- Говорят, в нашей профессии каждый день сталкиваешься с чем-то новеньким, но о подобном я даже неслышал. Ну, как будто, молоко это идет ему на пользу. А он только так питается? Или из блюдечка тоже пьет?
- Должно быть, и так и так. Кто его знает!
Каким бы коктейлем Моисей не ублажался, он быстро превратился в упитанного красавчика с шерсткой неописуемой глянцевитости, которой, возможно, был обязан свинячим компонентам в своем рационе - но, возможно, что и нет. Берту, его кормилицу, словно бы ничуть не тревожило присутствие мохнатого приемыша, и она с довольным похрюкиванием подталкивала его пятачком, точно собственного отпрыска.
Со своей стороны Моисей явно находил общество свиньи и поросят чрезвычайно приятным. Когда поросята сбивались в кучу и засыпали, Моисей обязательно пристраивался между ними, а когда через два месяца его юные собутыльники были отлучены от матери, он доказал свою привязанность к Берте, проводя с ней заметную часть своего времени.
Это продолжалось годы и годы. Я часто видел, как он в закутке с наслаждением трется боком об уютный бок свиньи, но особенно он запомнился мне на своем любимом месте: свернувшись на верху ограды, черный кот, словно бы в задумчивости, созерцает первый теплый приют в своей жизни.
ИГРУН. КОТ С ДЮЖИНОЙ ЖИЗНЕЙ
Когда кошки и собаки, которых мы лечили, в конце концов умирали, хозяева иногда приносили нам их мертвые тельца. Это всегда было очень грустно, и у меня сжалось сердце, когда я увидел лицо старого Дика Фосетта.
Он поставил на стол в смотровой самодельную кошачью корзинку и тоскливо посмотрел на меня.
- Игрун… - сказал он, и губы у него беспомощно задрожали.
Я не стал задавать вопросов, а начал развязывать шнурки, стягивающие картонную коробку. Купить настоящую кошачью корзинку Дику было не по карману, но он уже приходил с этой картонкой, в стенках которой просверлил дырки.
Я развязал последний узел и заглянул внутрь, где неподвижно лежал Игрун - глянцевито-черный шаловливый котик, которого я знал так хорошо. Ласковый мурлыка, деливший с Диком его жизнь.
- Когда он умер, Дик? - спросил я мягко.
Он провел ладонью по изможденному лицу, по жидким седым волосам.
- Да вот утром гляжу, а он лежит рядом с моей кроватью… Да только… может, он еще не умер, мистер Хэрриот?
Я снова посмотрел в картонку. Ни малейших признаков дыхания. Я вынул обмякшее тельце, положил на стол и прикоснулся к роговице незрячего глаза. Никакого эффекта. Я взял стетоскоп и прижал его к черной грудке.
- Сердце еще бьется, Дик, но очень слабо.
- Может взять и остановиться, так, по-вашему?
- Ну-у… - Я замялся. - Боюсь, примерно так.
Тут грудная клетка котика слегка приподнялась и опустилась.
- Он еще дышит, - сказал я. - Но еле-еле.
Я внимательно осмотрел Игруна, однако болезненных симптомов не обнаружил. Конъюнктива была здорового цвета, да и все остальное казалось нормальным.
Я погладил глянцевую шерстку.
- Настоящая загадка, Дик. Он всегда был таким подвижным, бойким - настоящим Игруном. И вот лежит пластом, а я не могу найти причину.
- Может, его удар хватил?
- Ну теоретически не исключено, но он должен был бы сохранять какие-то проблески сознания. А ушибить голову ему не могли?
- Вроде бы нет. Когда я спать ложился, он прыгал себе, а ночью из дому не выходит. - Старик пожал плечами. - А он, значит, совсем плох?
- Боюсь, что так, Дик. Жизнь в нем еле теплится. Но я сделаю инъекцию стимулирующего средства, а вы отнесите его домой и держите в тепле. Если завтра утром он еще будет дышать, принесите его сюда, и я посмотрю, что еще можно будет сделать.
Я старался говорить бодро, но не сомневался, что больше Игруна не увижу. И знал, что старик думает то же самое.
Его руки дрожали, пока он завязывал шнурки. Я проводил его до входной двери. Он все время молчал, но на крыльце вдруг обернулся и кивнул.
- Спасибо, мистер Хэрриот.
Я смотрел, как он, шаркая ногами, бредет по улице - возвращается в пустой домишко с умирающим другом. Жену он потерял много лет назад - во всяком случае, все время нашего знакомства он жил один на пенсию по старости. Невеселая эта жизнь. Он был тихим, добрым человеком, редко выходил из дома и как будто не имел друзей, зато у него был Игрун. Шесть лет назад котик забрел к нему и преобразил его жизнь, принеся в безмолвный дом шаловливую веселость, смеша старика, сопровождая его по дому и не упуская случая потереться о его ноги. Дик уже не ощущал себя одиноким, и год за годом я наблюдал, как крепнет их дружба… Нет, не просто дружба - старик, казалось, находил в Игруне опору. И вот теперь - это.
Что же, думал я, возвращаясь по коридору, случай, увы, слишком обычный в ветеринарной практике. Жизненный срок четвероногих друзей чересчур короток. Но мне было по-особому скверно, я ведь так и не установил, что случилось с моим пациентом. Я был в полном недоумении.
На следующее утро я с удивлением увидел, что в приемной сидит Дик Фосетт с картонкой на коленях.
- Что случилось? - спросил я поспешно.
Он не ответил. По лицу же ничего нельзя было прочесть, и пока мы шли в смотровую, и пока он развязывал шнурки. Когда он откинул крышку, я приготовился к худшему, но, к моему изумлению, черный котик выпрыгнул на стол и потерся мордочкой о мою руку, мурлыча, как мотоцикл.
Старик засмеялся, и его худое лицо преобразилось.
- Ну что скажете?
- Просто не знаю, Дик. - Я тщательно осмотрел Игруна. Все оказалось абсолютно нормальным. - И могу сказать только одно: я очень рад. Это похоже на чудо.
- Вот уж нет, - ответил старик. - Его ваш укол выручил. Прямо колдовство какое-то. Большое спасибо.
Я тоже был ему благодарен, но что-то продолжало меня тихонько грызть. Ведь я так и не установил… ну да ладно! Слава Богу, что все хорошо кончилось!
* * *
Случай этот благополучно изгладился бы из моей памяти, но три дня спустя Дик Фосетт вновь появился в приемной со своей картонкой. В ней, неподвижно вытянувшись, лежал в коме Игрун - совсем как в первый раз.
В полном ошеломлении я вновь его осмотрел, повторил инъекцию, и на следующий день котик опять был совершенно здоров. Я оказался в положении, бесконечно знакомом любому ветеринару, когда болезнь ставит тебя в полный тупик и ты с нарастающим страхом ждешь трагического исхода.
Неделя прошла спокойно, а потом позвонила миссис Дагган, соседка Дика.
- Меня просил позвонить мистер Фосетт. Кот у него приболел.
- Что с ним?
- Да лежит вытянувшись, будто обмер.
Я с трудом подавил крик отчаяния.
- Когда это произошло?
- Утром увидели. И мистер Фосетт не может принести его к вам. Ему самому неможется. Лежит в постели и не встает.
- Очень грустно. Я сейчас же заеду.
Вновь та же картина. Почти безжизненное тельце лежало неподвижно на кровати Дика. И сам Дик выглядел ужасно - землисто-бледный, исхудавший еще больше. Но он все-таки сумел встретить меня улыбкой.
- Похоже, ему опять требуется ваше чудотворное зелье, мистер Хэрриот.
Наполняя шприц, я отгонял мысль, что тут и впрямь замешано колдовство. Только инъекция к нему никакого отношения не имела.
- Загляну завтра, Дик, - сказал я. - Надеюсь, вам станет получше.
- Ничего мне не сделается, лишь бы малыш был здоров. - Старик протянул руку и погладил глянцевитую шерстку. Не рука, а обтянутые кожей кости, и смертельная тревога в глубоко запавших глазах.
Я обвел взглядом неуютную комнатушку, надеясь на еще одно чудо.
Честно говоря, я не удивился, когда на следующее утро вошел к Дику и увидел, что Игрун прыгает по кровати, гоняясь за бумажкой на веревочке, которую старик водил по одеялу. Облегчение было большим, но туман моего невежества просто душил. В чем, черт побери, дело? Бессмыслица какая-то! Ни одной болезни с такими симптомами не знаю да навряд ли отыщу ее, даже если перелистаю все ветеринарные справочники.
Впрочем, когда котик, выгнув спину и мурлыча, потерся о мою руку, я был достаточно вознагражден. Дику же только это и требовалось. Он улыбался и выглядел заметно бодрее.
- Вы все время его на ноги ставите, мистер Хэрриот. Не знаю, как уж вас и благодарить. - Тут в его глазах снова мелькнула тревога. - Но с ним так и дальше будет? Я все боюсь, что в следующий раз он не очнется.
То-то и оно! Я сам этого боялся, но ответил обнадеживающе:
- Возможно, Дик, это временная стадия и больше причин беспокоиться у нас не будет. - Но обещать я ничего не мог, и старик знал это.
Миссис Дагган проводила меня до двери, и на крыльце я столкнулся с нашей районной фельдшерицей.
- Добрый день, - сказал я. - Вы к мистеру Фосетту? Так жаль, что он болен.
Она кивнула:
- Бедный старичок. Это так тяжело!
- О чем вы? Или у него что-то серьезное?
- К сожалению. - Губы у нес сжались, и она отвела глаза. - Он умирает. Рак. И угасает очень быстро.
- Господи! Бедняга Дик! Всего несколько дней назад приносил своего кота. И ничего не сказал. А он знает?
- Да, знает. Но в этом он весь, мистер Хэрриот. Держится как может. И ему никак не следовало выходить.
- А он… он… сильно страдает?
Она пожала плечами.
- Боли теперь, конечно, бывают, но мы стараемся их облегчить. Я делаю ему инъекции, и у него есть микстура, чтобы самому принимать, если понадобится. Руки у него так трясутся, что налить ее в ложку он не в состоянии. Конечно, миссис Дагган помогла бы, но он такой независимый! - Она улыбнулась. - Наливает микстуру в блюдечко и черпает ложкой оттуда.
- В блюдечко… - В тумане вдруг забрезжил луч света. - Но что за микстура?
- А! Героин с петиденом. Доктор Аллинсон всегда прописывает.
Я схватил ее за руку.
- На минутку вернусь с вами.
Старик посмотрел на меня с удивлением.
- Что случилось, мистер Хэрриот? Забыли что-нибудь?
- Нет. Дик. Просто хочу задать вопрос. Вкус у вашей микстуры приятный?
- Да, сладенькая такая. Глотается легко.
- И вы наливаете ее в блюдечко?
- Верно. Руки меня не слушаются.
- А когда принимаете ее на ночь, в блюдечке что-нибудь остается?
- Остается. А что?
- Так вы же ставите блюдечко у кровати, верно? А Игрун спит возле вас…
Старик уставился на меня.
- Так, по-вашему, малыш его вылизывает?
- На что угодно спорю: вылизывает!
Дик откинул голову и расхохотался. Смеялся он долго и весело.
- А потом спит как убитый! Оно и понятно: я тоже носом клюю!
Я смеялся вместе с ним.
- Теперь все понятно, Дик. Как примете микстуру, блюдечко убирайте в тумбочку, хорошо?
- Само собой, мистер Хэрриот. А Игрун больше так валяться не будет?
- Никогда!
- Это вот хорошо! - Он сел на постели, взял Игруна и нежно прижался к нему лицом. Потом радостно вздохнул и посмотрел на меня.
- Значит, мистер Хэрриот, теперь и беспокоиться нечего.
На крыльце, второй раз прощаясь с миссис Дагган, я оглянулся на дверь.
- "Теперь и беспокоиться не о чем!" А? Какой молодец!
Это верно. И ведь чистую правду сказал: о себе он не беспокоится.
В следующий раз я увидел Дика через две недели, когда навещал приятеля в дарроубийской больничке. Старик лежал на кровати в углу палаты.
Я подошел и присел на край его постели. Его изможденное лицо дышало безмятежностью.
- Здравствуйте, Дик, - сказал я.
Старичок сонно поглядел на меня и прошептал:
- А, мистер Хэрриот! - Он закрыл глаза, но через несколько секунд открыл их и чуть улыбнулся. - Я рад, что мы разобрались с тем, от чего Игруну бывало плохо.
- Я тоже рад. Дик.
- Его миссис Дагган взяла, - добавил он, помолчав.
- Да, я знаю. Ему там будет хорошо.
- Верно… - Его голос стал тише. - Только вот иногда думается, был бы он тут со мной… - Костлявые пальцы погладили одеяло, губы снова зашевелились. Я нагнулся пониже, чтобы расслышать. - Игрун… - шептал он, - …Игрун… - Веки старика сомкнулись, и я увидел, что он уснул.
На следующий день я узнал, что Дик Фосетт умер, и, возможно, я слышал его последние слова. И были они о его коте. Необычно, но так уместно!
- Игрун… Игрун…
ОЛЛИ И ЖУЛЬКА. ВЕЛИЧАЙШАЯ ПОБЕДА
Шли месяцы, а в моих отношениях с двумя нашими дикими кошками никакого потепления не наступало, и я с нарастающим душевным трепетом следил, как длинная шерсть Олли опять начинает сбиваться в страшные колтуны. К концу года он вновь выглядел более чем непрезентабельно. С каждым днем становилось все яснее, что пора принимать меры. Но удастся ли мне еще раз его провести? Оставалось попробовать.
Я опять приготовил рыбу с нембуталом, и Хелен поставила миску на стенку, но Олли понюхал, лизнул и ушел. Мы попробовали повторить, и опять Олли исследовал миску с глубоким подозрением, а есть не стал. Явно почувствовал, что что-то назревает.
Постояв у окна, как обычно, я обернулся к Хелен.
- Попытаюсь его поймать.
- Поймать? Сачком?
- Нет-нет. Он ведь уже не котенок и не подпустит меня к себе.
- Так как же?
Я посмотрел на взлохмаченное черное чучело на стенке.
- Ну а что, если я спрячусь за тобой, когда ты выйдешь их кормить, сцапаю его и засуну в клетку? Потом отвезу в операционную и постригу под общим наркозом?
- Сцапаешь? Засунешь в клетку? - с сомнением повторила Хелен. - По-моему, у тебя ничего не выйдет.
- Да, конечно, однако за свою жизнь я хватал не так уж мало кошек и умею быстро двигаться. Мне бы только подойти к нему незаметно. Давай попробуем завтра.
Моя жена лишь поглядела на меня. Этот план ей как будто доверия не внушал.
Утром она поставила на стенку миски с восхитительной свежей треской. Их любимое блюдо. К вареной рыбе они были относительно равнодушны, но перед сырой устоять не могли. Открытая клетка была спрятана рядом. Кошки прошествовали по стенке: Жулька - гладенькая, глянцевитая, и Олли - жалкое пугало, взлохмаченный, с колтунами, свисающими с шеи и по бокам. Хелен, как обычно, приласкала обоих, а когда они радостно припали к мискам, вернулась на кухню, где притаился я.
- Теперь, - сказал я, - снова иди к ним, очень медленно. Олли так увлечен рыбой, что, возможно, не заметит меня.
Хелен промолчала, а я плотно прижался к ее спине.
- Двинулись! - Я подтолкнул левой ногой ее ногу, и мы медленно вышли за дверь, шагая в едином ритме.
- Это же нелепо! - простонала Хелен. - Какой-то комический эстрадный номер!
- Ш-ш-ш! - прошипел я, уткнувшись носом ей в затылок. - Не останавливайся.
Когда мы добрались до стенки, Хелен протянула руку и погладила Олли по голове, но он так был увлечен треской, что и не посмотрел на нее. Вот он - на уровне моей груди в каком-то шаге от меня. Лучшего шанса представиться не могло. Молниеносно просунув руку из-за Хелен, я схватил его за шкирку, удержал свивающийся клубок черных ног и водворил в клетку. Захлопывая крышку, я успел заметить, что из-под нее высовывается отчаянно когтящая лапа, столкнул ее и вдвинул в петлю стальной прут. Путь к спасению был отрезан.
Я поставил клетку на стенку и даже вздрогнул, встретив сквозь прутья его укоризненный взгляд. "Нет, неужели опять! - говорил он. - Значит, твоим низким предательствам нет конца!"
На душе стало скверно. Злополучный кот, ошеломленный моим нападением, даже не пытался царапаться или кусаться. Как и в тех двух случаях, он просто стремился убежать. И у меня не было права обижаться на его низкое мнение обо мне.
Но зато, сказал я себе, он снова станет красавцем.
- Сам себя не узнаешь, старина, - сообщил я перепуганному коту за решеткой, прильнувшему к полу клетки на сиденье машины рядом со мной. - На этот раз я приведу тебя в полный порядок. Будешь и выглядеть, и чувствовать себя великолепно.
Зигфрид предложил помочь мне, и бедный дрожащий Олли, когда мы водрузили его на стол, покорно подчинился и тому, что его держат, и внутривенной инъекции наркотика. Когда он мирно уснул, я со свирепой яростью принялся за свалявшуюся шерсть: выстригал, подравнивал, а потом прошелся по нему электрической машинкой и долго расчесывал, пока не убрал последний крохотный колтун. В первый раз я только привел его в более или менее божеский вид, но это была истинно художественная стрижка. Кончив, я с торжеством поднял его, и Зигфрид расхохотался.
- Готовый победитель любой кошачьей выставки, - сказал он.
Я вспомнил его слова, когда на следующее утро кошки прошли по стенке к мискам. Жулька всегда была красавицей, но и она тушевалась рядом с братом, чей глянцевый расчесанный мех сиял в солнечных лучах.
Хелен пришла в восторг и все время его поглаживала, точно не могла поверить такому преображению. Я, естественно, прятался у кухонного окна, украдкой поглядывая на дело своих рук. И прятаться от Олли мне предстояло еще долго.