* * *
Мы с Кирюшей стали все позже и позже возвращаться с вечерних прогулок. А жена стала все чаще и чаще посматривать на меня с подозрением.
- Что-то ты уж больно счастливым выглядишь? - сказала она однажды.
- А с чего это мне печалиться? - безмятежно улыбнулся я. На улице весна! Смотришь, как к жизни все тянется, и самому жить хочется.
- А мне, думаешь, жить не хочется?
- С чего это такие разговоры? - удивляюсь я. - И дурак знает, что женщины живут дольше мужчин на одну собачью жизнь. Такая вот у нас неутешительная статистика.
- Что это за жизнь?! Все дома и дома. Даже на собачью такая жизнь не похожа. Вот ты с ним по три раза в сутки гуляешь, а вечера вообще неизвестно, где проводишь. - На ее глаза наворачиваются слезы. - Меня тоже стадо тянуть на улицу. Ты мог бы и меня пригласить, когда вечером вы идете на прогулку.
- Так вот к чему она затеяла весь этот разговор!
- Да ты хоть соображаешь, что говоришь-то? - вознегодовал я. Ты хоть знаешь, что мы с ним ходим где попало? А с тобой так не погуляешь - у тебя туфли!
- Я могу и без туфель.
Я громко расхохотался. Нарочно - очень громко, чтобы она поняла, какую глупость сморозила.
- Ну ты даешь! - На моих глазах выступили слезы. Она думает, во всяком случае, она должна думать, что слезы на моих глазах - от веселого смеха. - Ты, что же, собираешься, как Кирюша, босиком гулять?
А ведь мы и по траве мокрой ходим, и по лужам грязным топаем. И в дождь, и в снег. В любую, как видишь, погоду. 0, женское недомыслие! я в отчаянье схватился за голову.
- Да ты не переживай! - ласково улыбнулась супруга. - Я сапоги обую, те самые, в которых на картошку езжу.
У меня все поплыло перед глазами. До чего же она смышленая! Я сник. И если не уронил голову на грудь, то только потому, что лежал на диване вместе с любимой собакой.
- Ну, если так… - беспомощно пробормотал я.
- Конечно, так! - радостно воскликнула жена и, скинув тапочки, полезла на антресоли за своими сапогами.
- Не спеши, - остановил я ее. - Погода стоит ясная и теплая.
Снега и дождя не предвидится… Можно и так.
- Босиком? - обернулась она со счастливым видом.
Я закатываю глаза к потолку. Господи, за что мне такое наказание?! И дома, и теперь вот еще и на улице… А там весна, и все такое, что обычно творят люди на глазах остального мира, просыпаясь от зимней спячки. Спросонья, так сказать. И уж теперь-то, на коротком поводке, ничего не сотворишь. Увы, такова супружеская жизнь. Если бы я знал, что она - такая, да я в жизнь не женился бы.
* * *
Как я предполагал, так оно и получилось. Не успели мы втроем выйти из дома, как за нами увязался какой-то шкет.
- Это ваша собака? - спросил он у меня, показывая рукой на Кира.
Вопрос показался мне невинным, и я с готовностью ответил:
- Моя?
- А почему вы ведете ее на поводке, если она ваша?
И этот вопрос показался мне вполне резонным, и на него я ответил охотно:
- Чтобы под машину не попала.
- А вы знаете мое маму, тетю Лену!
Только дети могут так легко менять направление разговора и при этом совершенно не задумываться над тем, что они утверждают и при ком.
Я искоса глянул на супругу. Всем своим видом она показывала полное безразличие к моему диалогу с недозревшим балбесом. Но годы супружеской жизни для меня не прошли даром. Я не сомневался, мозг моей половины сейчас работал, не боясь перегрева, и с огромной нагрузкой. Она лихорадочно вспоминала, каких Лен, черт бы их всех побрал, я знаю и не знаю. И если не остановить ее вовремя, она наверняка вычислит какую-нибудь бабенку и замкнет эту тетю на мне. А мы только вышли из дома, нам бы гулять еще и гулять… с хорошим настроением и в такую-то вот хорошую погоду. Хотел бы я знать, откуда появляются на свет божий такие засранцы?
Я хмуро смотрю на бойкого малолетнего нахала.
- Никакой тети Лены я не знаю!
- Нет знаете! - настаивает он. - Вы все время здоровкаетесь с ней.
- Ни с кем я не здороваюсь! - в отчаянье кричу я и нервно улыбаюсь жене.
- Вы человек вежливый и не отпирайтесь. Она мне сама об этом говорила и даже говорила, как вашу собаку зовут, только я вот запамятовал.
- Кирюша это! - быстро сообщаю я малолетнему придурку кличку своего друга, надеясь, что хоть после этого он от меня отвяжется.
Так и получилось, - Ах, да-да! Теперь буду знать! - обрадованно воскликнул он и страшно довольный побежал по своим делам. Я шел ни жив, ни мертв, боясь глянуть на жену.
- Это что еще за тетя Лена, с которой ты все время здоровкаешься? холодно спросила она.
Ума не приложу! - недоуменно пожал я плечами. - Похоже, ему только и нужно было узнать кличку собаки.
- Он мог бы спросить об этом без всяких хитростей.
- Так бы я ему и ответил тогда.
- Почему?
С души как камень свалился. Она переключилась на предрассудки собаководов, и тетя Лена отошла в ее сознании на второй план. На задний, так сказать, и отложилась где-то там, в подсознании.
Дышать стало легче. Я сразу почувствовал свежесть и прохладу весеннего вечернего воздуха. Вдохнув с облегчением всей грудью, я начал бодро объяснять:
- Потому что владельцы собак клички своих питомцев всем подряд не говорят…
И в это время увидел Гелию…
Бог, решив сделать человека несчастным создал женщину. И это мое наказание вместе со своей Эльдорадой шло навстречу нам и улыбалось мне. Так улыбаются при встрече только одни идиоты или только самые что ни на есть закадычные друзья. Но я не относил ее ни к тем, ни к другим. И когда мы до этого встречались, то флиртовали не столько сами, сколько наши собаки, и наш флирт скорее был продолжением их флирта. И она была просто моей знакомой, и наше знакомство было крайне поверхностным, и оно уж никак не давало ей права так улыбаться мне при моей жене.
Я надулся и принял крайне серьезный и жуткий вид, надеясь, что по моему виду она догадается пройти мимо, как будто бы мы и не знаем друг друга.
Но тут опять уместно будет вспомнить творца, который выгнал женщину из рая, за ее нерайские наклонности, и повторю знакомую всем истину: наделив женщину красотой, он, как правило, обделяет ее умом.
Она сияла, как и Эльда. Но Эльда - собака и ничего не смыслит в человеческих отношениях. И Эльда махала хвостом не мне, а Киру. А хозяйка так изысканно раскланялась со мной и таким одарила взглядом, что нам обоим с женой сразу стало ясно: теперь вдвоем с Кирюшей я долго не смогу гулять.
Прощай свобода! И ты, Гелия, тоже прощай! Конец нашему диалогу! А ведь он только было стал налаживаться!
- Может, ты еще скажешь, что и эту Дуняшу не знаешь? - насмешливо кося глаза на меня, спросила супруга, когда Гелия продефилировала мимо нас.
Ни овчарку, ни ее хозяйку Дуняшей не звали. Я удивленно воскликнул:
- О чем ты? И что еще за Дуняша?
Мое удивление получилось на редкость искренним, и это смутило немного жену.
- Ну, вот та самая, которая только что прошла.
И потому, как она это сказала, я понял, она не совсем уверена в том, что говорит, и воспрянул духом. Может быть, еще не все было потеряно, и, может быть, еще оставался шанс на личную свободу.
- Бог ты мой! - воскликнул я безмятежно. - Да тут всякие ходят. И с собаками, и без собак. Это же улица!
Но сомнение в глазах жены не исчезает.
- А что же тогда Кирюша так рвался к ее собаке?
- Кобель он и есть кобель! - охотно стал объяснять я, полагая, что жена задала мне самый простой и самый бесхитростный вопрос из множества тех, что сейчас смущали ее ум, и меньше всего относящийся ко мне. - Он за каждой сучкой готов бежать! Поэтому я и держу его на поводке.
- Видишь, какой развратник. - Супруга задумчиво качает головой. - Выходит, без присмотра его никак нельзя пускать гулять.
- Никак! - я решительно подтверждаю ее мысль. - За кобелем особый присмотр нужен. У него темперамент о-го-го! И нюх на дам хороший. Убежать может и по следу! А потом ищи ветра в поле.
- Как бабник, который от каждой юбки балдеет, - говорит наша хозяйка, с нежностью глядя на Кира. - Теперь и я систематически гулять стану с вами… Так надежнее будет.
Вот когда она окончательно поставила на моей свободе крест.
У попов он - символ веры, а мне уже и надеяться не на что. Я слишком испереживался за время нашей прогулки, утратил бдительность и забыл, что когда ты говоришь о своей собаке, то, в общем-то, говоришь сам о себе.
Часть третья
* * *
Вот мы все о свободе печемся. При царе стали большевиками, при коммунистах в диссиденты подались, при демократах в красно-коричневых начали перекрашиваться…
Да, мужики - страшно свободолюбивый народ. Но мало кто из нас пытался вырваться из-под каблука доморощенного сатрапа. А те жалкие единицы, которые осмеливаются на такое безумство, как правило спиваются и кончают жизнь на помойках, среди отбросов человечества. И в любом случае, даже в самом лучшем, за освобождение от уз Гименея нашему брату приходится платить цену куда более высокую, чем какие-то жалкие алименты. Поэтому самые мудрые из нас и не рыпаются, тихой сапой несут свой гименеев крест.
И я давно пришел к выводу, что как не крути, а свобода, особенно та, к которой нас тянет, всего-навсего - блеф!
И не стоит попусту растрачивать нервную энергию и разрушать одну семью, чтобы из одной кабалы попасть в другую, или умереть среди отбросов человечества. На помойке, значит.
Вот только у моря самые умные из нас позволяют себе расслабиться, как бы раскрепоститься на время.
И меня с новой страшной силой потянуло к морю.
Но не всегда мои желания соответствуют моим возможностям.
И потом, чем Ильмень не море!
Я забрел на Скит. Встал в тени старых сосен и задумчиво смотрю туда, где небо сходится с водой. Я стою один на берегу пустынных волн.
Ильмень-озеро встревожено и волнуется опять.
Утро ветер растреножило, отпустило погулять…
Велик Ильмень. Привольно раскинулся. И там, за голубым горизонтом и чистом от всех дымов современной цивилизации, есть берега, на которые и нога человека не вступала. А я так истосковался по одиночеству. Я так хочу оторваться от человечества и, как Диоген, презирая все людское, жить в просмоленной бочке… Бомж - это аббревиатура. Расшифровывать не стану, но в этой аббревиатуре нет слова человек. Она уже эта аббревиатура определяет психологию, нравы и образ жизни нелюдей. И древний грек, чтобы не показаться таким другим своим древним грекам и не быть подвергнутым остракизму, придумал хитрую философию, в основе которой лежит вечное стремление человека к свободе, независимость одного члена общества от другого. И живя в просмоленной бочке, полураздетый и страшно загорелый на жарком средиземноморском солнце, при полном отсутствии комаров, оводов и прочей нашей вездесущей мерзости, в основу своей философии и своего нечеловеческого поведения он положил скитания бездомной собаки. Придурковатый грек утверждал, что только бездомная собака ведет самый независимый от людей образ жизни. И никто из древних греков не возразил и не бросил в него увесистый черепок от случайно разбитой амфоры. Никто из нормальных людей не хотел связываться с дураком, чтобы самому таковым не стать. Но все эти древние греки, державшиеся на приличном расстоянии от полуголого философа, понимали, что его существование, как и существование бездомных собак, полностью зависит от их благополучия. Ведь чем богаче они жили, тем больший выбор был у тех, кто кормится на помойках.
И все же, к черту Диогена! Рюкзак с продуктами - не самое худшее изобретение современного человечества.
Уеду на Ильмень! Уеду туда, где солнце одно и одна лишь вода…
Я задумываюсь над тем, что только что пришло мне на ум. Черт возьми, я начал говорить стихами. К чему бы это!? Крыша, что ли, на старости лет поехала. Я ведь не поэт, и никогда не ценил высоко людей этой творческой профессии, правильно полагая, что сочинение стихов - занятие для бездельников или влюбленных. Хотя разницы между двумя этими категориями людей я не вижу. Влюбленный, как никто другой, отлынивает от всех житейских дел и вместо того, чтобы определиться в жизни, киснет в болоте своих эротических фантазий.
И все же там, за горизонтом, есть не загаженные человеком луга и поля. Уеду на Ильмень! Уеду туда, где солнце одно и одна лишь вода. Там ветры такие… Такие ветра хорошие песни заводят с утра! Оглохну от песен, на солнце сгорю, а буду живой - все опять повторю…
Вон и моторки так и снуют туда и оттуда, нагруженные обнаженными женскими прелестями. А жена давит на меня, требует, чтобы я приобрел плавсредство и оправдывал ружье.
Что если рискнуть и поохотиться? А ведь это мысль! Я рано сбросил себя со счетов. Есть еще порох в пороховницах, и свет клином на Гелии не сошелся. Да и наука ей будет, впредь будет знать, когда следует, а когда не следует улыбаться женатому человеку!
В общем, я загорелся охотой. И, как бы стараясь ублажить супругу, как бы потворствуя ее прихотям, купил подержанную моторную лодку.
Умудренные житейским опытом охотники говорят: с новой женой много хлопот, а со старой лодкой много возни. Мне с моей женой и того и другого хватало, хоть и новизной она не блистала, и в старухи рано было зачислять ее. Ну а что касается лодки, так я быстро убедился, ухаживать за ней надо не так, как обычно ухаживают за родной супругой. На дурачка тут дело не пройдет. Иначе - не покатаешься!
Я с головой ушел в ремонтные работы. Но в минуты короткого отдыха, когда отрывал голову от полудохлого мотора, что-то вроде тоски закрадывалась в мою душу. Я садился рядом с Киром, и мы мечтательно смотрели на мутные воды Волхова.
Рыжие солнечные блики танцевали на воде, я любовался игрой света и почему-то вспоминал свою недальновидную знакомую с кошачьими глазами. У меня портилось настроение и совсем пропадал интерес к той двуногой и двулапой дичи, которая должно быть порхала, лежала и загорала за голубым горизонтом…
- Эх, Гелия! - тихо говорил я в безлюдное пространство. - Если бы к твоей красоте бог добавил немного ума… Человек идет с родной женой, а ты - рот до ушей… Эх, и дура же ты!
Речной ветер играючи подхватывал мои слова и тут же рассеивал их, и можно было не сомневаться, что хоть одно слово из моего монолога кто-то подслушает и передаст супруге.
Безнаказанность воодушевляет и умиротворяет. В такие минуты я отходил душой и готов был простить Гелию за ее недомыслие. Я начинал внушать себе, что интеллект совсем не нужен женщинам. Во всяком случае, думал я, он их не украшает. Да и зачем украшать такую красавицу, как моя рыжая прелестница. И прав был Творец, что начисто отверг в своей работе нелепую иррациональность.
И чем больше я выгораживал Гелию, чем старательнее пытался оправдать ее, тем меньше хотелось мне заниматься ремонтными работами. Я с детства ненавижу гаечные ключи, и всегда разделял ту прекрасную идею, которую высказали еще древние римляне: кесарю - кесарево, слесарю - слесарево.
И может быть, я бросил бы всякую затею с охотой на полпути.
Но больно уж печальными были у Кира глаза. Он с молчаливой тоской смотрел в голубую даль, и потому как он смотрел, я видел, ему хочется порезвиться на воле, в дали от ошейника и поводка, и, может быть, даже поохотиться. И еще по его глазам я видел, он меньше всего страдает от разлуки с Дарой.
И тогда я говорил себе: не раскисай! Клин вышибают клином!
Там, за горизонтом, может быть, есть то, чем можно вышибить этот проклятий клин. Смотри, сколько голых баб сигает поминутно мимо тебя в ревущих и рвущих на части воды Волхова катерах.
И я снова брался за работу. Без всякого вдохновения, и с головой в нее уже не уходил. Голова оставалась свободной для разного рода размышлений. И даже для самокритики. И вот самокритика неожиданно подвела меня к простой и ясной мысли.
Человек в ответе за того, кого он приобрел. Это знали еще далекие мои предки, а впервые правильно, по литературному, эту мысль сформулировал Экзюпери. И раз я приобрел Киришу, то гулять, естественно, должен только с ним. Стоит мне выйти на прогулку с другой собакой, как вся наша улица переполошится. Знакомые и незнакомые начнут спрашивать меня: "А где ваша собака?" Но никому нет никакого дела, с какой женщиной я иду и куда. Тем более, никому в голову не придет спросить меня, с какой бы красавицей я не шел: "А где ваша жена?"
Мы живем в цивилизованном мире, и идиоты, даже на улице, не часто встречаются, в отличие от особаченных придурков.
Так почему же я настолько закомплексован, что сам убежден: мне полагается гулять лишь с собственной супругой и ни о какой чужой бабе я даже помышлять не смею?
Это был апофеоз самокритики. Я схватился за голову!
У Гелии нет таких комплексов! Она замужем была всего без году неделя и еще мыслит как незамужняя женщина. Она вполне могла подумать, встретив нас, что это вовсе не моя супруга, а прогуливаюсь я на свежем воздухе с хорошей знакомой или, на худой конец - с далекой родственницей, она до этого никогда не видела нас вместе, и на моей жене не написано, что она - моя жена, так же, как и на мне, что я - ее муж.
- Пошли, Кир! - взвыл я, выскакивая из лодки, как из тонущей посудины. - Нужна встреча на любом уровне, но только наедине с Гелией! Я казнил малоопытную девочку за отсутствие интеллекта, а свой, обремененный житейскими передрягами, забыл включить!