– Тут надо уточнить, что такая программа – результат многоуровневого исследования феномена деструктивных социальных эпидемий. Сначала был исследовательский этап, а потом уже этап внедрения полученных результатов в практику. Именно на этом этапе и началась работа со школьниками – диагностика и коррекция высоких рисков вовлечения в деструктивные формы поведения, в том числе наркоманию. А вообще деструктивные социальные эпидемии – это не только наркомания, это более широкое понятие: есть химические зависимости – наркомания, алкоголизм, токсикомания, есть и нехимические – игромания, вовлеченность в тоталитарные секты, экстремистские организации, компьютерная зависимость. Предпосылки и механизм вовлечения во все эти зависимости сходен. Группа риска для всех зависимостей тоже сходная.
Как показывают наши исследования, 10–12 % школьников обладают низкой степенью устойчивости к вовлечению в деструктивные зависимости. Они и должны быть главным объектом профилактической работы.
Положительный эффект от нашей программы заключается в том, что мы наконец начинаем управлять рисками, а не работать с последствиями уже случившегося. Что такое управление рисками?
Это, во-первых, грамотная диагностика. У нас есть специально разработанная компьютерная программа, которая показывает степень вероятности вовлечения в деструктивную зависимость. Это не диагноз, не стигматизация, эта информация не подлежит распространению. Но профессионалам надо об этом знать, потому что только имея соответствующие данные, можно начинать прицельно и точно работать по мишеням, а не "палить из пушки по воробьям". У нас есть технологии, которые позволяют при конкретной комбинации рисков за короткое время повысить устойчивость человека и снизить риски его вовлечения в деструктивные формы поведения.
– Приведите, пожалуйста, статистику положительных результатов.
– Там, где эта работа нами была поставлена, количество вовлеченных в разные формы деструктивного поведения снизилось очень существенно: у подростков в полтора раза, а у более младших детей даже в два с половиной раза. Причем эти данные получены на больших группах, проводилось сопоставление с контрольными группами, методология нашего исследования контролировалась ведущими экспертами известных в мире исследовательских институтов, например, экспертами Национального института химических зависимостей США и др.
– По этим результатам в Казахстане принята государственная программа?
– Да, в Казахстане программа принята на уровне государства. С 2010 года наши новые технологии работают в рамках Национальной программы развития здравоохранения в Республике Казахстан.
– Теперь, насколько я понимаю, вы переехали в Россию, в Петербург, и хотите инициировать сходную программу здесь?
– Не совсем так. Конечно, хотелось бы и программу управления рисками в России реализовать, но я прекрасно понимаю, что нельзя механически переносить то, что работает в Казахстане, в другую страну. Нужна апробация в новых условиях. Моя основная задача – продолжение исследовательской работы в отношении деструктивных социальных эпидемий и развития у населения устойчивых ресурсных состояний, то есть повышения устойчивости к воздействию агрессивной, сложной, быстро меняющейся среды. Речь идет об эффективных формах индивидуальной и социальной самоорганизации.
Надо учитывать, что благодаря выдающимся достижениям медицины в XX веке перестал работать естественный отбор, в результате каждое последующее поколение ухудшает свое генетическое качество. И если не понять, за счет чего можно компенсировать это ухудшение, то ничего хорошего нас не ждет. В лучшем случае будет развиваться идеология протезирования утраченных фрагментов здоровья, то есть медикаментозная поддержка, восстановительная и трансплантационная хирургия и пр. Это масштабная проблема. Она касается не только деструктивных социальных эпидемий. В конце концов, эти эпидемии – только флаги неблагополучного сценария развития событий. Речь идет о магистральных путях развития человечества, о том, сможет ли наша психика справиться с тем темпом и той сложностью задач развития, которые очевидно нарастают.
Второе направление моей работы – обучение новым инновационным методам управления рисками, которое мы собираемся активно предлагать профессионалам – психотерапевтам, школьным психологам, психологам-консультантам.
Ну и, конечно, апробация: без проверки на практике никакая исследовательская программа не полна.
– Какие-то договоренности с Министерством здравоохранения, Министерством образования России достигнуты?
– Мы только что провели презентацию нашей программы, подхода и результатов на специально посвященной этому Международной конференции по социальным эпидемиям, состоявшейся в Петербурге. На эту конференцию приехали представители Академического совета при ООН, российские, казахстанские, европейские специалисты. Теперь мы надеемся вступить в диалог с соответствующими российскими ведомствами.
– Поговорим теперь о наиболее интригующем – самих технологиях повышения устойчивости, укрепления личности в широком смысле.
– Мы исследовали влияние 94 факторов – только те, на которые мы могли влиять, причем в достаточно краткосрочной перспективе. То есть, например, конституционные особенности мы не затрагивали, потому что влиять на них все равно пока что не можем. Мы выделили те ключевые факторы, которые, прежде всего, связаны с устойчивостью личности, то есть психологической устойчивостью, и воздействуя на которые, можно эту устойчивость повышать. Таких факторов оказалось шесть.
Это, во-первых, фактор личностной идентификации, то есть четкого представления у человека, кто он такой, каково его место в жизни, чего он хочет достичь. Это очень важный стержень, помогающий человеку не потерять ориентацию в мире.
Второй фактор – позитивный жизненный сценарий. В 1970-е годы были опубликованы результаты исследования советских школьников – кем они хотят быть, и меня поразило, что часть школьников ответила "никем". Вот она – группа риска. Когда мы имеем цель, по жизни нас ведет энергия желания, она задает скорость движения и маршрут. А если школьник отвечает "никем", то его жизнь скучна, серовата, и почему бы не разнообразить ее приемом наркотиков и алкоголя? Его ничто не удерживает.
– А в каком возрасте формируется сценарий жизни?
– Основы этого личностного свойства формируются уже в 7–8 лет, а к 17–18 этот сценарий должен быть, в основном, сконструирован и осознан.
Третий фактор – степень сформированности навыка ответственного выбора. Приверженность определенной системе взглядов и ценностей, умение стоять на своем. Проиллюстрирую это хокку, которое часто цитирую, когда веду занятия:
Лес стоит никому не нужен…
Холм стоит никому не нужен…
Я стою никому не нужен…
Что же делать?
Стоять на своем!
Четвертый фактор – внутренний локус контроля. Вы, наверное, видели немало людей, у которых во всех несчастьях всегда виноваты все, кроме них. Зарплату платят маленькую, погода отвратительная, коммунальные службы плохо топят, никто с ними не считается и т. д. Чтобы такому человеку помочь, надо изменить весь мир вокруг него. И не факт, что ему и в новом мире понравится. Хотя, конечно, можно создать идеальные условия в каком-нибудь психотерапевтическом стационаре, и человек там начнет правильно социально функционировать. Но как только выйдет, опять ужаснется, и не исключено, что опять начнет использовать патологические адаптогены вроде алкоголя и наркотиков.
Поэтому многие зависимые люди, выйдя из клиники, снова берутся за старое. Мир-то остался таким же жестким и неудобным, как и был, продолжает поворачиваться к ним неприятными сторонами. А вот если человеку дать инструмент – научить его чувствовать себя за штурвалом собственной жизни, то он начинает по-другому смотреть на мир, по-другому думать: "Руки у меня слабоваты, чтобы держать штурвал? Так их надо подкачать". Он перестает искать виноватых и начинает работать над собой. Когда видишь это чудо "превращения" конкретного человека, самое настоящее ощущение радости возникает – вот оно, получилось.
Пятый фактор – ресурсная достаточность. Тут и знания, умения, навыки и стратегии совладания со стрессовыми ситуациями и ресурсы из области бессознательного. Это комплексный фактор.
Про знания, умения, навыки, думаю, все понятно. Про стратегии поведения, решения проблем у меня есть такой пример. Как-то в советские годы я был свидетелем того, как прилетела делегация британцев из города Кардифф и обнаружила у нас в старом еще аэропорту "Домодедово" грязь и разруху. И вот они нашим встречающим говорят – "Смотрите, что у вас делается". А наши говорят: "Да, действительно плохо". Англичане этой реакции не поняли, они спрашивают: "Что же вы не наведете порядок, не приберете?". Ответа никакого не последовало, потому что встречающим это показалось странным – почему их-то об этом спрашивают, это кто-то там наверху должен решать вопрос наведения порядка.
Психологические ресурсы – это еще и правильные стратегии поведения в стрессовых ситуациях, которые дают очень много. Представьте себе: идет волна в океане, подхватывает человека, тащит по камням, бросает о берег, руки-ноги ломает, и он, весь переломанный, дальше так и живет со страхом перед океаном, радуясь, что хоть насмерть не убило. А другой оседлает эту волну и прокатится по ней до берега, еще и удовольствие получит, взбодрится. Ведь встряски в жизни тоже нужны, иначе жизнь становится серой, чрезмерно обыденной. Такому ресурсному серфингу тоже можно научить, и тогда человек перестает смотреть на окружающий мир как на полный опасностей и начинает рассматривать эти опасности как новые возможности.
Доступ к ресурсам бессознательного – еще одна важная тема. В какой адаптационной стратегии проживает свою жизнь человек? Или в защитно-конфронтационной, и тогда он перегружен психологическими защитами и броней, которую он с собой тащит. Или в синергетической, сотрудничающей стратегии. Синергетическая стратегия разворачивает бессознательные инстанции в ином ключе, делает человека пластичным и креативным, и такой человек способен генерировать новые быстрые решения проблем.
Для иллюстрации приведу такой пример. В одном из первых фильмов о боевых искусствах монахи из Шаолиня воевали со злодеями, и там был такой эпизод: молодой агрессивный злодей встречается со стариком из Шаолиня, и у них происходит диалог. Монах говорит: сейчас ты проиграешь, потому что ты зол и агрессивен. И старый монах выиграл. Почему? Потому что в этом единоборстве все решает скоростная реакция, и у монаха, который был в состоянии синергии, она была лучше, чем у молодого парня в состоянии защитно-конфронтационной стратегии, когда все мышцы напряжены. Вопросы скорости и пластики выходят сейчас на первое место. Жизнь настолько интенсифицировалась, что свойства высокоскоростной самоорганизации и самоадаптации становятся важнейшими факторами выживания человечества.
А у нас человек все время руку на кобуре держит, ждет удара и сам готов ударить. Это далеко не всегда эффективно!
И только на шестом месте стоит правдивая информация о вреде патологических адаптогенов ультрабыстрого действия, а именно алкоголя, наркотиков, и, межу прочим, "оглушения любовью", которое происходит в сектах и террористических организациях. Был человек серым пятном, "никем", и вдруг он обретает все сразу – и "братьев и сестер", и смысл жизни, и понятный сценарий. "Вот это жизнь", – думает он. Шестой фактор тоже важен, люди должны понимать, с чем имеют дело, какие бывают последствия.
Необходимо понимать, что этот шестой фактор действует только при наличии сформированного позитивного сценария жизни. В этом случае "негативная" информация о воздействии ультрабыстрых адаптогенов (наркотиков, алкоголя и пр.) имеет смысл и действительно меняет поведение человека на более безопасное.
– Неужели такие базовые вещи, как самоидентификация, жизненный сценарий, синергетическая стратегия, имеющие в базисе систему ценностей человека, можно сформировать экспресс-методом за месяц или два работы с психотерапевтом?
– Мы свыше десяти лет потратили, чтобы научиться добиваться быстрых конструктивных и продолжающихся изменений за короткое время. У нас есть подробное описание психотерапевтических технологий и техник, обеспечивающих этот эффект. Надеюсь, мы сможем это показать, рассказать и научить нашим методам многих, кому это необходимо.
Для иллюстрации последнего тезиса такой пример. У меня была съемка в одном из центров для лечения наркозависимых, где все было основано на взаимопомощи и любви. Приходил туда битый-перебитый наркоман, дошедший до края. И вдруг все у него чудесным образом менялось. Ему становилось лучше, и даже "ломка" проходила. При этом резидентами этого центра говорилось, что это его Бог от ломки освободил. И вот я показывал эту съемку начинающим психотерапевтам и спрашивал – проведите психотехнический анализ, что там происходит? Действительно ли Бог ломку снимает? Или дело в том, что зависимого человека встречают любовью, и через несколько часов он на бессознательном уровне меняет свою защитно-конфронтационную стратегию на синергетическую, гиперпластическую?
Но если мы понимаем, что это за психотехника, так значит, это можно повторить, отработать и поставить на службу людям. Вот это мы и сделали.
Пермакультурная революция
Александр Иванов – психотерапевт, эколог и путешественник, а также один из основателей экологического поселения ЧаЧжаевка на Алтае и соорганизатор международного проекта "Интегральное устойчивое развитие", готовящего кадры для пермакультурной революции.
Или, говоря привычным языком, готовящего людей, способных организовать и поддерживать поселения нового типа, использующие возобновляемые источники энергии и гармонизированные со средой пребывания, то есть не производящие мусор, не загрязняющие воздух и воду…
В рамках проекта планируются три сессии практического обучения – три выезда по 2–3 месяца, в три региона мира: Горный Алтай (экопоселение ЧаЧжаевка), пустыня Израиля (Fairy Forest) и джунгли Бразилии (Chapada Diamantina).
– Что такое "пермакультурная революция" и как вы собираетесь готовить кадровый состав революционеров? Что такое "Интегральное устойчивое развитие"?
– Вообще революций в известном нам "революционном" военном формате было уже довольно много, слишком много. И не хочется больше. Поэтому поймите правильно: когда мы говорим "революция", мы имеем в виду некую трансформацию, смену, эволюцию, развитие. Когда что-то привычное, но уже устаревшее, начинает сменяться новым. Сейчас наш мир как раз стоит на очень важном распутье: урбанизация и индустриализация, которые долго были вектором развития цивилизованного общества, за последние 100 лет привели нас к достаточно глубокому экологическому кризису. Найти хорошую еду становится все труднее, вода стремительно портится, воздух тоже. Кругом горы пластикового мусора. Чтобы получить все необходимое для жизни, надо забираться все дальше и дальше от своего дома.
Пермакультура – это, наверное, самое революционное, что было предложено в качестве ответа произошедшим изменениям. Мы уже не можем "просто вернуться назад", к деревенской жизни. И мы сами, и мир слишком сильно поменялись. И пермакультура – это синтез старого, традиционного с новым, полезным, что принес прогресс.
Вкратце, пермакультура – это система знаний и умений, позволяющая создавать максимально эффективные связи между человеком, его домом и окружающей средой. Создатель этой новой культуры – австралиец Билл Моллисон. И сегодня понятие "пермакультура" это своего рода синоним гармоничной жизни. Проект "Интегральное устойчивое развитие" – это не просто курс по пермакультуре, это проект, включающий в себя много программ, направленных на всестороннее развитие человека: тут и телесные практики, и психологические, целительские и творческие семинары. А главное обучение проходит в реальных условиях – на природе, в эко-сообществе, в развивающемся эко-поселении. Одно дело пройти 14-дневные курсы в городе, и другое – прожить несколько месяцев в реальных условиях. Мы не только проектируем пространство, мы живем в нем.
– Как я поняла, подготовка будет идти в трех точках – в России на Алтае, в Израиле в пустыне и в джунглях в Бразилии. Соответственно, организаторы проекта из этих трех стран. Как сложилась такая команда? Где вы познакомились?
– Судьба свела. Так получилось, что мы все из сообщества контактной импровизации, есть такое танцевально-двигательное направление. Люди увлеченные, любящие планету и друг друга. Из наших увлечений и родился этот проект.
– Вы – один из сооснователей и строитель экопоселения ЧаЧжаевка на Алтае. Расскажите об этом проекте поподробнее. И прежде всего, чем люди будут зарабатывать на жизнь в этом поселении, ведь часто именно это становится камнем преткновения для устойчивого существования экопоселений.
– Проект существует с 2011 года. Создан компанией друзей и единомышленников. Сейчас в проекте участвует 15 семей. Правда, "на ПМЖ" живут там только две семьи, в том числе мы с женой. Мы проводим там около 8 месяцев, а остальные четыре путешествуем. Сейчас, например, я отвечаю на Ваши вопросы из Кунмина, путешествуя по Китаю. Мы с женой знакомимся здесь с пермакультурными поселениями и деревенской жизнью Юго-Восточной Азии. А вообще в нашем поселке для более-менее комфортной круглогодичной жизни готовы сейчас три дома.
Вопрос про деньги действительно очень важный, особенно на первом этапе. У нас там существует две параллельных экономики – общая и личная. Про общую я подробно написал в книге "Мы строим деревню". С личными деньгами все интереснее. Пути решения денежной проблемы тут очень разные, каждый решает их собственными методами Мы с женой, например, продаем мои книги, это приносит небольшой, но постоянный доход. Преподаем. Пару раз в году нам с друзьями заказывают строительство геодезических куполов. Это, кстати, одна из "фишек" нашей деревни, у нас сейчас 7 таких куполов разного назначения. Появилось у нас и небольшое производство: мы делаем травяные чаи очень высокого качества (Herbalcraft.ru). Есть в деревни и гончары – они зарабатывают своим ремеслом. Так что, повторюсь, все по-разному, разными творческими путями. Главное, не надо бояться остаться без денег. Надо учиться и развиваться, а ресурсы придут. Да и деньги не самое главное, не всегда нам нужны именно они. Как говорится, не имей сто рублей, а имей сто друзей.
– Еще одна проблема экопоселений – сложные человеческие отношения, которые возникают в замкнутой группе людей, не привыкших к деревенской жизни, живших до этого в больших городах. К этому вы готовы?
– Ну, во-первых, мы не замкнуты. У нас всегда много гостей. А зимой, наоборот, никого нет. Это еще проще: тут с собой надо разбираться, с отношением к себе самому.