Осознав, что тягаться со "всей страной" ему, столичному мэру, будет трудновато, Лужков быстро принял решение заключить с ней союз, создать предвыборную коалицию "Отечество - Вся Россия". Труднее понять, зачем этот союз понадобился отцам-основателям "Всей России". Не исключено, решающее слово тут сказал Примаков, который, хоть и не входил во "Всю Россию", по всем признакам, был к ней близок, намечался на роль выдвиженца в президенты от этой организации. Он, по-видимому, счел, что лучше держать потенциального соперника на коротком поводке - превратить его из соперника в союзника, члена дружественной Примакову организации: в конце концов, не исключено, именно она решит, кто будет "кандидатом № 1".
* * *
С какого-то момента Лужков повел себя как один из руководителей страны, как государственный деятель международного масштаба. Особенно это стало заметно с того момента, когда Лужков понял, что он не входит в круг людей, из которых Ельцин будет выбирать своего преемника, и ему придется штурмовать властный Эверест своими силами.
Мало-помалу создавалось ощущение, что Лужков почти уже президент. Или, по крайней мере, премьер-министр. В любом случае - не меньше, чем министр иностранных дел. На такие мысли наводила, в частности, необычайно активная деятельность московского мэра на международной арене.
Так, на пресс-конференции 22 января 1999 года он много говорил о "проблемах, осложняющих отношения России и США". К ним Лужков отнес Косово, Ирак, Иран, проблемы, связанные с ПРО. Сообщил, что он "проинформирован" о желании госсекретаря США Мадлен Олбрайт встретиться с ним, Лужковым, и благосклонно одобрил это ее желание…
Высокий статус международных встреч и зарубежных вояжей Лужкова не уставали подчеркивать его приближенные. Так, Сергей Ястржембский, уволенный из Администрации президента и нашедший прибежище в правительстве Москвы на посту вице-премьера, заявил на встрече с журналистами 23 марта 1999 года, что "последние зарубежные поездки Юрия Лужкова вышли за рамки деловых поездок мэра Москвы и поднялись на уровень высоких политических контактов".
Ярко выраженную политическую окраску, сказал Ястржембский, носили визиты Лужкова в Германию, Швецию, Армению. Мэра Москвы принимали государственные деятели самого высокого уровня… Политическая составляющая приобрела особое звучание.
Такой же характер, по словам Ястржембского, будет носить и предстоящий визит Лужкова во Францию. Вице-премьер сообщил, что в ходе его Лужков встретится с президентом, премьер-министром, председателем сената, руководителем Ассамблеи Национального собрания этой страны.
Забегая вперед, скажу, что своей наивысшей точки "международный авторитет" Лужкова - в его внешних, "протокольных" проявлениях - достиг к осени 1999 года. В эту пору статус московского мэра как одного из фактических руководителей государства российского уже не вызывал сомнений почти ни у кого из зарубежных деятелей. Такое его восприятие проявилось, в частности, во время визита Юрия Михайловича в Словакию в третьей декаде сентября. Все словацкие газеты, телевидение тогда отмечали, что прием, оказанный ему в Братиславе, соответствовал скорее уровню главы государства или правительства, нежели деятеля городского масштаба. Лужков был принят президентом Словакии Рудольфом Шустером, вице-премьером Павлом Гамжиком, министрами экономики, сельского хозяйства, юстиции. При этом обращало на себя внимание, что главной темой переговоров московского мэра с руководителями Словакии были ни больше, ни меньше как экономические отношения между двумя странами.
Разумеется, такому взлету международного статуса Лужкова способствовало и то, что к этому времени часть самого российского чиновничества, верхнего его слоя (не одни только столоначальники, непосредственно подчиненные мэру), твердо уверовала, что Юрий Михайлович - будущий президент, во всяком случае, один из самых реальных претендентов на президентское кресло: даже если бы руководитель той или иной принимающей Лужкова страны усомнился в том, что его надо принимать по первому разряду, соответствующий российский посол, скорее всего, помог бы ему преодолеть эти сомнения, - настоял бы, чтобы прием был именно таким. Чиновничество своим чутким верхним обонянием мгновенно улавливает, кто есть кто в данный момент, и мгновенно выстраивается под предполагаемого будущего лидера. Именно так в те времена обстояло дело с Лужковым. И у Кремля просто не было, как говорят, необходимых ресурсов, чтобы жестко противостоять "международной деятельности" московского мэра, не соответствующей его рангу. На действующего президента многие уже смотрели как на "хромую утку".
* * *
Свой высокий международный статус Лужков старался продемонстрировать не только на встречах и переговорах с зарубежными лидерами, но и во всякого рода политических демаршах, которые нередко шли вразрез с официальной политикой Кремля.
Так, зимой 1998–1999 года он довольно резко выступил против ратификации "большого" российско-украинского договора. По его утверждению, подписав договор, Россия "потеряет Севастополь, Крым и выход к Черному морю, а также толкнет Украину в объятия НАТО".
И хотя, в конце концов, договор был одобрен, московский мэр, несомненно, укрепил свой имидж "патриота" и политика, имеющего собственный взгляд на между народные дела, подчас резко отличающийся от официальной точки зрения.
"Оборонять" Севастополь Лужков продолжал и позже. Так, на втором съезде "Отечества", проходившем в конце апреля 1999 года в Ярославле, он заявил:
"От ратификации российско-украинского договора проиграл не я лично, а вся Россия в целом".
При этом твердо заверил, что Россия никогда не откажется ни от Крыма, ни от Севастополя.
Кстати, я побывал тогда на этом съезде в составе огромного журналистского десанта (съездовскому пиару было уделено неслыханное внимание; соответственно, надо полагать, на него были выделены немереные деньги). В общем-то, речь на заседании шла о подготовке к думским выборам, однако не ограничилась ею. Хотя сам Лужков по-прежнему избегал разговоров о своем возможном покушении на президентство, редкое собрание его сторонников обходилось в ту пору без подобных разговоров. Не стал исключением и ярославский съезд.
"В России сейчас нет хозяина, - заявил, в частности, зампред Ставропольской краевой Думы Гонтарь. - Таким хозяином, российским президентом, ставропольчане и граждане семи соседних республик видят Юрия Михайловича Лужкова".
Несмотря на то, что сам Лужков, (председательствовавший, естественно, на заседании) с наигранным недовольством заметил, что эту часть выступления, дескать, "можно опустить", зал встретил слова оратора энергичными аплодисментами.
Что ж, народ, как говорится, требует. Такие требования не отбросишь просто так…
Мэр бросает перчатку президенту
Уже осенью 1998-го, видимо, осознав, что на поддержку Ельцина ему рассчитывать не приходится, Лужков начинает покусывать президента, которому он всегда, по его собственным уверениям и уверениям его приверженцев, вроде бы был предан душой и телом. 15 октября московский мэр дал интервью английской телекомпании Би-Би-Си, в котором содержались довольно двусмысленные слова, касающиеся Ельцина.
"Если действующий президент сам, в силу своего здоровья, не снимает своих полномочий, - сказал Лужков, - то мы должны терпеть".
Впрочем, добавил, что "не исключает такой ситуации, которая приведет к досрочным выборам президента или досрочной отставке президента".
Вообще-то, здоровье Ельцина в самом деле было неважнецкое, причем уже давно, однако прежде московский мэр никогда не позволял себе такого рода речей.
Телеведущий Сергей Доренко не преминул в связи с этим "отоспаться" на московском градоначальнике:
"Юрий Лужков демонстрирует гибкость в личных привязанностях. Никто не позволит себе усомниться в том, что он был искренне привязан к Ельцину до той поры, пока не заговорил о союзе с коммунистами (как раз в эту пору Лужков вроде бы стал налаживать такой союз. - О. М.) Никто также не поверит в то, что раньше Лужков льстил и агитировал за Ельцина для собственной выгоды. Таким образом, мы имеем дело с фактом переменчивости в любви и отметаем всякие подозрения в лицемерии".
Далее в программе Доренко были продемонстрированы фрагменты лужковских выступлений из телеархива за 1996 год (тогда Ельцин, уже и в ту пору тяжелобольной, решил идти на выборы). Лужков:
"Я считаю ваше решение, Борис Николаевич, вновь избираться на пост президента, единственно правильным… В 160-миллионной России сегодня нет другого человека, которому народ мог бы доверить свою судьбу до нового тысячелетия".
И еще:
"Все перемены, произошедшие в России, мы, уважаемые москвичи и дорогие соотечественники, связываем с именем одного человека, с именем Ельцина Бориса Николаевича, который первым встал на защиту свободы!"
И совсем уж пафосное, после победы Ельцина на выборах 1996 года:
"Россия, Ельцин, свобода! Россия, Ельцин, победа! Россия, Ельцин, наше будущее!"
Так что новые речи Лужкова, речи, которые он стал произносить всего лишь два года спустя, большинство людей осведомленных восприняли как предательство.
Впрочем, в политике это дело обычное и называется все это по-другому: изменение позиции. К тому же и сам московский мэр имел основания считать, что президент тоже к нему переменился. Ведь еще недавно Ельцин говорил:
"Юрий Михайлович тащит воз большой… Я не знаю лучшего мэра в России".
К тому же, как уже говорилось, до Лужкова могли дойти и те самые категорические слова президента, когда речь шла о будущем премьере: "Кандидатуру Лужкова мы не обсуждаем".
Правда, позиция Ельцина в отношении Лужкова могла означать и, скорее всего, означала только одно: президент действительно считал Лужкова хорошим мэром (по крайней мере, полагал, что так его следует оценивать публично), но мэрство это его, Лужкова, потолок для лидерства, в общероссийском масштабе он не годится, не годится по ряду обстоятельств.
Как бы то ни было ситуация в отношениях между Ельциным и Лужковым складывалась такая же, как между обычными повздорившими людьми: "Он первый начал!". Каждый из них мог считать другого предателем.
* * *
От месяца к месяцу отношения между Лужковым и Кремлем становились все напряженней. Забавный эпизод случился в мае 1999-го, когда в Думе решался вопрос об импичменте Борису Ельцину.
Хотя публично Лужков не однажды высказывался против импичмента, сторонники "Отечества" в Госдуме получили однозначное указание голосовать за него. Об этом корреспонденту РИА "Новости" сообщили, как заявил корреспондент, "заслуживающие доверия источники в нижней палате парламента". Хотя большинство пролужковских депутатов вроде бы беспрекословно выполнило это указание, импичмент, как мы знаем, не состоялся.
Не думаю, что об этом странном (чтобы не сказать больше) эпизоде не был уведомлен Ельцин.
Осязаемый укол Ельцину Лужков нанес в конце мая 1999 года, после отставки Примакова. Причем соответствующее заявление построил довольно хитро, опять-таки пребывая за границей, на этот раз в Италии, выступая там с лекцией. Ответственность за отсутствие стабильности в России он возложил не только на президента (уж вина Ельцина тут вроде бы сама собой подразумевалась), но и на российский парламент. Таким образом, удар по президенту пришелся как бы по касательной.
В июне Лужков, не ограничиваясь прежними намеками и экивоками, повел открытую атаку на Ельцина. Дальше тянуть с этим было некуда. Пора! Все ближе выборы парламентские, а затем и президентские.
В первых числах месяца московский мэр заявил, что в связи с готовящимся объединением России и Белоруссии в Кремле якобы собираются изменить статус государства, а это, мол, ставит под сомнение, что президентские выборы в 2000 году состоятся.
В Администрации президента это лужковское утверждение, естественно, назвали "абсолютной ерундой". В беседе с корреспондентом РИА "Новости" некий сотрудник администрации "выразил сожаление", что в последнее время столичный мэр "на ровном месте нападает на президента и правительство".
Понятное дело, в агрессивное антикремлевское наступление Лужкова тут же включился его верный оруженосец Ястржембский. На пресс-конференции 9 июня он констатировал, что "оттепель" в отношениях между Кремлем и московским мэром сменилась "периодом зимы", полным "отсутствием контактов".
Столичный вице-премьер попенял также "высшим должностным лицам государства" за "вопиющее отсутствие", как он выразился, на некоторых мероприятиях, посвященных проходившему тогда празднованию 200-лет него юбилея Пушкина.
"Есть определенные правила политеса, которые не обходимо соблюдать даже по отношению к своему противнику", - сказал Ястржембский.
Впрочем, тут же спохватился, поправился: дескать, московский мэр противником "для президента никогда не являлся и не является".
На следующий день о том же самом говорил и сам московский градоначальник. Свои отношения с Кремлем он назвал "напряженными и сложными". Правда, публично президентская администрация по отношению к нему, как он выразился, "ровно дышит", однако в кремлевских кабинетах он уже объявлен "врагом номер один" и будто бы существует даже указание собирать на него компромат.
Тут, конечно, Лужков несколько преувеличивал значение своей фигуры как источника опасности в глазах Кремля. Более опасным Волошин, в частности, считал Примакова, а не Лужкова. Экс-премьер виделся противником более изощренным и сложным. А по московскому мэру сочувствующая Кремлю пресса чаще наносила удары просто по той причине, что он чаще подставлялся, был более удобной мишенью, чем Примаков.
* * *
16 июня глава Администрации президента Александр Волошин встретился с Лужковым. О чем там шла речь, официально не сообщалось. Было лишь обтекаемо сказано, что "собеседники обсудили текущую политическую ситуацию". Однако, думаю, не составляло секрета, что Волошин попытался сбить агрессивный пыл московского мэра, найти пути к "разрядке напряженности", выражаясь дипломатическим языком.
Дальнейшие события показали, что эта попытка особым успехом не увенчалась.
5 июля РИА "Новости" распространило интервью Ельцина польским журналистам. Лейтмотивом комментариев, опубликованных на следующий день в польских СМИ, был тезис: "Ельцин хотел бы видеть в органах власти новых людей".
Журналисты усмотрели в этом намек на то, что российский президент ищет или уже нашел себе преемника за пределами того круга политиков, который обычно обсуждался, когда речь заходила об этом преемнике.
Одновременно подчеркивалось: дескать, Ельцин "дал понять", что лучшее место для Юрия Лужкова - руководство московской мэрией, а не президентство. В общем-то, для тех, кто был более или менее знаком с настроениями в Кремле, тут не было ничего нового. Вне зависимости от своих личных отношений с Лужковым Ельцин считал его человеком слишком мелким, недостаточно масштабным, чтобы руководить страной.
6 июля российский президент дал интервью "Известиям", где, среди прочего также ответил на вопросы о Лужкове: аттестовал его как человека "основательного", который ничего не делает "просто так": раз уж он, Лужков, взялся за создание собственного политического движения, у него наверняка есть большие личные планы; насколько эти планы реализуемы, "зависит только от него и воли избирателей". При этом Ельцин признался, что у него самого уже есть на примете человек, который мог бы стать следующим президентом, "продолжил бы курс на цивилизованное развитие России" (имя его он не хочет называть, иначе "ему не дадут спокойно жить, "заклюют"). Но это опять-таки, судя по довольно прозрачным намекам Бориса Николаевича, не Лужков и не Примаков, вообще не человек из этой "возрастной категории": в России, по словам Ельцина, "должна появить ся новая власть - молодая, энергичная, с новыми государственными идеями".
О смене власти в стране в ту пору помышлял не только Ельцин. Летом 1999-го разразился скандал, связанный с фирмами "Интеко" и "Бистропласта", учредителями которых были жена Лужкова Елена Батурина и ее брат. По сообщениям прессы, Управление ФСБ по Владимирской области выявило ряд фирм, занимавшихся незаконным вывозом за границу многомиллионных сумм валюты. В числе этих фирм будто бы были и две "родственные" Лужкову. Как сообщалось, они перевели за кордон через один из провинциальных банков "примерно 120–130 тысяч долларов США".
Лужков, как лев, бросился на защиту своей супруги, утверждая, что обвинения, выдвинутые против возглавляемой ею фирмы "Интеко", организованы его политическими противниками. Мэр утверждал, что "Интеко" "не имеет никакого отношения" к компаниям, занимавшимся незаконными финансовыми операциями. В "наезде" на "родственную" ему фирму он прямо обвинил "власти", то есть, надо полагать, Кремль.
Не ограничиваясь оборонительными действиями, Лужков предпринял мощную контратаку на своих противников.
"Нам нужно менять власть, которая себя опозорила тем, что привлекает силовые структуры к политической борьбе", - без обиняков заявил он на встрече с журналистами 17 июля.
По словам Лужкова, Кремлю, Администрации президента "страшно не нравится" созданное им движение "Отечество", а в первую очередь "изжогу вызывает" он сам. "Мы можем показать результаты работы в городе, - сказал Лужков, - а они в стране нет. Это все страшно их раздражает".