Кондратьевым, который со своим полком, населенным чистокровными
малороссиянами, не подчинялся гетману. В июле 1676 года
Рославец начал распространять эту мысль между своими полчанами; некоторые пристали к его умыслу в ожидании царской милости.
303
Но полковые старшины и значные стародубские козаки
сообразили, что пока гетман Самойлович пользуется в Москве доверием
и благосклонностью, едва ли там сделают угодное одному из
подчиненных полковников и едва ли поверят обвинениям, которые
этот полковник необходимо должен будет взводить на гетмана, чтобы оправдать свое желание выдти из-под его зависимости. Они
дали знать гетману о затее своего полковника и просили дозволить
им выбрать, вместо Рославца, иного полковника. Самойлович
дозволил. Тогда Рославец увидел, что после этого ему приходится
или бросить затеянное дело вовсе и принести гетману повинную, или отважиться на решительную борьбу с гетманом и ехать
самому в Москву. Рославец решился на последнее1.
С Рославцем поехали в Москву полковой асаул, полковой
писарь, по прозвищу Подгурский, четыре сотника, три городовых
атамана, восемнадцать сотенных чинов, сорок семь рядовых Козаков, трубачи, литаврщики и тридцать два челядника. Самойлович
объяснял, что чиновные люди, с ним поехавшие, были не те, которые
занимали должности в то время, когда он сообщал полчанам о своей
затее, а новью, которых Рославец, пред самою своею поездкою в
столицу, возвел в чины. Лошадей под ними было 1112.
Рославец был принят в Москве с подобающею честью: ему
отвели помещение в посольском дворе. 11-го августа подал он
донос на гетмана в таком смысле: <гетман, в противность
постановлениям избирательной рады, набирает компании и, призвавши
из-за Днепра 500 Козаков, приказал расположить их на становище
в Стародубском полку; - гетман без совета со старшинами об-
лагает народ новоустановленными податьми3, берут даже с ко-
* Самойлович в письме своем, посланном в Приказ, говорит: <Став-
шися цале мне и всему Войску Запорожскому городовому противником, людей значных полку своего до того приводил, же бы регименту моему
не повиновалися. Людская однак справила то ростропность и ку своему
добру посполитому зычливость, же его превратные рады не слухаючи, до
мене одозвалися з своим неодменным послушенством через значных своих
присланных особ и давши о его нестанку ведати, просили мене о позволене
на обране иншого собе полковника. Зачим я хотячи, жебы они непорушно
при першом могли зоставати порядку, позволилем им ведлуг давнего звы-
чаю войскового з меж себе обрати кого злюблять полковником. Он за тым, видячи, же в над ее своей омылился, дався з тим на потом чути же мел
удатися забравши все знаки войсковые до вашего царского пресветлого
величества к Москве> (А. И. Д., подлинники, июля 27, 1676 г., № 334).
2 Самойлович, перед отправлением в столицу Рославца, написал ему: <поезжай здоров, а мы будем ожидать, какой указ будет на ваше
челобитье, чего вы там хотите добиваться, - мы же, по совету генеральной
старшины, сами кого-нибудь пошлем>.
? Берут от хлеба, соли, от винных котлов по рублю, а от пивных
полсорока алтын, от мельничных колес по 3 рубля, и с боровов и с
приезжих торговых людей, которые чрез то не хотят ездить в Стародуб.
304
зачьих мельниц и с козачьих винокурен, чего не следовало по
войсковому праву; кроме того, берут на двор гетманский всякие
запасы1; гетману воспрещено, без совета старшин, отставлять
чиновных людей, а он меня от полковничества отставил и дал пол-
ковничество атаману Тимохе>. Рославец бил челом также на
архиепископа Лазаря Барановича: за то, что в Стародубе убили
священника Якова Халчинского, архиепископ запретил стародуб-
скому протопопу и всем священникам совершать богослужение и
требы, -и оттого многие умерли без напутствия и погребены без
отпевания, младенцы остаются без крещения, родильницы - без
молитвы. Для избежания таких стеснений Рославец желал, чтобы
Стародубский полк с городами Стародубом, Почепом, Погаром и
Мглином был изъят от гетманского регимента и перешел в
заведование боярина Ромодановского наравне со слободскими
полками, а в церковном отношении подчинялся бы непосредственно
московскому патриарху. При этом указывалось, что Стародубский
полк был издавна отчина московская, потом уступлен Польше и
возвращен разом с Малороссией, а потому и присоединен к ней.
Самойловича во многих полках не любят и не желают иметь его
гетманом, - прибавлял в своей челобитной Рославец.
Ошибся сразу в своем расчете Рославец. В Малороссийском
Приказе ему заметили: для чего он, видя злоупотребления, не
отнесся прежде к совету старшин, а без гетманского ведома
приехал в Москву?
<Я, - сказал Рославец, - к ним на раду не поехал, потому
что у них рада без убивства не бывает. Что ж, я не к ляхам и
не к туркам поехал, а к своему законному государю. Я верный
царский холоп, служил покойному царю 20 лет и теперь желаю
служить великому государю" царю Федору Алексеевичу. Меня со
всем полком моим ненавидят но зависти, оттого что в городах
моего полка я с товарищами строил мельницы; и за то еще
ненавидят меня, что я велел в городах моего полка остерегаться от
чернецов и всяких лазутчиков литовских и украинских, чтоб не
приводили народ к измене и шатости. Я служу государю верою
и правдою, а другие старшины и полковники в своих маетностях
позаписывали себе в крестьяне старинных Козаков>. На все эти
представления Рославцу дан был такой ответ: <Великий государь указал и бояре приговорили: сделать тебе, Рославцу, выговор за то, что противно войсковому праву и
должному послушанию ты приехал в столицу. Хоть бы тебе и какие
трудности были, ты всетаки должен был прежде переговорить с
* Яловицами, баранами, боровами, конопляным маслом, сыром, коровьим маслом, гусями, курами и деньгами, а козакам, расставленным на
становища, люди дают всякое одеяние.
305
старшинами и совет свой гетману подать. Ты сделал такое, чего
никогда не бывало; и тебе, Петру, надобно было других от
своеволия унимать, а не подавать им собою пример сопротивления
гетману. За такое непослушание стоило бы тебя отправить тотчас
же к гетману, но так как прибыло от гетмана посольство, то
указано задержать тебя в Москве, а к гетману отправить знатную
особу для объяснений>.
Прибыл гетманским посланцем киевский полковник Солонина
с товарищами. Призванный в Приказ, он дал объяснение по поводу
обвинений, взводимых Рославцем на гетмана. По вопросу о
компаниях сказано было, что <гетман принимал из-за Днепра Мовчана с
серденятыми и других Козаков от Дорошенка по царскому указу.
Неправда, будто гетман в Стародубском полку допускает грабление
людей. У гетмана ежедневные великие расходы: и государевых
послов принимает, и всяких войсковых людей довольствует, а тут еще, спасаясь от неприятелей креста святого, с правой стороны Днепра, из Побужья, из Поднестрья, из Волыни, приходят на сю сторону не
только простые люди, но и шляхта, и духовенство на житье. Все
просят хлебного жалованья и всякого вспоможения, а у гетмана
приходу немного, гетман же никому не отказывает. Прежде аренды
были, теперь .нет. Грабежа нигде никому не было, только осенью с
мельников берется поколесчина, со свинопасов - покабанщина, от
винокуров - показанщина, а от посполитых пахотных людей -
отмер хлебный, и этого всего собирается так немного, что на год не
станет, притом показанщина берется только в Стародубском да в
Черниговском полках, а в других полках вина вовсе не курят. С
Козаков же нигде ничего не берется. Неправда и то, будто
Самойлов ича козаки не хотят иметь гетманом>.
Такие данные представлены были Солониною в защиту гетмана.
Вместе с тем Солонина подал от гетмана извет на нежинского
протопопа Симеона Адамовича и приложил показание войскового
товарища Быстроновского, который, явившись к гетману в присутствии
старшин, доносил, что протопоп по секрету с ним говорил, что он
постарается ссадить гетмана с уряда и что многие знатные особы с
ним в согласии. Гетман через Солонину просил отобрать у Рославца
полковничьи клейноты (пернач, знамя, литавры, две пушечки, три
медные трубы и суремки) и шесть лошадей для передачи всего этого
новому стародубскому полковнику Тимофею Алексеевичу.
По этому представлению велено было всех приедавших с
Рославцем отпустить, а Рославца посадить под стражу до царского
указа.
15-го августа отвели Рославца на греческий двор. С ним
велено сидеть безотходно стрелецким начальным людям, сотнику и
пятидесятнику, с двумя караульными стрельцами; у дверей
палаты и у ворот поставлено было 27 стрельцов на карауле: им
306
накрепко было запрещено пускать кого бы то ни было к
арестованному полковнику.
20-го августа были на карауле у Рославца стрелецкий сотник, пятидесятник и рядовые стрельцы - всего 36 человек. В этот день, во время смены дневных часов на ночные, к дневальному голове
Данилу Барашеву прибежал с караула стрелец с вестью: колодник
Петрушка ушел; ходил за ним пятидесятник Никита и упустил его.
Дело происходило так. Бывший при Рославце стрелецкий
сотник Василий Шилов приказал <собрать стол>, чтоб ужинать вместе
с своим колодником. Рославец попросил позволения выйти, сотник
приказал идти за ним пятидесятнику. Чуть переступили они за
двери, как раздался крик пятидесятника: колодник ушел! Бросились в
погоню, но не догнали. Бегство колодника повлекло за собою арест
тех, которые обязаны были его стеречь. Шилов послал стрельца
Митрошку к своей матери известить ее, что он посажен под караул.
Брат Шилова Тимофей пошел за стрельцом Митрошкою навестить
брата, и когда они проходили мимо рядов мясных за Смоленскими
воротами, вдруг Митрошка узнал Рославца, шедшего из
Белого-Города в Земляной-Город, нагнал его, схватил, привел к Смоленским
воротам и сдал караульным стрельцам. Рославца привели в
Малороссийский Приказ. Там он показал:
<Как вышел я на двор, взошел на церковь* а с ней спустился
на улицу и пошел. Хотел я пробраться к карачевцу Григорию
Юрасову, но двора его не нашел и хотел идти в Новодевичий
монастырь, чтоб там перебыть, пока не уедет из Москвы
гетманский посланец Солонина, который домогался, чтоб ему отдали
меня отвезти к гетману. Как бы только Солонина уехал, я опять
пришел бы в Приказ. Не нашедши Юрасова двора, я ночевал
подле церкви, не знаю какой, а утром пошел за Смоленские
ворота; там встретил меня стрелец и привел сюда. Из Москвы я
бежать не думал, советников к побегу не было у меня и подкупа
никому не давал. Взял я с собой на харч пять рублей, и те целы>.
По розыску оказалось, что Григорий Юрасов умер, а сын его
Афанасий объявил, что не знает Рославца.
Указано держать Рославца за караулом.
Вслед затем произошел случай, который не мог послужить в
пользу Рославца. Жена его Анна, урожденная Васютинская, жившая в Брянске, послала на подводе стародубского мещанина Ясь-
ка Ничипоренка, приехавшего к ней от Рославцева благоприятеля, Ивана Киселевского, священника села Гордова, в двадцати
верстах от Стародуба, с поддельною челобитною, будто бы
составленною от жителей Стародубского полка, ходатайствующих у царя
за своего любимого полковника, на самом же деле сложенною
самим Киселевским, без всякого участия тех, от имени которых
посылалась. Рославцева приложила и от себя письмо к мужу и
307
отдала мещанину, ехавшему с челобитною. Мещанин <кравец>
Ясько Ничипоренко, достигнувши Москвы, отправился прямо на
посольский двор, спрашивать полковника Рославца. Его схватили
и привели к Солонине, а Солонина, отобравши у него все бумаги, представил их как доказательство плутней Рославца, которого бла-
гоприятели составляют в его пользу фальшивые челобитные от
всего поспольства Стародубского полка.
Рославца держали в оковах, а по делу о нем послали к Са-
мойловичу стольника Семена Алмазова. 19-го августа Алмазов
подал Самойловичу царскую грамоту самого милостивого
содержания: Самойлович должен был объяснить Алмазову
обстоятельства и причины Рославцевой затеи.
Алмазов спросил Самойловича: <с твоего ли гетманского
ведома архиепископ Лазарь Баранович положил на него клятву, как
он жалуется?>
- Без моего ведома, - отвечал гетман, - но мне было
известно, что Рославец приказал бить перед церковью дубинами
священника и притом в тот самый день, когда священник служил
литургию. Я писал Рославцу, чтобы -он просил у архиепископа
прощения, архиепископа же письменно просил, чтобы он положил
милость на Рославца и разрешил от клятвы. Рославец мое
благорасположение ни во что поставил и злословил меня. Дивно мне, что Рославец задумал мне учинить зло, когда я был всегда с ним
хорош и обещал не сменять его с полковничьего уряда.
Алмазов сказал: Рославец учинил так своею дуростью. Буде
возможно, ты бы, гетман, простил его, а он тебе учинит
послушание. Только я это от себя говорю и советую, а великий государь
в наказе не велел мне так тебе говорить>.
На самом деле у Алмазова в наказе велено было так говорить; но как будто от себя. Гетман на это отвечал: - Хотя бы ‘Рославец учинил мне и большую досаду, я бы ему
отпустил, а такого дела нельзя отпустить, потому что Рославец
говорил, что у него в том деле много советников, и будто-^еня на сей
стороне Днепра не любят и гетманом иметь не хотят. Пусть
старшины разберут это дело по нашим войсковым правам и допросят
его, какие у него были советники и кто не любит меня и гетманом
иметь не хочет? Не только у нас есть плуты и своевольники, много
их и в других странах, и у вас в великороссийских городах есть
они; только у вас все под страхом пребывают, а у нас в
малороссийских городах вольность. Кабы не было мне государской
милости, то у нас бы на всякий год было по десяти гетманов.
Прощаясь с Алмазовым, Самойлович вручил ему-грамоту в
Приказ, в которой просил прислать Рославца на войсковой суд
всех старшин, и вместе с нею дал Алмазову для передачи
Рославцу письмо такого содержания:
308
<Рославец! Что это пришло тебе? Без всякой данной от нас
причины,, сверх ожидания моего и всех украинских людей, учинился ты нам противником, направился туда, куда не должен
был ехать, и дерзнул без стыда и страха Божия оговаривать нас
пред,царским престолом в том, чего нам и не грезилось! Не
думаю, чтоб сам собою ты затеял такое шалопутное дело. Кто-то
подал тебе в том совет. По чьим возбуждениям ты схватился за
такое малоумие? Исповедай все по святой правде перед синклитом
царского величества, и тебе самому будет легче. Прежде
желательный тебе Иван Самойлович, гетман Войска Запорожского>.
Рославец, получивши это письмо, подал в Приказ челобитную, в которой приносил раскаяние и сознавался, что прогневил
гетмана и архиепископа Лазаря, но уверял, что поступал так без
злого умысла и без хитрости, единственно от страха не поехал
к ним, а убежал в Москву. Он умолял государя написать к
гетману и к архиепископу о прощении ему вины против того и
другого. По этой челобитной послана была прямо к гетману
царская грамота, в которой говорилось уже от имени царя то, что
прежде Алмазов советовал как бы лично от себя: чтоб гетман
простил преступление Рославца в уважение к его слезному
раскаянию. Но эта грамота посылалась уже разом при отправке
самого Рославца, которого велено было везти к гетману в оковах за
крепким караулом из московских стрельцов. Гетман, давши ему
прощение, должен был написать к архиепископу, чтоб и тот
поступил так же милостиво с виновным1.
10-го сентября вывезли из Москвы скованного Рославца. Разом
поехал и Алмазов для передачи преступника гетману. Алмазов не
* При отправлении Рославца взяты были у него вещи, находившиеся
при нем в Москве: шкатулка польская с четырьмя мешками, наполненными деньгами: орлянками, польскими ортами, чехами и левками; другая
шкатулка с чехами и рублями; третья с письмами. Сундучок с платьем: ферезея алая, суконная на рысях, пять кафтанов, два бархатных
вишневого и червчатого цвета; два покрытые атласом и байберековою тафтою
с золотою нашивкою и один суконный червчатый кафтан на куницах.
Чемодан с восемью кафтанами суконными, цвета коричневого и черного, тафтяной белый, атласный зеленый и камчатный лазоревый кафтаны на
белках, один изуфреневый (?.) кирпичного цвета, и два кафтана объя-
ринных на соболях, один цвета вишневого, другой зеленого; четыре
польские книги; лубяная коробочка с порохом, два седла немецкие, окованные
серебром по краям, три узды, оправленные серебром, два саадака, две
сабли оправленные, две простые, девять пищалей и в том числе четыре
винтовки, три крашенинных палатки. Сверх того, бил челом Рославец, что Солонина, приехавши в Москву, отнял у него насильно образ
Воскресенья Христова, золотую панагию в 140 червонцев, два суконных
кармазинных кафтана, один коричневого, другой голубого цвета. Солонина
воспользовался пребыванием своим в Москве,, чтобы выпросить
подтверждение гетманских универсалов на пожалованные ему маетности в Ос-
терском повете - села: Евминки, Боденки, Кряжева, Воропаева, а в Ко-
зелецком - село Вовчаки.
309
застал гетмана в Батурине, но от гетманского наказного услыхал
радостную весть, что Дорошенко, наконец, добил великому
государю челом и сдал Чигирин. Алмазов поехал в Переслав, прибыл
туда 2-го октября, застал там гетмана и подал царскую грамату, где говорилось о помиловании Рославца.
Гетман прочитавши грамоту, сказал:
<Без указа великого государя я Петра Рославца не только смер-
тию казнить не буду, но и-никакого наказания не учиню ему.