Действительно, 9–10 августа в Токио прошло несколько экстренных совещаний высшего руководства Японии, закончившихся предложением к союзникам рассмотреть условия, на которых Япония готова сдаться. Однако доклад японских специалистов, изучивших обстоятельства и последствия бомбардировки Хиросимы (кстати, неплохо представлявших, что такое ядерное оружие, так как Япония тоже занималась его разработкой в рамках проекта "Ни"), был передан наверх лишь к вечеру 10 августа, то есть после принятия решения. А инициатива созыва Высшего совета по управлению войной, исходившая от министра иностранных дел Того Сигэнори, была озвучена еще 8-го числа и вызвана отнюдь не атомным ударом. Тут нужно оговориться, что американская авиация в ходе массовых бомбардировок уничтожила к началу августа 1945 г. 66 японских городов, в результате чего погибло и было ранено более 1 млн человек, сотни тысяч лишились крова. Уничтожение еще двух городов, пусть и с применением нового вида оружия, не могло произвести – да и не произвело – на японское руководство ошеломляющего впечатления. Уилсон, кстати, цитирует отставного японского политика Сидэхара Кидзюро, который заявил, что "люди постепенно привыкнут к тому, что их бомбят каждый день. Со временем их единство и решимость только окрепнут". Это мнение разделялось подавляющим большинством высокопоставленных руководителей Японии.
Вполне естественно задаться вопросом: а что тогда, если не бомбардировки, включая и атомные, могло заставить императора и его министров неожиданно плотно заняться обсуждением вопроса о капитуляции? Ответ очевиден – вступление в войну Советского Союза. Именно этот факт полностью менял расстановку сил на Тихом океане. Японское командование понимало, что проигрывает войну, анализ обстановки показывал: высадка американских войск на острова метрополии будет стоить им миллионных жертв. Кстати, понимали это и американцы, что открывало им возможность для соглашений и переговоров. Вступление же в войну СССР, сопровождавшееся ошеломительным (в течение нескольких дней) разгромом полуторамиллионной Квантунской армии в Манчжурии, наглядно демонстрировало, что отражать нападение уже двух великих держав Япония не в состоянии. К тому же японская разведка прогнозировала, что американские войска начнут высадку лишь через несколько месяцев. Советские же войска могли оказаться на японской территории в считанные дни.
Именно вступление СССР в войну перечеркнуло все японские планы, касающиеся сроков принятия решения об окончании войны. Недаром премьер-министр Японии Кантаро Судзуки в своем выступлении 9 августа на так называемом Высшем совете по руководству войной сказал: "Вступление сегодня утром в войну Советского Союза ставит нас окончательно в безвыходное положение и делает невозможным продолжение войны". В последнем обращении императора Хирохито от 17 августа 1945 г. "К солдатам и матросам" также четко объяснилась главная причина капитуляции: "Когда в войну против нас вступил и Советский Союз, продолжать сопротивление… означает поставить под угрозу саму основу существования нашей империи". Так что ответ на ставший сейчас вдруг опять актуальным вопрос, какое из государств сыграло решающую роль в разгроме не только нацисткой Германии, но и Японии, вполне очевиден – СССР.
58. Миф о ГУЛАГе как основном факторе советского экономического чуда
Одним из наиболее распространенных мифов по дискредитации сталинского периода истории СССР является тезис о том, что советское экономическое чудо было достигнуто главным образом посредством эксплуатации рабского труда заключенных. ГУЛАГ преподносится как главный и едва ли не единственный фактор форсированного восстановления народного хозяйства. Отсюда следует, что подвиг народа по преодолению в кратчайшие сроки послевоенной разрухи является продуктом советской пропаганды. СССР будто бы смог осуществить прорыв в экономике только за счет неорабовладельческой модели управления.
Гулаговский компонент действительно имел определенное значение в обеспечении экономического прорыва. И. В. Сталин не был первым, кто открыл возможность использования труда заключенных для решения экономических задач. Данный ресурс использовался в те годы и в странах Запада. Действительно, в СССР в послевоенный период существовали заказы министерств на дешевую лагерную силу. Заключенных бросали на наиболее тяжелые направления трудового фронта, например на урановые рудники. Разработка их была, как известно, стратегически необходима СССР для реализации атомного проекта. Однако фактор ГУЛАГа для сталинской экономики не следует преувеличивать. Доля заключенных в лагерях и колониях в 1950 г. составляла лишь 3,2 % от общей численности экономически занятого населения СССР. Понятно, что определяющего значения гулаговцы для экономики страны при данном их удельном весе оказывать не могли.
59. Миф о государственном национализме и антисемитизме в СССР
Идеологически советский режим в позднесталинский период трансформировался из левокоммунистического в национал-большевистский. Однако национал-большевизм и национализм (нацизм) не одно и то же. Установление знака равенства между ними является грубой исторической фальсификацией.
Пролетарский интернационализм после войны по-прежнему был в числе ключевых идеологических принципов. Действительно, в стране была развернута широкая кампания против "безродного космополитизма". Но одновременно, о чем предпочитают умалчивать, осуществлялось пропагандистское наступление против "великодержавного шовинизма". Оба уклона – космополитический и шовинистический – И. В. Сталин считал одинаково опасными. Непосредственное политическое проявление борьбы с "шовинистами" нашла в ходе "Ленинградского дела". "Ленинградцы", по-видимому, действительно были недовольны засильем инородцев, прежде всего "кавказцев", в руководстве партии. Отсюда проистекало поставленное им в вину предложение о создании автономной по отношению к ВКП(б) Российской коммунистической партии. Сама постановка вопроса о засилье инородцев была направлена персонально против И. В. Сталина. Учитывая обнаруженную "групповщину" (клановость) выходцев из Ленинграда, заговор их представлялся ему вполне реальным. Для вынесения в отношении них смертного приговора пошли даже на чрезвычайный шаг, восстановив отмененную высшую меру наказания и нарушив правовую норму о том, что закон обратной силы не имеет. Столь резкие шаги И. В. Сталин мог предпринять при наличии реальной угрозы.
Один из лидеров ленинградской группировки – глава Госплана Н. А. Вознесенский – был, по свидетельству А. И. Микояна, убежденным великорусским шовинистом. О его нетерпимом отношении к инородцам было известно и Сталину: он говорил о председателе Госплана как шовинисте "редкой степени". Для Н. А. Вознесенского, согласно сталинской оценке, "не только грузины и армяне, но даже украинцы – не люди". Связь этой оценки и репрессий по "Ленинградскому делу" представляется достаточно очевидной.
Наступление на великорусский национализм наряду с борьбой с космополитизмом осуществлялось и в сфере культуры. Так, критике за "русскую национальную ограниченность" подверглось творчество А. Т. Твардовского. В "Василии Теркине" рецензентами обнаруживалось узкое понимание национального, отсутствие признаков интернационализма, "мужицкий идиотизм". В историографии были осуждены "ревизионистские" попытки оправдания войн Екатерины II, пересмотра тезиса о Российской империи как тюрьме народов, подъема на щит в качестве героев русского народа царских генералов М. Д. Скобелева, М. И. Драгомирова, А. А. Брусилова.
Именно в сталинские годы впервые в общественных науках был сформулирован тезис о создании в СССР новой, невиданной прежде многонациональной общности – советского народа. Данный концепт не мог появиться без согласования с И. В. Сталиным. Какая-либо русско-националистическая составляющая понятия "советский народ" оказывалась неуместной.
Под сталинским национализмом чаще всего подразумевается антисемитизм. Миф о И. В. Сталине как антисемите был запущен в широкий оборот с подачи Л. Д. Троцкого. Ему данный тезис был необходим для обоснования перерождения режима ("сталинского термидора"). В дальнейшем троцкистский миф был подхвачен Н. С. Хрущевым. Сталин действительно допускал на бытовом уровне антисемитскую риторику. Однако в официальных его выступлениях ничего подобного не содержалось. Наоборот, публично Сталин оценивал антисемитизм крайне негативно: "Национальный и расовый шовинизм есть пережиток человеконенавистнических нравов, свойственных периоду каннибализма. Антисемитизм, как крайняя форма расового шовинизма, является наиболее опасным пережитком каннибализма. Антисемитизм выгоден эксплуататорам, как громоотвод, выводящий капитализм из-под удара трудящихся. Антисемитизм опасен для трудящихся, как ложная тропинка, сбивающая их с правильного пути и приводящая их в джунгли. Поэтому коммунисты, как последовательные интернационалисты, не могут не быть непримиримыми и заклятыми врагами антисемитизма. В СССР строжайше преследуется законом антисемитизм, как явление, глубоко враждебное Советскому строю. Активные антисемиты караются по законам СССР смертной казнью".
Еще во время Ялтинской конференции И. В. Сталин говорил Ф. Д. Рузвельту, что является сторонником сионизма. В значительной степени именно благодаря СССР в 1948 г. на территории Палестины было образовано еврейское национальное государство Израиль. Оно рассматривалось первоначально как советский форпост на Ближнем Востоке, противовес ориентированному тогда на Британскую империю арабскому миру. Важную роль в борьбе за суверенитет израильского государства сыграло оружие, поставлявшееся с санкции Сталина из Чехословакии в Израиль. Другое дело, что когда среди части евреев СССР на волне энтузиазма в связи с успехами Израиля еврейской идентичности стали отдавать предпочтение перед советской, сталинская политика поддержки сионистского движения завершилась. Импульсом послужил стихийный, несанкционированный властями митинг, устроенный евреями Москвы в честь первого израильского посла Голды Мейер, когда она посещала московскую синагогу. Во время приема в Кремле супруга В. М. Молотова, рассматривавшегося наиболее вероятным преемником Сталина, обратилась к израильтянке на идиш: "Я еврейская дочь!" Интересы Израиля для части советской политической элиты оказались важнее, чем интересы СССР. Это вынудило Сталина начать ее чистку от сионизма, но эта чистка никогда на всех евреев не распространялась.
Как наиболее очевидное проявление сталинской антисемитской политики часто подают "дело" Еврейского антифашистского комитета (ЕАК). Однако сам его роспуск не являлся чем-то беспрецедентным. После войны были распущены многие антифашистские организации (в том числе национальные), поскольку задачи они свои выполнили. ЕАК просуществовал даже дольше других. Непосредственно к ликвидации организации Сталина подтолкнуло послание представителей еврейской общественности с предложением создать в Крыму союзную республику на основе титульной нации евреев. Письмо было написано в ультимативной форме.
Однако, опять-таки, разгром ЕАК, проводимый в основном по обвинениям в связях с разведками иностранных государств, не являлся какой-либо националистической акцией. Жорес Медведев свидетельствует, что курс Сталина в еврейском вопросе "был политическим и проявлялся в форме антисионизма, а не юдофобии". Для того чтобы убедиться в отсутствии государственного антисемитизма в СССР в послевоенные годы, достаточно обратиться к перечню номинантов Сталинской премии в области литературы и искусства. Количество представленных в нем лиц еврейской национальности оставалось на пике борьбы с "безродным космополитизмом" весьма значительным. Причем награды выдавались именно за активное участие в этой борьбе. Космополитизм, таким образом, вопреки раскручиваемому мифу не был для Сталина синонимом еврейской идентичности.
60. Миф о виновности СССР в развязывании холодной войны
Установившиеся с 2014 г. отношения России и возглавляемого США западного мира определяются многими экспертами как новая холодная война (или холодная война 2.0). Соответственно, снова и снова поднимается вопрос о том, кто виновен в развязывании первой холодной войны. На Западе доминирует вполне определенное мнение: виновен СССР. Это утверждение укладывается в выстраиваемую схему обоснования присущей России империалистичности. Российской империи приписывается главная роль в развязывании Первой мировой войны как реализации стремления утвердиться на Балканах и овладеть Константинополем. На СССР возлагается вина за развязывание Второй мировой войны как реализации стратегии советско-германского раздела Европы. И опять-таки именно Советский Союз обвиняется в развязывании холодной войны, являющейся, по сути, третьей мировой. Ему приписываются в данном случае амбиции советизации всей Европы и, возможно, Ближнего Востока. И вот финальный (уже не исторический, а политический) итог: обвинение современной России в развязывании новой глобальной конфронтации – холодной войны 2.0. Новая приписываемая имперская амбиция – восстановление СССР. Получается, что Россия самим фактом своего существования несет угрозу миру.
Удивительно, что современная российская учебная литература, за редкими исключениями, в определении истоков холодной войны либо занимает нейтральную позицию – "виноваты все", либо и вовсе транслирует точку зрения англо-американской историографии. Обратимся к учебнику "История России. XX век" под редакцией доктора исторических наук Андрея Зубова. В работе над ним приняли участие более 30 историков, представляющих ведущие академические и вузовские структуры страны, а также ряд зарубежных центров. Сталинская послевоенная внешняя политика интерпретируется в нем как переход от коммунистического к имперско-геополитическому экспансионизму. А вот Фултонская речь Черчилля трактуется как выступление в защиту "христианской цивилизации".
Какие претензии в дискуссии о виновниках развязывания холодной войны предъявлялись СССР? Установление просоветского режима в Польше, ультиматум, предъявленный Сталиным Турции в отношении проливов и Западной Армении, затягивание вывода советских войск с территории Ирана, поддержка коммунистической революции в Греции – все это были реальные шаги по укреплению геополитического положения Советского Союза. При этом обращают на себя внимание два обстоятельства, связанные, соответственно, с европейским и турецким направлениями. Вопреки распространенному мнению, ни в одной из европейских стран, где находились советские войска, не было установлено в 1945–1946 гг. однопартийное коммунистическое правительство. А ведь именно в этом обвиняют СССР сегодня – замене по итогам Второй мировой войны "фашистского рабства коммунистическим". Однопартийные коммунистические правительства в восточноевропейских странах формируются только с 1947 г., когда холодная война была уже в полном разгаре. Сталин ограничивал наши претензии в Европе примерно той зоной, которую еще основоположник цивилизационного подхода в истории Николай Данилевский определял как естественные границы славянско-православного культурного типа.
Споры с Турцией также восходили ко временам противостояния Российской и Османской империй. Вернуть Западную Армению армянам, изгнанным турками со своей родины, подвергшимся турецкому геноциду, – корректно ли трактовать такую установку в качестве проявления сталинского империализма? Во Второй мировой войне Турция не принимала участия, но готова была вступить в нее на стороне Германии и нанести удар по Закавказью. Сценарий был сорван только потому, что немецкие войска потерпели сокрушительное поражение под Сталинградом. Геополитическая необходимость минимизации реальных угроз, связанных с возможностью перекрытия в условиях войны проливов Босфор и Дарданеллы, а также использования территории Западной Армении в качестве плацдарма для нанесения удара по территории советских закавказских республик и определяла позицию Сталина по турецкому направлению.
Впрочем, политика СССР в отношении послевоенного территориального переустройства была достаточно гибкой. Как только обнаружилось, что ряд региональных вопросов может привести к новому глобальному конфликту, Сталин пошел на компромиссы – свернул помощь греческим коммунистам, снял претензии к Турции, вывел советские войска из Северного Ирана.