Меня спасают мысли о сыне
Настя, 29 лет и Даня, 10 лет
Лет в 13-14 я осознанно поняла, что со мной что-то не так. В детстве мне иногда бывало очень, жутко плохо. Но я тогда думала, что это нормально и так происходит у всех людей. А в 13 лет как-то дошло, что не у всех. Диагноз мне поставили случайно: один из моих многочисленных знакомых в период мании оказался психиатром. И он как-то невзначай обронил: да у тебя маниакально-депрессивный психоз! Что это за зверь, я не знала и не придала этому значения. А вот моя сестра прислушалась и стала "копать". Но я ее не слушала… Только через семь лет я попала на прием к хорошему психотерапевту. Мне поставили диагноз "биполярное расстройство". Провели обследование, назначили лекарства. Они не подошли, была масса побочных эффектов. Я все бросила, слегла в депрессии. Снова вытащила сестра. Потом я пыталась привести себя в чувства курсами голодания (они приглушали манию, но в депрессии становилось невыносимо хуже), травами, спортом… Спустя год я рыдала, лежа на кровати, и думала, что мне остается либо принять ситуацию, либо – умереть.
Я забеременела в 19 лет, в период мании. У меня был жуткий токсикоз. Я еле дышала. Меня положили на сохранение, но я оттуда сбежала. Не могла и пяти минут усидеть на месте, меня все тянуло на приключения. На шестом месяце меня понесло путешествовать по Украине… И все это – на фоне тонуса матки, прыгающего давления и полностью неадекватного поведения. А через два месяца пришла депрессия. К токсикозу добавились гормональные бури. И здоровая женщина в беременность, бывает, чудит. А у меня настроение прыгало невероятно, менялось раз сто в день, и это не преувеличение. Муж был, мягко сказать, в шоке. Как и окружающие. Я бросалась в крайности, часто рыдала, кричала, мне мерещились невероятные вещи. Я тогда совершенно не берегла себя и не заботилась о малыше.
Когда родился сын (преждевременные тяжелые долгие роды, асфиксия), начался полный кошмар. Ибо через месяц меня накрыла депрессия. Не могу есть, молоко пропадает, ребенок плачет, а я не могу встать и сама реву. Лежу грязная, немытая. Муж на работе. Помочь некому. Я ненавидела себя люто, но ничего не делала. Появлялись мысли отдать малыша и убить себя. Пристраивала ребенка подруге, маме, мужу, кому угодно. Отношения с мужем сильно испортились, постоянные ссоры. А потом мания – и я бросала дите, меня опять несло гулять неведомо куда. Если бы тогда я знала, что больна… Но все окружающие думали, что я вот такая и есть – непонятная, космическая личность. Потом еще депрессия – и так по кругу. Ребенок до двух лет жил, как на американских горках. При этом это был такой спокойный малыш! Редко плакал, ел все, что дадут, не капризничал и был очень добрым. Обожал наших собаку и кота.
Через два года моя семейная жизнь предсказуемо закончилась разводом. Мы с сыном поселились у сестры, и наконец у него началось нормальное детство. Что бы со мной не творилось, у него были своя комната, бабушка, вкусная еда, размеренная, предсказуемая жизнь. Но это длилось недолго. Вскоре меня угораздило переехать в Киев не пойми зачем. Ребенок был в шоке. И вот тогда, в три года, появились первые симптомы уже у него. Я отдала сына в садик, и у него там начались страшные истерики: с хрипением, драками, воплями, битьем головой об пол… Потом – резкая задержка речи. Он стал агрессивен, непонятен, вместо того, чтобы играть, все ломал. По нескольку раз в год у него были тяжелые болезни: он лежал с температурой, не пил и не ел. С каждым годом становилось все хуже, а я не предпринимала никаких мер. Я его шлепала, ставила в угол, но от этого было только хуже. Не догадалась я тогда посмотреть на себя в зеркало. Он видел меня в самые худшие моменты, и увы, запомнил их. Загулы, запои, приключения… Думаю, что если бы у ребенка с рождения был режим, нормальный образ жизни, то болезнь бы еще долго себя не проявила. Наконец, я дошла до психиатра. Жизнь стала меняться к лучшему, но очень медленно.
Я до сих пор не могу полностью справляться с сыном. Мне очень помогают сестра, друзья. Есть друзья-мужчины, коллеги, которые вместе со своими детьми берут и моего сына в походы, на рыбалку. Я рада, что он так учится общаться, не бояться и не стесняться быть собой. Получить хорошую медицинскую помощь очень трудно. Психотерапевта для сына я не нашла, хотя он очень нужен. К сожалению, большая часть детских психологов, с которыми общалась – некомпетентные люди. Те, что выше уровнем, дорого ценят свои услуги: один специалист запросила с нас пять тысяч рублей за 45 минут. А ведь сеансов нужно два-три каждую неделю! Так что мамам биполярных детей в основном приходится рассчитывать на себя. Не хватает и информации. Я собирала ее по крупицам: детская поведенческая терапия, педиатрия… Сын не смог учиться в школе: сильно конфликтовал с детьми, не мог усидеть на уроках. У него большие проблемы с адаптацией в обществе, и я пока не знаю, как решить эту проблему. Он чувствует себя изгоем, будто в ловушке. Продержался в классе самое долгое пять месяцев. Я не стала его мучить и забрала на домашнее обучение.
Я очень стараюсь держать режим дня и диету. Принимаем витамины, БАДы. Сын ходит на плавание, занимается ушу. Он много рисует, выжигает по дереву, читает хорошие книги, общается с хорошими детьми. Не разрешаю смотреть ТВ и играть в компьютерные игры – все это сильно выводит его из равновесия. Мы ежедневно общаемся, выясняем, как он себя чувствует, что думает. Очень поощряю его рассказы о чувствах, страхах, стараюсь подсказать, как поступать. Учимся справляться с агрессией: бить подушку, чтобы не ранить себя. Самое трудное для меня – это видеть, как ему трудно. Видеть, что он не может спать, целый день сидит в комнате и смотрит в окно. Чем он старше становится, тем труднее держать ритм. Я очень хочу знать, как помочь, когда ему будет 12, 14, 16 лет? Найти такую информацию на русском почти невозможно, как и узнать об опыте других людей в похожей ситуации. Но мысли о сыне всегда удерживают меня от необдуманных поступков.
К 27 годам мне наконец-то подобрали подходящую терапию. Теперь держусь на плаву, в первую очередь, благодаря таблеткам. Препарат подошел идеально, принимаю его по графику. И вот уже второй год как я осенью и зимой чувствую себя нормально, что значит – не лежу на кровати в позе изрезанного эмбриона с ощущением вселенской скорби. В депрессии я медведь, большой и белый: ем и сплю, реагирую на все лениво, грущу, снова сплю. Но вот уже год как я в депрессии могу делать что-то полезное: вяжу и вышиваю. Считаю, это эффект таблеток.
Кроме лекарств, есть несколько правил, соблюдение которых помогает нам держаться в норме.
1. Правильное питание. Я не пью алкоголь совсем, не пью энергетики, с кофе перешла на полезный чаек. Стараюсь не переедать, что в депрессии очень сложно. Ищу способы заменить вредное на полезное. Например, выяснила, что тесто и хлеб плохо влияют на нестабильную нервную систему, потому стараюсь не есть торты, пирожные.
2. Поддержка близкого человека. У меня это сестра. Иногда нужно просто выговориться. Ни о чем особенном, но часов на пять. Важно, когда родной человек рядом, может выслушать, обнять.
3. Длительные прогулки. Мы переехали в Крым, и я стала ходить в горы. Во время прогулок мысли успокаиваются, злость уходит. Иногда я просто сижу у моря и плачу. Или кидаю камешки. Или жгу костер. Главное во время депрессии – чтобы тебя кто-то вытащил из дома. А в манию, наоборот, – вовремя остановил. Я тогда бегаю, как ненормальная. Проходила в бешенном темпе по двадцать километров в гору, потом даже было страшно спускаться.
4. Мне помогает вода, она успокаивает. У меня на рабочем столе декоративный фонтанчик, он тихо журчит. На аквариум могу смотреть часами. Душ три раза в день, а летом – море.
5. Спорт – бег, плавание. Но они помогают только в манию, в депрессию на это просто нет сил.
6. Благотворительность. В 2014 году я стала "доктором-клоуном". Это добровольцы, которые приходят в больницы, чтобы общаться с тяжело больными детьми, поддерживать их и создавать им хорошее нестроение. Для меня это значит, что два раза в неделю при любом состоянии и настроении я прихожу в отделение гематологии и онкологии областной больницы. Это действительно поддерживает.
"Я удалила с ноутбука и плейера всю грустную музыку, запрещаю себе питать "свое тело боли". Не читаю любимую Ахматову, не слушаю "Сплинов", не читаю грустные книги. Не смотрю новости по ТВ".
Еще у меня есть список табу. Я удалила с ноутбука и плейера всю грустную музыку, запрещаю себе питать "свое тело боли". Слушаю теперь классическую: Чайковского, Шопена, Грига. Не читаю любимую Ахматову, не слушаю "Сплинов", не смотрю грустные фильмы и не читаю грустные книги. Не смотрю новости по ТВ. Стараюсь окружить себя чем-то хорошим. Прочитала о методе разгрузочно-диетической терапии (РДТ) – лечебного голодания для психически больных. Попробовала – действительно, дает хороший эффект. Использую два раза в год в период мании. Применяю самостоятельные психопрактики по методам Луизы Хей, Сергея Ковалева, Владимира Леви, Робина Норвуда, Мелоди Битти и т. д.
Я придумала множество полезных "примочек" для разных фаз. Например, в депрессию – аромолампу с маслами цитрусов или розы, светлые тона в одежде, приятную музыку фоном. Все это помогает, но только на фоне таблеток. Помогает и молитва. К религиям я отношусь настороженно, они сильно бьют по психике. Так что молюсь тихо дома, прошу помощи у высших сил, жалуюсь, или, наоборот, благодарю.
Отдельная радость – животные. В моменты депрессии – это просто спасение. Кошки и собаки чувствуют, что мне плохо, и изо всех сил помогают. И мой сын очень с ними дружит.
Любовь во время депрессии
Настя и С.
Когда мы познакомились, мы оба были в депрессии. Я ходила в дневной стационар психоневрологического диспансера, чтобы преодолеть астению, которая у меня проявилась на фоне эпилепсии. Там я встретила С. Увидела ЕГО и испугалась. Испугалась, потому что никогда не верила в любовь с первого взгляда. А с некоторых пор вообще боялась любви, как явления. Эта самая любовь просто сидела передо мной. Смотрела на меня большими темно-зелеными глазами, ртутно отражающими окружающую нас муть, которая словно расступилась, оставив вокруг нас с НИМ чистое пространство. Несмотря на седину, выглядел он молодым (я была поражена, что ему 57). Я очень удивилась, когда он сказал, что тоже здесь из-за депрессии.
Как потом выяснилось, часть таблеток он выплевывал, а, встретив меня и влюбившись, "улетел" в манию. Кривлялся, вел себя, словно мальчишка, рассказывал о прошлых любовных победах, об армии – да обо всем, что рождалось в его голове. Это было довольно забавно, хоть я все больше и больше брала контроль в свои руки. Правда, я тогда тоже была из тех, кто считал, что таблетки только вредят. Во время острых приступов мании С. звонил мне и убеждал, что весь род моего мужа проклят, потому что так сказала "энергетическая рамка" (он посещал что-то вроде секты, обещавшей сделать всех экстрасенсами). Передвигался он стремительно, по нескольку раз в день занимался спортом – словом, тратил драгоценную энергию и приближал неизбежное. Со скандалами С. устроился главным механиком на завод, но, разумеется, долго там не задержался, и уже после нашел работу контролера торгового зала (в мании люди не унывают – пожалуй, это главный ее плюс)
Интермиссия наступила мгновенно и длилась с сентября по май. Мы даже летали навестить его родных в маленький северный городок. Провели у них сказочную неделю. Пока не умер отец С., которого тот любил всем сердцем. Я удивилась, насколько трудно моему любимому выразить хоть какую-то эмоцию. И на отпевании, и на похоронах он стоял, словно замороженный. Ночью он прижимался ко мне, как испуганный подросток. Явной депрессии не было, но подъем уже пошел. Мне казалось, что кто-то отнял у меня мечту. От С. повеяло холодом. Радостные встречи, по-детски смешная возня под одеялом, забавные истории, ночи, такие страстные, что одно воспоминание о них вызывало сладкую судорогу во всем теле – все это осталось позади. Как и "С, зайди за мной в пять утра". Сначала С. почти все время спал, и, не сумев вытащить его на прогулку, я перестала сопротивляться.
Подошел к концу отпуск. С. жаловался на отсутствие каких-либо сил. Во всем, начиная от собственного отражения в зеркале и заканчивая комнатой, которая совсем недавно казалась ему райским гнездышком, он видел лишь недостатки. Словно ему в глаза и сердце попали те самые осколки колдовского зеркала Снежной королевы. Такое видение мира еще сильнее деморализовало и его, и меня. Вскоре я тоже начала терять силы. Срывалась при нем, плакала. Кричала, что мне плохо с ним, что я полюбила совсем другого человека. В общем, делала все ровно наоборот, не так, как нужно. Мне казалось, что я уже не люблю ни С., ни родственников, видевших во мне лишь распущенного паникера, ни себя… Этим и опасны знакомства во время маний, особенно романтические. Ты встречаешь Грея, который плывет к тебе на алых парусах, а потом… Потом паруса срывает холодный ветер. Ты понимаешь, что все эти паруса, романтика, фонтанирующая страсть – не норма, но подсаживаешься на них, как на наркотик. Даже рискуешь начать подстрекать его бросить таблетки. Мне хватило силы воли избежать хотя бы этого.
"Этим и опасны знакомства во время маний, особенно романтические. Ты встречаешь Грея, который плывет к тебе на алых парусах, а потом… Потом паруса срывает холодный ветер. Ты понимаешь, что все эти паруса, романтика, фонтанирующая страсть – не норма, но подсаживаешься на них, как на наркотик".
О, эти ужасные тихие истерики, которые не сдержать никаким усилием воли! Сначала ты просто плачешь навзрыд, но легче не становится. Потом слезы заканчиваются, а ты все рыдаешь – и плач становится похож на вой загнанного в ловушку зверя. Я стала как-то неосторожно себя вести, то вставая на край платформы метро, то перебегая улицу на красный свет и закуривая, наплевав на приступы астмы. На теле то и дело появлялись какие-то синяки, словно сама жизнь жестоко избивала меня. Летом 2016-го я выпила и выкурила в разы больше, чем за всю мою предыдущую жизнь. Главным утешением был феназепам. Разумеется, никакую дозировку я не соблюдала, запивая таблетки красным вином и строча стихи в состоянии мрачной эйфории. Ловушка заключалась в том, что на следующий день я погружалась в еще более страшную депрессию. Июнь, июль, август – три этих месяца оказались настоящим адом. С. вставал и ходил на работу чисто механически, все остальное время спал. Готовила, покупала продукты и убирала квартиру я. Научилась делать массаж и уколы с витаминами. Потому что понимала: если он вернется к "родным", то его болезнь станет неизлечима, и жизнь он закончит в интернате, куда его с удовольствием сдаст родная дочь. Я убеждена, что психологическое окружение очень сильно влияет на развитие болезни.
Однажды я почувствовала, как тяготит меня мысль о предстоящих выходных с С.. Вот и славно, вот и хорошо. Осталось только взять телефон, позвонить, расстаться. Проснуться на следующее утро и решить, что все было тяжелым сном. Ведь даже счастье наше было кошмарным, с постоянной борьбой, нервами на пределе, моими срывами. Я его жалела и берегла. А кто пожалеет и сбережет меня?
Дни, когда он пошел на поправку, оказались для меня еще более тяжелым испытанием. С. должен был работать без выходных, да еще и вставать на два часа раньше. Благо, и возвращался он в семь, а не в одиннадцать. В то время я почти каждый день превращалась в кухарку, уборщицу и гейшу. Где-то в полпятого я бежала к его дому, забегая попутно в магазин. Тяжело было и то, что вернувшийся С. очень слабо реагировал на позитивные перемены. Чуть слышно благодарил, с аппетитом поглощал ужин, после чего почти сразу ложился и засыпал. Улыбка, хоть и грустная, изредка – смешливые интонации, иногда – объятия. Хоть отдаленно, но это напомнило мне прошлое лето и того уверенного во всем жизнерадостного мужчину, любящего так же, как любила я…
Разговоры наши длились очень долго. Я терпеливо объясняла С., что ненависть к себе – это лишь химические процессы в мозгу. Что теперь он информирован, а предупрежден – значит, вооружен. Что лекарства – не пустая трата денег, а повязка на рану, просто рана заживает долго. Заставляла его делать зарядку, хотя порой хотелось махнуть рукой – так тяжело это было. Но самое главное – я смогла убедить С. в том, что в болезни нет его вины.
Как справляемся? Только любовь и сила воли, вот и все. Чтобы быть способным помочь любимому, нужно максимально просвещаться, требовать у врачей точный диагноз, искать любую информацию о заболевании, уметь отличать медицинские рекомендации и авторитетные источники от недостоверных рассказов в сети. И самое главное – научиться отделять человека от его болезни. Если бы я этого не делала, то бросила бы С., ведь в депрессии он производит впечатление унылого лентяя, а в мании – самовлюбленного хама. Нужно постоянно твердить себе, что капризничает и кричит не сам человек, а его недуг. Но в норме нет человека внимательнее и заботливее. Сейчас у С. как раз интермиссия, и я не без гордости могу сказать, что закончилась первая депрессия, которую он перенес на ногах, без увольнений, госпитализации и голодания. Сейчас он – обычный рассудительный мужчина, а впереди еще очень много совместных дел. Мне тоже заметно легче. Мы – взаимная терапия друг для друга.
Кто мы?
Я многое узнала и поняла за время борьбы с биполярным расстройством у любимого человека. Например, что проблема заложена в нашем менталитете. В нашем окружении, в социуме, не понимающем и не принимающем БАРщиков и их беды.
Представьте себе человека в депрессии, который из-за страшной астении быстро устает, его настроение неустойчиво, самоконтроль ослаблен, он нетерпелив, неусидчив, плохо спит, не способен на длительное умственное и физическое напряжение, не выносит громкие звуки, яркий свет, резкие запахи. У него раздражительная слабость, повышенная возбудимостью и быстрая истощаемость, он слезлив и капризен. И окружающие непрестанно его критикуют, называют лентяем. За частыми больничными обязательно последует увольнение. Кто-то умный обязательно скажет о том, как плохо живется детям Африки, и что нельзя вешать нос. Слабо утешит и ценная информация о том, что "тем же самым" болеет, например, Стивен Фрай, известный английский актер. Депрессию пережить легче, когда у тебя есть деньги и ты не останешься без крошки хлеба, проведя полгода в упадке.
Чтобы разобраться с проблемами С., я нашла группу в социальных сетях, где люди объединены общей бедой, и задала ее участникам вопрос: "Вы были гиперответственным ребенком"? Почти 80% ответили, что "за любую провинность начиналось самобичевание". Что это, склонность характера или неправильное воспитание?
"Итак, кто они, типичные биполярники? Гиперответственные ребята, наверняка прилежные ученики. Вы лежите в депрессии и проклинаете себя за лень и отсутствие силы воли. Разумеется, таким образом вы делаете свой путь к выздоровлению еще более долгим и тернистым".