* * *
История царствования последнего российского императора - это история запредельного чиновничьего безобразия. Дело не в том, что воровали все, кто мог. При Петре I тоже воровали. Беда в том, что кроме этого вообще ничего не делали. Единичные люди, которые пытались хоть что-то изменить, - тот же Сергей Витте или Петр Столыпин - не успев ничего сделать, вытеснялись на обочину. Главная причина была в том, что они "не вписывались" в контекст тогдашней административной среды. Случилось самое худшее, что могло произойти - бюрократия потеряла чувство самосохранения.
В июне 1912 года перед открытием Думы тогдашний премьер В. Коковцов, сменивший Столыпина, недалекий, но усердный бюрократ, обратился ко всем ведомством, чтобы узнать: что там, собственно, творится? Ведь несколько лет назад произошла революция, после которой жизнь стала меняться на глазах. Неразрешимых проблем накопилась куча. И что же? Как с горечью отметил премьер, "ни одно ведомство не выдвинуло проектов, хотя бы отдаленно напоминающих меры, направленные на приспособление к буржуазному развитию страны и вообще заслуживающие названия реформ".
Потом началось то, что называют "распутинщиной". Хотя сам "старец" был, возможно, и ни при чем. За его спиной во власть пролезла уже откровенная сволочь, которая обделывала свои дела. Современник отмечал: "Наверх стали пробираться подлинные проходимцы и жулики, а все те, кто хранил в себе государственную традицию, осуждены были на безнадежные попытки спасать последние остатки русского государственного управления… Не подлежит сомнению, что если бы та среда, из которой черпались высшие должностные лица, не выделила такого множества людей, готовых ради карьеры на любую подлость вплоть до искательства у пьяного безграмотного мужичонки покровительства, Распутин никогда бы не приобрел того значения, которого, увы, он достиг…" Возможно, все потом просто свалили на Распутина. Потому что уже после убийства "старца" процесс продолжался в том же духе. Как бы то ни было, факт есть факт. Чиновники назначались и увольнялись, и их уровень становился все ниже и ниже.
Апофеозом этого может служить так называемая "министерская чехарда", которая шла во время войны. Министры, товарищи и другие высокопоставленные чиновники менялись со скоростью света. В период с июля 1914 - февраля 1917 годов личный состав министров и главноуправляющих обновился на три пятых, а высшей ведомственной бюрократии - почти наполовину. За это время произошло 31 назначение на министерские посты и 29 увольнений. Сменились четыре председателя Совета министров, шесть министров внутренних дел, четыре обер-прокурора Св. Синода, четыре военных министра, столько же министров юстиции и земледелия, три министра просвещения и столько же государственных контролеров. Всего же в аппарате центральной исполнительной власти произошли около 300 крупных кадровых перемен - назначений, утверждений в должности, перемещений и увольнений. Все это по "принципу домино" шло по всей бюрократической лестнице. Прибывшие начальники тут же начинали протаскивать своих дружков.
На местах было не лучше. К моменту Февральской революции только тридцать восемь губернаторов и вице-губернаторов занимали свои посты с предвоенного времени; в 1914 г. получили назначение двенадцать, в 1915 г. - тридцать три, в 1916 - начале 1917 годов пятьдесят семь (!) губернаторов.
Можете представить, как все это выглядело. Не успел начальник принять дела, как его уже увольняют. И зачем в таком случае работать его подчиненным? Они и не работали. По многочисленным свидетельствам чиновники просто-напросто не выполняли распоряжений своих начальников. На кой черт? Все равно придет другой, никто проверять не будет.
Накануне февраля 1917 г. обозреватели констатировали, что русская бюрократия "теряет то единственное, чем она гордилась и в чем старалась найти искупление своим грехам, - внешний порядок и формальную работоспособность". Удивительно лишь то, что в такой ситуации Россия продержалась четыре года.
Заметим, весь этот дурдом происходил во время войны. Пока солдаты сражались и умирали, в тылу творилась такая вот свистопляска. Что странного в том, что когда, наконец, 25 февраля рвануло, старую Россию не стал защищать НИКТО? В самом деле, кого защищать-то?..
* * *
История имперской бюрократии имеет свое послесловие. Она пережила породившую ее империю. Сегодня некоторые публицисты любят причитать по поводу того, что, дескать, после Февральской революции возникла первая в истории России демократическая власть, которую разогнали злодеи-большевики. Конечно, если смотреть за мельтешением говорунов из Временного правительства и читать их красивые речи, то все так и выглядит. Но давайте посмотрим под углом темы денной книги.
Да, царскую власть скинули, во главе России встали исполненные благих намерений демократические вожди. Которые стали вести себя так, будто возглавили мирную благополучную страну, где все основные проблемы решены, остается только протирать штаны в парламентских креслах. А страна находилась в состоянии войны, и проблем в ней было выше крыши. Решить эти проблему никто и не пытался. Точнее, что-то сделать пытались… Но что можно было сделать? Для этого нужен исполнительный аппарат. А с этим было очень плохо. В канцеляриях сидели все те же чиновники, которые вряд стали работать после смены власти. С чего бы это? К тому же над ними стояли кое-как слепленные министерства и комитеты, организованные по очень демократическим принципам. То есть в них любую мелочь могли обсуждать часами. Поэтому, если старый бюрократический аппарат все-таки работал, то исключительно по инерции. Поэтому у временщиков проваливались абсолютно все начинания, за что бы они ни брались.
Анекдотический пример. После июльских событий - разгона вооруженной демонстрации большевиков и анархистов - Временное правительство отдало приказ арестовать Ленина. И он вроде бы скрывался в знаменитом шалаше в Разливе. О месте его пребывания знала чуть ли не половина Петрограда. Арестовать же его так и не сумели.
Инерция аппарата кончилась к осени 1917 года. Начался уже полный распад. Россией уже не никто не управлял. Должно было рвануть. И рвануло!..
Часть 2
Под советским гербом
Новая власть
В конце 1917 года большевики не захватили власть. Они даже ее не взяли. Они ее подняли. Потому что никакой власти к этому моменту в России не было. Да, в Петрограде сидело Временное правительство и издавало какие-то там распоряжения. Но на эти распоряжения все плевать хотели. К примеру, в августе 1918 года в большом южноукраинском селе Гуляй-Поле нарисовался Нестор Иванович Махно, освобожденный с каторги, где он сидел за ограбление и убийство. На "киче" Махно набрался анархистских идей. (С ним тянул срок известный анархист Аршинов.) Выйдя на свободу благодаря амнистии, Махно явился в родное село, послал к черту комиссаров Временного правительства и провозгласил советскую власть в отдельно взятом районе. Только не под красным, а под черным анархистским флагом. А центральная власть? Проглотила. Справиться с будущим легендарным батькой у нее не было возможности. Она даже и не пыталась.
Веселые дела творились тогда не только в Гуляй-Поле. Во многих местах крестьяне начали выгонять помещиков и явочным порядком решать так и не решенный Временным правительством земельный вопрос.
Вот такая была обстановочка в стране за три месяца до прихода большевиков. Позже начался уже полный развал. Потому-то период с Октябрьского переворота до декабря 1917 года справедливо называется триумфальным шествием советской власти. Не всюду дело обстояло так просто, как в столице Российской империи. Но все-таки анекдотический "штурм" Зимнего символичен. Власть валялась на земле - и ее подняли.
Отвлекаясь от темы. Не стоит думать, что не разгони анархист (а не большевик!) Александр Железняков Учредительное собрание, все пошло бы по-другому. Во-первых, уже сам состав это собрания был таков, что ни до чего путного они договориться не сумели бы. А если бы и сумели? Страна уже пошла вразнос. Начиналась такая свистопляска, что мама не горюй. И в результате Гражданская война шла бы лет тридцать, как в Китае. И осталась бы в итоге лишь выжженная земля, на которой копошилась бы куча "банановых республик" латиноамериканского типа. Так что большевики, как ни крути, спасли Россию как государство.
* * *
Не стоит думать, что большевики, придя к власти, сразу же начали обманывать народ - обещали народную власть, а устроили диктатуру. Не так все было. По первости по всей Руси великой возникли Советы, которые и начали осуществлять какое-то руководство.
Правда, почти сразу же начались проблемы. Большевики полагали, что эти самые Советы начнут проводить их политику. Почему? Да потому что… Ну, вот должно было так случиться согласно самой передовой теории. Не все сейчас помнят, что первые месяцы новая власть была относительно "травоядной". Красный террор начался много позже. Пока что большевики верили: все можно решить более-менее мирно.
Ничего такого, конечно же, не получилось. Для начала в состав Советов, особенно в провинции, вошли очень разные люди. Не только большевики, но и сторонники других социалистических течений (меньшевики, эсеры), анархисты, а также множество и вовсе непонятных личностей, прорвавшихся к власти на ветрах перемен. А что? Провозглашенный лозунг экспроприации экспроприаторов (то есть по-русски - грабежа награбленного) в определенных кругах вызвал очень большой интерес…
Но главным было даже не это. Довольно быстро выяснилось, что новые органы власти абсолютно недееспособны. Что, по сути, представляли собой такие Советы? Несколько десятков или сотен людей, которые были совершенно не подготовлены к государственной деятельности. Создание исполнительных органов - исполкомов ничего особо не меняло. Они тоже выходили громоздкими, все попытки что-то сделать тонули в бесконечной говорильне.
Я знаю, что говорю. В перестройку мне довелось бывать на заседаниях первого "демократического" Ленсовета. Туда тоже попали в основном те, кто умел громче всех кричать на митингах. Заседания проводились очень демократично… Впечатление от этого осталось как от абсурдной пьесы, поставленной пациентами больницы имени Скворцова-Степанова. Думается, в возникших в конце 1917 года Советах дело обстояло еще веселее…
Неизвестно, чем бы это все закончилось, но тут случилось то, что и должно было - началась Гражданская война. Ее развязали не большевики. И даже не белые во главе с генералом Корниловым. Она началась так, как вода прорывает плотину. Как начинается пожар в тайге. С большевиками ли, без большевиков - так все равно бы произошло. Вспомните бессмертный роман Шолохова "Тихий Дон". Там что, белые против красных? Если бы все так просто…
В общем, в стране начался бардак. И единственным спасением от хаоса было создание чрезвычайно жесткой власти авторитарного типа. То бишь диктатуры. Так всегда бывает. Любой, оказавшийся на месте большевиков, вынужден был бы сделать то же самое. Вспомним Корнилова, пытавшегося еще до большевиков навести порядок. Вспомним Колчака, который на занятой им территории наводил порядочки, которые эмигрантские историки окрестили "белым большевизмом". Таков уж закон жизни. Хаосу может противостоять только жесткая власть. И чем больше хаос, тем жестче власть, пришедшая ему на смену.
Одним словом, начался военный коммунизм. Суть его лучше всего сформулировал Лев Троцкий. "Военный коммунизм был, по существу своему, системой регламентации потребления в осажденной крепости".
Для нас тут важно понятие "осажденная крепость". В военной крепости - военные законы. И управление построено по военному принципу. В темпе вальса ВКП(б) стало поднимать под себя советскую власть и учреждать управленческие структуры… Вслед за Петром I большевики взяли за основу военную модель управления.
Тут снова имеет смысл отвлечься и рассмотреть связь военной модели управления и бюрократии. Потому что не любая жесткая иерархическая структура является бюрократической моделью. Возьмем, к примеру, мафию. Там никакой бюрократии нет и быть не может.
Так вот, армия. В какой-то мере она склонна к бюрократизации. Разумеется, речь идет не о боевых частях. Но на уровне штабов, а также всяких служб снабжения и всего такого прочего бюрократы в погонах растут с той же скоростью, что и их штатские коллеги. Но у армии есть очень жестокий регулирующий механизм. Он называется "война". То дело, ради которого общество, собственно, и кормит людей в погонах. Это очень серьезная игра. Поэтому чем война больше, тем лучше счищается с нее всякая шелуха, в том числе и бюрократическая. А если не счищается - армия войну проигрывает. Я уже упоминал, как американцы провозгласили борьбу с бюрократией в ВВС. Точно такую же борьбу сейчас пытаются проводить в ЦРУ. Когда хватились? Когда янки, как телега в грязи, завязли в Ираке. Кстати, война отметает не только бюрократическую, но и другую шелуху. Так, в тех же американских ВВС в девяностых годах под напором феминизма стали активно пропихивать женщин в пилоты боевых вертолетов. Закрывая ради светлой идеи женского равноправия глаза на чудовищные ошибки плохо подготовленных летчиц. То есть мужчину бы за такие "ляпы" выгнали, а этих нельзя - принцип оказался дороже здравого смысла. Но война все расставила по местам. О феминизме забыли.
Так что в молодой советской России в период "осажденной крепости" многие милые свойства бюрократического руководства не слишком проявлялись. Когда с одной стороны враги, а с другой - чекист с наганом, жизнь идет своеобразно… То есть формально все признаки бюрократического руководства в период военного коммунизма уже имелись. Но о бюрократии можно говорить только тогда, когда имеются "правила игры", по которым играет эта система. То есть четкие законы и правила. Плохие или хорошие - неважно. Главное - чтобы они имелись. А во времена военного коммунизма никаких законов вообще не было. Имелась лишь "революционная целесообразность".
Любой вопрос какой-нибудь комиссар и или красный командир мог решить, положив руку на кобуру своего верного маузера. Да и "сознательный пролетарий" мог отправиться с жалобой в райком партии или ЧК, где сидел тот же парень в кожанке с маузером. Который отправлялся в канцелярию и наводил порядок. Революционная романтика, блин… Да и нравы тогда были суровые. Так, в 1919 году в Перми был исключен из партии работник райкома Иван Селезнев. Его вина состояла в том, что он взял в магазине масло и не заплатил. К тому же примерно до 1920 года никто, в том числе и большевики, точно не знал, чем все кончится. Красные лидеры разрабатывали планы продолжения работы в подполье в случае поражения.
Многих бюрократических вывертов не наблюдалось по той же причине, по какой их не бывает в воющей армии. Система регулировалась войной. В таких суровых условиях бюрократический организм размножаться не может.
* * *
Однако в военный коммунизм закладывалась мина замедленного действия. Сама система распределения, как позже - плановая экономика, предполагает огромную систему учета и контроля. "Социализм - это учет", - сказал Ленин. А кто учитывает? Вот именно. Кроме того, любая революция открывает бездну так называемых социальных лифтов. То есть возможности в мгновение ока взлететь сколь угодно высоко. И взлетали. Обстоятельства таких взлетов могли быть совершенно случайны. Вот пример, отраженный в знаменитом романе Анатолия Мариенгофа "Роман без вранья". Друг его и Есенина Григорий Колобов (в романе - Молабух) внезапно угодил в большие железнодорожные начальники, хотя не был ни железнодорожником по специальности, ни членом партии, ни даже пролетарием. С чего бы это? А вот так случилось.
Это я к тому, что в управленческую структуру занесло революционными ветрами огромное количество самых разных людей. К тому же партия, из которой поставлялись основные кадры, росла как на дрожжах. Так, в 1919 году лишь восемь (!) процентов в ВКП(б) составляли люди, вступившие в нее до февраля 1917 года. А 80 % вступили в партию после Октября. Разумеется, при таком наплыве в большевики попадали очень разные люди. Одни вступали из желания "победить или умереть коммунистом", другие… Мало ли зачем.
Все это проявилось в полной мере - лишь только стало понятно, что большевики уселись если и не надолго, то, по крайней мере, в ближайшем времени их крушения ждать не придется. Огромная бюрократическая машина начала с успехом проявлять свои милые качества. Тем более что военный коммунизм закончился и начался нэп. Жить становилось лучше, а появившаяся коммерция открывала широкий простор для коррупции. И вот тогда-то сразу и резко проявилось: страна, претендовавшая на создание принципиально нового общества, оказалась донельзя забюрократизированной. Всего три года исполнилось новой власти, а уровень бюрократии был уже просто аховый. Хуже того. Благодаря "высокой" квалификации чиновников система работала хуже некуда.
К примеру, в 1918 году Ленин писал с восторгом: "…В России совсем разбили чиновничий аппарат… и дали гораздо более доступное представительство именно рабочим и крестьянам, их Советами заменили чиновников, или их Советы поставили над чиновниками". И это не слова на публику. Ильич и в самом деле так думал.
А уже в 1920 вождь мирового пролетариата заговорил уже по-другому:
"Наш госаппарат, за исключением Наркоминдела, в наибольшей степени представляет из себя пережиток старого, в наименьшей степени подвергнутого сколько-нибудь серьезным изменениям. Он только слегка подкрашен сверху".
Ему вторил один из ближайших соратников Троцкого А. Иоффе. Наблюдая нравы новой элиты, в том же году он отмечал с горечью: "Сверху донизу и снизу доверху - одно и то же. На самом низу дело сводится к паре сапог и гимнастерке; выше - к автомобилю, вагону, совнаркомовской столовой, квартире в Кремле или "Национале"; а на самом верху, где имеется уже и то, и другое, и третье, - к престижу, громкому положению и известному имени".