Конкуренция вихрей не порождает устойчивой иерархии
Представления о существовании некоего глобального центра принятия решений, устойчивого "мирового правительства" являются неприемлемым упрощением, противоречащим самой сути глобального управляющего класса и объективно обусловленному характеру глобального управления.
Трансграничные управляющие сети, еще до средневековых рыцарских орденов и масонских лож, были, несмотря на старательно определяемые иерархии и тщательно выстраиваемые ритуалы, неформальными по самой своей природе организациями, цель которых полностью определяла набор средств, меняющихся в зависимости от обстоятельств.
Недостаточно гибкие (в том числе и слишком широко известные: анонимность есть одно из условий безопасности) структуры погибали - достаточно вспомнить французских тамплиеров или ассасинов - потомков ас-Сабаха, сметенных монгольским завоеванием. А наличие формальных организационных структур как раз и снижает гибкость.
Сила и мощь современного глобального управляющего класса всецело определяются сочетанием его абсолютной открытости и абсолютной внутренней конкурентности. Именно это сочетание является залогом его тотальности и, соответственно, всеобщности: любая сила, любая группа, обладающая достаточными влиянием и эффективностью, до самого распада глобальных рынков и обрушения современного человечества в новую депрессию втягивается в него, переваривается им и становится в конечном счете его частью.
Даже враждебность к глобальному управляющему классу и его целям не является помехой - достаточно ведения соответствующего образа жизни, исповедования соответствующего (наиболее эффективного в современных условиях) образа действия.
Как только человек утрачивает хотя бы одно из этих качеств - либо влиятельность, вызывающую интерес со стороны других представителей глобального управляющего класса, либо мобильность и энергичность, позволяющие реализовывать этот интерес, - он даже не выталкивается, а автоматически, сам собой выпадает из него, как отключенный от тока электромагнит отваливается от листа железа.
Именно этот безошибочный автоматизм включения в глобальный управляющий класс наиболее эффективных и влиятельных людей и исключения из него утративших свою силу является непосредственной причиной доминирования и сегодняшней непобедимости этого класса.
Внутренняя конкуренция (и соответственно эффективность) поддерживается среди прочего непрекращающейся, непрерывной борьбой почти всех его членов почти со всеми. Объединение в сети, кланы, кластеры, клубки и клубы, многие из которых случайны и непреходящи, некоторые весьма долговечны, а иные порождены предрассудками, является настолько гибким, что напоминает скорее вихри, чем привычные нам организационные структуры (хотя бы и сетевые).
Конкуренция распадающихся, вновь собирающихся, перетекающих друг в друга вихрей! - чтобы описать ее на привычном нам языке структур, придется создать новый раздел неэвклидовой геометрии и обнаружить после титанического труда отсутствие должных объемов достоверной информации, необходимой для подтверждения или отрицания даже простейших и примитивнейших гипотез.
Сама природа глобального управляющего класса - гибкость и конкурентность - не терпит структурирования, да еще столь косного, как привычные бюрократические управляющие структуры.
Объединение инициативных глобальных управленцев вокруг идей столь же стремительно, как объединение муравьев вокруг капельки меда, - и столь же преходяще, ибо новизна идей исчерпывается (и они поступают на разработку и практическую реализацию следующему, нижнему, корпоративному уровню управления) едва ли не быстрее, чем капля меда в алчущем муравейнике.
Любая внутренняя структуризация, любой регламент, любые обязательные для всех правила и инстанции неминуемо омертвят часть глобального управляющего класса, затронутую ими, и эта часть с неизбежностью выпадет из его состава, пораженная смертельной болезнью бюрократизма.
Любая формализованная структура, кроме совокупности перетекающих друг в друга, изменчивых и никого ни к чему не обязывающих клубов, являющихся всего лишь площадками для выработки зыбкой и постоянно меняющейся повестки дня, неминуемо снизит гибкость и конкурентность глобального управляющего класса и, соответственно, подорвет его эффективность.
Кроме того, в текучей и конкурентной среде невозможен никакой устойчивый баланс интересов, который неминуемо закрепляет собой любая постоянная структура. С одной стороны, это невозможно, потому что сам подобный баланс обязательно изменится, сделав неактуальной построенную на его основе структуру (классическим примером представляется Совет Безопасности ООН, да и вся эта замечательная организация). С другой стороны (и это исключительно интересно), каким бы ни был способ организации структуры, он неминуемо будет вынужденно основан на культуре одной из непримиримо соперничающих мировых цивилизаций.
Хотя бы потому, что универсальных, общечеловеческих культурных кодов, достаточно глубоких и конкретных для того, чтобы их можно было положить в основу действительно эффективной всеобъемлющей организации, как с исключительной убедительностью показывает история последней четверти века, в природе попросту не существует.
И создателям будущего "мирового правительства" придется базироваться на одной из существующих крупных культур, предоставляя тем самым соответствующей цивилизации колоссальное и совершенно нерыночное, не поддающееся рациональному обоснованию и заведомо не приемлемое для всех остальных преимущество.
В самом деле, ведь уже сам выбор принципов структурирования "мирового правительства" неминуемо сделает наиболее значимый элемент среды глобальной конкуренции, то есть само это "правительство", наиболее приспособленным к потребностям той цивилизации, культура которой будет сознательно выбрана или случайно ляжет в основу организационных принципов.
Естественным возражением на это умозаключение является указание на принадлежность основной части современного глобального класса одной-единственной западной цивилизации. Однако она воспринимается как нечто единое лишь на фоне ее противостояния с другими - ранее советской, а в настоящее время поднимающимися китайской и, в значительно меньшей степени, исламской цивилизациями.
Сама же по себе она отнюдь не является монолитной.
На поверхности лежит противостояние, с одной стороны, континентальной европейской и англосаксонской культур, а с другой - иудео-протестантской, по определению Колина Пауэлла (данному Соединенным Штатам), и католической культур. При более глубоком рассмотрении образуются все более дробные деления, все более глубокие пропасти, - и глобальный управляющий класс сохраняет эффективность лишь потому, что даже не пытается выбирать между ними, а принимает в конкурентную борьбу всех; и в разных исторических условиях большего успеха добиваются представители разных культур.
Конечно, в условиях господства рыночных отношений конкуренция в целом ведется в рамках западной цивилизации, ориентированной на прибыль как меру жизни, но мы видим, как по мере развития на плечах современных технологий процессов глобализации деньги неуклонно теряют значение. А с ними теряет значение и привычная нам западная цивилизация, трансформируясь на своих вершинах - в глобальном управляющем классе - в нечто совершенно новое и непривычное для нас, все чаще пугающе напоминающее раннее Средневековье.
Существенно и то, что, если китайская цивилизация не надорвется в соответствии с жестко проявляющимися на протяжении вот уже тысячелетий циклами своей истории, мы увидим, как глобальный управляющий класс принимает в себя "китайскую волну" точно так же гибко и органично, как до того принимал и все другие национальные волны.
"Хитрым планом" мог бы стать выбор для организационного строительства "мирового правительства" какой-нибудь относительно малораспространенной культуры, "равноудаленной" от всех участвующих в глобальной конкуренции цивилизаций и потому обеспечивающей их равноправие в этом "правительстве". Однако, даже не опускаясь до принципиальной невозможности практического решения этой задачи (так как в глобальном управляющем классе ее попросту некому ставить, как и некому следить за добросовестностью исполнителей), приходится констатировать: она не поддается решению даже теоретически.
С одной стороны, вряд ли существует культура, "равноудаленная" от всех великих цивилизаций: она обязательно будет к кому-то ближе (или станет к кому-то ближе в ходе своей естественной эволюции, объективно ускоряемой предоставлением глобальных преимуществ) и соответственно предоставит этому "кому-то" неприемлемые для остальных преимущества.
С другой стороны, редкость той или иной культуры, ее слабая распространенность, ее неучастие в глобальной конкуренции представляются юридическим доказательством ее неэффективности: если она не распространилась сама собой, значит, она сама по себе не обладает достаточным для глобального успеха потенциалом.
А строить систему мирового управления на заведомо неэффективной базе, опираясь на гарантированных неудачников, даже не столько глупо, сколько нелепо.
Таким образом, создание на базе глобального управляющего класса "мирового правительства" или, точнее, порождение этого "правительства" глобальным классом представляется принципиально невозможным не только в силу того, что любая структуризация и упорядочение сделают этот класс менее гибким и соответственно более косным, создав тем самым угрозу его крушения. Не менее важным является то, что подобная структуризация неминуемо будет строиться на основах, чуждых для какой-либо части этого космополитичного по своей природе класса. Отторгая эту часть и заведомо ставя ее в зависимое положение, эти основы подорвут целостность и, главное, всеобщность, тотальность глобального управляющего класса, являющегося не менее значимым фактором его могущества, чем эффективность сама по себе.
Ведь феномен глобального управляющего класса - образования, по своей мощи невиданного в человеческой истории, - заключается в совершенно уникальном сочетании эффективности и масштабов. До того властные структуры, складываясь в формате организаций (а не конкурирующих внутри себя и друг с другом социальных вихрей), вместе с формой организаций получали и естественные ограничения своего развития, так как всякая организация имеет естественные, заложенные самими принципами ее построения ограничения своего расширения. Расширившись за пределы этих ограничений, она теряет управляемость, становится неэффективной и терпит поражение либо от конкурентов, либо под грузом собственных внутренних противоречий.
Сняв благодаря современным технологиям коммуникации потребность в формальной организации, в формальном структурировании и устойчивой институционализации, глобальный управляющий класс снял тем самым и пределы своего количественного расширения, охватив всю землю и став глобальным в буквальном смысле слова.
Отдаленными предшественниками его представляются построенные по принципу гибкого, неформального управления личные аппараты Рузвельта и Сталина (кажущейся хаотичности и неопределенности которых вполне справедливо ужасались современные им носители традиционного организационного мышления), а также бериевского Спецкомитета.
Мечта, которой суждено остаться мечтой
У меня есть мечта…
Мартин Лютер Кинг
Казалось бы, изложенное в предыдущем разделе самоочевидно.
Почему же тогда не только штатные пропагандисты и безграмотные "эксперты по всем вопросам", но и выдающиеся мыслители современного человечества и люди, глубоко погруженные в глобальный управляющий класс, не перестают раз за разом и год за годом, несмотря на все срывы, провалы и поражения соответствующих проектов, указывать на формирование институционализованного "мирового правительства" как не только на категорическую необходимость, но и на весьма вероятную реальность?
Прежде всего потому, что тяга к упорядоченности объективна и лежит в самой природе почти каждого человека. Мы с легкостью признаем существование хаоса именно потому, что верим в его недолговечность. Представить себе, что вихревое состояние важнейшего элемента современного человечества - глобального управляющего класса - является нормальным, органически присущим ему и с точки зрения его эффективности и результативности должно сохраняться в течение всего времени его существования, крайне тяжело всякому нормальному человеку. Притом тем тяжелее, чем ближе этот человек стоит к этому классу и чем ближе к сердцу принимает его ценности и интересы.
С другой стороны, представители глобального управляющего класса испытывают все возрастающее раздражение от утраты эффективности национальными бюрократиями. Эти бюрократии вынуждены действовать на административно-политически ограниченных лоскутах единой глобальной экономики и в силу этого заведомо неадекватны последней. Эта утрата не только предоставляет глобальному бизнесу растущие возможности, но и одновременно создает для него все увеличивающиеся проблемы. Естественно, погруженные в текущую деятельность и ориентированные, как правило, на краткосрочные задачи увеличения своих доходов и влияния представители глобального управляющего класса не обращают внимания на диалектическую взаимосвязь своих возможностей и своих проблем, порождаемых объективной неадекватностью национальных бюрократий, и испытывают праведное негодование лишь по поводу последних.
Вероятно, это связано с ростом масштабов деятельности представителей глобального управляющего класса, при котором ущерб от неадекватности национальных регуляторов новым условиям начал превышать прибыль, которую они привыкли извлекать из этой неадекватности.
Последствия их непосредственной, недостаточно продуманной и взвешенной реакции на описанное принципиальное изменение условий могут оказаться трагическими как для них, так и для всего глобального управляющего класса подобно тому, как в начале нулевых годов это произошло в России.
Случай Ходорковского
Классическим примером увеличения масштаба деятельности, которое повлекло за собой принципиальную переоценку ценностей и непродуманную всесторонне попытку устранить те самые управленческие проблемы, которые ранее были источником корпоративных преимуществ, правда на национальном уровне, стала трагедия "ЮКОСа".
Приписываемая Ходорковскому фраза "С нас коррупция началась, на нас она и закончится" при всей своей фактической неточности (достаточно вспомнить, что массовая коррупция стала сознательно развиваться в качестве инструмента макроэкономического регулирования - для защиты российскими производителями национального рынка - примерно с лета 1990 года) весьма внятно характеризует этот качественный перелом.
"ЮКОС", приобретенный в ходе залоговых аукционов "Менатепом", был обычной олигархической корпорацией, пока его руководство не осознало качественно новой возможности развития бизнеса: привлечения крупного иностранного капитала за счет существенного повышения капитализации компании. В России "ЮКОС" действительно был пионером этой самоочевидной сегодня и стандартной для цивилизованной части мира модели развития бизнеса, что позволило корпоративным пропагандистам заговорить о "юкосизации всей Руси", а самой компании дало существенные конкурентные преимущества.
В результате ее расширение шло опережающими других темпами, что в сочетании с органически присущей именно этой компании слабостью системы отношений с государством (которые не носили системный характер и ограничивались в основном случайно сформировавшимися личными отношениями ее руководства) привело к максимальной болезненности именно для нее неэффективности государственного управления.
Увеличение масштаба деятельности компании превратило государство в ее неизбежного партнера - и неспособность последнего принять разумное и рациональное решение и, главное, выполнить уже принятое решение стало оборачиваться для нее огромными потерями. В то же время катастрофически низкое качество government relation не позволяло ее руководству эффективно прогнозировать поведение аппарата государственного управления.
В результате страдающее от неэффективности государственного управления (и в первую очередь правительства России) руководство "ЮКОСа" осознало повышение качества этого управления как собственную корпоративную задачу - и со всей искренностью и серьезностью взялось за ее решение.
При этом, видя перед собой явную, очевидную и крайне раздражающую в силу этого любого носителя здравого смысла неэффективность, они не задавались вопросом о политических причинах ее длительного сохранения. Находясь в упоении от собственной стремительно расширяющейся (в ходе личного обогащения) власти, они в принципе не задумывались о том, что извлекающие статусную и политическую ренту из некачественной работы государственного аппарата высокопоставленные чиновники могут оказаться сильнее их.
Добросовестно и тщательно проанализировав деятельность правительства, руководители "ЮКОСа" выявили ее непосредственный управленческий источник - то, что председатель правительства не назначает и не увольняет образующих это правительство министров, что дает им возможность не исполнять его указаний и тем самым саботировать деятельность правительства как единого управленческого механизма.
В соответствии с этим пониманием была сформулирована четкая и ясная задача: разработать и внедрить в российскую государственность механизм, при котором министры были бы вынуждены подчиняться премьеру. Ограничением этого механизма стала недопустимость формального изменения Конституции в силу его трудоемкости и, соответственно, чрезмерно высокой даже для олигархической компании стоимости.
В результате, вероятно, тщательных изысканий было найдено решение: переход к парламентской республике по французскому типу, в которой сохраняется сильный президент, но он служит правительству противовесом и не имеет возможности непосредственно и постоянно вмешиваться в его дела. Представляющий же победившую на парламентских выборах партию премьер формирует правительство и непосредственно управляет его деятельностью.
Сформулировав эту задачу, руководство "ЮКОСа" немедленно и в лоб взялось за ее решение: провозгласило необходимость перехода России к парламентской республике, продемонстрировав тем самым трагическое непонимание политического значения, казалось бы, сугубо управленческих факторов.
Понятно, что задуманное из исключительно управленческих соображений изменение механизма государственного управления России существенно ослабляло бы фактически царские полномочия президента и, с другой стороны, резко повышало бы политическую значимость премьера. Премьером в то время (весной 2003 года) был Касьянов, который как раз перестал быть сугубо "техническим" деятелем и начал все более наглядно демонстрировать свой честно заработанный и уже довольно значительный политический вес.