Люцилий. Если бы не старик, и мы бы о нем ничего не знали, о святилище. Ничего не скажешь, повезло нам. Любое желание, Люций?
Люций. Любое.
Люцилий. А ты помнишь точно, как он говорил?
Люций. Конечно, помню. Подойти с чистыми помыслами. Душа чтобы была без зависти, без корысти. И громко вслух сказать, чего хочешь.
Люцилий. Это очень просто!
Люций. Проще не придумаешь. Вот, говорят, в Тирепте на алтаре Деметры, тоже сбываются желания. Но сперва нужно достать три скрупулы пепла аравийского Феникса, смешать его с пеплом одного животного плавающего и одного ползающего, завязать все в мешочек и каждую ночь класть мешочек под голову. А потом сказать "Тетра Метра Деметра" и просыпать пепел на четыре стороны света, а потом уж идти просить.
Люцилий. Это куда как сложнее!
Люций. И дольше.
Люцилий. Но если выгорит, заживем, Люций!
Люций. Конечно, заживем. А ты во всем уверен?
Люцилий. Своими ушами слышал, как звенит у нее в тряпках. Зашила в платье, старая, думает, что никто не догадается. Как удар ее хватит, а рядом - никого, кроме меня. Я все быстренько распорю да обратно зашью. Как будто ничего и не было. Братья придут, кинутся смотреть, а я скажу: "Чего ищете? Все наврали люди про нашу безумную матушку, что колдовством наворожила она золото". Да сколько б его там ни было, Люций, все мало! Куда мне до тебя… Вот ты и верно, дело придумал.
Люций. Конечно, земля и стада - это лучше золота. Каждый год с прибытком. Когда его корабль потонет, что ей останется делать? Итак, отец дал ей сроку только до ближайших терминалий, а там уж - отцово слово, отцова воля. Я ему нравлюсь - и ловок, и связи имею.
Люцилий. Давай, я тебе скажу, что придумал, Ты - это святилище, а я вот к тебе обращаюсь. (Становится на колени перед Люцием.) О божество этого священного места! Выслушай мою мольбу: мать моя совсем безумна, лепечет, как ребенок, и не может ступку от пестика отличить. А братья мои все по службе, да и я каждый день до вечера в меняльном ряду. Кто ее за руку проведет? Кто ее накормит? Она по безумию и в колодец свалиться может, и под воз на дороге попасть ненароком. Страшно смотреть, как она мучается, похлебку сама ко рту поднести не может, все только поет да прыгает на одной ноге. Люблю ее по-сыновьи, так пошли ей смерть быструю и безболезненную у меня на руках, чтобы я мог своею рукой закрыть ей глаза! Ни слова ведь лжи, не так ли, Люций?
Люций. Ни слова.
Люцилий. Теперь ты попробуй.
Люций (становясь на колени перед Люцилием): О божество, имя которого мне не известно. Любимую моряк опоил приворотным зельем. Люди говорят, что он с пиратами знается. А она, несмышленая, только о нем думает и ждет с моря, чтобы ложе разделить с ним как законная жена. А распнут его, что с ней станется? Отец наследства лишит и из дома выгонит. Куда она пойдет? А я человек надежный, на службе у префекта и отцу ее нравлюсь. Пусть волна его смоет или отнесет его корабль к берегам савроматов, откуда не возвращаются. И он спасется от позорной смерти, и она - от позорной жизни, да и я буду счастлив! Ну как?
Люцилий. Прекрасно! Ведь он и впрямь пират…
Люций. А мать твоя и впрямь безумна…
Люцилий. Теперь можно и подкрепиться. Где там твой козий сыр?
Люций. И твой бурдючок тоже вынимай!
Люцилий. Сыр бы, конечно, хорошо пожарить. Соберу-ка я хворосту. (Оборачивается и видит святилище. Роняет сыр.)
Юпитер Всеблагой!
Люций. Что? Где?
Люцилий. Там.
Люций оборачивается и тоже видит святилище. Роняет бурдюк.
Люций. Это все ты, голова тыквенная! "Давай, попробуем!.."
Люцилий. Оно все слышало.
Люций. Все твои чистые бескорыстные помыслы.
Люцилий. Сам-то хорош.
Молчат.
Люций. Что будем делать?
Люцилий. Давай спустимся вниз. А завтра снова поднимемся.
Люций. И что?
Люцилий. За ночь оно нас забудет. И подумает, что пришли другие.
Люций. Это только ты, осел, за одну ночь можешь все забыть. У богов память длинная.
Люцилий. Что же делать?
Люций. Я попробую с ним говорить. (Становится на колени.) О божество, покой которого мы ненароком нарушили! Ничего не может укрыться от твоих всеслышащих ушей! Ты, конечно, слышало, что мы тут с моим приятелем Люцилием наговорили. Не нам предрешать твою волю, однако, посуди: ни разу мы с приятелем тебе не солгали и все, что мы сказали, - правда. И то, первое, и это, второе. Ты можешь сказать, что потом мы сказали то, что на сердце, а сперва - то, что изобрел наш изворотливый ум. Но ведь может быть и наоборот. Человеку свойственно порочить себя из скромности, чтобы быть как все. Откуда ты можешь знать, если мы и сами не знаем, что руководит нашими поступками. Если ты поверишь в чистоту наших помыслов, ты не можешь не выполнить наших желаний, если ты и то, что о тебе говорят, - правда. Если же ты поверило больше нашим суетным словам, то твои помыслы нечисты, и ты предполагаешь в человеке прежде всего дурное. Тогда и твое желание, чтобы наши желания не сбылись, не исполнится. Ведь, если верить мудрецам, и божество не может быть выше своих же собственных законов.
Из глубины каменного алтаря раздается звук, похожий на скрип.
Люцилий. Услышало, услышало!
Люций. Да, но что оно сказало: да или нет?
Люцилий. Давай снова спросим: если "да", пусть скрипнет один раз, если "нет" - два.
Люций. Неплохая мысль для дурака. (Начинает.) О божество…
Камень скрипит три раза. Люций и Люцилий остолбенело смотрят друг на друга.
Люцилий. Что оно сказало?
Люций. Оно сказало, что ты осел.
Люцилий. Слушай, ты, божество! Мало тебе того, что мы колени в кровь содрали, карабкаясь по этим кручам, так ты еще и шутки шутишь! Вот я, Люцилий, раз сюда пришел, значит мне надо! Чем я хуже других? Ты уверено, что другие тебе правду говорили? Они, видно, поосторожнее нас были, не болтали тут около, сразу с нужными словами подходили. Если очень надо, чего только не придумаешь. Как ты можешь верить, если мы сами в тебя не так чтобы очень верим. Так уж, приходим на всякий случай, денег-то не стоит. Ну давай, давай, делай свое добро! Безумные старухи будут детям желчь портить, а пираты будут невест отбивать у таких прекрасных парней, как вот этот Люций. Тебе еще нужно, чтобы с тобой по особенному разговаривали, да еще особенными какими-то были. Да кто же ты такое?!
Алтарь начинает скрипеть и раскачиваться. Валятся камни. Становится ясно: это землетрясение. Люций и Люцилий падают на землю. Меркнет свет. Жуткий грохот. Затем все стихает.
Люцилий (слабым голосом). Ты живой, Люций?
Люций. Кажется, да.
Люцилий (поднимается). А святилище-то развалилось!
Люций. Мне сразу показалось, что это - ненастоящее божество. Слишком уж простое.
Люцилий. Что делать будем, Люций?
Люций. Завтра же идем в Тирепт. Как ты думаешь, сколько могут стоить три скрупулы пепла Феникса?
Занавес.
1991
Собаки-левитанты
Действующие лица:
Аякс, хозяйский пес.
Хризоп, пес бродячий.
Голос хозяина.
Собаки-левитанты.
Слуги.
Хозяйский двор поздно вечером. Темно. Собаки шепчутся.
Аякс. Это ребрышко тоже возьми, Хризоп.
Хризоп. Да что ты, Аякс…
Аякс. Бери, друг. Я, знаешь, уже обожрался. Вот видишь… (Рыгает.)
Хризоп. Не пойму, Аякс, с чего ты такой добрый? Другие хозяйские псы и на двор-то не пустят. Рычат, будто у них у живых печенку из брюха вынимают…
Аякс. Не добрый я - предусмотрительный. Тебя если не кормить, еще с голодухи взбесишься.
Хризоп. Ну и?
Аякс. И покусаешь.
Хризоп. Кого?
Аякс. Кого-нибудь.
Хризоп. А тебе-то что?
Аякс. Как что? Бешенство, оно, брат, как пожар. Сегодня собаки друг друга кусают, завтра - люди.
Хризоп. Ну и пусть. Вот весело-то будет!
Аякс. Сам ты весело. Кто же стада пасти будет?
Хризоп. А мы сами!
Аякс. Сами, говоришь? Значит, Хризоп, ты и быка зарезать можешь?
Хризоп. Н-нет…
Аякс. И освежевать?
Хризоп. Н-нет…
(Молчат.)
Хризоп. А и не надо. В полях мышей полно, а в болотах - лягушек.
Аякс. Это ты уж сам жри.
(Молчат.)
Хризоп. А знаешь… тут один… ну, в общем, пес… нет, не скажу!
Аякс. Вот ты какой: я тебе кость, а ты мне - не скажу!
Хризоп. Гекатой клялся.
Аякс. Гека-а-той…
Хризоп. Ну, в общем, пес один говорил, что собаки могут летать, если захотят. Как птицы. И тогда можно других птиц ловить и кушать. Вот!
Аякс. А что ж не летают?
Хризоп. Цепи, говорил, мешают хозяйские.
Аякс. Но у тебя ведь хозяина нет, ты чего не летаешь?
Хризоп. А он говорит, этот пес, в нас, собаках, одна общая летучая сила, и чем нас больше в стае, тем летится лучше. А кто на цепи сидит, тот нас как бы вниз тянет. Всем заодно чтобы - вот как значит.
Аякс. Так… а я не хочу!
Хризоп. Чего не хочешь?
Аякс. Летать не хочу. С цепи не хочу.
Хризоп. Видать, крепко ты привязан.
Аякс. Да, большая у меня привязанность.
Хризоп. Какая большая?
Аякс. Дом хозяйский со всем скарбом.
Хризоп. Этого я не понимаю, Аякс.
Аякс. Слишком ты у нас отвязанный, Хризоп.
Молчат.
Голос хозяина (из дома). Так вот, повез я на осле пять модиев пшеницы Аристонию, подъезжаю к полю, смотрю, на току стоит Аристоний, не шевелится, рот раскрыл, глаза выпучил. Я ему: "Эхой, Аристоний, уж не колдунья ли тебя заворожила, или зелья лидийского выпил?" А тот: "Если бы ты видел своими глазами, что я видел, дух бы испустил немедля. Гефест-то мой!" А я ему: "Чего Гефест? Куда Гефест?". "С утра, - говорит, - кроликов гонял, а к полудню я трапезничать сел, зову его - тю - значит - тю - косточку баранью кинул. А он на меня посмотрел нехорошо и вдруг по-человечески молвит: "Не могу, хозяин, из рук твоих есть, лететь мне надо. Все, мол, летят, и я лечу. И полетел"". Вот такие дела, Христобула. Нехорошо все это, не к добру. И лето слишком жаркое, и зима была странная, и в Элефтии теленок с кровавым глазом родился, а в Тирепте молния в алтарь Асклепия ударила и надвое расколола, а тут еще собака, собака полетела!
Хризоп. Слышишь, слышишь!
Аякс. Слышать-то слышу.
Хризоп. Ну так давай… полетели!
Аякс. Значит, летать будем?
Хризоп. Будем, будем!
Аякс. Летать будем, работать не будем.
Хризоп. Ну, зачем же ты так, Аякс! Постой, тише!
Небо освещается. Пролетает испуганная стая стрижей. За ними летят собаки-левитанты. Они летят грузновато, не очень соображая, что им делать с ногами, поэтому по привычке перебирают ими в воздухе.
Хризоп. Теперь ты веришь!
Аякс. Во что?
Хризоп. Что собаки могут летать?
Аякс. Допустим.
Хризоп. Это, понимаешь, уже не собаки, это что-то совсем другое, новое…
Аякс. Летучие собаки.
Хризоп. Пусть так.
Аякс. Скажи мне честно, Хризоп, что ты умеешь делать?
Хризоп. Как что? Что каждая собака умеет делать. Ну вот овец гонять, дом сторожить, лаять там, на Луну выть - что там еще?
Аякс. Лаять и выть на Луну - это уже несерьезно, скажи еще жрать, да на обочину мочиться. А вот овец пасти, дом сторожить - это ты в небе как?
Хризоп. Значит, и не надо, просто летать и птиц ловить!
Аякс. Ворон.
Хризоп. Ну почему ты всегда так, Аякс!..
(Молчат.)
Аякс. А если хозяева полетят?
Хризоп. Что?
Аякс. Если, спрашиваю, хозяева тоже полетят?
Хризоп. Про это ничего не сказано.
Аякс. Известно, не сказано. Только нет такой собаки путевой, чтобы на нее хоть раз в жизни хозяина не нашлось. На летучую собаку и летучий хозяин будет.
Хризоп. Это необязательно, Аякс. С чего бы это?
Аякс. Не знаю, Хризоп. Заведено так. В иных помойках лучше не копаться - дрянь скушать можно. А то и взбеситься.
Молчат.
Аякс. Ты как знаешь, делай, что хочешь, а я уж по-прежнему. Не нравятся мне эти полеты.
Хризоп. Ты просто трусишь.
Молчат.
Хризоп. Знаю я, что делать. Давай-ка я тебя освобожу.
Аякс. Это как?
Хризоп. Цепь перегрызу.
Аякс. Ну-ка, без глупостей!
Хризоп. Освобожу я тебя, друг! (Кидается на Аякса, грызет его цепь.)
Аякс (лает и рычит). Хозяин! Слуги! Бешеный пес на дворе!
Голос хозяина. Волк! Волк! Тевтобальд! Аристоникс! Вставайте, увальни! Волк на дворе!
Выбегают слуги. Бьют Хризопа дрекольем. Убивают. Уходят.
Аякс (обнюхивая труп Хризопа). Эх, Хризоп, хоть я тебя и кормил, все равно ты взбесился. Цепь мою грызть, ну не бешеный ли? Может, она мне самими богами скована из остатков щита Ахилла?! Разве ж это так делается…
Аякс осторожно нажимает зубами на пряжку. Цепь отстегивается. Аякс взлетает в воздух и медленно, на высоте в локоть, кружит над трупом Хризопа.
Аякс. Славный был пес, но наивный. Собаки, уверял, летать могут, да упокоят боги его простоту в Элизии! Кому ж это неведомо? Довольно захотеть, и чего только не сотворишь. Я, может, такое заклинание знаю, стоит только молвить, и все исчезнет: и собаки, и хозяева, и земля, и небо, и сами боги вечные - ничего не будет, одна только маленькая дырка, а вокруг темная пустота. Но ведь молчу я, молчу! Комок какой-то в горле слова такие вымолвить не дает. Как знаете. Только мне все это нравится: двор сторожить, кости грызть, лаять, да уж и на Луну выть, в конце-то концов. Лучше мне так, спасители вы мои! Однако осторожнее, Аякс! Полетал и хватит - не ровен час, и сам взбесишься.
Садится на землю, пристегивает цепь. Небо освещается. Вновь пролетает стая стрижей. За ними, в отдалении, собаки-левитанты, все в мыле, вид у них жалкий.
Аякс (провожая их взглядом). Н-да… Неужто всех не кормили? Да нет, кормили, не помогает, видать. (Смотрит на труп Хризопа.) Все порода подлая собачья…
Голос хозяина (из дома). Слухи, Христобула, слухи один страшнее другого. Сказывали мне, кто видел, в Дамаске Аполлоний из Тиан перед людьми чудеса творил: воду в вино превращал, а глину в золото. Рассказывают люди и радуются: "То-то, - говорят, - мы теперь заживем!" Радуются, а мне страшно. Словно земля из-под ног уходит. Словно лечу я куда-то вроде вверх, а знаю - что падаю. И сон мне такой снился: возносился я в небо навстречу бессмертным богам - белое такое облако серебряное, а на нем - боги. Я его - за край, а оно - от меня. И чем выше я в небо взлетаю, тем все дальше и дальше от меня облако. А боги смеются. Тут я и проснулся. Как жить-то будем, Христобула, если сами бессмертные боги над нами смеются?
Занавес.
1991
Взлет и падение города М
Поэтическая драма в трех актах с эпилогом по мотивам "Махагони-оперы" Бертольта Брехта и Курта Вайля
Персонажи в порядке появления:
Акула Бегби - мошенник и авантюрист.
Тоб и Хиггинс - его подручный и сообщник.
Дженни Оклахома - проститутка.
Джим Макинтайр, Джо Полярный Волк, Джек Золотой Топор - лесорубы с Аляски.
Таможенники, полицейские, палач, гувернант, гувернантка и почтальон в исполнении тех же актеров.
Акт I
Сцена 1
На экране перед нами разворачивается история жизни АБ и ТХ. Возможно, это анимация или черно-белый фильм "под немое кино", с пародийной заставкой в духе крупной голливудской студии - MGM или Columbia Pictures. На экране название картины: "Взлет и падение города М". Сюжет - история жизни двух отпетых мошенников - АБ и ТХ. Перед нами в кратком виде развертываются их криминальные биографии - от подростковых шалостей к первым серьезным преступлениям. Затем знакомство в тюрьме, побег и начало совместной деятельности. Размах криминального картеля растет на глазах; последняя многомиллионная афера заканчивается бегством от следующей по пятам полиции; от погони гангстеры уходят, захватив на аэродроме маленький самолет. Но самолет попадает в песчаную бурю и падает. Экран гаснет. Рев моторов и грохот от падения самолета сменяются тишиной.
Сцена 2
Декорации - типичная пустыня Нового Света. Кроме обломков самолета на сцене присутствуют кактусы, изваяния доколумбовой цивилизации, скелет неудачливого путешественника и прочие предметы, обычно ассоциируемые с Долиной Смерти.
ТХ (выползая из-под обломков самолета). Все, приехали!
Оглядывается по сторонам и обнаруживает лежащий на земле приоткрытый чемодан, из которого выпало несколько пачек долларов. Распахивает чемодан и сладострастно погружает в него руки. Под обломками самолета слышится чихание. ТХ испуганно оглядывается. Возвращается к прерванному занятию. Чихание повторяется. ТХ захлопывает крышку чемодана и садится сверху. Из-под обломков самолета выползает АБ. Он отряхивает костюм, надевает котелок, подходит к ТХ и многозначительно смотрит на него. ТХ подвигается на чемодане, освобождая место для сообщника. АБ садится на чемодан и резко толкает ТХ в сторону задом, отчего тот падает. АБ единолично завладевает сидячим местом.
АБ. Вот теперь - приехали.
ТХ (встает, ходит кругами по сцене и изучает обстановку). Бегби, что это за место?
АБ. Долина Смерти.
ТХ. Так значит, мы умрем? Сдохнем от голода, высохнем от жажды?
АБ. Мне еще не попадался человек, который умер бы от голода и жажды, имея при себе пятьдесят миллионов долларов.
ТХ (постепенно впадая в истерику). Нет, Бегби, мы точно умрем! Как вот этот вот! (Показывает на скелет.) И наши кости обглодают скорпионы!
АБ. Во-первых, скорпионы, насколько мне известно, не едят человечину. Во-вторых, у "этого вот", как ты изволил выразиться, явно не было при себе пятидесяти миллионов долларов.
ТХ. Но, Бегби, как ты можешь так говорить! Доллары нельзя есть, их не превратишь в воду! Мы умрем, черт побери!
АБ. Нет, Тоби. Вода и еда придут к нам сами. Деньги способны творить чудеса, разве ты не знаешь этого? Так написано в Библии.
ТХ. В Библии этого нет.
АБ. Откуда ты знаешь, Хиггинс? Ты же не умеешь читать.
ТХ. Ты тоже не умеешь!
АБ. Зато я умею считать. И, по моим подсчетам, денег нам как раз хватит на то, чтобы построить город.
ТХ. В пустыне?
АБ (вставая с чемодана, но предусмотрительно ставя на него ногу). Да, в пустыне. Мы построим здесь город. Великий город. Город, который войдет в историю. Люди со всех краев земли будут мечтать о том, чтобы стать его жителями. Ибо чего жаждет человек, Тоби? Человек жаждет наслаждений. А почему? Ты знаешь, что такое зебра?
ТХ. Ага, лошадь такая полосатая.
АБ. Верно, Хиггинс. Жизнь - она вроде этой самой лошади. Черная полоса, белая полоса, черная полоса, опять белая, опять черная, а в конце…
ТХ. Хвост?