Не покорное следование за стихией наследственности, не простая регистрация смертей и рождений собак, а постоянная, настойчивая и целеустремленная работа по улучшению существующего поголовья на основе законов мичуринской биологии, которая не признает слепого преклонения перед природой, а требует смелого вторжения в окружающую нас действительность, - вот тот путь, которым идут советские собаководы. В своей повседневной деятельности они опираются на мичуринское высказывание, что "среда является могучим фактором формирования организма и в том числе его наследственности". Это высказывание - та путеводная нить, держась за которую, они достигли уже многих успехов.
Что, по существу, представляет само кровное разведение в целом, как не постоянное, последовательное вмешательство в дела природы? Ведь отбирая лучшие экземпляры породы, ставя их в соответствующие условия развития, мы тем самым влияем на природу, заставляем ее служить нам так, как мы того хотим.
Яркий пример воздействия человека на природу - боксер. Отдельные экземпляры животных с укороченными лицевыми костями встречались в глубокой древности. Но это были случайные отклонения, происходившие под влиянием неизвестных причин. Когда-то кому-то понравилась собака с такой мордой. Он стал подбирать такие экземпляры и скрещивать их между собой; из числа родившихся ненужных уничтожал, других растил, скрещивал снова то-есть закреплял нужные ему признаки. Так появилась порода - боксер.
А что такое внешняя среда?
Это - питание собаки; это условия, в которых она содержится; наконец, ваше личное влияние на нее; и вообще все, что собаку окружает, что так или иначе воздействует на нее. Любите ли вы ее, ласкаете или бьете, сидит она взаперти или с пользой служит человеку - все имеет значение, все это - "среда".
-Мне вспоминается один разговор с Сергеем Александровичем по поводу любительского содержания и воспитания собаки.
- Самая главная наша беда, - говорил начальник клуба, - заключается в том, что мы еще не можем добиться такого положения, чтобы каждый наш любитель по-настоящему понял, какова его роль в собаководстве. Прежде всего это относится к условиям содержания собаки. По-разному кормят, по-разному выгуливают, очень часто не исполняют наши указания, занимаются отсебятиной, а потом приходят и нам же жалуются, что плоха собака...
- Значит, - быстро спросил я, - в питомниках лучше?
- Не совсем. В питомнике, конечно, все содержание поставлено на научной основе, строго соблюдается режим. Но в питомнике нет другого. Все-таки там собака в клетке. Она не имеет той свободы движений, которой пользуется, находясь в руках хорошего хозяина. Наконец, немаловажное значение имеет и постоянное общение с человеком. Не случайно мы говорим об "интеллигентности" собаки... Отсюда вам должна быть понятна ответственность, которая лежит на каждом любителе-собаководе. Нельзя заниматься собаководством как кустарь-одиночка, в отрыве от общественности, без связи с наукой. Ведь каждый из вас в какой-то мере влияет на породу...
То, о чем говорил начальник клуба, важно не только для физического развития собаки; в равной мере это относится и к ее нервной деятельности. Замечено, например, что если собаку дрессировать из поколения в поколение, то последующие поколения будут воспринимать дрессировку лучше, нежели первые. Более того. "Можно принимать, - писал И. П. Павлов, - что некоторые из условных вновь образованных рефлексов позднее наследственностью превращаются в безусловные".
Лучшее доказательство этому - вошедшая в поговорку преданность собаки. Собака не всегда была такой. Она приобрела эту силу преданности за тысячелетия близости к человеку. Сначала это был условный рефлекс, потом он превратился в безусловный, стал наследственным признаком собаки.
Однажды мне довелось видеть одну старинную книгу. В ней говорилось о "натаске" охотничьих подружейных собак. И там я обнаружил картинку, на которой была изображена легавая собака, близкая по виду к современному пойнтеру, с длинной палкой, торчавшей из ее пасти. Палка была главным элементом дрессировки. Увидев дичь, собака бросалась вперед и натыкалась палкой, которая больно ранила ее пасть. Это заставляло собаку останавливаться, делать "стойку". Стало быть, триста лет назад, когда издавалась эта книга, стойка перед дичью прививалась собакам искусственно; теперь стойка - наследственный признак всех легавых.
Выше мы рассказывали о том, как в годы гражданской войны и интервенции иностранные "цивилизованные" разбойники расхищали нашу народную собственность, вывозили от нас породистых собак, а потом в Западной Европе появилась "новая порода" - командоры. Так-то очень легко выводить "новую породу": выбрал среди существующих одну из лучших, назвал ее по-другому - и "новая порода" готова. Только это не путь для серьезного собаковода. Это просто воровство, к которому, кстати сказать, нередко прибегают заправилы буржуазного "ученого" мира. В упомянутом случае с южнорусской овчаркой собака не только не приобрела каких-нибудь дополнительных качеств, усиливающих породу, но, попав в более мягкий климат, растеряла даже то, что имела.
Полным противопоставлением этому может служить работа советских собаководов над восточноевропейской овчаркой, предками которой много поколений назад были отдельные экземпляры так называемой немецкой овчарки. Наши собаководы не пожалели усилий, чтобы дать народному хозяйству страны и любителю действительно хорошую и всесторонне полезную собаку. В этой работе участвовали не только ведомственные питомники, специалисты-профессионалы, но и тысячи любителей-общественников. Их труд увенчался полным успехом. Восточноевропейская овчарка получила общее признание и стала одной из самых массовых пород. Создан новый стандарт породы, выведены свои линии кровей, проделана громадная работа по ее акклиматизации и распространению. Собака приобрела ряд новых ценных качеств, которых не имела ранее; она видоизменилась и внешне. Теперь восточноевропейскую овчарку можно встретить в любом уголке нашей Родины. Она безотказно служит в каких угодно условиях, превосходно чувствует себя даже на Крайнем Севере и используется по любому виду службы, вплоть до ездовой. Создание такого животного - большая заслуга наших собаководов.
Особую заботу мы должны проявить к таким отечественным породам, имеющим большие географические районы распространения, как кавказская, среднеазиатская и южнорусская овчарки. В старой России им не уделялось должного внимания.
Однако и породистые собаки тоже не одинаковы - одна выше ростом, другая ниже, у одной сильный развитый костяк, прекрасная мускулатура, у другой замечается лещеватость... Как же установить: кто лучший в породе? Вот для этого и устраивается выставка.
На выставке судья-эксперт или судейская коллегия осмотрят всех собак, определят достоинства каждой; лучших наградят призами и дипломами и зачислят в разряд производителей.
Выставка - это и показ достижений, и одновременно пропаганда дела служебного собаководства. На ней собаководы обменяются своим опытом; наиболее заслуженные из них получат поощрение.
Кровное разведение - дело сложное и кропотливое. Мало того, что нужно оценить собаку по физическому развитию, по ее рабочим качествам; в числе недостатков могут встретиться и такие, какие иногда определишь не сразу, пороки, сводящие на-нет все остальные ее достоинства.
Представьте, что вы явились свидетелем такой сцены.
На площадке, на окраине города, дрессировались овчарки. По команде вожатых собаки брали барьер, перепрыгивали через ров, приносили аппорт.
По соседству на лугу паслось несколько овец. Вдруг одна из собак, взяв препятствие, не подбежала, как обычно, к своему вожатому, а, не обращая внимания на его окрики, кинулась к ничего не подозревающим, мирно щиплющим траву животным. Хватая за ноги, она стала отбивать от стада одну из овец, затем отогнав ее в сторону, набросилась на жертву и перегрызла ей горло. Потом волчьим приемом взвалила зарезанную овцу себе на спину и пустилась к лесу. Догнать ее не могли, собака исчезла.
На глазах людей овчарка превратилась в волка.
Почему?
Человек шел с собакой по улице. Подошел к дверям магазина, внезапно собака рванулась в сторону, вырвала поводок из рук опешившего хозяина и с воем бросилась на середину улицы.
Хозяин с трудом поймал ее и еле сумел успокоить. Но только он снова подошел к зданию, повторилась та же история. Собака, поджав хвост, с воем опять бросилась наутек.
Что такое?! Человек недоумевал. Постепенно, стечением времени, он пришел к странному выводу: собака боялась высоких зданий. Здоровый внешне, послушный пес превращался в трусливого, обезумевшего от страха зверя при одном виде высокой стены. Отчего?
Причина - психические отклонения.
Такие факты наблюдались в зарубежной практике. Они - живое свидетельство тех порочных методов разведения, которые и по сию пору применяются в собаководстве капиталистических стран.
От собак с такими отклонениями потомство иметь нельзя.
Поэтому на выставке учитывается не только хороший внешний вид собаки - ее экстерьер, но непременно и ее рабочие (или, как говорят собаководы, полевые) качества. Обязательно должна быть полная (то-есть не меньше четырех колен) родословная.
В советское время были заведены родословные книги на лучших собак страны, стали рассылаться экспедиции для изучения местных пород, налажена научно-исследовательская работа. В своей практике советские собаководы опираются на достижения самой передовой науки мира - советской науки, и прежде всего на материалистическое понимание всех законов развития.
В советское время стали практиковаться и ежегодные выставки собак, в том числе повторяющиеся периодически всесоюзные смотры служебного собаководства. На них выявляются победители породы; самым выдающимся из них присваивается звание чемпиона СССР. От лучших собак можно получить и лучшее потомство.
НОВЫЕ ЗНАКОМСТВА. НЕУДАЧА
В высоких просторных залах стадиона автозавода имени Сталина было собрано более четырехсот собак. Все лучшие представители - победители областных, краевых и республиканских выставок - съехались сюда, чтобы поспорить о первенстве. Мы, уральцы, привезли с собой двенадцать собак.
Привязав своих питомцев в указанных для них местах, мы разбрелись по залам выставки, чтобы познакомиться с ее экспонатами.
Каких-каких только пород тут не было собрано! Что наша выставка! - она совсем померкла рядом с московским смотром. Во-первых, чего стоит уже одно чувство, что ты в Москве, в столице нашей Родины; во-вторых, красочность торжества, разнообразие и многочисленность животных, представленных для обозрения, превосходили все, что я мог до этого представить себе.
Я уже не говорю о том, что даже те породы, которые я хорошо знал, выглядели здесь значительно внушительнее, праздничнее, - сколько было помимо них! Тут и изящные ласковые шотландские овчарки - колли, окрашенные в три красиво сочетающиеся между собой, цвета: белый, черный и шоколадный, с пышным боа вокруг шеи и на груди; тут и невозмутимые, с упругими налитыми телами, поглядывающие на публику добрыми преданными глазами, ротвейлеры; тут и эрдель-терьеры... Но - стоп, об эрделях будет особый разговор.
Долго любовался я туркменскими собаками. Ростом они с дога, но в отличие от него укрыты надежной густой шубой. Не боятся ни жары, ни холода, не струсят ни перед каким противником. Недаром их так любят наши пограничники, охраняющие советские районы, граничащие с Афганистаном, Ираном, Индией. В отделении "туркменов" публика простаивала часами.
Шум и гам в залах стадиона были совершенно оглушительные. От собачьего лая звенело в ушах. Для того, чтобы поговорить с соседом, приходилось кричать на ухо. Постепенно, передвигаясь из одного зала в другой, я дошел до последнего и хотел уже вернуться назад: мне показалось, что я переступил пределы выставки, ибо в этом последнем зале было совсем тихо, - как вдруг заметил, что и здесь много собак, но только все они в полном молчании лежат на своих местах. Люди, сидящие около них, негромко, вполголоса, перебрасываются словами, и тишь, спокойствие такие, как у себя дома.
Это заинтриговало меня. За последний год работы с собакой я успел многое узнать, многому научиться, но впервые видел, чтобы на выставке, где обычно все животные нервничают, собаки вели себя так невозмутимо.
Я долго обхаживал их со всех сторон, пока, наконец, набрался смелости обратиться к пожилому полному военному, сидевшему около своего рыжего, с темной курчавой спинкой, питомца:
- Скажите, пожалуйста, что это за собачки? Почему они молчат?
Только когда эта фраза слетела у меня с языка, я спохватился, что задал глупый вопрос: передо мной были эрдели. Но было уже поздно, и я услышал ехидный ответ:
- Это не "собачки", а эрдели, на следующий раз просьба выражаться точнее... Культурная публика, вот и молчат!
Конечно, я знал эрделей. Теоретически. Из книг, на картинках. Но живых, в натуре, до этого не видал. У нас в городе их не было.
Я отошел смущенный и раздосадованный. "Культурная публика"... Вот уж сказал! А что же мой Джери, выходит, некультурный пес? А все другие собаки - тоже?!
И тем не менее эрдели заинтересовали меня. Я продолжал наблюдать за ними, все более удивляясь их поведению.
В то время, как все другие живые экспонаты выставки рвались с привязей, шумели, лаяли, выли, рычали, бесновались, всеми способами протестуя против того, что их привезли сюда и поместили в эту разношерстную незнакомую компанию, - в это самое время ни один из эрделей не издавал ни звука. Эрдели относились ко всей этой шумихе совершенно равнодушно, точно она их не касалась. Они спокойно лежали, выставив вперед бородатые рыжие мордочки. Только умные карие глаза внимательно следили из-под нависших бровей за всем происходящим, да упруго подтянутые под себя лапы свидетельствовали о том, что любой из них каждую минуту готов вскочить и в случае нужды дать отпор всякому, кто вздумает их задирать.
Во всем остальном они были такие же точно собаки, как и все другие: так же лизали своих хозяев, так же радовались их приходу, виляли коротким рыжим обрубком, изображающим хвост, в минуту особого возбуждения даже лаяли отрывистым приятным контральто... Любопытство взяло верх, и я вновь подошел к тому же эрделисту.
Он был вовсе не так уж суров и насмешлив, как показался мне в первый раз, даже, наоборот, оказался очень милым и любезным человеком. Это был начальник одного из питомников эрдель-терьеров, и он с большой охотой стал говорить о них. Мое незнание было вполне простительно, так как эрделей в то время у нас было еще немного и разводились они главным образом лишь в государственных питомниках. Любители же знали эту собаку очень мало.
Осмелившись погладить по курчавой черно-рыжей спине, я с удивлением обнаружил, что внешность эрделей весьма обманчива. С виду они походили на мягких плюшевых медведок; в действительности шерсть их жестка, как щетина. Мой новый знакомый объяснил, что благодаря такой псовине эрдель-терьер лучше многих пород защищен от невзгод жизни, приближаясь в этом отношении к кавказским и южнорусским овчаркам, шуба которых толста, как войлок.
Он объяснил также, что эрдель-терьер храбр и вынослив, способен удивительно ориентироваться в незнакомой местности, пробегать без отдыха громадные расстояния с поразительной быстротой, переплывать широкие озера и бурные реки, а благодаря своим сравнительно небольшим размерам и скромной окраске шерсти может быть незаметен и, следовательно, мало уязвим. От него я узнал, что терьеров на белом свете великое множество, что-то около семидесяти пород; эрдель-терьер среди них самый сильный и крупный.
Если верить моему новому знакомому, то лучше эрдель-терьера в мире собаки нет. Но так уж устроены все "собачники": для каждого порода его собаки - самая лучшая. А эрделисты самые фанатичные из всех.
От эрделей меня отвлекли лишь начавшиеся ринги. Однако и во время рингов я еще несколько раз прибегал в крайний павильон, чтобы навестить своего нового знакомого и его питомца, носившего кличку - Риппер, или, как уменьшительно звал его хозяин, Рип. Риппер был одной из знаменитейших собак Советского Союза, но я тогда этого не знал.
Рингов в Москве было несколько, сразу просматривалось несколько пород, и скоро наступил черед и моего Джери. С трепетным чувством провел я его за веревочное ограждение, встал на указанное мне место и двинулся по кругу. На сердце у меня было неспокойно. Первые шаги на московской выставке ознаменовались для моего питомца серьезными осложнениями.
Началось с того, что Джери долго не допускали на ринг. После приключения в подмосковном питомнике, когда Джери грыз железные прутья и поранил себе губы, у него вокруг пасти образовалась короста; она, естественно, возбудила подозрение врача: не экзема ли, или, быть может, какая другая накожная болезнь? Больных собак на ринг не допускают, чтобы не заразить других, да и сами они считаются "не в форме", даже если болезнь не заразная. Не в форме оказался и мой Джери. Помимо губ, у него был сильно поранен бок; повязку я перед рингом снял, но рану не скроешь, - она запеклась, вокруг нее большим неприятным желтым пятном расплылся иод. Но что делать? Ведь не за тем же ехал Джери, чтобы посидеть в питомнике и с тем вернуться домой!
После долгих упрашиваний и доказательств удалось, наконец, уговорить врача пропустить Джери, но едва мы сделали несколько шагов на ринге, как судья остановил на доге свой всевидящий взгляд и, показывая на желтое пятно на его боку, строго спросил:
- Что это: дрался?
Пришлось объяснить. Судья сердито проворчал:
- В плохом виде вывели собаку. По делу, следовало бы вас удалить с ринга, ну да ладно...
Осмотр против ожидания продолжался недолго (впрочем, догов было и здесь немного), и спустя несколько минут я уже уводил Джери на его место. Перед тем, как отпустить меня с собакой с ринга, судья сказал:
- Оценку узнаете позднее.
Оказывается, здесь был другой порядок, чем у нас. На нашей выставке оценка сообщалась сразу же.