Здоровье приводили в негодность двумя способами: чудовищными физическими нагрузками и постоянными поединками в полный контакт. Это теперь я понимаю, каким откровенным идиотом нужно было быть, чтобы избивать других людей и давать им избивать себя, – и так почти каждую тренировку! Естественно, при таком подходе крепкие мышцы живота были совершенно необходимы. Иначе один пропущенный удар в живот – и на пол. Поэтому в те времена брюшной пресс у меня был накачан так, что однажды мой приятель вывихнул себе запястье, когда не успел полностью сжать кулак, перед тем как ударить меня в живот. А теперь эти самые мышцы, полностью выйдя из-под контроля, не давали мне дышать.
Услышав мой радостный ответ, что тренировался я действительно много, невропатолог усмехнулся и сказал:
– Плохо.
В ответ на мой вопросительный взгляд, он продолжил:
– У нормального человека – нормальные мышцы, не склонные к напряжению. Даже если они напрягутся, то не смогут его сдавить, как "давит" сейчас тебя. Так что быстрого выздоровления не обещаю.
Затем он достал закупоренную пробирку со спиртом, в котором плавали длинные иглы, и стал втыкать их мне в спину, в мышечные узелки. Лечение оказалось на диво эффективным. Через несколько минут я уже мог дышать, вставать и даже сидеть.
Уходя, он сказал, какие лекарства нужно будет пить, когда (не "если", а именно "когда") снова будет такой приступ. И он оказался прав. Приступы происходили снова и снова. Правда, не такие сильные, как первый, но всегда совершенно неожиданно и всегда в самый неподходящий момент. Поясницу как бы "заклинивало", и я не мог не то что тренироваться, но и просто сидеть. Ходить – лежать еще кое-как. Но делать резкие движения или сидеть (а работа у меня "компьютерная", сидячая) я не мог.
Так вот, второе чудо я заметил не сразу. Но прошло некоторое время после посвящения, и я обратил внимание, что поясница меня больше не беспокоит. Заметив это, я стал отслеживать процесс: прошло еще сколько-то времени, а спина ни разу не заболела.
Примерно через год я понял: прошло. Т. е. иногда это повторялось, но очень редко, практически не мешало мне и проходило или само (если удавалось день перележать), или (если очень было нужно куда-то бежать) после одной таблетки.
Третье чудо было совсем смешным: у меня установились "дружеские отношения" с темнотой. Не то чтобы я боялся темноты. Так смешно было бы даже сказать. Скажу иначе – я ее не любил, чувствовал в ней себя как-то неуютно. Наверное, я был дневным животным, потому что моим самым любимым временем суток было раннее утро. А вечером мне всегда хотелось лечь спать пораньше, что в молодости мешало общаться с друзьями, которые все, как один, был полуночниками. Ну, точно не ночной хищник.
После посвящения чувство дискомфорта, неизменно появлявшееся у меня в темноте (особенно на улице), напрочь исчезло; темнота совершенно перестала меня напрягать. Оказалось, что это прекрасно – гулять в темноте. Правда, спать я по-прежнему ложился рано – тут чуда не произошло.
А кроме трех "случайностей" и трех "чудес" все шло, как обычно. Разве что, получив возможность лечить, я тут же попытался полечить маму. Однако мама, "пожизненный врач" (причем не просто врач, а рентгенолог, видевший людей в полном смысле слова "насквозь"), никак не могла поверить в то, что существует некое Рэй-Ки. Уж она-то точно знала, что в теле человека даже места для таких вещей не предусмотрено.
Мне с большим трудом удалось уговорить ее попробовать, и согласилась она исключительно, чтобы сделать мне приятное. Сама она по поводу своего отношения к Рэй-Ки цитировала старый врачебный анекдот:
К одному фельдшеру на осмотр приходит другой фельдшер. Первый фельдшер с важным видом берёт его за руку, ищет пульс, считает, шевеля губами.
Больной, с грустной усмешкой:
– Да ладно… Чего дурака-то валять? Свои люди – знаем, что никакого пульса нет…
Ну, есть там пульс или нет, но попробовать я точно собирался. Мама была после кардиореанимации, так что лечить я намеревался сердце. Но лечение, как положено, всегда начинал с головы.
И тут неожиданно произошло чудо – излечение того, что "исторически не лечится". А история была старая и невеселая. Маминого отца (моего дедушку) взяли в 37 году (в 38 году расстреляли), а бабушку отправили в ссылку в Узбекистан. На фоне такого стресса у мамы развилась головная боль, приступы которой преследовали ее всю жизнь, начиная с девяти лет. Я с детства знал, что, когда происходит такой приступ, мама выключает свет и пьет лекарства, которые почти не помогают. Мне до сих пор кажется (точнее, я в этом уверен), что помогали вообще не лекарства, а совершенно железный характер.
Так вот, за несколько сеансов (не помню, сколько их было, но совершенно обозримое число, думаю, не больше 7–10) эти неизлечимые в течение более полувека боли исчезли. Они не вылечились постепенно – в один прекрасный день они просто прекратились.
Мама потом часто с большим удивлением говорила: "Володька, а ведь головную боль ты мне вылечил". Сколько я не говорил, что я тут не при делах, что это действие Рэй-Ки, мама так до конца не поверила, потому что, "как бывший рентгенолог" (так она себя называла, выйдя не пенсию), знала, что никакого Рэй-Ки нет и быть не может.
А я стал анализировать ситуацию. У мамы множество заболеваний. Скорее всего, они связаны с лучевой болезнью, полученной в результате излишка времени, проведенного за рентгеновским экраном (мама не отказала за всю жизнь ни одному больному и смотрела всех одинаково: родственников, друзей, знакомых, людей с улицы). А рентген-аппарат был старый, излучал очень сильно. Но в данном случае не имело особого значения, откуда взялись болезни, важно было только то, что их много.
Мой вывод по поводу одновременного лечения многих болезней вызвал бы совершенно справедливое возмущение у ученых мужей. Мне кажется, я даже мог бы предсказать их первый вопрос: "Как можно утверждать такое на основании одного случая, где же статистически достоверная выборка, где же двойное слепое рандомизированное исследование?"
На этот аргумент был у меня ответ для "внутреннего употребления": "Плевал я на ваши умствования. Когда мне надо, я и сам ничуть не менее ученый, а еще (когда мне надо) я умею об этом забывать".
Вывод свой я назвал МПР № 2. Звучит он так: " Чем больше у человека болячек, тем проще лечить его с помощью Рэй-Ки. Что-нибудь обязательно да вылечишь ".
МПР расшифровывалось как "Мои Правила Рэй-Ки". Номер же был второй, потому что МПР № 1 я сформулировал еще во время окончания семинара: " Все, что случается при работе с Рэй-Ки, является естественным и правильным, так что ни о чем беспокоиться не надо ".
Кстати, МПР № 2 (правда, в несколько измененной форме) явно представлял собой следствие МПР № 1: "Даже большое количество болезней не должно беспокоить, потому что Рэй-Ки позволяет использовать и это".
В общем, как в "программном" анекдоте:
Устав племени состоит всего из двух пунктов.
Пункт первый: вождь всегда прав.
Пункт второй: если вождь не прав, смотри пункт первый.
В данном случае это звучало примерно так:
МПР № 1: действие Рэй-Ки всегда естественно и оптимально.
МПР № 2: если кажется, что действие Рэй-Ки не естественно и не оптимально, смотри МПР № 1.
Разумеется, я исправно раз в неделю ходил на круги Рэй-Ки для первой ступени. Было это достаточно обыденно: собрались, дали друг другу Рэй-Ки (забавно, раньше мои развлечения носили немного иное название: "собрались, дали друг другу в морду"), задали вопросы, разошлись.
Правда, вопросы – это было хорошо. Сначала я стеснялся, что у меня больше вопросов, чем у всей остальной группы, потом перестал. Ну, что поделаешь, если я дурак?
Игорь, надо отдать ему должное, вел себя неизменно доброжелательно. Часть вопросов, касающихся второй ступени, он "отсек" сразу: "Когда получите вторую ступень – сами все узнаете". Зато на все остальные, самые идиотские (теперь-то я понимаю всю степень этого идиотизма) мои вопросы отвечал без тени раздражения.
В какой-то момент мне стало казаться, что ему даже бывало интересно, какая еще ахинея придет мне голову.
Главным, однако, для меня была следующая пара вопросов: "Зачем мне Рэй-Ки, если я и так практикую Ци-Гун?" и "Заменяют ли занятия Ци-Гун занятия Рэй-Ки?". Все, как всегда, имело очень простую подоплеку. Мне просто было лень делать Ци-Гун, и я искал возможность снять с себя эту ношу. Недаром, получив Рэй-Ки, я тут же прозвал его "Ци-Гун, который кто-то делает за тебя". Увы, Игорь сказал, что одно дополняет, а не заменяет другое, и сам он не только мастер Рэй-Ки, но и инструктор Ци-Гун. Так что он меня приглашает еще и на семинар по Ци-Гун.
Ладно, Ци-Гун у меня и так есть. Хороший. Будем советоваться с Сэнсэем, если, конечно, он еще "придет".
Перед второй ступенью. Ночь
И он, спасибо большое, не замедлил появиться ("пришел-приснился" или "пришелснился", не знаю). Как всегда, вовремя – когда у меня накопились вопросы. Или у меня всегда есть вопросы, и поэтому он всегда вовремя?
Разумеется, он начал не с ответов на вопросы, а с продолжения того, что он назвал "Уроком о принципах, подходах и различиях в Рэй-Ки":
"У нас не только разный вход в систему (я – через многолетний подготовительный период, а ты – прямо с улицы), но и разные акценты.
У вас принципы – это всего лишь несколько попутных фраз, которые ученикам говорят лишь потому, что их положено сказать.
У нас – это основа системы, ее важнейшая часть, которая самоценна без всех остальных частей. А вот остальные части без нее – ничто. Кстати, принципов у нас не шесть, как тебе говорили на семинаре, а пять. Они точно совпадают с теми, о которых тебе говорили на семинаре, только принцип "Уважай учителей, родителей и старших" отсутствует. Думаю, ты поймешь, почему. Декларировать у нас такой принцип – все равно что у вас объяснять человеку, что правильно есть на чистой скатерти, а не на грязном полу. Никакой нормальный человек и так не станет есть, как собака.
У нас так развито уважение к старшим, что напоминать человеку об этом означает прямо его оскорблять. Думаю, во время пути системы с востока на запад в нее добавляли детали, которые, как считалось, могли помочь вам легче принять и лучше освоить ее".
Тут я начал хохотать. Чтобы Сэнсэй не обиделся, пришлось процитировать ему куски из детского стихотворения Самуила Яковлевича Маршака:
"Дама сдавала в багаж:
Диван,
Чемодан,
Саквояж,
Картину,
Корзину,
Картонку
И маленькую собачонку.
…
Но только раздался звонок,
Удрал из вагона щенок.
…
Вдруг видят: стоит у колёс
Огромный взъерошенный пёс.
Поймали его – и в багаж,
Туда, где лежал саквояж,
Картина,
Корзина,
Картонка,
Где прежде была собачонка.
…
Собака-то как зарычит.
А барыня как закричит:
– Разбойники! Воры! Уроды!
Собака – не той породы!
…
– Однако
За время пути
Собака
Могла подрасти!"
Понял Сэнсэй прекрасно. Но отнесся к этому совершенно философски. Вообще, для человека с такой мощной фигурой у него был слишком философский склад ума.
– Конечно, все изменилось, ведь путь был долгим по времени, расстоянию, культурным различиям. Не могло все остаться прежним – на новом месте в неизменном виде система бы, скорее всего, не прижилась.
В этих принципах, несмотря на их простоту, очень много чего заложено. Их важнейшую часть ты, думаю, уже заметил и оценил. Это слова "именно сейчас", с которых все начинается.
– Еще бы я не оценил. Это же знаменитый принцип "здесь и сейчас" (еще латиняне прекрасно знали его и называли hic et nunc ), представляющий собой важнейшую философскую характеристику взаимодействия между человеком и пространством-временем.
В буддизме принцип "здесь и сейчас" используется очень широко. Пребывать в состоянии "здесь и сейчас" означает смотреть на то, что находится вокруг тебя прямо сейчас; слушать звуки, которые звучат прямо здесь и прямо сейчас; чувствовать то, что чувствуешь прямо сейчас.
Про воинские искусства нельзя сказать, что в них используется этот принцип. Он в них не используется – он является осью, на которую все нанизано. Умеет человек во время поединка непрерывно оставаться в этом состоянии – у него есть шанс выжить. Не умеет – отвлечется на мгновение – вот и все.
– У тебя такое выражение лица, будто ты понял, – отметил Сэнсэй. – Кстати, ты меня спрашивал, почему я вожусь именно с тобой. Причин много, но одну могу назвать прямо сейчас: ты всю жизнь занимаешься всякими воинскими искусствами. Поэтому ты быстрее поймешь, оценишь и постараешься реализовать принцип "здесь и сейчас", являющийся базой пяти принципов Рэй-Ки, которые, в свою очередь, являются важнейшей частью системы. Да в общем-то, не только в системе дело. Сама жизнь человека, понявшего, что такое "здесь и сейчас", резко меняется.
– Ну, да, – подумал я, – он начинает строить дома из бамбука и рисовой бумаги, рисовать иероглифы на песке. С этой точки зрения большой мастер "здесь и сейчас" – это тот поросенок, который построил дом из соломы. А что? В тот момент, когда он его строил, дом вполне "соответствовал моменту". А когда пришел волк, умный поросенок перебрался к своему глупому, но трудолюбивому братцу в каменный домик. Более сильный мастер "здесь и сейчас" известен мне только один:
"Попрыгунья Стрекоза
Лето красное пропела".
Идеальная реализация "здесь и сейчас": лето, тепло – танцуем и поем; зима, холодно – мерзнем, голодаем.
Вообще-то насчет "здесь и сейчас" я никак не возражал. Я знал, что это такое и как оно работает. Если с пафосом, то это такое безупречное состояние, находясь в котором, воин (или не воин, неважно) полностью (духом, умом, энергией и телом) присутствует в том, что делает, ни на мгновение не отвлекаясь.
Прекрасную не воинскую, но тем не менее чрезвычайную явную реализацию этого принципа я случайно увидел по телевизору. Показывали китайский парк рано утром. Выглядело это как сборище людей, помешанных на своем здоровье. Буквально на каждых двух квадратный метрах кто-то занимался: ходил, дышал, танцевал с мечом или веером.
Один только старик резко отличался от всех прочих. Одет он был не в спортивный костюм и кроссовки (как все прочие нормальные люди), а в ватник и сапоги. И в руках у него был не игрушечный складной меч или веер, где на пластмассовые спицы был наклеен искусственный шелк, – он держал кисть, а рядом с ним стояло ведро. Причем ни в том ни в другом не было никакой искусственности и фальши, как в спортивном, ненастоящем оружии, которым размахивала чуть ли не половина парка. У него все было очень материальное: потертый ватник, тяжелые сапоги, толстенная кисть и огромное ржавое ведро с водой.
При всей своей материальности он творил совершенно нематериальные вещи: обмакивал кисть в ведро и рисовал на асфальте иероглифы. Иероглифы были большие (метра по два в высоту), вода в асфальт впитывалась мгновенно, так что ему приходилось работать очень быстро, чтобы успеть закончить нижнюю часть иероглифа, пока верхняя не исчезла.
Он точно находился "здесь и сейчас", потому что вне "здесь и сейчас" его иероглифы просто не существовали. Мгновение промедления – и его творения уже нет: вода впиталась в асфальт. Так что удовольствие дедушка мог получать не от результата (результата не было, он буквально исчезал на глазах), а только от процесса, полностью проживая каждое его мгновение.
Видимо, публика понимала уровень его искусства, потому что почтительно молчащие зрители толпились только возле него.
Пока я думал, Сэнсэй сидел полностью неподвижно (похоже было, что пребывать в таком состоянии было для него совершенно естественно), давая мне возможность самому во всем разобраться (во всяком случае, попробовать).
Наконец, поняв, что на этот раз (редкий случай) я не буду задавать вопросов и делать комментариев, он продолжил:
– По поводу принципов больше распространяться не буду. Говорить про них почти бесполезно: они такие простые, что объяснять там нечего. Но (может, кстати, именно потому, что они такие простые) практически никто не умеет жить в полном согласии с ними. А делать (разумеется, по мере сил) это нужно нам всем. Поэтому сейчас я тебе сделаю еще одно посвящение первой ступени.
– Так у меня же есть посвящение первой ступени, – вырвалось у меня. – А Игорь говорил, что огромным преимуществом Рэй-Ки является возможность получить "всю" ступень за одну инициацию. Не так, как в Ци-Гун, где нужно практиковать всю жизнь, чтобы потом мастер разрешил тебе, например, начать лечить. А что, два посвящения лучше?
– Вспомни второй принцип Рэй-Ки и не беспокойся, мой юный друг. Игорь говорил полную правду, – усмехнулся Сэнсэй. – Одного посвящения действительно более чем достаточно. И (хотя нет такого принципа Рэй-Ки) не жадничай, думая, не надо ли тебе перехватить еще одно. Дело в том, что посвящение – мощный энергетический процесс, весьма полезный, так как укрепляет физическое здоровье и ускоряет духовное развитие. Я покажу тебе. Будь добр, встань, пройди в дверь, выйди в сад и подойди к красивому красному цветку, растущему примерно в десяти шагах от порога.
Не понимая, к чему такая подробная пошаговая инструкция, но зная, что Сэнсэй не делает ни одного лишнего движения и не говорит ни одного лишнего слова, я все выполнил в точности, как он просил.
– А теперь, – попросил он еще более ласковым голосом, – вернись в дом и стань напротив двери лицом к ней, так, чтобы ты мог видеть красный цветок.
И снова я повиновался, хотя ласковость его голоса мне совершенно не нравилась. Не шла она к его суровой внешности. Так что, почувствовав мощный толчок в спину, я совершенно не удивился. Хотя толчок был очень сильным, сила его была медленная и "длинная" (толкни он коротко, я бы никуда не полетел, а "лег" бы прямо на месте). Так что я вылетел в дверь, упал на землю и ушел на перекат через плечо. Когда инерцией меня вынесло на ноги (спасибо, мой бесценный мастер Минь, за то, что ты дрессировал меня на полу и на асфальте), я оказался прямо перед "красивым красным цветком, растущим примерно в десяти шагах от порога". Следующим движением я уже поворачивался лицом к Сэнсэю, не зная, что еще придет ему в голову.
Ничего нового тому в голову не пришло. Он все так же стоял в доме, по ту сторону дверного проема, и спокойно смотрел на меня.
– Понял? – спросил он. – Должен был: ключ я тебе дал.