Только теперь новое открылось у нас. Был у Рославца тайный
совет с протопопом Адамовичем и нежинский протопоп-
списывался с Дорошенком, советуясь как бы меня погубить, а гетманом
на обеих сторонах быть Петру Дорошекку. Теперь как Дорошенко
с себя гетманство снял, его генеральный писарь Воехович мне
все открыл и сказку на письме подал: присылал Адамович боро-
вицкого козака Дубровского и передавал через него, что на левой
стороне желают гетманом иметь Дорошенка, а меня не хотят, и
знатные особы с ним,, протопопом, в соумышлении: полковники: стародубский Рославец, переяславский Дмитрашко Райча, при-
луцкий Горленко и бывший генеральный писарь Карпо Мокрие-
вич. Обещали они с Самойловичем поступить так, как Дорошенко
прикажет: либо убить, либо учинить ему то, что Многогрешному.
На том целовал протопоп крест и отдал крест этот козаку для
передачи Дорошенку. Дорошенко, добивши челом великому
государю, мне сам все это рассказал и крест этот мне передал>.
На другой день, 3-го октября, Алмазову было передано
письменное показание Воеховича, и Алмазов говорил Рославцу: <повинись, скажи правду! гетман вину твою тебе отпустит>.
- Ничего я не знаю, - говорил Рославец, - с протопопом
совета не держал, с Дорошенком не ссылался.
Привезли Рославца караулившие^ его в дороге стрельцы перед
гетмана. И Алмазов пришел к гетману. С гетманом находились
все генеральные старшины, кланялись Алмазову, благодарили
царя за милость, оказанную присылкою Рославца, а гетман после
того, обратившись к Рославцу, сказал:
<Не так ты, Петре, учинил, как обещал на первой и на второй
раде великому государю служить, а мне всякого добра хотеть и
ни на какие советы не поддаваться. Я надеялся, что такого другого
приятеля, как ты, мне и не было, а ты за мою добродетель хотел
меня сгубить; но видишь Бог мздовоздаятель не помог тебе!>
- Я, - говорил Рославец, - в совете с нежинским протопопом
не был и дел никаких не знаю. В том только перед тобою виноват, что поехал в Москву без твоего отпуска и ведома, а сделал я это
оттого, что боялся черневой рады, чтоб на ней меня не убили.
Рославец повалился на землю, лежал распростершись, рыдал
и просил помилования.
310
Самойлович поручил генеральному бунчужному Полуботку
держать Рославца под караулом, отыскать протопопа и доставить
к суду. Суд над ними назначен был к.6 января 1677 года.
Рославца отправили в Батурин, а в конце октября доставлен
был туда же взятый в Оболони протопоп Адамович.
Суд производился после Богоявления 1677 года в Батурине.
Заседали генеральный обозный Забела, генеральные судьи До-
монтович и Животовский при участии полковников, полковых
судей и войтов городов Киева, Нежина и Чернигова. Гетман в
качестве истца уполномочил вместо себя генерального
бунчужного Полуботка и генерального писаря Прокоповича. О Рославце
недолго приходилось толковать: его вина была явна, его
присудили к смертной казни. Но с Адамовичем пришлось потягаться, так как он ни в чем не сознавался. Его уличали свидетельствами
других. Важнее всех свидетельств было показание Дорошенкова
писаря Воеховича и отзыв самого Дорошенка. Представлены
были к суду, как вещественные улики: крест, который протопоп
посылал к Дорошенку, ответное письмо Дорошенка в
одобрительном смысле, серебряная зубочистка, которую потом протопоп
отправлял к Дмитрашке Райче с запискою, что он от своих
<наступников> бежит в Москву и поручает Дмитрашке Райче
продолжать, вместо себя, вести сношения с Дорошенком. Кроме
этих улик, представленных братом Дорошенка Андреем, на
Адамовича показывал войсковой товарищ Грембецкий, что протопоп
поручал ему передать своему свояку Карпу Мокриевичу о
намерении скинуть с гетманства Самойловича и поставить
Дорошенка. О том же показал на Адамовича полковой нежинский
писарь Михаловский. На этом основании духовные особы, бывшие на суде1,, приговорили протопопа Адамовича лишить
священного сана и передать мирскому суду.
12-го января, в день, когда должна была совершиться казнь
Рославца, Самойлович объявил царскую грамоту о даровании
преступнику жизни. Суд изменил свой приговор и постановил
Петра Рославца отдать за крепкий караул на вечное бесчестье
с тем, чтоб он никогда не был назначен ни в самый наименьший
чин, был бы отлучен от жены и сродников и во все время
жития своего ни в каком съезде между честными особами в
Малороссийском крае не имел участия. Протопопа, уволив от
смертной казни, духовные особы и генеральные старшины
положили постричь.
* Духовник Лазаря Барановича, Феодосии Гугуревич, черниговского
елецкого монастыря архимандрит Иоанникий Голятовский, киевского
Кирилловского монастыря игумен Дзик и протоиереи: черниговский, мен-
ский, лохвицкий и лубенский.
311
<Я давно того и хотел, - сказал протопоп, - по сие время
все откладывал, и видно Бог меня за то и покарал>.
Дмитрашке Райче и Лазарю Горленку, которых участие не
было доказано, велели присягнуть в их невинности, а Карпа Мок-
риевича, хотя и подвергли такой же присяге, но как за ним уже
водились какие-то козни против гетмана, то его осудили на
изгнание из Малороссийского края,- назначив ему четыре недели
сроку на выезд из Чернигова, где он жил: впрочем его изгнали
без конфискации имущества.
Протопоп Адамович выпросил себе срок до сырной недели, чтоб учинить расправу с женою и устроить свои домашние дела.
По миновании срока гетман отправил Полуботка представить
Адамовича для пострижения пред архиепископа. С Лазарем Барано-
вичем протопоп имел прежде вражду за то, что архиепископ
упросил гетмана отобрать от протопопа владеемые последним
имения, село Воловицу и деревню Степановку, и присоединить к
архиепископским маетностям на основании их прежней
принадлежности к достоянию архиепископской кафедры. В Чернигове в
начальном монастыре (Елецком) собрались духовные сановники, положили монашеское одеяние и позвали осужденного. Адамович
объявил, что не хочет постригаться, потому что женат. Тогда ему
объявили, что его извергают из сословия духовного чина и отдают
войсковому суду.
Адамович подвергнут был допросу и опять во всем запирался.
Полуботок посадил его в <тесное узилище>, в котором протопопу
стало чересчур тесно, и он объявил, что хочет всенародно открыть
все тайны своего преступления.
Тогда в Чернигове, в дом генерального бунчужного приглашены
были местные духовные особы1, черниговские полковые старшины2
и от горожан войт, бурмистр и знатные мещанские особы.
Адамович сознался, что вел сношения с Дорошенком, посылал к нему крестик, а Дмитрашке Райче зубочистку, показывал
на Дмитрашку, что он грозил застрелить гетмана, на Лазаря
Горленка, на полкового нежинского писаря Михаленка и на
Быстроновского, что они были ему помощниками в замысле
против гетмана, а на Карпа Мокриевича показал, что он ему
дважды говорил, что пойдет бунтовать запорожцев против
гетмана. И Рославца в том же оговаривал протопоп, прибавляя, что когда Рославца взяли, то Рославчиха просила Адамовича, чтоб на ее мужа не показывал.
1 Степан Шуба - Воскресенский, Максим Гашевский -
благовещенский протопопы и священники с ними.
2 Обозный Константин Угревецкий, городовой атаман Ян Харитонович, несколько сотников и знатных товарищей.
312
И Рославца-и Адамовича содержали в тюрьме. По воле
государя Самойлович обязан был избавить их от смертной казни, но это, видно, было не по сердцу ему; по крайней мере говорили
в Малороссии с ропотом, что гетман своих врагов держит в
жестокой тесноте, да и сам Самойлович сознавался в своем
письме, что они <в вязеню на пол юж живыми зостают>. По
войсковым правам следовало у таких осужденных конфисковать
имущество, и теперь допрашивали у них, где оно находится.
Рославец объявил за собою 13.720 злотых и 20 фунтов серебра
в разной утвари, находившихся у его брага Ивана, жившего в
Почепе, и, сверх того, показал, что много денег, вещей
серебряных, медных и оловянных и всякой домашней рухляди отдал
он на сохранение своим знакомым в Трубчевске и Брянске.
Гетман, по совету старшин, посылал отыскивать это имущество
и писал о том же к воеводам брянскому и трубчевскому.
Посланные в Почеп не застали Рославцева брата Ивана, убежавшего в Смоленск, но застали другого брата Андрея, от которого
взяли показанные деньги и дорогие вещи. Из них Самойлович
роздал охочему полку Мовчана, над которым был уже тогда
полковником> Илья Новицкий, по 20 злотых на рядового козака, что составило 10.000 злотых, а 1.000 злотых на полковых
старшин. Однако после того еще не малое время доискивался
Самойлович остального имущества своих врагов.
По царскому указу, Рославец и Адамович были
препровождены в Москву и тотчас же сосланы в Сибирь. Спустя несколько
лет, Адамович из Сибири посылал царю челобитную, в которой
уверял в своей невинности и твердил, что наговорил на себя под
страхом мучений. Неизвестно, какое последствие имела эта
челобитная1. Дмитрашка Райча и Лазарь Горленко были удалены от
полковничьих урядов: прилуцким полковником поставлен Мовчан, а по нем Чернявский, переяславским Бойца Сербии. Дмитрашка
ушел за Днепр, передался полякам, но жена его, вдова казненного
Золотаренка, не последовала за ним, и он сам вскоре воротился
и был прощен Самойловичем, оставаясь в звании значного
войскового товарища. Горленко спустя несколько времени опять
получил прилуцкое полковничество и стал верным сторонником Са-
мойловича, тогда как Дмитрашка Райча затаил к гетману злобу
и впоследствии, как увидим, имел случай опять стать его
открытым и уже не бессильным врагом. Горленко остался гетману верен
до положения живота своего2.
1 Список челобитной сообщен мне П. И. Мельниковым.
2 Лазаревский. Очерки Малор. фамилии, Русск. Арх., 1875, стр. 243, 403. (У Лазаревского событие с Рославцем и все последовавшее с Дмит-
рашком отнесено ошибочно к более раннему времени).
313
IX
Переход Дорошенка на левую сторону. - Царь
требует его в Москву. - Представления Самойловича
против отправки Дорошенка в столицу. - Пребывание
Дорошенка в Москве. - Его последняя судьба.
Самойлович указал Дорошенку перейти на житье на левую
сторону, оставляя за ним право владения имуществом, находившимся в Чигирине, где оставались его родные. Дорошенко не
противился и не роптал, переехал на левую сторону с женою
и -с братом Андреем 1-го ноября 1676 года и прежде всего
прибыл в Батурин. Самойлович встретил его чрезвычайно
радушно и по поводу приезда его три дня пировал. Прежние враги, казалось, стали друзьями. Дорошенко просил дозволить ему жить
как возможно поближе к гетману, и Самойлович назначил ему
жить в Соснице. Там приготовляли Дорошенку двор, куда
привезли из Чигирина 30 двуконных возов с его пожитками, а при
дворе назначено было 15 душ челяди. Гетман дал Дорошенковой
матери на прокормление доходы с Чигиринских мельниц. Кроме
матери, остались на прежних местах жительства тесть
Дорошенка Яненко и двоюродный брат Кондрат Тарасенко с
некоторыми бывшими старшинами; но бывший Дорошенков писарь
Вуехович поселился в имении жены своей, в селе Жукине, Киевского полка, которое утвердил за ним и его женою гетман
своим универсалом.
Недолго пришлось Дорошенку спокойно прожить на новоселье.
В первых числах декабря того же года, приехал к Самойловичу
стольник князь Иван Федорович Волконский с подьячим Часо-
вниковым. Они привезли гетману указ прислать Дорошенка в
Москву к царскому величеству.
Самойлович сказал: по царскому указу обещано Дорошенку
место жительства в Украине, и мы с боярином Ромодановским
назначили ему жить в Соснице. За ним ничего подозрительного
не замечено.
Волконский возразил: Боярину было указано назначить
Дорошенку место жительства до государева указа, а-вот ныне и указ
государев пришел к тебе такой, чтоб быть Дорошенку на Москве.
Гетман - сказал: Да ведь Дорошенко недавно только переехал
на сю сторону и двор ему начали строить в Соснице; еще и всех
его пожитков из Чигирина не привезли. Дорошенко отдался, поверивши нашему обещанию, что ему дозволят жить, где пожелает, и прежние вины его не будут воспомянуты.
Волконский отвечал: Великий государь обещания своего не
нарушает; вины Дорошенковы не будут вспоминаться и великий
государь приказывает послать его в Москву при прежней обна-
дежительной грамоте; зовут его для тога только, чтоб он видел
314
государевы пресветлые очи и подтвердил бы свою присягу на
верность и вечное подданство.
<Если по Божией и царской милости и по изволению всего
Войска Запорожского на меня положетто оберегать целость и
спокойствие края, - сказал гетман, - то я должен доложить
царскому пресветлому величеству, что скорый и нечаянный отъезд
Дорошенка нарушит между здешним народом спокойствие, которого мы добивались много лет. Мы с генеральными старшинами
и полковниками на свою совесть взяли Дорошенка по царскому
указу и руками своими подписались, чтоб ему жить’ здесь в ти-
хомирном и безопасном пребывании со всеми пожитками. Если
теперь, после такого нашего обещания, отправить Дорошенка в
Москву,, то по всей Украине между козаками и поспольством
расславится, что мы не держим нашего слова, а запорожцам с их
кошевым Серком это будет особенно кстати, так как они и прежде
удерживали Дорошенка от переезда на левую сторону, стращая
Сибирью. За Днепром остаются еще Дорошенковы старшины: уже
они наметили себе место жительства на левой стороне, были у
меня, я им позволил переселяться и дал им проезжие листы^ как
теперь они узнают, что Дорошенка повезли в Москву, то не поедут
на сю сторону. Есть у Дорошенка друзья на обеих сторонах
Днепра: как бы они смуты не устроили!>
Князь Волконский не нашелся ничем опровергнуть доводов
гетмана, но промолвил:
- Гетман! учини по воле великого государя. Пошли
Дорошенка со мною без всякого^ сумнительства. Положись на волю
Всемогущего Бога-и на царскую
милость. Ни старшинам, что
на правой стороне остались, ни свойственникам, ни друзьям ?
Дорошенка сомневаться нечего, а ты, гетман, о Дорошенковой
посылке объяви по своему рассмотрению, как пристойно, чтоб
они опасения в том не имели; Дорошенка-де не в Сибирь
засылают, а великий государь по своей прежней обнадежительной
грамоте указал прислать его для того, чтоб он видел государевы
пресветлые очи, да и того ради, чтоб расспросить его о городах
на правой стороне, как пристойнее их укрепить на случай, Боже
сохрани, прихода турецкого султана и крымского хана, чтобы
Дорошенко дал совет, с которой стороны великого государя
ратным людям отпор неприятелю давать.
Самойлович отвечал: Хоть я так и объявлю о посылке
Дорошенковой, только никто мне не поверит, а все думать будут что
его заслали в Сибирь. А,чтоб его спрашивать о приходе турского
султана, так ведь его брат Григорий в Москве; тот столько же
знает, сколько и сам Петро Дорошенко.
Волконский сказал: Этот брат взят в плен и привезен в Москву
давно; не знает он о последних замыслах турецких и татарских.
315
Самойлович представлял: Все письма, какие были у Дорошен-
ка от турецкого султана и визиря и крымского хана, он уже мне
передал и о турецких замыслах все мне объявил; я о том писал
уже великому государю и вперед буду спрашивать Дорошенка и
писать к великому государю о всем, что от него узнаю. Посылать
же Дорошенка в Москву никак нельзя, для зазора малороссийских
жителей не только правой, но и нашей левой стороны.
Князь Волконский продолжал: Гетман, учини волю великого
государя, пошли Дорошенка без всякого сумнительства. Великий
государь берет его в Москву, жалуючи тебя же. Ведь Дорошенко
твой давний неприятель: он всяческие меры приискивал на твою
пагубу, на смуту и на разорение всего малороссийского народа.
Тебе самому дела эти лучше ведомы. Опасно, чтоб он, будучи на
сей стороне Днепра, по-прежнему своему злоковарству не
вымышлял бы каких-нибудь дел противных для тебя и не побуждал
бы на зло нежелающих покоя.
<Хоть он, - сказал гетман, - и был мне давний неприятель, только мы сами призывали его в подданство, и я, гетман, со
всеми старшинами, обещали и присягнули хранить его в целости
и прежних вин его уже не вспоминать,- а он от себя дал присягу
верно служить и быть в вечном подданстве великого государя.
Опасаться его нечего. И прежде, когда он не был еще в подданстве
у царя, я все знал, что у Дорошенка делалось, а теперь наипаче
все мне будет известно>.
Князь Волконский возразил: Дорошенко и прежде учинил
присягу царю перед кошевым Серком и прислал с тестем своим
в Москву турецкие санджаки, а после того опять списывался с
турецким султаном и крымским ханом. Его непостоянство
видимо, и вперед его надобно опасаться. Поэтому, гетман, учини
по воле великого государя, пошли Дорошенка со мною без
сумнительства.
<Челом бью на милости монаршей, - сказал гетман, - что, жалеючи меня, велит мне остерегаться Дорошенка. Я уже
приказал жителям Сосницы смотреть за ним, и если он хотя малое
что затеет, мне о том тотчас дадут знать. Только вот что я еще
скажу: Дорошенко оттого приехал ко мне и к боярину царскому
в обоз для учннения присяги, что доверился нашему
обнадеживанию, иначе бы он к нам и не приехал. После того, к нему
пришло на помочь тысячи две татар, и если б то случилось прежде
его присяги, то нелегко было бы нам его доставать в Чигирине.
Теперь же ему невозможно ничего дурного нам учинить: в Чи-
гирин посланы ратные люди, а сам он, Дорошенко, на сей