Я увидел среди её бумаг, валявшихся на столе, текст объявления, якобы написанного для Конни, которое Мэри собиралась поместить в газету опять-таки для Конни, чтобы избавить ту от Джона. Там в объявлении она объявляет, что ищет знакомства с мужчиной от 45 до 60 лет. Я сразу понял, что Мэри намерена это сделать для себя самой, а не для Конни. Они якобы вдвоём писали объявление. Мэри стала мне объяснять, что просто хотела познакомиться со зрелыми мужчинами, которые её всё больше привлекают в последнее время. Что якобы у неё и в мыслях не было секса, а только святые мечты о дружбе. Когда я спросил, а что будет, если на её объявление ответит сексуально привлекательный мужчина? Мэри ответила, что это чрезвычайно маловероятно. Сейчас ведь она якобы отказывается встречаться с мужчинами, которые её влекут, а встречается только с друзьями, которые ей сексуально безразличны.
– Неужели ты откажешься встретиться снова с влекущим тебя мужчиной, ответившим на твоё объявление, которое ты специально подала?
Тут она заявляет, что вовсе и не собиралась подавать объявление, а только подумывала, размышляла об этом.
– Ты что, хочешь свежего хуя? – спросил я её напрямик, и она сказала "нет". Я ухмыльнулся.
– Что, неправильный ответ? – иронически спросила Мэри, зная, что я не только не выкажу ревности, но и не прочь группово пообщаться.
– Здесь нет правильного или неправильного ответа, – сказал я. – Есть искренний или неискренний.
Она промолчала. Я всё хотел вывести её на вопрос, хочу ли я другую женщину, и я бы ответил, что хочу не женщину, а пизду (чтобы Мэри по-прежнему чувствовала себя единственной для меня женщиной, если уж не единственной пиздой). И потому было бы здорово, если бы мы нашли женщину, с которой Мэри могла бы пообщаться, о чём она и сама мечтает, и я бы заодно смог поучаствовать, тем самым удовлетворив свою похоть, но не посягнув на любовь к Мэри.
Но она ничего не спросила.
Мэри не чувствовала вины, когда в свои шестнадцать лет отдала младенца-сына на воспитание родителям уже бывшего мужа. Но все корили её – как же это она не стыдится такого поведения. И тогда Мэри стала стыдиться того, что не стыдится содеянного. Таким образом, если общество не смогло победить её в первичном действии, оно наверстало во вторичном, добившись-таки ощущения вины.
Она никогда не называет меня нежно уменьшительно – только за глаза, говоря обо мне со своими подругами.
Мы еблись в традиционной позиции. Кончили, как почти всегда, одновременно. Я по её просьбе стараюсь кончить на секунду раньше, чтобы моё излияние совершалось не в уже получающее оргазм или даже получившее его тело, а в тот самый момент, когда ей не хватает последней капли, чтобы перелиться через край, и именно в этот момент она испытывает максимальное блаженство от моего излияния, которое и является толчком к началу её оргазма. Конечно, здесь существует опасность, что ты кончишь слишком рано, когда она ещё не так уж и близка к оргазму. Но на то и существует близость, когда изучаешь повадки любовницы так, что уже точно знаешь, когда наступает время "последней капли". Так вот, всё точно произошло по времени с отставанием Мэри в две секунды. Разомкнувшись через минуту, требовавшуюся для прихождения в себя, я поднялся, чтобы пойти в туалет. Чувствую запах дерьма, идущий от моих бёдер. Я посмотрел на член – ничего нет, запустил руку себе между ног, ощупываю мошонку и наткнулся на кусочек дерьма, прилипший к волосам. Пока яйца бились о промежность моей возлюбленной, из неё выполз кусочек, который и прилепился к мошонке. Я вытащил палец, на котором красовался коричневый комочек.
– Что это? – спросила Мэри невинным голосом, хотя точно знала, что это, хотя бы по запаху.
– Это дерьмо, – сказал я.
– Чьё? – спросила Мэри, точно зная, что её.
– Наше, – сказал я, размазал его по её груди и бросился к ней в объятия.
Мэри вконец разругалась с Конни. Начался разговор о сексе. Как всегда, Конни определяла границы дозволенного. Когда Мэри пыталась говорить об их относительности, это взрывало Конни, и в качестве аргумента Конни кричала: "Ты что, оправдываешь секс с маленькой девочкой?" "А что ты называешь "маленькой"?" – уточняла Мэри. "Три года", – определяла Конни. Мэри утверждала, что она оправдывает секс с девочкой, у которой начались менструации. То есть секс между взрослыми людьми. Конни громче всего возмущалась анальным сексом, которым Мэри так наслаждалась. Для Конни было непостижимо, как можно испытать удовольствие от того, от чего она сама единственный раз в жизни испытала омерзительную боль.
Потом Конни выдвинула другой аргумент – можно ли считать нормальным, если любовники мочатся друг на друга. Мэри сказала, что если это им обоим нравится, то пусть. Но Конни не могла этого выдержать, она стала кричать об извращённости своей подруги. Мэри это надоело, она встала и ушла, чтобы прекратить бесполезный спор.
Я был у Мэри вечером, когда ей позвонила Конни и стала снова выяснять отношения. Она прервала нашу еблю, и я впервые увидел Мэри, разговаривающую с раздражением и нетерпением. Но в её разговоре не было ни грубости, ни резкости, а лишь значительное недоумение из-за обострившегося непонимания друг друга.
– Ты находишься в постоянно неудовлетворённом состоянии и поэтому не можешь переносить, что я удовлетворена, – высказала Мэри мой аргумент, который теперь посчитала своим. Но я не возражал против такого плагиата.
Мэри не знала, как закончить разговор, – она отнимала трубку от уха и держала в стороне, и голос Конни доносился до меня. Я не выдержал и крикнул в трубку:
– Конни! Мы хотим ебаться! – и разъединил линию.
Мэри напряжённо рассмеялась.
На следующий день Конни позвонила Мэри и торжественно объявила, что она пришла к выводу, что им нужно прекратить дружеские отношения.
– Я тебе объясню почему, – начала Конни.
– Мне не нужны никакие объяснения, – сказала Мэри и повесила трубку.
Так кончилась восьмилетняя дружба. Мэри была ошарашена – как можно разрушать по такому поводу столь долгие и тесные отношения. Оказывается, можно. Ибо повод вовсе не мелочный, а жизнеопределяющий – заниматься или не заниматься анальным сексом.
Так или иначе Мэри свои оргазмы доберёт. Для женщины самое важное – ебаться с надеждой. Или – с деньгами. Или – со славой, а для Мэри – с надеждой на нежность и преданность, которые она недополучила от родителей и потому даже не знает, что с ними делать, когда она их получает.
Шелли тоже озабочена только одним – выйти замуж, причём за богатого. А пока что её ебал владелец ресторана, который убил свою старую мать, чтобы избавить её от какой-то жуткой болезни, приносившей страдания, и потому совесть так его ела, что ни о какой женитьбе он и думать не мог. Но зато хуй у него стоял часами, ибо кончить он мог только, если дрочил, глядя на Шелли, которая тоже дрочит. За всё время своего романа с этим сатиром Шелли ни разу не получила в себя его сперму, что её угнетало, а также служило хорошим стимулом для поиска мужа.
И вот она познакомилась с дантистом. Богатый, никогда не был женат и, судя по всему, весьма увлёкся Шелли. Она планировала свидания с дантистом после ебли со своим сатиром, который вытягивал из неё всевозможные оргазмы, и поэтому на следующий день Шелли могла с лёгкостью противостоять соблазну отдаться дантисту. С ним она играла в невинность, только после долгих домогательств с трудом дала себя поцеловать в губы, намекала всячески, что чуть ли не девственница (а суке – двадцать шесть), и, когда он всё-таки сорвал с неё поцелуй, Шелли так вошла в роль святой невинности, что симулировала обморок от полноты чувств. Дантист перепугался, кое-как привёл её в себя, выдрав зуб (шутка), и пытался выяснить, что же такое произошло. Шелли кое-как старалась объяснить своё состояние сильной любовью. Дантист быстро вычислил, что если она падает в обморок от поцелуя, то от ебли уж точно помрёт, и перестал с ней встречаться. Вот что значит переиграть. Шелли была в истинном отчаянии – такой вариант сорвался – и с горя не слезала со своего сатира-любовника весь следующий день. Тот от радости даже вдруг намекнул на возможность женитьбы, от чего Шелли лишний раз кончила. Но и тут её подстерегала злая судьба. Её хахаль приехал к нам в город в командировку, и у него был телефон Мэри, который он списал из записной книжки Шелли. Мэри, наслышанная о сатире, а он – о ней, договорились встретиться. Мэри призналась мне, что спала со всеми любовниками Шелли. Но на этот раз Шелли, которой стало всё известно от хвастуна-сатира, не простила Мэри и рассорилась с ней. Но Мэри уверяла меня, что у них конечно же ничего не было, просто они пообедали вместе, а когда он пригласил её в его номер, она ему не дала, а только позволила поцеловать в щёчку, сказав, что любит меня. Вот и верь после этого женщинам. Или мужчинам. А нужно ли верить? Ну, еблась с сатиром – и на здоровье, ведь главное, что сейчас ты сидишь не на его хуе, а на моём. А когда сидишь на его, самое важное, чтобы на моём в этот момент была другая. Ну, а если ты действительно дала поцеловать только в щёчку, то ты – последняя дура. Но я-то знаю, что дурой тебя никак назвать нельзя. Так что скачи, любимая, скачи. Уж небось по семени моему соскучилась, истомясь на сухостойном-то! Ничего, скоро получишь его в избытке. Вот-вот!
Мэри попросила меня, лёжа на спине с поднятыми ногами, чтобы я входил один раз в пизду, а другой раз в зад, потом опять в пизду, потом опять в зад. Я принялся за вкусную работу, думая, что если делать это достаточно быстро, то у Мэри будет ощущение, что я и там, и там одновременно.
– Куда ты хочешь, чтобы я кончил? – спросил я.
– Первую половину конца в зад, а вторую – в перед, – повелела она.
Мне пришлось заниматься делением череды спазм на две, причём нужно было переместиться из жопы в пизду между очередными спазмами, чтобы семя не пролилось наружу понапрасну. После второй спазмы я заставил себя выскользнуть из зада и точно донёс третью и остальные четыре капли до матки.
– Точно пополам не получилось, – сказал я виновато после того, как отстрелялся.
– Всё было прекрасно, – сказала она, не открывая глаз.
Мэри не носит часов, которые я ей подарил. Мэри не любит носить часы – она не любит время.
Папенькина дочка
Люси утверждала, что у меня исключительно вкусная сперма. Другие женщины мне об этом не говорили, из чего я заключил, что либо Люси желает мне польстить, либо она такая гурманка, что научилась различать нюансы вкуса, которые для других, менее опытных женщин неощутимы. Когда мы встречались несколько раз на общих собраниях (так она называла оргии), я не видел, чтобы её ебли или хотя бы лизали, – нет, я всегда видел её, бескорыстную, с чьим-нибудь членом во рту, демонстративно в трусиках и юбочке. Она располнела на эдаких харчах, но всё-таки оставалась весьма привлекательной. В один из моментов, когда рот у неё был свободен, я заговорил с ней, и она с готовностью дала мне свой телефон, и тут же устремилась к моему члену, предварительно осмотрев его под яркой настольной лампой.
– У тебя нет язвочек на нём? – спросила она, объясняя причину осмотра.
Голос у неё был вкрадчивый, ласковый и обволакивающий, как и её рот. Видно, обилие поглощённой спермы благотворно влияет и на голосовые связки.
– Не волнуйся, – сказал я, несколько уязвлённый осмотром, – я не стал бы сюда являться с такими делами.
– Ну, тогда и ты не волнуйся, – сказала она и поглотила меня до основания.
Когда я попытался поцеловать её в благодарность да и от резонно возникшего желания, она твёрдо отвела мой язык, повелев принимать её ласки безвозмездно.
Потом я уехал в Японию на пару недель и привёз оттуда дюжину недорогих, но весьма изящных пудрениц для раздачи знакомым женщинам. Люси была тоже среди одариваемых мною. Я позвонил ей и сказал, что у меня есть для неё сувенир из Японии, и этого оказалось вполне достаточно, чтобы она пригласила меня к себе.
Она назначила время в середине дня и сказала, что мы сможем пробыть вместе не более получаса, так как у неё есть какие-то дела. Я обрадовался такой деловитости и вместе с тем был слегка покороблен её весьма ограниченным по времени желанием побыть со мной. Люси встретила меня в домашнем платье, без косметики, чуть ли не затрапезно. Я вручил ей коробочку с пудреницей. Она радостно открыла её, посмотрелась в зеркальце, оглядела её со всех сторон и вместо благодарности сказала:
– Пойдём скорей в спальню, я тебе отсосу.
Я не заставил себя упрашивать. Люси не стала снимать с себя платье, и под платьем я нащупал трусики. Когда я пытался поцеловать её в губы, она с решительной улыбкой отстранялась. Она положила меня на кровать, расстегнула мне ширинку и брюки, но не стала даже спускать их. Умело вытащила член и славно взялась за работу.
– Люси, разденься, я хочу твоей пизды, – попросил я, разворачиваясь в сторону её бёдер и пытаясь залезть к ней под платье, чтобы стянуть трусики.
Люси отрицательно замычала, отодвигаясь от моих рук и ускоряя движения. Она никогда не играла с хуем и не дразнила его, как это любят делать многие женщины, воображающие, что, растягивая удовольствие, они его усиливают. Люси срезала все углы, одержимая единственной целью – как можно быстрее довести мужчину до семяизвержения. При таком подходе было трудно не поддаться её влиянию. И я поддался. Сделав последний глоток, она произнесла свою дежурную фразу:
– Какая вкусная у тебя сперма.
– Какой вкусный у тебя рот! Но почему ты не позволяешь прикоснуться к себе?
– Мне нужно скоро уходить, и я не хочу распаляться попусту.
– Но я и на вечеринках не видел, чтобы ты для кого-нибудь развела ноги. Или хотя бы ягодицы.
– Ты много чего ещё не видел, – уклончиво сказала она.
– Я хочу, чтобы ты кончила. Неужели тебе не хочется после всех этих дел?
– Хочется. Я и кончу.
– Когда?
– Тебя это не касается.
– Ты хочешь сказать, что у тебя есть любовник, с которым ты делаешь всё остальное, что не хочешь делать со мной?
– Я ничего не хочу сказать. Мне нравятся твой хуй и твоя сперма.
– Я тронут. Ну, а чем ты занимаешься помимо любви? – решил я поговорить с ней за жизнь.
– Я работаю в магазине. Семейный бизнес.
– В каком магазине?
Люси назвала мне место в центре города, и в этом магазине я, помню, бывал.
– Ты должен зайти ко мне туда как-нибудь. Я там практически ежедневно.
– А чем ты занимаешься?
– Помогаю отцу. Всего понемножку: продаю, закупаю одежду, веду бухгалтерский учёт.
Тут она склонилась ко мне, решив испить меня до дна. Разговор наш прервался. Отглотав, Люси на этот раз воздержалась от комплиментов моему семени, поднялась и сказала, что мне пора уходить. И чтобы сгладить эту фразу, прозвучавшую грубовато, она добавила:
– Обязательно заходи ко мне в магазин.
Я вышел из её дома в раздумьях. Казалось бы, идеальная ситуация: получаешь бесплатное и безопасное наслаждение, осуществляемое искусно и быстро. Чего ещё желать? Пизды? Она у меня имеется в других местах, вернее, у других в нужных местах. Но меня мучил вопрос, что же имеет со всего этого Люси? Я, конечно, не верил её гастрономической влюблённости в мою сперму. Я прекрасно понимал, что, кроме меня, она с такою же радостью поглощает детородную жидкость у других самцов. Быть может, ей не хватает семени у мужчины, которого она любит, и, оставаясь по-своему верной ему, она восполняет недостаток с другими спермопроизводителями? Никакого другого объяснения мне в голову не приходило.
Через несколько дней я решил посетить Люси в магазине. Он был двухэтажный. На первом этаже – торговый зал, а второй этаж напоминал балкон в театре, тянущийся вдоль всей стены. Покупателей было всего двое. Пожилой сутулый продавец показывал джинсы одному из них. Люси увидела меня с балкона, помахала мне ладошкой и спустилась. Полненькая, но ладненькая. Улыбается мне, будто сидела и ждала моего прихода. За ней спустился какой-то мужик, которому она сказала: "Пока", и он ушёл из магазина.
Люси поманила меня наверх, и мы поднялись по лестнице. На втором этаже стояло несколько письменных столов, но никто за ними не сидел.
– Это мой офис, – сказала Люси.
– Как идёт бизнес? – спросил я.
– Неплохо. Папа справляется, да и я ему помогаю.
– Это твой отец внизу?
– Ага. Я тебя потом представлю.
– Это вовсе не обязательно.
Она показала мне на высокий стул, подобный тем, что стоят у барной стойки.
– Садись, я тебе пососу.
– А если кто-нибудь сюда придёт?
– Не волнуйся, сюда никто не придёт.
– А твой отец внизу? – спросил я, усаживаясь.
– Он нам мешать не будет, – уверенно сказала она, расстегивая мне ширинку.
Я старался не издавать звуков, рвавшихся из меня в течение минут двух. В магазине стояла тишина, даже музыка, обыкновенно существующая фоном в других местах, здесь отсутствовала. До меня доносился хриплый голос её отца, объясняющий что-то покупателю, звук открывшейся двери, впустившей или выпустившей кого-то. Несколько секунд я вообще ничего не слышал. Но не переставал удивляться бескорыстию и самоотверженности Люси.
– Скажи, а мужик, который спускался отсюда, когда я вошёл, тоже обладает исключительно вкусной спермой?
– Не такой вкусной, как у тебя, – попыталась польстить мне Люси, выдав информацию, которая для меня лестной вовсе не была.
– А как же твой отец? Ничего не замечает? – Я даже не хотел поднимать вопрос, стыдно ли ей заниматься этим в присутствии отца.
– Когда мне было восемь лет, он научил меня этому, так что теперь ему некуда деваться.
– Так ты могла его… Это же подсудное дело! Растление малолетних! – вскричал я.
– Ерунда! Мне это нравилось, да и это же мой отец, которого я люблю и который заботился обо мне. Он меня и не заставлял, мне самой было интересно, а потом даже вкусно. Ты знаешь, у меня дела! – прервалась она. – Если хочешь, мы можем с тобой потом поговорить.
Мне это стало весьма интересно, и я предложил ей пообедать после работы в ресторане. Люси согласилась.
Когда я выходил из магазина, в него вошли два парня, и мне показалось, что Люси… Впрочем, я подавил свои подозрения, ибо какое мне дело, если она им тоже отсосёт. Что она мне, невеста, что ли? Но меня удивило такое спокойное отношение Люси к сексуальным притязаниям отца. И мне хотелось узнать подробности, которые я собирал для своих рассказов.
Мы встретились в ресторане неподалеку от её магазина. Я заказал столик в укромном уголке, отделённом от других столиков боковыми стенками. Люси сказала, что не очень голодна, и заказала только салат.
– Хочешь? – спросила она меня многозначительно.
– Здесь? – удивился я.
Вместо ответа Люси склонилась ко мне. Со стороны она была совсем не видна, так как голова её скрылась под столом, длинная скатерть скрывала наши ноги, и издали можно было бы подумать, что я сижу один, а моя спутница вышла в туалет. Нам только что принесли нашу еду, и официантка не должна была нас тревожить в течение нескольких минут, которых хватило, чтобы Люси вконец испортила себе аппетит.
– Теперь понятно, почему ты заказала только салат, – сказал я, но сначала, конечно, поблагодарив Люси.
Люси улыбнулась и глотнула вина из бокала.