- Кто слышит, а кто и не слышит, - буркнул доктор, которому очень захотелось вдруг стукнуть лошадиного начальника по недогадливой его башке. - Я, например, слышу. Эти грузовики-тяжеловозы так ревут, что недолго и за самолеты принять… Первым делом мы, конечно, закажем лекарство. Вы посидите малость у аптекаря, дядя Гашпар, пока я свои дела улажу: мне, понимаете, коляска понадобится, мотоцикл-то продается на другом конце города…
- Так ты и вправду купить его хочешь? Я думал, шутишь.
- Конечно, хочу! Если какой-нибудь дряхлый старик наклюкается палинки, а потом порежется во время бритья, мне только на седло вскочить, и я уже там, пока он кровью не изошел… или малец какой-нибудь материнский наперсток проглотил - я и помчусь, будто на приз, зато потом буду себе сидеть-посиживать возле дорогого дитятки, покуда наперсток не выйдет на свет божий… Словом: мотоцикл или смерть! Мимо этаких кляч пронесусь вихрем, даже рукой не махну.
Так развлекал своих спутников доктор; Ихарош вяло улыбался, у старого возницы подрагивали прокопченные трубкой усы - краса мужчины, - немо свидетельствуя о том, что обладатель их, не отрывающий глаз от лошадей, тоже смеется.
И опять хотел было спросить Ихарош, не игра ли воздуха поплывшие у него перед глазами тени, но доктор не позволил ему такого рода отступлений в область физики.
- Хотел бы я знать, какими новыми анекдотами попотчует нас этот ядосмеситель… говорят, у него уже десять толстых тетрадей исписано анекдотами.
- Но руки у него чуткие, - заметил Ихарош, - я сколько раз заглядывался, как это он ловко обвязывает пузырьки.
- А я, черт побери, люблю, когда бутылка открыта, - пробурчал возница.
- Вот вас и хватит удар прежде времени! Сколько вам лет, дядя Имре? - спросил доктор.
- Восьмой десяток размочил…
- Ну, так недолго вам его размачивать, если не заткнете покрепче эту самую бутылочку…
- Не-е, оно мне от кашля пользительно…
Старый мастер доехал благополучно - во всяком случае до аптеки.
Время шло к полудню, и по дворам маленького городка растекалась пропитанная запахом савойской капусты скука. На рынке лишь у самого входа еще велась кое-какая купля-продажа, день был не базарный, так что в аптеке путников встретила только пахнувшая лекарствами прохлада. И, разумеется, аптекарь, который выглянул в стеклянную дверь, сразу же, едва заслышал замерший перед домом перестук колес.
- Сюда, сюда! - закричал он. - Здесь отпускают дешевую касторку…
- Уже начинает, - ухмыльнулся возница, а доктор тем временем соскочил с повозки. Репейка же просунул голову между ног хозяина.
- Собака! Собака высшего разряда! - прокричал аптекарь.
- Его Репейка зовут, - сказал доктор. - Настоящая милицейская ищейка. - И ласково погладил щенка, прежде чем Репейка сообразил, как ему тут держаться.
- Мое имя он знает, - колебался щенок, - но рука у него вонючая, хотя гладит приятно. - И он взглянул на своего хозяина.
- Заходите, дядя Ихарош, - протянул старику руку аптекарь. - Репейке оставаться в святилище не положено. Он только проследует через него и уже в моей частной квартире полакомится ветчиной и настоящей "качественной" колбасой. Ох уж эти продавцы, чего не удумают… Качественная… а какого качества? Качество может быть любое - и плохое, и хорошее, и среднее, но какое-нибудь да есть же!.. Обопритесь на меня покрепче, дядя Ихарош. Есть здесь и мускулы, и грудная клетка - все, что полагается.
- Только головы не достает, - заметил доктор, - ну да голова аптекарю и ни к чему. Пиво у тебя есть?
- А чего здесь нет? Скажи мне лучше, незадавшийся коновал, чего здесь нет! Почтенная фармацевтическая промышленность заботится решительно обо всем… Как вы себя чувствуете, дядя Ихарош? Вижу, что хорошо. Я опять приготовлю вам ваше лекарство и можете порвать все отношения с подобными медиками-недоучками. Ну, входите же! Дядюшка Имре, чего бы вы выпили на дорожку? Слабительного или пива?
- Так ведь, коли можно на выбор, так я той давешней сливовицы попросил бы три капли.
- Ну, что за мудрец!.. Присаживайтесь, присаживайтесь, - уже у себя в квартире приглашал аптекарь. - Ты тоже сядь, Репейка. Вы, дядя Ихарош, отдыхайте, а я пойду угощу возницу, но сперва разолью пиво.
Доктор залпом выпил свой стакан и встал.
- У меня дела. Дядя Гашпар может выпить покуда стаканчик пива, а там я заеду за ним и отправимся за покупками.
Щенок и старик остались одни. До сих пор Репейка не отходил от ног хозяина, но теперь почувствовал, что изучение обстановки не повредит. Он обнюхал все ножки стульев, книжные полки, даже встал передними лапами на кушетку и обнюхал остывшее ложе аптекаря. Потом вернулся к Ихарошу.
- Ничего не нашел, - сказал он взглядом, - никакой еды. Даже запаха не слышно.
Но старый мастер ушел в себя. И зачем они, собственно, прикатили сюда? А как здесь прохладно… За окном то и дело проплывают какие-то тени. Словно серая вуаль то затягивает стекло, то вновь расходится. И воздух здесь тяжкий, подумал мастер. Видно, аптекарь давно не проветривал.
Окно вновь начало затягиваться пеленой, а старик, приложив руку к сердцу, ощутил глухой стук.
Опять колотится, подумал он и вытер покрывшийся потом лоб: рука была тяжелая, так и упала сама на колени.
- Нехорошо мне, Репейка.
Однако по аптекарю не видно было, что он заметил, как худо его гостю, и от этого стало чуть-чуть спокойнее.
- Вот вам, дядя Ихарош, отрава в лучшем виде. Доктор наказал, чтобы приняли с пивом.
Положив в рот таблетку, старик отпил пива.
- Вкусно, - сказал он тихо.
- Мои лекарства всегда вкусны.
- Я про пиво. Давно уже не пил его… но выпил с удовольствием. А я было думал, что сейчас мне станет плохо…
- Как можно, чтоб в аптеке - и плохо! Да оно и неприлично… Однако Репейка вправе думать, что мы о нем позабыли, хотя это совсем не так.
Глаза щенка устремились на аптекаря.
- Голос твой мне нравится, и как ты гладишь меня, но вот запах… нет, этот запах мне не по вкусу.
- Один момент, - выскользнул за дверь аптекарь и, действительно, вернулся моментально, держа перед собой тарелку; была она, правда, из жести, но зато отнюдь не пустая…
Нос Репейки задвигался, словно маятник тончайшего прибора, и сообщил ему, очевидно, нечто приятное, ибо глаза щенка заблестели и он облизнулся.
- Может быть, это мне?…
Старый Ихарош позабыл про недомогание, да и лекарство начало действовать.
- Уж не щенку ли? Такие расходы… это уж лишнее…
- Что хорошо, то не лишнее, - заявил аптекарь и поставил тарелку на пол. - Ну, что скажешь, Репейка?
Репейка нетерпеливо переступил с ноги на ногу, а так как никто ничего не сказал ему, подошел и лег возле тарелки. Куцый хвостик - маятник его чувств - поднял целое землетрясение… Но вот Репейка не выдержал, заскулил и посмотрел на хозяина.
- Да ешь же, глупышка! - подбадривал его аптекарь.
Ихарош гордо улыбнулся.
- Без разрешения он не прикоснется.
- Как бы не так! - И аптекарь придвинул тарелку к самому носу щенка. Репейка отодвинулся и заворчал. Потом встал, скуля, и замер перед хозяином.
- Что я должен сделать, что мне сделать? - мелко дрожал щенок. - Я же сбешусь сейчас, - такой я голодный. - И Репейка встал на задние лапы: вдруг да поможет…
- Ешь, Репейка, - разрешил Ихарош, и Репейка чуть не перекувырнулся прямо в тарелку. При этих обстоятельствах он не мог, естественно, возражать и против того, что аптекарь погладил его, потом почесал за ухом, так как связь между ветчиной и аптекарем была явной. Справившись с ветчиной, - которая, по мнению Репейки, была нарезана неоправданно тонко, - он даже лизнул руку аптекаря, что на собачьем языке означало:
- Ты стал моим другом!
- Дядя Ихарош, что отдать вам за этого щенка?
- Он не продается. Уже и сержант наш просил…
- Это чудо! Да у него больше ума, чем у двух докторов… впрочем, этим не так уж много сказано… Хотя, - прервал он себя, словно что-то вспомнил, - хотя и то правда, здешний доктор Маккош в больнице тоже творит чудеса. Может, слышали о нем…
- Да нет, не приходилось.
- Сердце! Его конек - сердце, и тут он собаку съел. Взять, например, старого Балога. Вот здесь, на рынке, его и скрутило, он же вечно слоняется со своей тачкой и, как кто много накупит, подряжается домой отвезти. Даже цимбалы возил для цыганского оркестра, да всякое… и пил старик, словно губка, ну и растянулся однажды, что твоя дряхлая кляча… "Скорая помощь" сперва и подбирать его не хотела, мы, говорят, трупы не перевозим, потом все-таки разобрали, что жизнь в нем еще теплится, ну и повезли к Маккошу, пусть-ка, мол, что хочет, то с ним и делает… "Через три недели будете рояли перевозить, дядя Балог", - сказал ему доктор, но старик даже ответить не мог, а чувствовал себя так, потом-то сам рассказывал, что скорей его повезут на покой… И представьте себе, - воскликнул аптекарь, стукнув себя по ляжкам, - выглядываю вчера в дверь… Ну, говорю себе, ума-то не решайся, духи ведь только ночью разгуливают в предписанном им саване, а не толкают тачку среди бела дня… Идет, понимаете, старый Балог, рот до ушей, единственный зуб лошадиный торчит впереди… а на тачке капусты не меньше центнера…
- Чудеса! - В глазах старого мастера загорелась надежда.
- Или вот Пишти Кути, знаете, что падучей болен. Упадет, где ни попадя, на улице, на дороге, разобьет лицо, голову, зубы скрежещут, слюна выступает… наконец, попал он к Маккошу в руки. "Обещать ничего не буду, - сказал Маккош матери его, - а только оставьте мне вашего сына на три-четыре недели…" - "Ох, доктор, - говорит она, - да хоть на год, если не очень дорого стоить будет.) "Вам ни сколько не будет стоить. Сюда не тот, у кого деньги, ложится, а тот, кто болен". И вы представляете, дядя Ихарош! Этот Пишта Кути проработал нынче все лето и ни разу не заболел. Четыре недели пролежал у Маккоша, и тот всю дурь из парня выколотил… А вообще-то он с причудами. Такая у него мания, чтоб, значит, больных своих наблюдать постоянно. Холостяк, вроде меня, так что время есть… иной раз и ночью заявляется… и ведь никогда голоса не повысит, а сестры в отделении у него по струнке ходят… Отделение у него, что аптека, - а этим-то многое сказано! - тишина, все сияет. Больные и уходят от него вроде бы неохотно… хотя вообще-то каждый рад поскорей с больницей распрощаться…
Голос аптекаря приглушил волны тревоги и страха, надежда обрызгала сгущавшиеся тени лучами завтрашних солнц.
Репейка счел своевременным закрепить дружбу; он подошел к аптекарю, понюхал белый халат и поднял голову.
- Мне нравится твой голос, и я был бы рад, если бы ты меня погладил.
Аптекарь обеими руками взял голову щенка.
- Что угодно, господин профессор? Вашу милость я все равно украду… украду, и вы будете обслуживать посетителей. Невелика наука…
Репейка в ответ мягко кусанул белую руку, потом подошел к хозяину, который задумчиво смотрел прямо перед собой.
- И Геза говорит, чтобы я обследовался.
- Н-ну, не знаю. Маккош ведь больше тяжелыми случаями занимается. У него уж вперед все койки заняты. Хотя, бывает, и свободное место найдется. Только вот случай-то ваш не тяжелый, дядя Ихарош. Небось, домой отошлет…
- А все ж хорошо было бы, если б он посмотрел? Геза говорит…
- Видите, я-то и не подумал! Маккош любит Гезу, непонятно за что, но любит, и если Геза очень его попросит, может, вас и оставят на обследование. Вот только случай-то нетяжелый… говорю, у него для легких форм мест нет. Ну, да уж умаслим как-нибудь этого взбалмошного доктора…
Разумеется, в умасливании необходимости не было. Когда доктор вступил в комнату, глаза его встретились с глазами аптекаря, и аптекарь сказал:
- Да, - подчеркнул он это словечко, словно имея в виду что-то иное, - да, ты прав, такую умную собаку я еще в жизни не видел. К сожалению, дядя Ихарош не желает с ней расставаться…
Доктор недовольно швырнул на кушетку шляпу.
- Это на тебя похоже! Ты тут за собаку торгуешься, пока я воюю с Маккошем…
- Да просто к слову пришлось, - оборонялся аптекарь, - но и я уж говорил дяде Ихарошу, что Маккош только безнадежными больными занимается, или, на худой конец, трудными больными.
- То-то и оно! Ну, да я еще раз возьму его в оборот… если и дядя Гашпар со мною будет.
- Кажется, я уж достаточно стар, - вмешался Ихарош, - может, все-таки не прогонит?…
- Трудный он человек, очень трудный… но все же попробуем, - сказал доктор. - Только обождем немного, у него полна приемная. Он позвонит, когда можно будет прийти. Вот все, чего мне удалось добиться.
Когда зазвонил телефон, все трое посмотрели на аппарат так, словно то был сам доктор Маккош, который сейчас произнесет свой приговор.
- Да, - сказал доктор, - да-да. Я сам приду с ним и, если позволишь, сошлюсь на тебя. Ты так думаешь? Хорошо. В полдень будем у тебя с анализами. Большое спасибо.
- Ну, так. - Он опустил трубку. - Сегодня Маккош для разнообразия был вполне любезен. Сделаем предварительные анализы, рентген, ЭКГ, анализ крови и так далее; я предупредил, что мы хотим еще засветло домой попасть, если он не оставит дядю Гашпара на пару деньков у себя.
- А оно хорошо бы, - проговорил старый мастер, - все-таки у него на глазах… Слышал я, он очень ученый человек…
- Я было заикнулся ему, да он промолчал. Уж вы его сами попросите, дядя Гашпар. Он иной раз скорей больного послушает, чем своего же коллегу. Так, может, поедем уже?…
Мастер Ихарош встал, взглянул на Репейку.
- А что же с собакой-то будет? Вдруг да он оставит меня…
Репейка тотчас подбежал к хозяину.
Но щенок ничего не мог ему посоветовать. Он только еще ближе подвинулся к Ихарошу и посмотрел на дверь:
- Мы не уходим?
- Домой его отвезу, - нетерпеливо сказал доктор.
- Да ведь выскочит из коляски… или пропадет, пока не будет меня дома.
- Пусть останется у меня, - предложил аптекарь, - потом вы же и заберете его, когда домой поедете, дядя Ихарош. Подождите-ка!
Аптекарь вышел и вернулся с потрепанным покрывальцем, которое прихватил в дорогу Ихарош.
- Сейчас оно в коляске ни к чему, вот на нем-то Репейка и останется. Если сразу поедете домой, положу в коляску, а останетесь здесь, - поедет с вами через пару дней. Только и всего.
И трое людей посмотрели на Репейку, словно ему предстояло решать, ему надлежало сказать последнее слово, которое могло оказаться и приговором.
- Пусть остается, - сказал Ихарош, - пусть остается, пока я не вернусь.
Все помолчали.
Аптекарь свернул покрывало и положил возле кушетки.
- Вот твое место, Репейка.
Репейка вильнул хвостом и опять поглядел на хозяина:
- А теперь давай уйдем. Этот человек мне нравится, но приказывать мне он не в праве.
Старый мастер медленно подошел к подстилке и указал на нее.
- На место, Репейка.
Щенок выполнил приказание, но остался на ногах. Запах покрывала успокоил его, но чего-то он не понимал в происходящем.
- Останешься здесь!
- Хорошо, - сразу лег на живот щенок, но глаза по-прежнему были устремлены на хозяина. - Пойдем же! - Он заскулил и стал скрести покрывало.
Мастер Ихарош погрустнел и с трудом наклонился к щенку.
- Я вернусь, Репейка. Обязательно! Помнишь, как мы поклялись, когда повстречались? Дружба до могилы…
Аптекарь и доктор переглянулись.
- Про могилу забудьте, дядя Ихарош, - сказал аптекарь, - она другим требуется.
- Да ну?
- Верно вам говорю…
Но Репейка всего этого не понимал. Какая-то неясность носилась в воздухе, и щенку хотелось уйти, но мастер Ихарош пригнул его к подстилке.
- Останешься здесь, Репейка. У хорошего человека…
Знакомая рука успокоительно погладила щенка.
- Ну, поехали.
Предварительное обследование было проведено быстро. Геза ходил из кабинета в кабинет так, словно больница принадлежала ему.
- Распоряжение Маккоша. Срочно.
- Всем срочно, доктор, - сказала сестра из рентгеновского кабинета, - подождите, пожалуйста.
Доктор, не говоря ни слова, шагнул к телефону.
- Быть может, вам нужно указание от главного врача?
- Разденьтесь, - сердито повернулась сестра к Ихарошу. Сделав снимок, она сказала:
- Я доложу об этом инциденте.
- Хорошо, что сказали, тогда и я заявлю, что обслуживающий персонал рентгеновского отделения оставляет за собой право определять степень срочности и его не интересует, что больного ожидает к себе на прием главный врач больницы. Всего хорошего. Мы можем идти, дядя Ихарош.
Потом мастер Ихарош сидел в приемной, а Геза понес данные анализов в кабинет. Гашпар Ихарош остался один и думал о Репейке, думал о Лайоше… о дворе своем думал, о саде и пчельнике. В нос лезли характерные сложные больничные запахи, но старый мастер сопротивлялся им, что, вероятно, и обратило к дому его мысли.
Зато доктор в кабинете главврача всеми помыслами был в больнице и сразу же упомянул о недопустимом поведении ассистента-рентгенолога.
Главный врач просматривал данные анализов, но на жалобу ответил:
- Это замечательная женщина. Великолепный работник… и в конце концов она ведь права. Она вообще точь-в-точь такая, как ты…
- Ну, знаешь?!
- Разумеется, знаю. Она не допускает вмешательства в свою работу, потому что дело свое понимает и знает порядок. Вероятно, ты торопил ее…
- Конечно.
- А ты позволяешь торопить себя? Вот видишь. Хорошего работника нельзя торопить. Ее нельзя, тебя тоже нельзя… потому что и ты специалист высокого класса… к сожалению!
- К сожалению?
- К сожалению… твой диагноз безукоризнен. Вот, посмотри сам… это очень грустное чтение.
- Я так и думал, - сразу забыл свои обиды доктор, - так и думал. Ему мы уже напели, что здесь творят чудеса, только попасть трудно, потому что ты не слишком тяжелых больных не берешь.
- Правильно! Надежда - главное чудо. Часто и я этим пользуюсь. Но испробую все, а насчет приема немного поупрямлюсь…
- Очень прошу тебя. Можно позвать?
Главный врач только кивнул: в кабинет вошел мастер Ихарош со всеми признаками честной и очень утомленной старости.
- День добрый, доктор.
- Помогите, коллега, больному раздеться. Вот так. Сядьте, пожалуйста. Вам не холодно? - спросил Маккош, так как по телу Ихароша прошла дрожь.
- На дворе сейчас жарко… а здесь немного прохладно.
- Мы покончим с осмотром быстро, ведь по анализам уже все ясно. - И, наклонившись, он почти прижал к себе сухое, тающее старое тело.
- Да, небольшие шумы, то да се…
- Хорошо было бы оставить дядю Ихароша денька на два, понаблюдать, - сказал Геза, но Маккош покачал головой.
- У меня мало мест. Если привезут больного с чем-то неотложным, я не буду знать, куда девать его. Одевайтесь… дядюшка Ихарош.