправедливой оценки Виктора Чернова?

ОДНО из частых обвинений Ленина - даже не буду ссылаться на кого-то конкретно, - якобы пропаганда им лозунга "Грабь награбленное!". Как обычно с клеветой на Ленина и бывает, здесь всё соответствует анекдоту об Иванове, который якобы украл миллион долларов и о котором затем выясняется, что не долларов, а рублей, и не миллион, а тысячу, и не Иванов её украл, а украли у него.

Чтобы читатель сам убедился в том, что дело так и обстоит, полностью приведу соответствующее якобы "криминальное" место из заключительного слова Ленина после прений по докладу Ленина же об очередных задачах Советской власти. Доклад был сделан 29 апреля 1918 года на заседании ВЦИК…

Этот доклад, между прочим, интересен сам по себе. Интересен и тем, что показывает: в апреле 1918 года Ленин ясно видел все трудности и говорил России то, что он говорил ей и в 1919-м, и в 1920-м, и тем более в 1921-м и 1922 годах, когда на первый план вышли не тактические задачи военной борьбы за власть Советов, а долговременные стратегические, то есть мирные задачи Советской власти.

Хлёсткую же фразку "Грабь награбленное!" Ленин позаимствовал, вообще-то, у самого народа… 16 (29) января 1918 года на III Всероссийском Съезде Советов Ленин слушал выступление одного из рядовых делегатов, участника казачьего съезда в станице Каменской… А 21 января (5 февраля) 1918 года Ленин в речи перед агитаторами, посылаемыми в провинцию, сославшись на одно место в речи этого делегата, сказал (жирный курсив здесь и далее мой):

"Война внешняя кончилась или кончается. Это решённое дело. Теперь начало внутренней войны.

Буржуазия, запрятав награбленное в сундуки, спокойно думает: "Ничего, - мы отсидимся". Народ должен вытащить этого "хапалу" и заставить его вернуть награбленное. Вы должны провести это на местах. Не полиция должна их заставить, - полиция убита и похоронена, - сам народ должен это сделать, и нет другого средства бороться сними.

Прав был старик-большевик, объяснивший казаку, в чём большевизм.

На вопрос казака: а правда ли, что вы, большевики, грабите? - старик ответил: да, мы грабим награбленное.

Мы в этом море потонем, если не извлечём из тех кубышек всё запрятанное, всё награбленное за все годы бессовестной, преступной эксплуатации.

Назад Дальше