Когда 23 июня Риббентроп пришел к нему с сообщением о том, что русские предъявляют требования к румынам по Бессарабии, он был поражен…
Риббентроп тогда сообщил:
- Мой фюрер, русские, увы, намерены поставить нас перед фактом!
- То есть, если я вас верно понял, Риббентроп, они предварительно не запрашивали нашего согласия?
- Увы, нет. Зато румынский король вопит о помощи в связи с русским ультиматумом!
- Что же, посоветуйте ему не вопить… Бессарабия все же раньше принадлежала русским…
- Русские требуют и Буковину!
- Но там ведь живут немцы! Это же бывшие австрийские земли.
- Да… Правда, немцы там в явном меньшинстве, а русинов - треть…
- Ну что же, пусть румыны отдадут им и Буковину, а немцев придется переселять, однако…
Фюрер умолк, покачал головой и закончил:
- Однако я ошеломлен… Этот шаг Сталина я могу рассматривать как признак русского натиска на Запад… И это уже - вне наших договоренностей…
Риббентроп, не отвечая, просто промолчал…
ОДНАКО отмахнуться от изменений на Востоке не удавалось… Русские укрепились в Прибалтике, вышли к границам Восточной Пруссии, а вернув Бессарабию, приблизились к Плоешти, то есть к румынской нефти… С началом войны эта нефть стала для фюрера воистину животворной, и даже потенциальная угроза ей раздражала…
Да, мысли не уходили, не уходило и раздражение…
Раздражал и русский нажим в экономических отношениях… Не успели русские заключить с рейхом пакт, не успели переварить свой "польский" успех, невозможный без успехов вермахта, как список их требований поставок начал расти и расти…
25 октября 39-го года в рейх приехала комиссия наркома черной металлургии Ивана Тевосяна. Он хорошо знал Германию, а в Германии хорошо знали его еще с тех пор, как "Шварц Иван" (так прозвали немцы южанина-брюнета) стажировался у Круппа.
Комиссия пробыла в Германии до 15 ноября и сорок восемь ее членов - специалистов класса не ниже, чем сам Тевосян, - побывали на заводах и верфях, в лабораториях и на полигонах, в конструкторских бюро и в кабинетах промышленников.
Знакомство с немецкими достижениями, с техническими, технологическими и организационными новинками уже было полезно само по себе, но русские присматривались и к тому, что можно бы у немцев закупить…
И уже в начале декабря 39-го года Кейтель пожаловался:
- Мой фюрер! Аппетиты русских растут необъятно и необоснованно…
- А именно?
- Например, они хотят получить станки для производства артиллерийских снарядов…
- Мы можем их дать? '
- При нынешних обстоятельствах военного времени - абсолютно нет!
- Хорошо… Пока не соглашайтесь, но подумайте, как можно выйти из положения…
Кейтель вздохнул…
Фюрер запросил и Риббентропа, и тот все подтвердил, заодно сообщив, что аусамт будет сдерживать требования русских и что сейчас как раз начнутся переговоры с ними доктора Риттера.
Но дела шли туго, даже 19 января 40-го года Риттер был еще в Берлине, а русские слали новые заявки - на новые станки, самолеты, морские орудийные башни…
А ведь ряд поставок тяжелого оборудования был оговорен еще торгово-кредитным соглашением 39-го года! Но тогда немцы надеялись избежать войны на Западе, рассчитывая, что англичане и французы не полезут в битву из-за Польши…
А они полезли, война требовала напряжения сил, а тут еще запросы русских…
И фюрер злился…
Доктор Риттер, однако, добрался-таки до Москвы, и ночью 11 февраля русско-германское торговое соглашение было наконец подписано…
Председатель германской экономической делегации доктор Шнурре сообщал в меморандуме под грифом "Государственная тайна", что переговоры с русским наркомом Микояном были трудными и в деловом, и в психологическом отношении - русские обнаруживали, по его словам, "вездесущее недоверие"…
Однако сам же Шнурре признавал, что, несмотря на все сложности, ясно, что русские искренне готовы помогать Германии и твердо намерены "укреплять политическое взаимопонимание при решении экономических вопросов".
Это, по мнению Шнурре, означало для рейха широко открытую дверь на Восток…
И действительно - русские обязывались за полтора года поставить миллион тонн кормовых злаков и стручковых плодов, почти миллион тонн нефти, полмиллиона тонн фосфатов, полмиллиона тонн железной руды, сто тысяч тонн хлопка, две с половиной тонны платины…
И это было не все! 27 января 40-го года Гальдер жаловался сам себе в дневнике, что при потребности вермахта в 97 тысячах тонн меди выделяется лишь 51 тысяча, а 46 тысяч не хватает.
Русские же существенно сокращали дефицит, поставляя 11 тонн меди, а еще - 3000 тонн никеля, 950 тонн олова, 500 тонн молибдена, 500 тонн вольфрама, 40 тонн кобальта…
Для экономики рейха это были одновременно и изысканные лакомства, и те жизненно необходимые "витамины", без которых развитая экономика просто не живет. Немцы понимали, что эти дефицитные металлы остро нужны и самим русским… Но без русского, скажем, вольфрама заводы рейха просто были бы не в состоянии выполнить русские заказы на станки и оборудование - немецких запасов еле хватало на собственные нужды…
Так что выгода тут была взаимной… И если для немцев широко открылась дверь на сырьевой Восток, то для русских тоже весьма широко открылась дверь на промышленный Запад… Немцы делились опытом, разработками, ноу-хау и документацией…
В СССР были поставлены новейшие германские самолеты и оборудование для авиапромышленности. Весной 40-го был создан Летно-испытательный институт, ЛИИ, в экспериментальной базе которого новейшая германская техническая мысль была представлена вполне достойно… А Крупп - с личного разрешения Гитлера - продал СССР патенты на твердые режущие сплавы типа "видна", которые позволяли увеличить скорость обработки стали в 3-4 раза, а цветных металлов - в десятки раз…
ВСЕ это было так… Рейхсмаршал Геринг, получивший это уникальное звание за Западную кампанию, в беседах с Иваном Тевосяном был исключительно любезен… Как уполномоченный за выполнение германских "четырехлеток" и как глава люфтваффе он обещал расширение военных поставок…
- Мы отдаем вам даже "Лютцов", герр Тевосян, -говорил Геринг, - и я отдаю его с болью в сердце.
- Мы не останемся в долгу, герр Геринг!
- О да! Фюрер не раз говорил мне, что его решение о союзе с вами твердо и бесповоротно… Он подтвердил раздел сфер влияния между нами даже в беседе с Самнером Уэллесом…
- Мы вполне можем не мешать друг другу, герр Геринг, - соглашался русский нарком…
Да, все это было так…
Но в нашей политике по отношению к рейху явно сквозил тактический расчет, а не стратегически твердая линия. И это же, увы, можно было сказать о позиции Берлина…
И до ясности тут было еще очень далеко, да и была ли возможна здесь ясность? Это лишь о любви говорится, что лицом к лицу лица не увидать, "большое видится на расстояньи"… А в политике взгляд лицом к лицу всегда значил очень многое, особенно - в отношениях таких политиков, которые были подлинными национальными лидерами своих стран…
Как Сталин и Гитлер…
Но пока что они всматривались друг друга на слишком большом расстоянии - как политическом, так и географическом…
И проблемы накапливались без эффективного их разрешения…
В феврале 40-го года мы обещали немцам много больше того, что начали поставлять в действительности, к апрелю поставки почти прекратились, и лишь апрельские "датско-норвежские", а затем и майские успехи Гитлера на Западном фронте вызвали оживление поставок.
Но даже в момент германских триумфов во Франции, даже после Дюнкерка Иван Майский в Лондоне позволял себе весьма антигерманскую линию поведения. А ведь проблема "Германия - Россия - Англия" была для фюрера чуть ли не самой болезненной и неопределенной…
Тем не менее Майский в начале июня 40-го года заявлял Джозефу Кеннеди, уверенному после падения Франции в скором падении Англии:
- Господин Кеннеди! Я думаю, что вы преуменьшаете способность и готовность Британии к сопротивлению Гитлеру.
В дневнике советский полпред был еще откровеннее и 10 июня записал:
"Моя уверенность в… Англии… оправдывается на деле, и я чувствую большое удовлетворение, не потому, что я оказался хорошим пророком, а потому, что сохранение независимой Англии я считаю чрезвычайно важным с точки зрения интересов СССР и всего мира…"
Ох уж этот "весь мир"! Даже императрице Екатерине Великой, русской немке, хватало за глаза интересов России, которую она называла "Вселенной"…
А Ивана Майского, кроме России, волновал еще и какой-то "весь мир"…
Н-да…
Дневник русского полпреда для германской агентуры был недоступен, но зато из окружения Кеннеди информация поступала. Да и не с одним ведь Кеннеди вел Майский подобные разговоры, а тесно связанному с англичанами шефу абвера адмиралу Канарису было особенно приятно выкладывать на стол фюрера информацию о двурушничестве Москвы, видном из позиции русского посла в Лондоне…
Да что Лондон! В самой Москве столичные журналисты в беседах между собой именовали рейх не иначе, как "наш заклятый друг"… И эти настроения не ускользали от внимания Берлина…
ГИТЛЕРУ было очень сложно представить себе русское общество не как нечто монолитное, а такое же многослойное явление, как и общество западное… Он был уверен, что все в Москве проводят линию Сталина.
А ведь далеко не все в этой официально исключительно "красной" Москве были в действительности "красными"…
В стране, которую во внешнем мире многие искренне или не очень искренне числили "штабом мировой революции", убежденных большевиков, безусловно, хватало. Однако хватало там и притаившихся "белых", и - вот их-то в московском бомонде было больше всего- просто приспособившихся, "грязных" и "серых"…
Красавица Валентина Серова- вдова знаменитого летчика Серова и любовница редактора "Литературной газеты" щеголеватого 25-летнего Кирилла-Константина Симонова - играла в кино роли новых советских женщин, но коллизии ее любовных романов интересовали ее неизмеримо больше, чем результаты пятилеток…
Да что там - "больше"! Они вообще лежали вне плоскости ее мироощущения, как и у большинства ее обожателей из числа мужской половины "всей Москвы"…
И эта "вся Москва" была далеко не сталинской и большевистской…
Сценарист-красавчик в местечковом стиле "Люся" Каплер в 1920 году в Киеве вместе с приятелями Юткевичем и Козинцевым основал - в 16 лет - театр с характерным названием "Арлекин"… А к концу тридцатых годов он был автором сценариев прекрасных фильмов "Три товарища", "Ленин в Октябре" и "Ленин в 1918 году"…
Что - произошло идейное и гражданское возмужание?
Нет, дело было, увы, в другом… Эти бывшие "арлекины" оказались идеальными и талантливыми социальными хамелеонами, и, коль уж Россия прочно окрашивалась в красный цвет, они тоже носили прочно красные цвета… На лице… Но - не в душе.
В душе их социальный идеал был по сути тем же, что и у их официального антипода Черчилля - вкусная еда в красивой обстановке под "интеллигентный" треп и улыбки очаровательных женщин.
И таких хамелеонов хватало не только в "творческих" кругах… Они сидели в наркоматах и в издательствах, в Академии наук и даже в ЦК… Они носили вновь введенные генеральские звезды на петлицах и нкидовские "визитки"… Они заполняли московские дипломатические приемы, званые обеды и завтраки, файф-о-клоки, суаре, сидели в ложах и в партере на театральных премьерах, ездили загорать и развлекаться в Сочи и в Крым, в Гагры и в Одессу..,
Призванные жить интересами страны, они и жили ими постольку, поскольку это давало право на бутерброд с маслом и черной икрой под грузинский коньяк или новинку - "Столичную" водку…
Но- не более того… И как всякая легковесная дрянь, легко всплывающая вверх, эта новая советская "пена" была иногда виднее взглядам иностранцев, чем толща советского общества. И по линии Сталина они иногда судили, сопоставляя слова Советской власти с обликом многих ее высоких чинов…
Да, Гитлеру было над чем подумать…
Тем более что Сталин не обнаруживал четко выраженной склонности к укреплению намечающегося союза, и поведение СССР заставляло фюрера настораживаться…
28 МАРТА 1940 года, то есть еще до майского наступления на Западе, Риббентроп подписал шифротелеграмму Шуленбургу № 543 с грифом "Главе миссии или его представителю лично. Конфиденциально. Должно быть расшифровано лично. Совершенно секретно!"…
Шифровка ушла из Берлина утром 29 марта в 4.44 и была получена в Москве в 12.50.
Шеф аусамта сообщал московскому послу рейха, что во время своего недавнего визита в Рим он "работал над улучшением итало-русских отношений" и "уже вынашивал план визита в Берлин господина Молотова", однако его упредила англо-французская пропаганда, разгадавшая планы Риббентропа и Гитлера и упомянувшая о возможности визита "в надежде помешать… дальнейшему укреплению отношений рейха с Россией"….
ТАСС пришлось опубликовать очень жесткое опровержение этих слухов…
Пока что все сообщаемое Риббентропом особых усилий шифровальщика не стоило - о казусе знали все… А вот далее текст был таким, что…
Словом, избранные места из переписки министра и посла я ниже приведу дословно…
Итак, далее в шифровке № 543 Риббентроп писал:
"Тем не менее я не расстался с мыслью о визите господина Молотова. Наоборот, мне хотелось бы сделать это уже в ближайшее время".
Да, тут уже был материал для новой газетной сенсации. Но вот от чего все газеты мира взорвались бы, так это от последующего текста:
"Понятно без слов, что приглашение не ограничивается одним Молотовым. Если в Берлин приедет сам Сталин, это еще лучше послужит нашим собственным целям, а также нашим действительно близким отношениям с Россией. Фюрер, в частности, не только будет рад приветствовать Сталина в Берлине, но и проследит, чтобы он был принят в соответствии с его положением и значением, и фюрер окажет ему все почести, соответствующие данному случаю".
Итак, Гитлер был готов к личной встрече со Сталиным! Пожалуй, если бы многостраничный "Таймс" вышел с одним лишь этим местом из берлинской шифровки, набранным жирным шрифтом на каждой из своих страниц, и не содержал более никакой другой информации, он бы все равно разошелся огромным тиражом!
Но был ли готов к такому варианту сам Сталин?
Из самой шифровки вытекало, что в принципе - да, потому что Риббентроп напоминал Шуленбургу: "Как Вы знаете, устное приглашение как Молотову, так и Сталину было сделано мною в Москве и обоими было в принципе принято. В какой форме следует теперь повторить эти приглашения, решайте теперь сами…
Приглашение господину Молотову выскажите более определенно, а приглашение господину Сталину сделайте от имени фюрера в менее определенных выражениях… Мы, конечно, должны избежать открытого отказа Сталина…"
В заключение Риббентроп просил посла перед тем, как тот приступит к зондажу, сообщить свое мнение о форме зондажа и о "видах на успех".
И уже 30 марта в 22.40 Шуленбург с пометкой "Очень срочно!" направил в Берлин ответную шифровку № 599, где докладывал:
"Лично я твердо уверен… что Молотов, сознающий свою обязанность, посетит Берлин. Как только время и обстоятельства покажутся советскому правительству благоприятными. После внимательного изучения всех известных мне факторов я не могу, однако, скрывать, что считаю в настоящее время шансы на принятие приглашения ничтожными…"
Шуленбург излагал далее свои собственные вроде бы оценки, но из текста следовало, что зондаж он осторожно провел - возможно, даже до указаний из Берлина. И теперь посол сообщал, что в ведущейся войне Германии с Западом Советский Союз полон решимости придерживаться нейтралитета и склонен "избегать, насколько это возможно, чего-либо, что может вовлечь его в конфликт с западными державами"… Поэтому, мол, СССР и войну с финнами прекратил и "распустил народное правительство" Куусинена.
"При таком взгляде на вещи, - писал Шуленбург, - советское правительство, вероятно, боится, что демонстрация существующих между Советским Союзом и Германией отношений, такая, как визит Молотова или самого Сталина в Берлин, может таить в себе риск разрыва дипломатических отношений или даже начала военных действий с западными державами".
Слово "вероятно", употребленное тут Шуленбургом, было явно страховочным, потому что он, как уже сказано, вероятно, с Молотовым консультировался - очень уж конкретным было как это его "вероятно", так и некоторые сообщенные далее детали, касающиеся Сталина и Молотова, о чем автор сообщит читателю чуть позднее…
А пока же мы познакомимся с пунктом 4-м шифровки, гласившим:
"Известен тот факт, что Молотов, который никогда не был за границей, испытывает большие затруднения, когда появляется среди иностранцев. Это в той же степени, если не в большей, относится и к Сталину. Поэтому только очень благоприятная обстановка или крайне существенная для Советов выгода могут склонить Молотова или Сталина к такой поездке".
Все вышеизложенное германским послом могло быть действительно лишь результатом чистого анализа ситуации, но вот отдельные конкретные детали он мог сообщить в Берлин лишь со слов тех, о ком шла речь…
Шуленбург отмечал: "…Кроме того, Молотову, который никогда не летает, для поездки понадобится, по крайней мере, неделя, а здесь на это время его некому заменить…"
Расчет времени Шуленбург мог сделать и сам, но вот знать о загрузке Молотова он мог лишь от самого Молотова, как и возможный вариант, относящийся к Сталину: "Чтокасается приглашения Сталину, то для начала может быть рассмотрена возможность встречи в пограничном городе…"
На эту телеграмму Шуленбурга 3 апреля был дан следующий ответ: "Имперский министр иностранных дел распорядился, чтобы дальнейшие инициативы пока не проявлялись.
Шмидт".
ШУЛЕНБУРГ и рад был бы затаиться, но сама жизнь заставляла быть активным - русские в начале апреля вдруг утратили всякую любезность и даже в таких мелочах, как визы, начали чинить препятствия.
Прекратились и разговоры о возможности базирования кораблей кригсмарине в порту под Мурманском.
Шуленбург добился 5 апреля встречи с Микояном, но Микоян был крайне недоброжелателен.
Шуленбург добивался в встречи с Молотовым - ему отказывали.
Все изменилось после успешного десанта немцев в Скандинавию 8 апреля. Молотов тут же принял Шуленбурга и был сама любезность:
- Мы немедленно возобновим все поставки зерна и нефти, господин посол. Эта досадная приостановка была вызвана излишним усердием подчиненных!
Немец было хотел возразить, что Микоян - по крайней мере официально - второй после Молотова советский чиновник, но передумал и промолчал, пожаловавшись лишь на визовые и прочие проблемы.
- Ну, это пустяк. Все решится, -тут же успокоил его Молотов. И все действительно решилось.