- Мне это ничего не говорит, - сказала она с притворным смущением, надеясь вызвать у него улыбку. Его лицо по-прежнему ничего не выражало.
Ассистент колебался, и у нее мелькнула мысль, что он хочет сказать что-то еще. Затем он, похоже, передумал и повернулся уходить.
- Я люблю эту собаку, вот и все. Я просто хочу знать, что с ней все в порядке, понимаете?
Отчаяние захлестывало Элизабет. Том очень тихо вздохнул и повернулся к ней, решив быть вежливым до конца.
- Простите, - сказал он, - но я не обсуждаю работу доктора.
Глаза Элизабет расширились:
- Но почему? Что он делает с этой собакой, Том?
Она внезапно вспомнила его имя и заметила, как он удивился. Посмотрела на дверь, и он прочел ее мысли.
- Вам не стоит туда заходить, - сказал он. - Доктору это не понравится. И вам не понравится тоже.
У нее появилось дурное предчувствие.
- Господи, - выдохнула она, - что вы там делаете?
- Я не обсуждаю работу доктора, - твердо ответил ассистент. - О собаке заботятся согласно условиям исследования. Вот и все, что я могу вам сказать.
Он повернулся и ушел. Элизабет не могла его задержать.
С этого момента в ее жизни появилась единственная цель - попасть в лабораторию. Если она увидит, что пса жестоко мучают, придется его украсть и отпустить на волю, потому что она не сможет взять его домой. Ей казалось, что Дамиану лучше снова стать бездомным, чем жить в такой лаборатории. В приют для животных его отдавать нельзя: если университет заявит о пропаже, собаку вернут Севиллу.
Тони ждал ее после занятий. Его приняли на летние курсы интернов, он был счастлив и хотел сообщить ей об этом. Они зашли в кафе, сели за столик. Все время, пока он говорил, Элизабет сосредоточенно смотрела перед собой. В конце концов он смутился и нахмурился:
- В чем дело, Элизабет? Она быстро взглянула на него:
- Ой, прости, ничего. Я слушаю тебя.
- Нет, не слушаешь.
- Слушаю, правда. Не будь занудой.
- Что ты хочешь сказать?
- Да ладно, Тони, ничего. Я просто немного устала, задумалась кое о чем. Мне правда интересно, говори.
- Я уже закончил, - проворчал он брюзгливо.
- Нет, не закончил. Продолжай.
Он откинулся на спинку сиденья, отдаляясь от нее.
- Как ты сдала экзамен по химии?
Ответный удар, но она была рада сменить тему - даже таким неприятным образом.
- Бывало и лучше, - ответила она, не заботясь о том, что это известие может его расстроить.
- Где ты провалилась?
- Я не "провалилась". Я не ответила на несколько вопросов, обычное дело. Ничего страшного.
Тони испустил вздох глубокого разочарования.
- Мне кажется, тебе нужно больше заниматься.
- Может быть, - холодно ответила она, и Тони прищурился. - Мне кажется, я написала контрольную достаточно хорошо. Я сдала, и я в первых пяти процентах своего класса. Почему тебе этого мало?
Глаза у Тони были почти бесцветные, отчего под копной его волнистых рыжих волос выглядели и без того странно. А теперь они еще и округлились.
- Почему ты не стремишься учиться еще лучше? Ты можешь, я знаю и не понимаю, почему. Похоже, тебе плевать на учебу.
- Ты же знаешь, что нет, - огрызнулась Элизабет. Она ждала от него такой реакции, но внезапное видение потрясло ее. Она стоит рядом с отцом в лаборатории; на ней халат, она ассистирует на операции. Дэйв залез руками глубоко внутрь грудной полости подопытной собаки и показывает что-то любопытное. Они тестируют новый шовный материал. В своем видении Элизабет с ужасом осознавала, что ей совершенно неинтересно то, что показывает отец. Вместо этого она пытается заглянуть под ткань, чтобы рассмотреть собаку. Хочет увидеть, нет ли на ней полос.
Новый план был гораздо сложнее, чем первый. Нужно было избегать Севилла, его помощника и всех сотрудников лаборатории. Том знает, что она пыталась проникнуть туда, и если увидит ее где-нибудь поблизости, может позвать охрану. А если он вызовет охрану…
Нужно быть очень, очень осторожной.
Поначалу ситуация казалась безвыходной. Как узнать, когда они все расходятся?
Она снова стала прятаться возле офиса Севилла в обеденный перерыв. Ежедневно в час Севилл выходил со спортивной сумкой. "Тренировка, - думала она, - или гандбол?" Если Том был в лаборатории, он выходил чуть позже. За остальными следить было бессмысленно: в их передвижениях не было никакой системы, они сновали между кабинетом Севилла и лабораторией. Оставалось надеяться на лучшее: может, просто не обратят на нее внимания? Она сосредоточенно ждала, когда Севилл и его помощник уйдут, чтобы проникнуть в лабораторию. Если дверь будет заперта, она станет приходить каждый день, пока не добьется своего. Элизабет не могла придумать ничего лучшего.
На следующий день она заняла привычную позицию, дождалась, пока эти двое с интервалом в минуту уйдут, и с решительным видом направилась к знакомой двери. Внезапно дверь открылась, и ей навстречу вышел молодой блондин странного вида. С локонами до плеч и в хлопковой майке без рукавов, он совершенно не походил на человека, который работает в лаборатории. Больше похож на серфера или рок-звезду. Беспечно прокатившись по линолеуму, он подмигнул ей. Миновав еще пару дверей, он исчез в другой комнате.
Элизабет, затаив дыхание, взялась за дверную ручку. Она уже на финишной прямой. Если внутри кто-нибудь есть, скажет, что она хендлер, пришла навестить собак. Табличка "Не входить"? Ах, эта? Она не заметила, простите! Если блондин вернется, скажет то же самое.
Ручка не поворачивалась. Но, к счастью, блондин не захлопнул дверь. Со щелчком она открылась. Наверное, парень ушел ненадолго. Она понимала, что, войдя в лабораторию, совершит еще один необратимый поступок. Кража подопытной собаки считается преступлением.
"Прощай, медицинский факультет", - со злостью подумала она. Но в эту секунду она не вспомнила об отце - ее занимала только собака, у которой не было друзей, кроме нее.
Пришлось помедлить еще немного, чтобы справиться с дыханием. Что она будет делать, если действительно найдет Дамиана?
Она колебалась.
Кража - слишком серьезный шаг. Все пойдет прахом. Ее точно выгонят, но это не самое страшное. Проблема в том, что ей негде будет спрятать Дамиана. У нее нет друзей, которым она могла бы доверить пса. Ей некуда вести его. Если он пропадет, Хоффман будет знать, что это она его забрала.
Элизабет выдохнула и приоткрыла дверь. Внутри никого не было видно. В центре лаборатории стоял стол, на нем возвышалась гора электронного оборудования. Похоже на мастерскую. На другом столе в углу комнаты она увидела более привычные микроскоп и медицинские аппараты. Она остановилась, оглядывая беспорядок и беспокойно размышляя, что бы это могло быть. Разглядела таблички на некоторых предметах:
"Программируемый автономный высокочастотный генератор звуковых волн, вызывающих страх и панику, в комплекте с электрошоковым напольным покрытием". С возрастающим ужасом она прочла на титульном листе руководства: "Программное обеспечение для генератора страха, версия 3.1.". На коробке с винтами была надпись: "Удачной сборки".
На ослабевших ногах она подошла к большому столу, заваленному документами и справочниками. Потом заметила в лаборатории еще две двери с маленькими стеклянными окошками возле самых дверных ручек. В одном помещении стояли клетки с животными. Дверь была заперта, и она вытянула шею, чтобы заглянуть подальше. У стены свалены в кучу миски для еды, все остальное пространство забито аппаратурой. Она подошла к следующей двери.
Внутри было всего восемь клеток, и ее сердце чуть не выпрыгнуло из груди, когда она увидела Дамиана. Пес мерил шагами одну клетку, но та была настолько мала, что правильнее было бы сказать, что он раскачивался из стороны в сторону. Задние лапы почти стояли на месте, голова и шея ритмично извивались и терлись о стены. При каждом движении он утыкался носом в угол, снова и снова. Взгляд его был рассеянный, и весь вид выражал полнейшее безумие. Элизабет пришла в ужас.
- Дамиан! - закричала она, стуча в стекло и в дверь, надеясь вывести его из жуткого транса. - Дамиан! - Если он слышал ее, то не подал вида. - Дамиан! - Она махала рукой перед окошком, чтобы привлечь его взгляд.
Но Дамиан не мог ни услышать, ни увидеть ее. Его ритмичные движения были паттерном стереотипного поведения, спровоцированного исследователями. Те изучали воздействие психостимуляторов на нейромедиаторы катехоламиновой группы - допамина и норадреналина. Когда Дамиан бессмысленно раскачивался, его волнообразные движения приводили в действие опиатные пептиды в клетках мозга, облегчая боль, которую причиняли ему исследователи.
Элизабет качала головой и даже не замечала этого. Он сошел с ума или просто пытается выбраться из клетки? Он выглядел совершенно больным. Она снова в отчаянии подергала дверную ручку.
- Дамиан! - крикнула она, стараясь, чтобы ее не услышали в коридоре. А затем увидела странную вещь. Из комнаты донесся едва слышный сигнал. Две другие собаки, которых она не заметила из-за Дамиана, быстро вскочили. До сих пор они лежали в клетках, вжавшись в пол. Теперь она увидела, что собаки сидели во всех клетках, кроме одной. И все они двигались, суетливо и бессмысленно. Одна собака внезапно застыла на месте, повернула голову и начала вылизывать себя с безумным, затравленным видом. Нахмурившись, Элизабет подумала, что они боятся звука, который она тоже услышала. Дамиан стал раскачиваться быстрее. Внезапно все собаки одновременно подскочили в своих клетках, с ворчанием и визгом. А через секунду опять бессмысленно дергались из стороны в сторону,словно никакого шока не было. Элизабет, не имея ни малейшего понятия о том, что здесь происходит, сообразила, что решетчатый пол в клетках испускает электрические разряды. Автоматический генератор стоял на столе позади нее.
Кто способен на такое?
Люди, которые здесь работают. И другие - такие же, как они. По всему университету.
Ублюдки! Но зачем?
На это у нее ответа не было. Она знала все доводы в защиту опытов над животными и не раз соглашалась с ними в прошлом. Но здесь, в этой лаборатории, увидев, как живут эти собаки, она поняла, какое зло творят люди.
Умы, стоящие за этим, чудовищны. И сама Система, стоящая за этим, чудовищна. Какие компании выпускают электрические полы? Даже если такие исследования дают стоящие результаты, все равно цена слишком велика. Непомерно велика. У кого могло возникнуть желание так обращаться с животными?
Звук послышался снова. В ужасе она не могла отвести глаз от собак и видела ту же тревогу, те же торопливые ритмичные движения, но удара не было. Элизабет решила, что на этот раз пауза между звуком и разрядом будет длиннее, и напряженно ожидала боли вместе с животными. Но разряд все не поступал. Собаки в клетках непрерывно двигались, каждая в своем кошмарном непредсказуемом мире, над которым они были не властны. Электрическими полами арсенал стимуляторов, предназначенных для того, чтобы сформировать стереотипное поведение, не ограничивался. Собаки не могли убежать, но их мозг отчаянно пытался облегчить боль, заставляя делать одни и те же движения, дававшие наркотический эффект. Безуспешно пытаясь создать более предсказуемый мир, животные перекрывали себе поток ощущений из мира реального. Поэтому Дамиан не видел Элизабет. Природа делала для него все, что было в ее силах.
Но разве это не запрещено законом? "Нет ничего противозаконного в исследовательских медицинских лабораториях, - сказал однажды ее отец. - Ничего. Все на что-нибудь сгодится, все можно использовать".
Закон не может помочь Дамиану. Человечество, напуганное болезнями, слишком занято собственным страхом, ему нет дела до собаки. Тогда кто же, кто может помочь Дамиану избежать бессмысленной, несправедливой участи?
Элизабет все бы отдала, чтобы помочь ему, но как забрать Дамиана из этой комнаты? Слишком сложно: этот врач, его ассистент, охрана, ее семья, ее будущее - перед ней возвышались все эти преграды. Элизабет внезапно поняла, что не может справиться с задачей. Она в полном отчаянии, с холодным ужасом наблюдала за полубезумным существом, которое было когда-то Дамианом.
Каждый год четвертого июля ее отец устраивал праздничный ужин на свежем воздухе. Для таких случаев приглашали поваров и официантов, так что забот у Элизабет было немного. Пришли друзья отца и дедушки, коллеги по работе - большинство она едва знала. Тони тоже явился и теперь то и дело подводил ее знакомиться с теми, кто мог бы быть "полезен ей для будущей карьеры", пока она не отделалась от него, притворившись, что идет в дом за льдом. Остаток вечера она старательно его избегала, но волноваться не стоило: он уже забыл о ней и стоял с бокалом в руке, сплетничая с хирургами. Элизабет обрадовалась: она бы не смогла вытерпеть и его, и жару одновременно.
Исполняя роль хозяйки дома, она улыбалась гостям, кивала и приглядывала за официантами, мечтая опустить ноги в ледяную воду. Стоградусная жара, непривычная в этой части страны, стала главной темой разговоров для тех, кто не мог поддержать беседу о хирургии. В семь вечера было все еще невыносимо жарко, и Элизабет сдалась. Сбежала в сад, чтобы облить ноги водой из шланга и таким образом предупредить их спонтанное самовозгорание. Она сбросила туфли, приподняла платье, уселась на скамейку Билла. Элизабет любила сидеть здесь по вечерам и поливать его любимые томаты. Дотянувшись до вентиля, она пустила воду и подставила под нее ноги.
Ай!
Вода из шланга ошпарила ее. Элизабет дернулась и оставила ее течь, ожидая свежей, холодной воды и горестно потирая правую ногу. Через полминуты вода остыла. Девушка сидела, зажав шланг между колен, и созерцала текущую воду, наслаждаясь чудесной прохладой посреди безжалостной жары.
Она посмотрела на саженцы томатов - на ветках уже висели крупные плоды, почти созревшие. В этот вечер ей в голову то и дело приходили странные мысли, поэтому она не удивилась, поймав себя на том, что размышляет, сильно ли собака размером с Дамиана может помять ровные, аккуратные ряды кустов и побегов? Тут она вспомнила, где сейчас Дамиан, и все мысли куда-то вдруг исчезли.
Сзади послышался тихий звук - она обернулась и увидела деда. Тот подошел, улыбаясь ослабил галстук и сел рядом. Слегка отодвинулся, чтобы не намочить ботинки.
- Здорово ты придумала.
- Жуткая жара. Я не помню, чтобы четвертого июля когда-нибудь было так жарко, а ты?
- Да, жарко, - согласился он, - но для помидоров самое то. Зреют прямо на глазах.
- Ага, я рада, что хоть кому-то это нравится.
- Где Тони?
- Я от него сбежала.
Они посидели молча, а потом Билл сказал, все еще глядя в сад:
- Элизабет, что тебя беспокоит последнее время?
Вопрос ее встревожил, и она посмотрела на Билла. Тот повернул голову, чтобы встретить ее взгляд. Сколько доброты в его глазах…
- Ты же знаешь, мне можно рассказывать все, - проговорил он мягко, заметив, что она колеблется.
- Я боюсь, - начала она, осторожно подбирая слова, - тебе будет тяжело это слышать.
- Эй, осторожнее, - пошутил он, - это же не та старая как мир история…
- Элизабет слегка улыбнулась:
- Нет, ничего похожего.
Билл потянулся вперед, отщипнул с ближайшего куста желтеющий лист.
- Все проблемы, - сказал он, - случаются из-за денег, некомпетентных юристов и противоположного пола.
Элизабет снова улыбнулась.
- Все мимо. Я правда не знаю, как тебе объяснить, - ты никогда не сталкивался с такими вещами. Ничего личного, просто мне кажется, ты не сможешь понять. И еще я думаю, тебе не понравится то, что я скажу.
- А ты попробуй.
- Ладно. Дело касается одной из лабораторных собак, с которыми я работала. Мне кажется, с ней плохо обращаются. - Она увидела, как мгновенно изменилось выражение дедова лица, и воскликнула, торжествуя и сожалея одновременно: - Вот видишь! Я же говорила.
Билл взял себя в руки, но было слишком поздно.
- Ну ладно, давай послушаем дальше.
- Билл, при всем уважении, к чему нам с тобой это обсуждать? Ты резал собак всю жизнь.
Дед со вздохом откинулся назад. Рукава он закатал до локтей, и она смотрела на его крепкие руки. Они почему-то всегда напоминали ей о пыльных римских легионерах, коренастых и сильных, в сандалиях и с копьями. Руки древнеримского воина, а не человека, который выполняет ювелирную работу, восстанавливая человеческие сердца.
Билл нарочно смотрел в сторону, пытаясь выглядеть беспристрастным судьей.
- Я хотел бы думать, что никогда не был жестоким. Я старался обращаться с ними хорошо, насколько было возможно. Видишь ли, если с животным обращаются неправильно, можно кое-что предпринять. Она подняла голову.
- Можно?
- Конечно. Никто не хочет, чтобы с собаками плохо обращались. Что не так с этой собакой?
- Элизабет вздохнула и повертела шланг пальцами ног. Затем тряхнула головой.
- Я даже не знаю, с чего начать… Наверное, ничего не получится.
- Ну, Элизабет, я же не знаю, что там случилось. Но ты должна быть совершенно уверена, прежде чем выдвигать обвинения против кого-либо. Дело в том, что во время экспериментов некоторые действия можно ошибочно принять за жестокое обращение. - Она повернулась к нему, и Билл увидел замешательство, боль и растерянность в ее карих глазах. Похоже, ее и вправду что-то беспокоило. - В чем дело, Элизабет?
- Я даже не знаю, что они пытаются сделать с Дамианом. В этом нет никакого смысла. Его посадили в клетку, маленькую металлическую клетку, и подвели к полу электричество. Его там держат постоянно, и все время бьют током, от этого он выглядит совершенно безумным. Он раскачивается в клетке из стороны в сторону, трется о стены. Мне кажется, они сводят его с ума.
Билл задумался, прежде чем ответить: - Это лаборатория психологии? Он произнес слово "психология" с облегчением.
- Кажется, да. Врача зовут Севилл. Его помощник сказал, что это базовые исследования.
- Ну, трудно сказать, что они изучают; это может быть что-нибудь важное, что-нибудь полезное. Как ты узнала имя собаки?
- Я его знала и раньше. Я уже рассказывала о Дамиане. Теперь он попал в это жуткое место, и я должна помочь ему.
- Билл подпер голову рукой и посмотрел на нее - тем самым взглядом: