Болонья: пир геополитики
Последнее мероприятие итальянского турне состоялось в Болонье. Там перед публикой, как позже писала пресса, "выступали три геополитика - Александр Дугин, Клаудио Мутти и Карло Террачано". Тот самый Террачано, с именем которого связано оживление геополитики в Италии в 80-х годах. Легендарный итальянский геополитик рассказал о своей версии континентальной интеграции по параллелями, дополняющей меридиональную интеграцию. Карло Террачано - наверное, самый последовательный, глубокий и яркий итальянский теоретик евразийства. Он участвовал в легендарных делегациях европейских "новых правых" в Москву в начале 90-х вместе с Жаном Тириаром и другими интеллектуалами, когда закладывались основы российско-европейского сотрудничества в области традиционализма, в эпоху первых номеров "Элементов", "право-левой оппозиции" и жарких боев с атлантизмом. Карло Террачано объяснил, что евразийство является судьбой не только для России, но и для Европы, и для исламского мира. Полностью поддержал стремление итальянских евразийцев к объединению в самостоятельную структуру.
Клаудио Мутти прояснил отношение евразийцев ко вступлению Турции в Евросоюз, подчеркнув значение парадигм постмодерна для большого евразийского дела.
После геополитической конференции и серии интервью было принято окончательное решение о реорганизации сети итальянских евразийцев в полноценную ветвь "Международного Евразийского Движения". Был определен круг ответственных за это лиц и состав итальянского Евразийского Комитета.
Раздел 2. Закрыть Америку
Планетарная Америка
От сверхдержавы - к "Империи": интеллектуальный императив
Новый мировой либерально-капиталистический порядок, несущий угрозу всем народам и цивилизациям, зиждется на военно-политическом могуществе Соединенных Штатов Америки - единственной сверхдержавы современного мира.
Создание "Империи", как отмечают Антонио Негри и Майкл Хардт в фундаментальной работе "Империя", появление неолиберализма как глобальной политической силы тесно связано с историей США и их политической системы. Саму книгу Антонио Негри и Майкла Хардта "Империя" прочли все, кто позиционирует себя как думающих и ответственных людей. Это, безусловно, бестселлер, и рецензии на него вышли во всех самых авторитетных мировых изданиях. Но дело не только в этом. Книга Негри и Хардта "Империя" сразу же стала самостоятельным политологическим концептом XXI века, так же как тексты Самуила Хантингтона "Столкновение цивилизаций" и "Конец Истории" Фрэнсиса Фукуямы. Во всех трех случаях речь идет об обобщении основополагающих тенденций развития мировой истории, о содержании и судьбе "нового мирового порядка", об "образе будущего". Лаконичность, афористичность, ответственность и программный характер всех трех текстов делает их своеобразными интеллектуальными вехами нового глобального мира. Но если Фукуяма - оптимист глобального либерального проекта, Хантингтон - пессимист, то Негри и Хардт выступают его идеологическими противниками, признавая тем не менее его фундаментальность и историческую обоснованность.
По сути, эти имена - Хантингтон, Фукуяма, Негри/Хардт - стали на заре нового века основными вехами интеллектуальных дискуссий, это имена-концепты, и поэтому знакомство с ними является категорическим императивом. Сами авторы "Империи" жестко позиционируют себя как "критиков", "противников Системы". И обращаются они к таким же, как они - к "обездоленным", "множествам", "бедным", "новому пролетариату". Т. е. к эксплуатируемым и угнетаемым "новой капиталистической системой", к тем, кто "лишен наследства" в ней. Восторженно встреченная левыми книга Негри и Хардта была поспешно окрещена "постмодернистической версией Коммунистического Манифеста". Сами авторы "Империи", видимо, так замышляли свой труд - краткие тезисы антикапиталистической теории в эпоху постмодерна.
Понятие "Империя" является ключевым концептом всей книги. В этом понятии выражено представление авторов о качестве новой эпохи, связанной с постиндустриальным обществом и постмодерном. Негри и Хардт стоят целиком и полностью на постмодернистских позициях, считая исчерпанность идеологического, экономического, юридического, философского и социального потенциала "модерна" свершившимся и необратимым фактом. "Модерн" закончился, наступил "постмодерн".
Авторы наследуют в основных чертах марксистскую модель понимания истории как борьбы Труда и Капитала, но убеждены, что в условиях постмодерна и Труд, и Капитал видоизменяются почти до неузнаваемости. Капитал становится настолько всесильным, могущественным и побеждающим, что приобретает глобальные черты, отныне является "всем", тотальным явлением. Он и есть "Империя". Итак, "Империя", по Негри и Хардту, это очередная (скорее всего, последняя и наивысшая) фаза развития капитализма, характерная тем, что в ней капитализм становится тотальным, глобальным, безграничным и вездесущим.
Труд, бывший на индустриальной стадии качеством промышленного пролетариата, сегодня децентрирован и разлит по нескончаемым единицам тех, кто находится в подчиненной позиции перед лицом вездесущего и утонченного контроля "Империи". Носителем Труда в эпоху постмодерна становится не рабочий класс, но "множество" (multitude). Между "Империей" и "множеством" развертывается основной сценарий противостояния.
В постмодерне все изменилось - по-новому выступает капитал, по-новому труд, по-новому развертывается между ними противостояние. Вместо "дисциплины" капитал использует "контроль", вместо политики - "биополитику", вместо "государства" - планетарные сети. Капитализм в Империи замаскирован, освобожден от тех атрибутов, которые считались существенными в индустриальную эпоху. Растворяется государство-нация, отменяется строгая "иерархия труда", стираются границы, упраздняются межгосударственные войны и т. д. Но все же "Империя" все держит под контролем и продолжает изымать у "множества" продукты его творчества. Этот контроль "Империи" имеет планетарные формы и одинаково касается всех.
Согласно Негри и Хардту, политическая структура США, федерализм и американская демократия изначально представляли собой матрицу той социально-экономической модели, которая сегодня становится (или уже стала) глобальным явлением. В самой основе американской "политической науки" был заложен постмодернистический принцип "Империи" - этим термином Негри и Хардт именуют современную, скорее всего, последнюю и наивысшую фазу развития капитализма, характерную тем, что в ней капитализм становится тотальным, глобальным, безграничным и вездесущим.
Негри и Хардт настаивают, что "Империя" не имеет ничего общего с империализмом эпохи модерна, Нового времени. Классический империализм, как он описан у Ленина, есть экспансия буржуазных национальных государств в слаборазвитые экономически страны и зоны. Такой империализм, приращивая подконтрольные территории, не меняет качества самой метрополии - само буржуазное государство лишь эксплуатирует колонию как нечто "постороннее", "внешнее". Кроме того, империализм одного государства неизбежно сталкивается с империализмом другого - что мы и видим в драматической истории мировых войн ХХ века.
"Империя" нынешней постмодернистской эпохи - это нечто иное. Структура "Империи" такова, что включает любую зону, попавшую под контроль "Империи", в ее состав наряду с другими пространствами. "Империя" децентрирована, она не имеет метрополии и колоний, она заведомо и изначально планетарна и универсальна. "Империя" не знает никаких границ, она является мировым явлением. Глобализация и есть утверждение "Империи".
"Томас Джефферсон, авторы журнала "Федералист" и другие идеологические основатели Соединенных Штатов вдохновлялись древней имперской моделью; они верили, что строят на другой стороне Атлантики новую Империю с открытыми, расширяющимися границами, где власть будет создаваться по сетевому принципу. Эта имперская идея выжила и вызрела через историю американской Конституции и сегодня проявила себя в планетарном масштабе в полностью реализованной форме", - пишут Негри и Хардт.
Важно обратить внимание на понятие "расширяющихся границ". Сам Джефферсон говорил о "расширяющейся империи" (extensive empire).
Вера в универсальность своей системы ценности лежит в основе политической истории Соединенных Штатов.
Негри и Хардт подробно останавливаются на уникальности исторического опыта США, которые сделали именно эту страну матрицей, воспроизводимой сегодня в глобальном масштабе. Европейские державы, двигающиеся в том же направлении модерна - индивидуализм, индустриальное и техническое развитие, капитализм и т. д., - были ограничены своей историей и своим пространством. Их движение к идеалу модерна постоянно натыкалось на внутренние социальные, сословные, этнические, экономические преграды, что усугублялось враждебностью и конкуренцией соседних держав. И время, и пространство стран Европы на пути к реализацию проекта Просвещения были ограничены, наполнены преградами. Создатели США как носители европейского проекта в его чистой форме (мессианский протестантизм и либеральная демократия) оказались в радикальной ситуации - они действовали с нуля (история осталась в Старом Свете) и на пустом пространстве.
Негри и Хардт уточняют, что североамериканское пространство было на самом деле не таким уж пустым - на нем существовала древняя индейская цивилизация. Но энергия колонизаторов и их решимость осуществить лабораторный проект общества "чистого модерна" легко преодолели это препятствие: индейцев приравняли к "недолюдям", к своего рода "природным явлениям", "колючкам", и стали поступать так, как будто их нет (в определенных случаях прибегая к прямому массовому геноциду). В этом логика постмодернистской "Империи": она способна состояться только на "пустом месте", "с нуля", расширяя свои пределы во всех направлениях.
Когда речь зашла об отвоевании Калифорнии и Нью-Мексико, американцы заговорили о Manifest Destiny, т. е. "явном предназначении", которое состояло в том, чтобы "нести универсальные ценности свободы и прогресса диким народам".
В истории США Негри и Хардт выделяют четыре периода вызревания концепта "Империи":
1) от принятия "Декларации Независимости" до Гражданской войны;
2) т. н. "эпоха Развития" и особенно постепенный переход от "классической", европейской по типу, империалистической теории Теодора Рузвельта к интернациональному реформизму Вудро Вильсона;
3) от эпохи "New Deal" и Второй мировой войны до середины 60-х (пик холодной войны);
4) от социальных трансформаций США 60-х до распада Восточного блока и СССР.
"Каждая из этих основополагающих фаз истории развития США представляет собой шаг в сторону реализации Империи", - заключают авторы.
Американская модель внутреннего социально-политического и экономического устройства отражает основные черты постмодерна. И не случайно именно США становятся историческим лидером всего капиталистического мира, оставляя Европу и другие страны далеко позади. США создали общество, в котором "модерн" существует в своем чистом - почти утопическом - виде, это лабораторная реализация идеала Нового времени, капитализм в его чистейшей стадии. Поэтому "Империя", будучи по определению планетарной и сетевой, генетически связана с США. По сути, США есть ее генетическая матрица.
Негри и Хардт подчеркивают тесную взаимосвязь политических основ США с идеей "экспансии" и "открытых границ". США не могут не расширять своего контроля, так как представление об "открытых границах" и "универсальности" собственных ценностей является важнейшей чертой всей системы. Когда собственно североамериканское пространство был освоено, власти США были поставлены перед серьезной дилеммой: либо действовать как империалистическое государство (линия Рузвельта и правых республиканцев), либо - и здесь самое интересное! - рассматривать мир как "пустое место", подлежащее интеграции в единую структуру сетевой власти (эти идеи были сформулированы президентом Вудро Вильсоном и поддерживаются демократической партией). Эта планетарная сетевая власть не ставит перед собой задачи прямого колониального завоевания - просто различные зоны включаются в общую систему ядерной безопасности, в систему свободного рынка и беспрепятственной циркуляции информации. В таком случае "Империя" не борется с "другим", не переламывает иную систему ценностей, не подавляет сопротивление, не переделывает и не перевоспитывает "побежденного", но поступает с ним как "индейцами" - "вежливо игнорирует" их особенности, их отличие. "Через инструмент полного невежества относительно особенностей национальных, этнических, религиозных и социальных структур народов мира "Империя" легко включает их в себя". Империалистический подход модерна унижал противника (колонизируемые народы), но все же признавал факт его существования. Постмодернистическая Империя безразлична даже к этому факту, она не уделяет ему внимания: все пространство планеты является открытым пространством, и выбор "Империи": ядерная мощь, свободный рынок и глобальные СМИ - представляется само собой разумеющимся. Чтобы включить страну, народ, территорию в рамки "Империи", их не надо завоевывать или убеждать, им надо просто продемонстрировать, что они уже внутри нее, так как "Империя" самоочевидна, глобальна, актуальна и безальтернативна.
Роль США в создании "Империи" двойственна. С одной стороны, "Империя" созидается США и основывается на их матрице. Этому способствует и то, что основы национальной политики США с момента основания точно совпадают с той моделью, которая отныне утверждается как нечто планетарное. Но "Империя" вместе с тем и преодолевает национальные американские рамки, выходя за пределы "классического империализма". США укрепляются как проект, расширяясь далеко за рамки национального государства. Америка перерастает Америку, становится планетарной.
Весь мир становится глобальной Америкой. И здесь можно наметить тему, не освященную авторами "Империи": противоречия в американском истеблишменте между сторонниками "империализма" и "Империи" в новейших условиях. Жесткость этих противоречий особенно обнаружилась в период правления республиканца Джорджа Буша-младшего и демократа Барака Обамы.
"Империя" против множества
Глобалистский сценарий, проект "глобальной Америки", распространившейся на весь мир, подразумевает новые, свойственные эпохе постмодерна отношения между властью и обществом, трудом и капиталом - которые, впрочем, не отменяют (лишь переводят в другую форму) эксплуатацию и отчуждение, родовые признаки классического капитализма. "Империя" сохраняет генетическую и историческую связь с модерном - она лишь абсолютизирует потенции, заложенные в буржуазной системе изначально, доводит их до логического предела.
В постмодерне вместо "дисциплины" капитал использует "контроль", вместо политики - "биополитику", вместо "государства" - планетарные сети. Капитализм в Империи замаскирован, освобожден от тех атрибутов, которые считались существенными в индустриальную эпоху. Растворяется государство-нация, отменяется строгая "иерархия труда", стираются границы, упраздняются межгосударственные войны и т. д. Но все же "Империя" все держит под контролем и продолжает изымать у "множества" продукты его творчества. Этот контроль "Империи" имеет планетарные формы и одинаково касается всех.
Труд, бывший на индустриальной стадии качеством промышленного пролетариата, сегодня децентрирован и разлит по нескончаемым единицам тех, кто находится в подчиненной позиции перед лицом вездесущего и утонченного контроля "Империи". Носителем Труда в эпоху постмодерна становится не рабочий класс, но "множество" (multitude).
Между "Империей" и "множеством" развертывается основной сценарий противостояния.
"Империя" имеет три уровня контроля одновременно, соответствующие монархической, аристократической и демократической формам правления. Монархии соответствует концентрация ядерного оружия, Дамокловым мечом висящего над головой "множества", в едином центре. Аристократия империи представлена владельцами крупных транснациональных корпораций. Демократия подменена планетарным спектаклем, воплощенным в системе масс-медиа.
По мнению Негри и Хардта, "Империя", в отличие от классического капитализма, сегодня присваивает не столько прибавочную стоимость, т. е. результаты производительного труда, сколько саму "жизненную энергию" "множества". В новых условиях технического развития грань между производительным, непроизводительным трудом и простым воспроизводством стерта, считают авторы. Эксплуатации сегодня подвергается сама неструктурированная жизненная сила, равномерно разлитая в человеческом коллективе и свободно проявляющаяся в стихии желания, любви и творчества.
Суть "Империи" в коррупции. Коррупция (разрушение) как принцип является прямой противоположностью "генерации" (порождению). "Множество" порождает, "Империя" только коррумпирует. "Империя" есть вечный кризис, она разлагает жизнь, остужает ее кипение, узурпирует для своего функционирования через тонкую систему контроля стремление "множества" к свободе, его желание, его креативность.
Так как умственный труд сегодня играет центральную роль в экономическом развитии, роль средств производства существенно видоизменилась.
Главным средством производства становится человеческий мозг, следовательно, машина интегрирована в человеческое тело. С другой стороны, новые технологические средства - компьютерная техника, к примеру, - становятся необходимой частью человеческого тела и в скором будущем смогут быть в него интегрированы. Отсюда теория "киборга" как основного субъекта "Империи". Киборг, по мнению Негри и Хардта, это такое существо, в котором субъект труда - человек - и орудие труда интегрированы и слиты до неузнаваемости. Поэтому современному капиталу недостаточно собственности над средствами производства, а прямые дисциплинарные инструменты властвования классического полицейско-экономического типа оказываются неэффективными. "Империя" должна контролировать всю сеть, элементами которой являются люди, представители "множества".